Муратов н е р е а л ь н о е к и н офантазии взбунтовавшегося киномана

Вид материалаДокументы

Содержание


"Калечный экспресс"
Германия, 1984, 1.38, реж. Александр Клюге, в ролях: Беата Хольке, Эдгар Бельке, Уве-Карстен Кох, Ханнелоре Хогер, Клаус Веннема
"Краковский скорый"
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   52

"КАЛЕЧНЫЙ ЭКСПРЕСС"


Эстония-Германия, 2004, 1.55, реж. Сулев Кеэдус, в ролях: Катарина Лаук-Тамм, Эвалд Аавик, Иво Ууккиви, Яан Ууспыльд


"Наворотили чёрти чего, туды их в качель", - проводница Марьяна хорошо знала эстонский, но когда попадала в сомнительные ситуации, то русские ругательства лезли из неё, как куриные перья из пуховой подушки. Самое удивительное, что она вдруг вспоминала такие обороты, которыми наверняка щеголяли еще пять поколений назад её предки, архангельские поморы.


Экспресс "Тарту-Саарбрюкен" был в этот раз зафрахтован делегатами съезда "Белые монахи - братство спасённых душ", который принимала у себя самая западная земля Германии.


"Деньжищ-то вбухали поди немеренно", - продолжала роптать Марьяна, словно забыв о том, какие щедрые подъёмные обломились и ей.


"Форсанули наши перед Европой отменно", то ли с восхищением, то ли с подковыркой бормотала себе под нос Марьяна. "Наши", молодые дизайнеры Ильмар и Йохан, крутились здесь же, наводя последний лоск на свои авангардистские придумки.


Вагон был полностью разгорожен, вдоль одной из сторон стояли в ряд кровати-лежаки в два этажа из белых металлических трубок. Нижние кровати напоминали то ли усыпальницы, то ли землянки, так как выбраться из них можно было только через очень узкую щель (верхняя кровать нависала очень низко).


Для особо нирванизирующих монахов были предусмотрены под потолком складывающиеся клетки-гнёзда, где они могли полноценно усмирять свою зажатую прутьями плоть.


Все стены вагона были разрисованы в стиле клерикальных фэнтези, где главные герои, культуристические красавцы, были одеты в белоснежные туники-полуплащи.


Росписные художества, а также постели, были занавешены-застелены калечной бумагой, которая хрустела неимоверно. Такой хруст мог пригрезиться только оглохшему, съехавшему с катушек металлисту.


"Да, это полный крындец", - наконец-то пробило Марьяну, которая пошла открывать двери вагона для посадки прибывающих пассажиров.


"КОЛОКОЛ"

Германия, 1984, 1.38, реж. Александр Клюге, в ролях: Беата Хольке, Эдгар Бельке, Уве-Карстен Кох, Ханнелоре Хогер, Клаус Веннеман, Эрвин Шершель, Фридрих Штайнхауер


Под непрерывными ударами штормовой волны серая громада колокола высвободилась из-под разлохматившихся, перетершихся веревок крепления - и бронзовой тушей стремительно заскользила по крутой палубе тонувшего корабля, круша на своем пути шлюпки, снасти и ограждения.


Взрыв брызг нырнувшего металла смешался с рёвом озлобившегося океана. Трусливые пузыри захваченного воздуха, панически перегоняя друг друга, спешили вернуться к свету, оставляя колокол один на один с морской бездной.


Теряя счет времени, увлеченный грациозностью безопорного парения в толще воды - он продолжал свое одинокое движение на многокилометровую глубину.


Всегда гордившийся и хвалившийся своим густым басом, он с тревогой ощущал, как с каждой сотней метров своего пути вниз, - тускнеет и слабеет его набатная сила, зажатая в тиски сверхглубинного давления - неразжимающихся объятий Посейдона.


В дно он воткнулся уже сломленным и немощным стариком, не способным вызвать у других ни восторга, ни страха.


"КРАКОВСКИЙ СКОРЫЙ"


Польша, 1970 , 1.35, реж. Кшиштоф Занусси, в ролях: Анджей Зарнецка, Ян Мислович, Барбара Вржешинска, Ян Новицки, Адам Дебски, Майя Коморовска, Марек Перепечко, Кароль Страсбургер


Михал первый раз осознал, чем ему нравятся поезда: вагон покачивался, убаюкивал, мерно ходил из стороны в сторону детской люлькой, направляемой заботливой рукой, чья щедрость и самоотверженность уже вошли в твою жизнь, признавая твое бесспорное право пользоваться этой лишённой корысти добротой.


В полудрёме Михал возвращался в то далёкое детство, которое не помнил разумом, но которое осталось глубоко в памяти родным, домашним запахом, пятнами уютного света, тихими, озабоченными голосами взрослых, когда он заболевал.


И вообще, перед командировками Михал заметно менялся: он был на подъёме, много и добро шутил, напевая что-то себе под нос, и весь горел нетерпением, природу которого он не мог объяснить себе, но отдавался ему самозабвенно, будто ожидал чего-то невозможного - от себя, и от других.


Пелена некритичности и готовности принять любые иллюзии опускалась на него в предотъездные дни, но в самый момент отъезда эта пелена неизменно прорывалась тревожным ощущением того, что он совершает непоправимую ошибку, уезжая из дома.


И иллюзии, и тревога сопровождали его в поездках параллельно, словно в нём жили в эти дни два разных человека: один раскованный и восприимчивый ко всему вокруг, а второй - зажатый и возвращающийся в самые тяжелые моменты своей жизни, которые свежо и близко всплывали в памяти, настойчиво требуя наконец-то разобраться в них, невзирая на цену этой непростой разборки.


Покурив на зябком перроне вечернего Кракова, Михал вернулся в успокаивающую его атмосферу чужих разговоров, которые ровно горящими свечами были разбросаны повсюду - в купейных коридорах, в тамбурах, в купе. Сам он избегал эфемерной задушевности случайных бесед, но слушать их любил: они облегчали жжение суровых надрезов его путевых самокопаний, с неизбежностью которых он уже смирился.


"ЛИСОВОЛК"


СССР, 1970, 1.39, реж. Юрий Ильенко, в ролях: Иван Миколайчук, Джемма Фирсова-Микоша, Леонид Бакштаев, Виктор Панченко, Дмитрий Франько, Наталья Наум, Михаил Ильенко


"Ты хоть спишь когда-нибудь?" - с досадой и раздражением спросил Белыш, когда Черныш стал уже оттаптывать ему пятки. Но тот лишь криво и гадко ухмылялся. "Весь светишься от злости и недосыпания", - произнёс и осёкся, понимая, что его увещевания только мертвому припарки.


Мирон охаживал зверя дубиной и приговаривал: "Поделом тебе, курокрад бесстыжий, отродье разбойное". Голод и бескормица сжимали Винницу и её окрестности в своих скелетных объятиях, но крепкий хуторянин сохранил три десятка кур и выводок гусей: кулак одним словом.


Утром Катерина, Миронова жинка, нашептала хозяину, что их младший хлопчик, Грицко, совсем занемог. Чтобы не гневить мужа, она не стала говорить, что под рубахой у парня одни сплошные синяки. "Опять сцепился с соседскими парубками", - думала она, сожалея о неуживчивом характере хлопца.


Так-то он был тихоня, пока кто-то не затрагивал его самолюбия: тут Грицко превращался в зверя и, несмотря на свою худосочность, мог один выходить на пятерых взрослых парней.


В последнее время словно бес вселился в него, он легко впадал в ярость, особенно, когда возвращался под утро из своих секретных походов.


Мирон как-то снял ремень, давая понять, что его терпение лопнуло, но был встречен таким бешеным взглядом сына, что предпочёл отступить. Сейчас голодуха черным вороном стала кружить и над их прежде зажиточной семьей, поэтому Мирон остальные проблемы решил отложить на потом.


Он не мог смириться с лихоимством лесного разбойника, этого странного и страшного существа с волчьей мордой и лисьим хвостом, - и сегодня на ночь приготовил ему сюрприз.


Не таясь и не осторожничая, лисоволк вихрем пронесся по курятнику, задавил двух самых крупных кур и только на самом выходе, с добычей в зубах, угодил в капкан.


Будто затмение нашло на Мирона, всё свое озлобление на теперешнюю жизнь он вкладывал в удары, беспощадно работая оглоблей. Зверь не издавал ни одного звука и отчаянно сопротивлялся, пока искалеченный не вырвался из капкана.


Когда Катерина утром заглянула в летний флигель, где ночевал Грицко, тот уже отходил. Разбитая голова, перебитые руки, раздробленная ступня - и только в глазах всё тот же неукротимый огонь.


Знаком он показал, чтобы она наклонилась к нему. Еле слышным голосом он прошептал: "Мама, прости".