В ответ — тупое мычание Петреску (как бывает, когда переоцениваешь свои силы и выпиваешь больше, чем следовало бы, и тебе кажется, что ты можешь еще говорить, а когда начинаешь это делать, то увы — В.Л.). Звук чего-то бьющегося. Хныкание Анны-Марии, которая приходит в себя и не очень понимает, что произошло.
Дверь в ванную распахивается.
Таня тащит на одной руке Анну-Марию, другой пытается расцарапать лицо Петреску побольнее. Девочка поскальзывается и падает, Петреску делает шаг назад и, споткнувшись о ванную, тоже падает.
Яростный визг Тани. Затемнение.
… черный фон сменяется серым. Мы видим такой знакомый — практически родной, - пейзаж за окном Петреску. В витражные окна машут обнаженные ветви деревьев.
Мы видим кровать. На ней лежат — все обнаженные — лейтенант Петреску, его любовница Таня и их любовница, школьница Анна-Мария. Петреску лежит на спине и чуть похрапывает. Когда он делает это особенно сильно, Таня, - закинувшая на него ногу, и пристроившаяся под боком, - толкает в полусне мужчину локтем. Тогда Петреску замолкает и просто сопит. Анна-Мария лежит слева от Петреску, она тоже забросила на него ногу, дышит ему в плечо. Сам Петреску держит руки между ног своих женщин, периодически тяжело сглатывает (как делаешь, если заложило нос, всю ночь дышал ртом и в горле пересохло — В. Л.).
Все трое переплелись так, как будто это один, - странно сложенный, но все же красивый, - человек.
Зритель смотрит на них ласковым взглядом французского интеллектуала из кинофильма «1968» (УТОЧНИТЬ НАЗВАНИЕ), который приехал домой, и случайно увидел, как его сын, дочь и их приятель из США, после бурной вечеринки, спят голые в одной постели («о-ла-ла, милая,подай мне томик Бодрияйара, а впрочем, чего не простишь детям французского интеллектуала» - В. Л.).
Только, - в отличие от троицы из этого кино для маразматиков из бюрократических структур ЕС, вспоминающих свою бурную молодость, - наш лейтенант и его подружки действительно Настоящие.
Они из плоти и крови и говна и вина, а не из дорогой кинематографической пленки, цитаток из Лютера Кинга и удачного кадра.
Мы любуемся красотой их тел. Анна-Мария во сне почесывает засохшую на груди сперму. Таня, забросив руку на Петреску, нащупывает лицо Анны-Марии, и гладит его. Петреску, тяжело вздохнув, выворачивает кисти, и женщины — сладко побормотав что-то во сне, чуть двигают бедрами.
Никто из всех троих так и не просыпается. Мы видим их уставшие лица.
Мы слышим их тяжелое, похмельное, дыхание.
Затемнение.
ХХХ
Телевизионная картинка.
Мы видим центральную площадь Кишинева, несколько сотен человек, на груди у которых — красные банты. Камера показывает собравшихся так, чтобы создать видимость большой толпы. Оратор на трибуне. Это человек в нарочито потертых джинсах — такие трут на специальных фабриках дети-рабы в Таиланде — по 300 у.е. На нем — дорогая кожаная куртка, он не выбрит, что, впрочем, не делает его брутальным и мужественным, а, скорее, добавляет лицу какой-то изнеженности (небритый Нерон идет в казарму преторианцев отдаться своему любимому часовому — В. Л.).
Он взмывает руку вверх в, - почему-то, - нацистском приветствии.
Наш социальный протест!!! - кричит он.
Нет продажным политиканам от … - кричит он резким голосом человека, никогда не выступавшего перед толпой.
Долой!!! - кричит он.
Вот уже третий год без президента!!!... - кричит он.
Лихие девяносты... - кричит он.
Разгул преступности и коррупци... - кричит он.
Что мы скажем потомкам Молдо... - кричит он.
Видна бегущая строка на экране.
«... путат от партии коммунистов Марк Ткачу... итинги социального протест... ».
У депутата — лицо профессиональной шлюхи, которая решила устроить акцию протеста против продажной любви и ничуть не смущена двусмысленностью сложившейся ситуации (шлюха же — В. Л.).
Еще у него отвратительный акцент — это псевдо-одесский суржик, победивший в Кишиневе с 2000-хх годов (до тех пор в городе говорили на хорошем русском). Он страшно «шокает» («шшшшшшшо мы скажем?!»), у него интонация таксиста, который пытается убедить вас, что цена на счетчике неправильная, и по-пацански добавить четвертачок, причем ничего, кроме своего приблатненного акцента, ему Вам предъявить нечего («шо я говорю, это шо, ни шо не видно шо шо ты мне говор...?!» - В. Л.).
В общем, он и выглядит и разговаривает, как кусок говна, умей то разговаривать и будто оно депутатом парламента.
Больше мы ничего не слышим, потому что на экране появляется шкала звука и его гасят до нуля. Мужчина продолжает верещать, - мы видим, как раскрывается его рот, - и размахивать руками.
Хриплый мужской голос говорит:
Это блядь что еще за пидар? - говорит он.
Да буй его знает, какой-то пидар, - говорит другой голос.
Какой? - говорит первый голой.
Да пидарский, - говорит второй голос.
Вот пидар, - говорит первый.
Смех. Общий план помещения. Мы видим квартиру — совершенно очевидно съемную (дорого, но неуютно). Телевизор, встроенный в стенку. Ваза с цветами на столике. Рядом еще один столик. На нем — несколько бутылок, колода карт, пачка сигарет, пепельница. Карты мелькают в руках — руки большие, тяжелые, крупные золотые перстни, кольца (но ни одного обручального — В. Л.). Общий план говорящих.
Это те трое бандитов, что угрожали матери Анна-Марии и самой девочке.
Вчера малой прибегал, - говорит Младший.
Ну? - говорит Старший.
Вроде менты новую тему мутят, - говорит Младший.
Ну? - говорит Старший.
Короче, мент один ходит к мокрощелке той, — говорит Младший.
Ну, которую малой с пацанами на хор поставил, - говорит он.
Вроде же на того бомжа стрелку перевели, - говорит Старший.
Ага, - говорит Младший.
А мент ходит, - говорит он.
Менты, - говорит с ненавистью Старший.
Менты всегда мутят, - говорит он.
Разберемся, - говорит он.
А малой что? - говорит он.
Ну... - говорит Младший.
Гена блядь не мути, ты же не мент, - говорит неожиданно зло Старший.
... удивленно вскидывает брови Младший.
Че ты блядь бровь на макушку посылаешь? - говорит зло Старший.
Я понимаю, что ты за племянника... - говорит он.
Да бля Серый.. - говорит Младший.
Кто бля? - говорит Старший.
Спрашивает спокойно, но в комнате становится очень тихо.
Серый, я так... извини, Серый... - жалко бормочет Младший.
Ладно, свои все... - говорит, помедлив, Старший.
Облегчением буквально чувствуется в атмосфере. Третий — с тяжелыми кистями рук, - внимательно смотрит то на Старшего, то на Младшего.
Ты с малым поговори, - говорит Старший.
Он молодой, но должен понимать, въезжать в ситуацию, - говорит он.
Что... как... - говорит он.
Мы и так уже помогли пацану, - говорит он.
Протянули руку в тяжелой ситуации, - говорит он.
Ну так и сколько можно, - говорит он.
Я бля не в отпуске, - говорит он.
Я вообще не работаю, у меня вон и трудовой нет, - говорит он.
Даром только птички поют, - говорит он.
Я понимаю, что ты с Кишинева, - говорит он.
Ну так и что нам теперь блядь, всему Кишиневу помочь? - говорит он.
Общество блядь Красного Креста для кишиневских, - говорит он.
Гена, - говорит он укоризненно.
Младший судорожно кивает, у него покраснело лицо.
Мужчина, который молчал, раздает карты.
Сигарета в пепельнице.
Дым.
ХХХ
Столик в кафе.
Несмотря на то, что оно бюджетное — мы видим интерьер советского кафе «Аурел», в центре Кишинева, где продавали мороженное, посыпанное шоколадной стружкой и политое ромом или коньяком, - это все же кафе, а не забегаловка. Столы и стулья не из пластика, скатерти, хоть и потрепанные, все же есть. На столике у окна — кафе расположено в старинном здании с высокими потолками, из окон открывается вид на центральную улицу Кишинева (понятно, что этот артефакт советского общепита долго не протянет, и его скоро распилят на несколько офисов, или откроют здесь модный ресторан — В. Л.) - стоят две чашки кофе. Пустая десертная тарелка. Рядом — тарелка, на которой лежат остатки торта «муравейник». Серебряная ложечка (советский шик — В. Л.). Ложечку неуверенно берет рука, - по ногтям мы видим, что это рука совсем юной девушки, претендующей на шик (сложный маникюр, но ногти короткие, местами обгрызенные) — и мы видим жующий рот. Отъезд камеры.
Анна-Мария и Таня сидят в кафе, они о чем-то беседуют.
Анна-Мария выглядит неуверенно, понятно, что для нее это заведение — шик, блеск, кутеж, красивая жизнь. Общий счет съеденного и выпитого, - мы можем вообразить его по тарелкам и чашкам, - составляет примерно годовой бюджет Анны-Марии (долларов сто). Анна-Мария одета в простенькое, - короткое, до середины бедра, обтягивающее, серое, - и оттого особо привлекательное платье, мы можем предположить, что оно отдано Таней из ее запасов. Таня одета в офисный костюм, пиджак расстегнут и мы видим белую рубашку, с расстегнутой верхней пуговицей. Это делает Таню похожей на изысканную порноактрису.
Анна-Мария изо всех сил старается Соответствовать месту — она смеется чуть громче, чем следовало бы, держит спину Чересчур прямо, оглядывается Слишком незаинтересованно. В общем, она ведет себя, как неопытный покупатель в турецкой лавке, которому до усрачки хочется купить раритетный ковер, и который всем своим незаинтересованным видом лишь усугубляет жадность продавца (понятно, что Анне-Марии хочется выхватить мобильный, сфоткать себя на фоне интерьера и выложить снимок в «Одноклассники» - В. Л.). мы видим на лице Анны-Марии борьбу. Она берет сигарету из пачки Тани - «Мо», коричневые, - и закуривает, Слишком умело. Таня смотрит на нее с улыбкой.
Слушай, Тань, - говорит Анна-Мария.
Ты не могла бы... - говорит она.
Ну в общем, - говорит она.
Сфоткай меня, а? - говорит она.
А что, брошу снимок в «Одноклассники». - говорит она.
Пусть обосрутся от зависти, - говорит она.
От рта девочки пролегает складка. Таня кивает, берет мобильный телефон, - свой, на телефоне Анны-Марии фотоаппарата нет, - и снимает подружку несколько раз. Кладет телефон на стол. Говорит:
Прямо с телефона сбрасывай, - говорит она.
У меня доступ в инет неограниченный, - говорит она.
Анна-Мария, вспыхнув от удовольствия, берет телефон, возится.
Да ты ешь, еще возьмем, - говорит Таня.
Не, спасибо, я уже и так... набитая, - говорит Анна-Мария.
Таня — и зрители, - смотрят на грудь девочки. Она (грудь) действительно... выдающаяся.
Это какой у тебя размер? - говорит Таня, сама обладательница немалой груди.
Пятый, - говорит смущенно Анна-Мария.
Задолбала, - говорит она.
Я? - смеется Таня.
Грудь, - смеется Анна-Мария.
Срезать бы, - говорит она.
Дура, - говорит Таня.
Мужики с ума сходить будут, - говорит она.
Ага, - уже сходят, - говорит Анна-Мария.
Снова складка у рта (их нужно показывать мимолетно, как если бы кто-то бросал быстрый взгляд).
Аня, - говорит Татьяна с банальным видом человека, собирающегося сказать банальность («работай и трудись и ты достигнешь успеха», пристальный взгляд, серьезное выражение лица, прищур... - В. Л.)
Забудь и живи, иначе... - говорит она, сделав серьезное выражение лица, прищурившись и пристально глядя.
Что Сережа говорит, найдут их? - говорит она.
М-м-м, - уклончиво мычит что-то Анна-Мария.
Вроде обещал маме помочь... - говорит она.
Думаете, их накажут? - говорит она.
Я уже никому не верю, - говорит она.
Давай на ты, - говорит Таня.
Давайте... давай, - говорит Анна-Мария.
Сережа должен помочь, - говорит неуверенно Таня.
Он конечно непутевый, но не мразь же совсем уж... - говорит она.
Анна-Мария доедает пирожное. Таня отводит от нее взгляд, камеру заслоняет фигура официанта, мужчины пожилых лет (еще одно свидетельство старомодности заведения, сейчас официанты старше 25 занесены в Красную книгу — В. Л.). На руке официанта поднос, на нем — два коктейльных стакана. Анна-Мария снова принимает Опытный вид.
… Таня и Анна-Мария склонили головы к центру стола. Глядят на фотографию. Крупный план. Черно-белый снимок. На парапете стены — группа молодых людей, среди которых можно узнать и Таню и лейтенанта Петреску. Они молоды, улыбаются, все одеты по моде начала 90-хх годов, на Петреску —рубашка в клетку (байковая, конечно), волосы девушек зачесаны, как у Дейн Фонды, уже осознавшей весь ужас стиля конца 80-хх, но еще не решившейся расстаться с ним до конца.
Надпись на румынском.
«Седьмая группа третьего курса факультета журналистики и общественных коммуникаций Молдавского Государственного Университета, 1993 год»
Смешной какой, - тычет Анна-Мария в лейтенанта пальцем.
Трезвый, - с улыбкой говорит Таня.
Слушай, а чего он... - говорит Анна-Мария.
Таня, подумав, говорит:
А просто так, - говорит она.
Ну, не бывает же так... - говорит Анна-Мария, до которой доходит, что ее жизненный опыт, вернее, его отсутствие, не позволяет ей делать такие выводы (но уже сам факто того, что она это осознала, дает нам надежду — В. Л.).
Нужно же там... чтоб случилось что.. - говорит она.
Развод там, катастрофа, событие... - говорит она.
Развод у Сережи был, - говорит Таня.
Только он к тому времени уже десяток лет пил, - говорит она.
Не было ничего такого, - говорит она.
Просто запил и все, - говорит она.
А вы с ним... - говорит Анна-Мария.
Ну, встречались? - говорит она.
Мы с ним с первого курса трахаемся, - говорит Таня спокойно.
Так вы...?! - говорит Анна-Мария.
Ну да, ровесники, а что, не видно? - смеется Таня, но видно, что удивление Анны-Марии ей льстит.
Классно выглядишь, - говорит Анна-Мария, Таня отмахивается.
С первого курса спим, - повторяет она.
Но чтоб встречаться, нет, такого не было, - говорит она.
У него девушки были, у меня парни, потом женились, - говорит она.
Ну в смысле я замуж пошла, - говорит она.
Но все это время...все эти двадцать лет... - говорит она.
Затяжной такой «роман»... - говорит она (иронично пожав плечами при слове роман, поэтому в кавычках, эмоциональная актриса может в это время пустить слезу, — В. Л.).
Ничего не могу поделать, - говорит она.
Вроде гипноза, - говорит она.
Позвонит и срываюсь, - говорит она.
Хотя, конечно, и ебет что надо, - говорит она.
Особенно с похмелья, - говорит она.
... ...ать лет... не постоянно конечно, - говорит она.
Иногда месяц-два, потом полгода пауза... - говорит она.
В общем, местами и временами, - говорит она.
Местами дожди и туманы, - говорит она.
Смеются.
Вроде параллельных прямых... - говорит Анна-Мария мечтательно (видно, что даже групповое изнасилование не сумело вытравить из души девушки извечную женскую мечту о Любви, Которая Где-то Рядом — В. Л.)
Ага, - говорит Таня.
Только в этот раз они, прям по Лобачевскому, пересеклись, - говорит она.
И пространство, блин, искривилось, - говорит она.
Спокойное, непонимающее лицо Анны-Марии, которой слово «Лобачевский» ничего не сказало (о времена, о нравы, о падение уровня образования, - В. Л.). Внезапно телевизор в углу кафе оживает и начинает говорить (картинки мелькают, но издалека).
… итический кризис стал еще глубже, - говорит с невыразимо тошнотворным бессарабским акцентом ведущая.
Комиссия ЕС, прибывшая помочь молдавским политикам, отбыла без результа... - говорит она.
Каков итог, предсказать невозмо... - говорит она.
Официант и барменша — тоже пожилая, лет шестидесяти, но в униформе советской барменши (темно-красный жакет, юбка, колготы телесного цвета, накрахмаленный воротничок, и, почему-то, тапочки — В. Л.) - глядят на телевизор снизу от стойки. Таня морщится. Она явно аполитична.
Заебали уже своими президентами сраными, - говорит она.
Анна-Мария смеется.
Я сначала в него, как кошка влюбилась, - говорит Таня.
Первые пару лет с ума сходила, - говорит она.
Потом, конечно, прошло, - говорит она.
А постарше стала, еще влюбилась, - говорит она.
Он, конечно, тоже на меня ноль внимания, - говорит она.
Так, потрахивал, когда настроение было и когда выпивал, - говорит она.
А я все на него молилась, - говорит она.
Совсем как на Сережу на первом курсе, - говорит она.
Но в этот раз уже и правда чуть с ума сошла, - говорит она, отпивает из бокала.
По ночам в церкви ездила, свечи ставила, гадалкам платила, - говорит она.
До срыва дело дошло, руки резала, - говорит она.
Передергивает плечами. Крупно — красивые, чуть более худые, чем следовало бы при ее комплекции, урки Тани. Шрамы. Анна-Мария смотрит на Таню широко раскрытыми глазами, для нее все, рассказанное Таней, ужасно Романтичная история (в то время, как для взрослого человека это просто куча неприятностей — В. Л.).
Ничего, все прошло, - говорит Таня с улыбкой.
Сейчас вот с Сережей опять... - говорит она.
А он всегда... - говорит Анна-Мария.
Нет, - говорит Анна-Мария.
Он хороший был, грустный все время, - говорит она.
Задумчивый, лучший студент, краса курса, - говорит она.
Полкурса девчонок за ним бегали, - говорит она.
Ну, выпивал, не без того, - говорит она.
Думали, он типа Байрона, - говорит она.
А он вроде как с червоточинкой, - говорит она.
Может, это вроде как проклятье? - говорит, набравшись смелости, Анна-Мария.
Нет, - качает головой Таня.
Раньше, вроде, в бога верил, сам говорил, - говорит она.
А потом, говорит, перестал, просто так... вроде как песок из часов вытек, - говорит она.
Песок? - говорит Анна-Мария.
Ну, из песочных, - говорит Таня.
А, - говорит Анна-Мария.
Ну вот, и человек из него так же вытек... - говорит Таня и вздыхает.
Крупно — снимок. Постепенно камера отъезжает от столика, мы видим, что Анна-Мария и Таня беседуют, но уже не слышим, о чем. Официант снова подходит, меняет бокалы, и мы видим, что даже он не может удержаться от того, чтобы бросить взгляд на грудь Анны-Марии.
Камера плавно объезжает кафе. Мы видим грамоты на стенках - «Лучшее заведени...», «Самое качественное обслужива...», - медали, значки. Несколько фотографий со знаменитостями советского периода («певец» «Леонтьев», несколько космонавтов, причем о том, что они космонавты, мы узнаем по подписям, группа «А Студио», ведущий идиотского блога в жж Станислав Садальский и многие другие сбитые летчики советской культуры, гастролирующие по экс-СССР — В. Л.). Видим вешалку, стилизованную под березовый ствол. Видим бутылки в баре, стаканы, дверь в кухню, несколько посетителей в углах заведения...
Камера, сделав круг, возвращаемся.
Мы видим, что Таня держит руку Анны-Марии, и глядит ей в глаза. Девочка чуть смущена, но, как пишут в продвинутых киножурналах в рецензиях на фильмы о любви несовершеннолетних, «в ее глазах светится та женская мудрость 12-летней девочки, которую в состоянии различить лишь 10-летний мальчик». И хотя Тане не 10 лет и она не мальчик, она совершенно определенно видит этот огонь в глаза Анны-Марии. Более того.
В глазах Тани горит такой же огонь.
Она молча поднимает руку Анны-Марии ко рту — все кафе следит за порцией очередных идиотских новостей по ТВ, и не обращает на них ни малейшего внимания, - и целует ее. Каждый палец, а потом еще и ладонь. Смотрит в глаза Анны-Марии. Говорит:
Поехали ко мне, - говорит она.
Я тебя завтраком угощу, - говорит она.
Огни кафе.
ХХХ
… огни перестают мелькать. Мы видим лейтенанта Петреску, который, повернувшись спиной к залу игровых автоматов — яркие картинки, пирамиды, блондинки в белых купальниках, пальмы, фразы «Выиграй миллион!», «Стань богачом!», и все это на фоне засраной разбитой остановки троллейбуса, - идет, слегка пошатываясь. Он одет в гражданское, руки в карманах. Оглядывается. На пороге маячит охранник. Петреску сунув руки в карманы пальто еще глубже, опускает голову еще ниже, уходит.
