Мразь, стр. Мразь сценарий художественного текста



1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11 Мы видим серую стену.

Она огромна, уходит вдаль, у зрителя должно сложиться ощущение, что он находится у подножия какой-нибудь Великой Китайской Стены, только серой, без башен, и, почему-то, с гигантской надписью из самых разнообразных граффити.

«Молдаване, собирайте вещи и уебывайте в свои села».

Как ни странно, надпись сделана на молдавском языке.

Рядом нарисована женщина с огромным животом, в котором изображена - крайне стилизованно, - граната «лимонка». Надпись «НБП всех порвет». Рядом — надпись красной краской. «Лимонов пидар». Под этой надписью мы видим еще одну, мельче. «Сам ты пидор». Камера отъезжает чуть дальше, мы видим, что это стена подъезда, о чем уже могли догадаться по надписям.

Мы видим огромный член со стилизованной мошонкой, из которой торчат три палочки. По замыслу художника, это волосы... Видимо, замысел удался, он понятен Зрителю, так что мы видим надпись под этим изображением:

«Побрей свои яйца».

… До сих пор мы не видели в подъезде ничего, кроме стены. Здесь довольно темно. Камера берет общий план, и мы видим, что в подъезде ходят люди. Обычное утро. Открываются двери, слышны за ними — дверьми — телефонные звонки, трели будильников, где-то посвистывает попугай, где-то лает собака, в какой-то квартире орут на детей родители, дети хнычут.... Люди, выходя из квартир, сразу же теряют свою индивидуальность, лица у них становятся совсем такими же, как подъезд. Серыми, непритязательными и замкнутыми (ну еще бы, это ведь быдло, плебс, а не выдающиеся художники вроде меня, или автора картины «Побрей свои яйца» - В. Л.). Они спускаются по ступенькам — это пятиэтажка, здесь нет лифта, - стараясь не прикасаться к довольно грязным перилам. Крупно — окурки и мусор на полу. На лестничном пролете люди притормаживают, старательно обходят что-то— видимо, самое грязное место, мы точно не знаем, потому что здесь камера не показывает пол, - и идут дальше. Притормаживают на очень короткий срок, выражение лиц не меняется. Мамаша выводит двух детей из квартиры на этой же лестничной клетке, лица детей заплаканные мальчик и девочка, девочка упирается, одна рука — в материнской, в другой держит шарик.

- Мама?! - говорит она удивленно, глядя перед собой.

Мальчик, постарше, поопытней, молчит. Мать тянет их за собой молча, старательно переступая, мы видим их спины, все спускаются по лестнице, только девочка оборачивается и тогда мать резко дергает ее за руку (а мальчик просто косит, чтобы рассмотреть получше, но не получить от матери). Следом из квартиры выходит мужчина, в черном пальто, с сумкой, как у почтальона (ноутбук — В. Л.). Он смотрит перед собой и говорит:

- Блядь, - говорит он.

На его лице — отвращение, презрение, и минутная неловкость, как всегда бывает, если видишь что-то некрасивое, в чем когда-то принимал участие (так почтенные матери семейств глядят на молоденьких шлюшек, какими они и были до того, как порядочные мужья сделали их почтенными, матерями, и семейств; еще так женщины смотрят на голубя, раздавленного машиной «ой какая гадость, подойдем поближе» — В. Л.)

Зритель предполагает, что на лестничной клетке нагажено, наблевано, или нассано (зависит от степени вашей испорченности — В. Л.). Отъезд камеры.

Мы видим, что все три предположения оказываются верными.

На лестничной клетке растеклась огромная лужа мочи, на границе с которой мы видим лужу неясного цвета (близко к розовому), определенно блевотины, и кучи дерьма. Но это еще не все.

Посреди всего этого лежит лейтенант Петреску.

Он абсолютно голый, лежит на боку, голова на руке, ноги согнуты, он очень замерз, но еще не понимает, что происходит и где он (вполне вероятно, что в этот момент ему снится красивый заснеженный пейзаж где-нибудь в горах, а автору сценария так однажды приснился Северный Полюс — В. Л.). Он похрапывает, его лицо в крови и ссадинах.

Мужчина, брезгливо скривившись, переступает через лейтенанта, и спускается вниз по лестнице. Мы слышим, как открывается дверь в подъезд, как мужчина говорит жене:

- Полицию, что ли, вызвать? - говорит он.

Звук заводящейся машины. Тишина. Крупно — лицо лейтенанта. Несколько секунд мы рассматриваем его, потом камера берет общий план подъезда, и мы видим, как сменяется световой режим (то есть, идет время). По лестнице поднимается какая-то старушка с сумкой, почтальон.... служащий «Молдова-газ» в пидарской фуражке с околышем, подростки, которые, похихикав, убегают. Все это время тело лейтенанта недвижимо. Он вполне мог бы умереть, и все прошли бы мимо точно так же. Наконец, мы видим, как его начинает трясти (судя по освещению подъезда, уже полдень примерно). Он пытается прокашляться, шарит руками вокруг, проводит несколько раз ими по лицу (чем не делает его чище, однозначно не делает).

Наконец, лейтенант садится и осматривается. Несколько раз пытается что-то сказать. Все, что он может родить, это очень слабый шепот. Мы слышим его буквально шелестом.

- Блядь, - шелестит лейтенант Петреску.

Пытается встать. Его сильно ведет в сторону, и он падает на бок, а когда пытается подставить руку, то поскальзывается в собственной блевотине, и сильно падает на бок. Мы слышим характерный звук, какой бывает, если по мясу шлепнуть молотком для отбивных. Снова — неподвижное лицо лейтенанта. Лужа, в которую он упал, темнеет.

Опять игра света. По лестницам поднимаются и опускаются жители подъезда. На Петреску никто не обращает ни малейшего внимания. Наконец, в подъезде освещение становится примерно таким, как с утра. Значит, уже сумерки. Почти все жители дома вернулись в квартиры.

Лейтенант открывает один глаз и долго глядит им на стену.

Мы видим стену такой, как видели ее вначале — гигантской, протяженной, уходящей вдаль словно бы на века. Она напоминает Вечность, которую люди изгадили своими надписями так же, как, впрочем, изгадили собой и настоящую Вечность.

Лейтенант переворачивается и, после нескольких попыток, принимает позу ученика японской школы карате (сидит на коленях, пятки вместе, руки вдоль туловища, голова опущена, сейчас зайдет накачанный учитель-сенсей-долбоеб, лучше его не раздражать — В. Л.). Моргает несколько раз, пытаясь раскрыть глаза. Не трет их уже, потому что увидел, в чем находится.

Дверь на лестничной клетке раскрывается, и мы успеваем увидеть ведро. Кто-то выплескивает ведро воды прямо на лейтенанта. Потом еще. Еще. Так происходит раз пять-шесть. От первого «душа» лейтенант увернуться не успевает (он вообще двинуться не успевает), так что потом просто сидит, молча зажмуриваясь каждый раз, когда в лицо летит вода.

- Алкоголик ебанный! - кричит старая женщина из полуприкрытой двери.
- Цыц блядь, - шепчет лейтенант.
- Свинья грязная, блядь, - кричит старая женщина.
- Цыц, сука, - шепчет лейтенант.
- Полицию вызову! - кричит она.
- Я блядь полиция, - шепчет лейтенант.
- Пошел на хуй отсюда! - кричит женщина.

Лейтенант, попытавшись встать, оставляет это дело, и становится на карачки. Усмехается. Все же встает.

Полуприкрыв глаза, делает один шаг. Потом другой. Так и идет.

- Блядина пьяная, ходить уже разучился! - кричит из-за двери пенсионерка.
- Пропил все мозги, паскуда! - орет она.
- Ни стыда блядь ни совести, - кричит пенсионерка.
- Чтоб ты сдох, - кричит она.

Каждый раз после выкрика (мы видим лишь светящийся глазок двери) лейтенант делает шаг, и его голова кивает. Из-за этого у нас складывается впечатление, что он целиком и полностью согласен с предложениями пожилой соседки. Мы видим, как лейтенант пытается заползти вверх по лестнице (он живет этажом выше). Взявшись за перила, он подтягивает тело. Как если бы его ноги была парализованы.

Несмотря на то, что лейтенант сейчас в полном дерьме (в том числе и буквально) мы видим, что у него неплохая фигура.

Картинка подъема лейтенанта по лестнице разбита на 10-15 статичных кадров. Это как будто фотографии, сменяющие друг друга в диафильме (которые вообще были очень популярны в советских семьях).

Подъезд снизу вверх. Мы видим, как лейтенант, задыхаясь, падает на своей лестничной клетке.

Мы видим стену, всю в отпечатках рук (их переставлял испачканный Петреску). От этого она выглядит так, словно по ней походили сумасшедшие циркачи, которые умеют гулять на руках. Мы видим Петреску на коленях — у дверей своей квартиры. Мы видим, как до него начинает доходить вся тяжесть ситуации. Глаза широко расширены, лицо в поту.

- Ключ, - в ужасе шепчет он.

Но, привалившись на дверь, буквально вваливается в свою квартиру. Бродит несколько минут бесцельно — хаотично, как заблудившаяся молекула Броуна, - с искаженным страхом лицом (обычная паника алкоголика, не обокрали ли — В. Л.). Так мы знакомимся с тремя тайниками в квартире Петреску — двумя под паркетом в углах комнаты, и одним — в стене за кухонным шкафом, - в которых он хранит деньги. Мы видим доллары, евро, молдавские леи, какие-то пакеты с золотыми украшениями, травку, таблетки, пару шприцов, пистолет, патроны.

Мы понимаем, что Петреску — пока еще благоразумный пьяница.

Лейтенант, которого, что называется Попустило, бредет в ванную, включает воду на полную мощность. Наливает — прямо горячую, из под крана, - в стакан для чистки зубов, выпивает.

Резко согнувшись, начинает сильно блевать.

Лейтенанта тошнит долго и страшно, вся вода оказывается в унитазе. Петреску, стоя на коленях перед ним, и не оглядываясь, отводит за спину руку со стаканом, и набирает его снова. Пьет.... Картинка размывается. Мы видим лишь темную квартиру (уже поздно) и свет в ванной в щели в двери, и слышим звуки, которые издает мученик-Петреску.

Он выскакивает из ванной, подтаскивает к двери большое кресло и баррикадируется (так и не вспомнил, где ключ — В. Л.)

Возвращается в ванную. Мы снова остаемся в пустой квартире. Слышим, как блюет Петреску. Потом он выходит, ложится на кровать. Глубоко дышит, снова вскакивает, бежит в ванную. Каждый раз, когда он ложится на кровать, его трясет и мы слышим шепот:

- Не сдохнуть, не сдохнуть... - шепчет он.

Иногда, встав с дивана, он едва не падает в обморок, глубоко дышит, сжимает кулаками, старается держаться так, чтобы — если упал, - не удариться и не отключиться всерьез.

Так несколько раз. Потом — абсолютная тишина.



Камера заглядывает в ванную. Мы видим, что лейтенант Петреску дремлет, прикорнув прямо возле унитаза. Он голый, и держится за член, у него эрекция, он делает легкие движения.


Звонок.


Петреску встает, и, моргая и щурясь, выключает свет в ванной. Подходит к двери, залезает на кресло, смотрит в глазок. Слезает с кресла, возвращается в ванную.

Издалека слышен стук, шум, слова.

  • … лик!!! - доносится из-за двери.
  • ...ница! - кричат оттуда.
  • … ди, уебок, я тебе...! - кричит голос.


Лейтенант, попробовав сосредоточится, видит, что у него ничего не получается. Он огорченно глядит на так и не вставший до конца член (у него большой, ведь прототипом героя, как водится, всегда выступает автор — прим. автора). Выходит, идет к кухонному шкафу — стук в дверь усиливается — и вынимает пистолет. Бежит к двери, распахивает ее и сует оружие в проем.

  • Гребанный алка... - раздается крик, как раз затихающий при появлении лейтенанта с пистолетом.


Сделав страшные глаза, лейтенант машет пистолетом. Мы слышим легкие удаляющиеся шаги пожилого человека, наверняка ветерана труда, обладательницы медали «50 лет в школе» и участницы обороны Севастополя (обычно у таких, почему-то, сыновья все сплошь алкоголики — В. Л.). Петреску захлопывает дверь, снова подтаскивает кресло к ней, и возвращается в ванную. Пистолет по-прежнему в левой руке. Садится на краешек. Закрывает глаза. Начинает дрочить себе правой рукой. Минута, две. Конечно, мы не видим уже деталей — мы видим торс лейтенанта. Он включает воду, но, судя по взглядам, которые Петреску бросает вниз, сегодня не его день. Он — продолжая двигать правой рукой, - поднимает левой пистолет к виску. Зажмуривается.


Резкий и долгий звонок.


Петреску, широко распахнув глаза, буквально выбивает плечом дверь из ванной, выскакивает в коридор, отшвыривает кресло (по легкости манипуляций с креслом мы понимаем, что у Петреску просто пьяная мания, это абсолютно не средство для баррикад, но он упорно с ним возится — идея-фикс — В. Л.) и дергает на себя дверь.


Тычет в проем пистолетом.


Напоминаю, он все еще полностью обнажен. Делает шаг назад. Мы видим в проеме Таню в деловом костюме офисной женщины и в черных очках, из-под которых все равно виден синяк. Она, постояв секунду, проходит в квартиру. Снимает очки. Становится на четвереньки и идет к кровати — чем-то это карикатурно напоминает проход Петреску по лестнице. Мы видим, что у лейтенанта — безупречная эрекция.


Таня, задрав юбку, становится раком.


Молча ждет. Лейтенант, не отрывая взгляда, молча идет к кровати, кладет пистолет под нее, ложится. Укрывается с головой.


… Мы видим комнату в лунном свете. Он беспощадно белый, никакому Солнцу за этим не угнаться. Лейтенант Петреску лежит с широко раскрытыми глазами. На нем сидит Таня. Она гладит лейтенанта, ее голова — на его груди. Изредка Таня берет его руку и целует ее. Мы видим ее глаза. Мы видим полную Луну. Настолько полную, что она, кажется почкой и, - кажется - вот-вот взорвется каким-нибудь немыслимым космическим цветком.


Мы видим серебряную пыль в лунных лучах.


ХХХ


Мы видим Кишинев с холма. Город утопает в черных парках — уже почти зима, деревья сбросили листву, - , кое-где островками выступают кварталы. Помедлив, камера спускается с холма, мы видим аллею, высаженную с обеих сторон платанами, ворон, которые ищут что-то в траве, белок... Обычный городской парк, тишина. Внизу, по сторона аллеи, два озера.

Рябь по воде - время от времени...

К каждому подводит наклонная бетонная плита. На одной из таких плит — слева — сидят двое мужчин. Камера спускается, мы видим их спереди. Это бродяги, лица без определенного места жительства. Они небриты, одеты в вещи не по размеру (на том, что больше похож на цыгана, женское пальто, другой, с монголоидными скулами, одет в военный бушлат). Смотрят перед собой. Говорят.
  1. - Бля... красивая, - говорит Первый.
  2. - Чем бля? - спросил Второй.
  3. - Шея... глаза.... - говорит Первый.
  4. - … грудь торчит, жопа..... - говорит Первый мечтательно.
  5. - Хочешь трахнуть? - говорит Второй.
  6. - Нет, - говорит Первый.
  7. - Ничего такого, - говорит Первый.
  8. - Даже если и хочется, - говорит Второй, - не смущайся ты так...
  9. - Мне доводилось... - говорит он.

Молчание.
  1. - Что тебе доводилось? - говорит Первый.
  2. - Ну, как что? - говорит Второй.
  3. - Так что? - говорит Первый.
  4. - Трахать утку, - говорит Второй.
  5. - ЧТО?! - говорит Первый.
  6. - Трахать утку, - говорит Второй, - а что такого?
  7. - Блядь, - говорит Первый.
  8. - А что такого? - говорит Второй.
  9. - … необычно, - говорит Первый.
  10. - Что необычно? - говорит Второй.
  11. - Трахать утку, - говорит Первый.
  12. - Ну да, - говорит Второй.
  13. - Пока не засадишь утке впервые, - говорит Второй.

Крупно — утка, которая плавает перед плитой, та самая утка, о которой они и говорят.

Утка доверчиво крякает. Она ждет, когда ее покормят, как делают горожане. Снова лица бомжей. Они опустились, но недавно, это видно по тому, что у них целы зубы, лица еще не оплыли окончательно.

Бомжи глядят друг на друга, потом на утку.
  1. - Блядь, где?! - говорит Первый.
  2. - Что? - говорит Второй, хотя прекрасно понял.
  3. - Где ты трахнул утку? - говорит Первый.
  4. - В специальной лаборатории, - говорит Второй.
  5. - Специальная лабораторная утка, - говорит он.
  6. - Чем ты занимался,? - говорит Первый .
  7. - Какая на хер разница, - говорит Второй - так что, рискнем с уткой?
  8. - Рискнем трахнуть утку?! - говорит Первый.
  9. - Нет, рискнем поймать, - говорит Второй досадливо.
  10. - Ощипаем, разрежем пополам и сменяем половину на банку вина, - говорит он.
  11. - А другую зажарим и съедим, - говорит он.
  12. - Может сначала все-таки убьем? - говорит Первый.
  13. - Ну само собой, - говорит Второй, - как ты себе это представляешь блядь с живой уткой — порезать, ощипать, зажарить...
  14. - Ты не сказал «убьем», - упорствовал Первый.
  15. - Ты сказал «поймаем, ощипаем, разрежем», - говорит он.
  16. - Слова «убьем» ты не произнес, - говорит он.
  17. - Как ты заебал, - говорит Второй.
  18. - Давай поймаем эту сраную утку, УБЬЕМ ее, - говорит он устало.
  19. - Стремная затея, - сказал Первый.

Оглядываются. В парке пусто. Но это обманчивая тишина: могут появиться прохожие...

А еще — мамаши с детьми, полицейский патруль, сердобольные бабки. Как водится в обществе с низким уровнем развития, все очень любят животных: бродячих собак, парковых уток, белочек... - намного больше, чем людей. К тому же, в парке чудесная видимость (нет листвы). Приятели, оглядев парк, снова смотрят друг на друга. Мы видим утку, беспокойно крякающую, плавающую практически у ног парочки, и смотрим на нее, слушая их дальнейший разговор.
  • Охота в черте города запрещена, - говорит Первый.
  • Мы не охотиться, - говорит Второй.
  • Мы просто поймаем, - говорит он.
  • А если полиция... скажем, что просто поймали утку, чтобы окольцевать, - говорит он.
  • Что? - говорит Первый.
  • Окольцевать, - говорит нехотя Второй.
  • Это как? - говорит Первый.
  • Надеваешь на лапку кольцо из как паспорт, — нехотя говорит Второй. - Так у всяких биологов и палеонтологов, принято.
  • Так ты бля был биологом? - говорит Первый.
  • Ну, типа того, - говорит Второй — только еще хуже.
  • Ну а конкретнее? - спросил Первый.
  • Ну, я исследовал микроклимат Европы во времена палеолитического периода, - нехотя говорит Второй.
  • Ни хрена себе! - говорит Первый.



Примечание сценариста: это обычная ситуация для Кишинева, тут очень много Бывших и Самопровозглашенных (ученых, литераторов, режиссеров и т.д)


  • Ничего особенного, - говорит Второй...
  • Как ты бля спился?! - говорит Первый.
  • Говорю же, - пояснил второй, - исследовал микроклимат Европы во времена пелеолитического периода...
  • А, ну да, конечно, - говорит Первый.
  • Ну, а ты чем занимался? - говорит Второй.
  • Играл на свадьбах и фотографировал, - говорит Первый.
  • А почему спился? - говорит Второй.
  • Говорю же, - играл на свадьбах и фотографировал, - говорит Первый.
  • Значит, тебя турнули из-за пьянок и утки? - говорит Первый.
  • Ну, почти... - говорит Второй, изготавливая кольцо для утки из куска жести от пивной банки.
  • Были бля моменты... - говорит он.
  • Какие? - говорит Первый, приманивая утку движениями пальцев, как будто крошит хлеб в воду.
  • Всякие , - говорит уклончиво Второй.
  • Ну, еще бы, - говорит Первый, - трахать утку...
  • Да нет, - говорит Второй, - среди ученых народ терпимый, тут дело в другом...
  • Если не в том, что ты трахал утку, то в чем же ЕЩЕ? - смеется Первый.
  • Дело бля в гендерных моментах, - говорит Второй.
  • Что? - не понимает Первый.

Второй угрюмо поясняет:
  • Это был селезень.

ХХХ

Бичи, встав, отпугивают утку, та отплывает на пару метров. Тогда приятели садятся на корточки.
  • n