- Сценарий урока литературного чтения в 4 классе по рассказу А. Приставкина «Фотографии», 30.32kb.
- Алгоритм филологического анализа художественного текста, 50.24kb.
- Домашнее задание по английскому языку 26 класс, 14.86kb.
- Элективный курс 10 класс «Лингвистический анализ художественного текста», 319.69kb.
- 1. 1 Понятие художественного прозаического текста, 624.16kb.
- Ясинская Светлана Георгиевна Композиционный анализ художественного текста на урок, 409.58kb.
- Л. Н. Кретова Анализ художественного текста учебно-методическое пособие, 252.08kb.
- Закон приморского края, 196.64kb.
- «семиотика и перцепция» На материале текста П. Зюскинда «Парфюмер» для слушателей программы, 1172.34kb.
- Борис гройс фотография в контексте текста//Советская власть и медиа. Спб 2006, 196.99kb.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 «... ский кризис в республике не находит своего разрешения, на голосовании от вчерашнего дня депутаты так и не смогли избрать главу госуда....»
Под экраном спешат куда-то очень люди. Они настолько ярко одеты, что становится понятно — речь идет о по-настоящему бедной стране. Понимание этого усиливается, когда мы видим, что вдоль проспекта под домами сидят буквально сотни нищих, в равных интервалах, с табличками, костылями, кепками, банками, протянутыми культями....
Картинка на экране сменяется на двух фей, которые порхают вокруг цветка.
Мы видим такси, которое едет по центральной улице города и останавливается на углу, где особенно много пешеходов (рядом - Центральный рынок).
Из такси выходит нищенка с ребенком.
Усаживается на картонку на углу. Ставит перед собой жестяную банку. Кладет ребенка на колени. Протягивает руку к прохожим.
Такси резко отъезжает.
ХХХ
Золотое сияние.
Бубнеж диктора телевидения.
- По сей день невозможно представить себе последствия того кризиса, в котором... - бубнит он.
- … дставители ЕС и Европарламента призвали стороны к урегулированию кризиса, выбрав прези... - бубнит он.
- ...Молдавия становится прецедентом, - говорит он.
- Единственное государство мира, вот уже третий год живущее без законно избранного главы, - говорит он.
- … тая, конечно.
Постепенно бубнеж затихает, и его перебивает другой голос, более... живой.
Голос говорит:
- Я офицер, ебана в рот, человек чести, - говорит он.
- Я вам не баба какая, подличать, - говорит он.
- Вот блядь пойду и на хуй все расскажу, - говорит он.
Отъезд камеры. Мы видим, что это звезды — восьмиугольные — на погонах мужчины лет 30-35. Несмотря на молодость, он явно обрюзг, у него второй подбородок, цвет кожи лица нездоровый, как у человека, плотно ужинающего на ночь. Камера опускается от его плеч к животу, мы видим, что китель расстегнут на две нижние пуговицы как раз из-за живота. Напротив мужчины — его, практически, двойник, тоже в полицейской форме, оба они причем без фуражек, потому что находятся в помещении.
Все время, что камера показывает нам сначала погоны, потом одного офицера, затем другого, мы слышим, как первый говорит (он говорит по-румынски, бегут титры, но русский мат, которым изобилует речь мужчины, не переводится ни письменно, ни устно — прим. В. Л.).
- Я человек чести, я офицер, - говорит он.
- Я блядь служил родине на хуй двадцать пять лет, - говорит он.
- Я ему так и сказал, еб твою мать я служил на хуй четверть века, - говорит он.
- А этот хуй мне в ответ, ты блядь пиздишь, - говорит он.
- Я ему блядь, ты че охуел, на хуй? - говорит он.
- Двадцать пять, по выслуге на хер, - говорит он.
- А это чмо мне, ты мол, на деле пятнадцать оттрубил, - сказал он.
- А остальное с выслугой, а выслуга отменяется в этом году, - говорит он.
- Что за страна, ебанная страна! - говорит он.
Собеседник сочувственно кивает, достает из кармана кулек с бутербродом, разрывает целлофан, не глядя, начинает есть — все время глядит на того полицейского, который говорит. Крупно — крошки на кителе.
- Я блядь говорю да идите вы на хуй, - говорит полицейский.
- Ваш блядь кум Мындряну отслужил всего десять, и он уж полковник, - говорит он.
- А я ну пусть пятнадцать как вы блядь считаете, и не подполковника пять лет назад... - говорит он.
- А полковника не подписали, что за хуйня? - говорит он.
- Страну защищаешь, блядь, ебешься тут на хуй с отродьем всяким, - говорит он.
- А он мне... - говорит он.
- Но я же блядь офицер, на хуй, я человек чести, - говорит он.
- Че у тебя там, «Докторская»? - говорит он.
- «Одесская», - говорит второй полицейский.
- То-то так воняет, будто кто в ладонь насрал, - говорит первый полицейский.
Смеются.
- Короче я сказал, что буду блядь стреляться, - говорит первый полицейский.
- Ни хуя себе, - говорит второй.
- Как офицер, человек чести, - говорит первый.
- Пуля в висок, - говорит он.
- Русская рулетка, - говорит он.
- Не, рулетка другое, - говорит второй полицейский.
- Да какая на хуй разница, - говорит первый.
- Ты понял и он понял, хуйло это, - говорит он злобно.
- Я короче дал ему три дня сроку, - сказал он.
- Или блядь бумаги на полковника подписываешь, - говорит он.
- Или я стреляюсь, я блядь офицер, у меня награды, - говорит он.
- Будет скандал, суки, писаки ебанные вас растерзают, - говорит он.
- Еще и письмо оставлю, все блядь расскажу на хуй, - говорит он.
- И что ты думаешь? - говорит он.
- Полкан? - спрашивает первый, счищая ногтем мизинца, очень длинным, остатки пищи с зубов.
- Полкан! - говорит первый торжествующе.
- Бля буду, в отделе кадров сказали, готовься проставиться, - говорит он.
- Охуеть, поздравляю, - говорит второй полицейский.
- Спасибо, хотя мне один хуй обидно, - говорит первый.
- Все блядь ровесники блядь полканы, а меня зажать думали, - говорит он.
- Пидарское начальство, хуже баб, а мне обидно! - говорит он.
- Ясен хуй, - говорит второй полицейский.
Отъезд камеры. Мы видим, что мужчины сидят в огромном помещении с очень высокими потолками. В помещении — несколько десятков столов, витражные окна. На каждом столе компьютер, календарь с фотографией человека в полицейской форме и множеством наград на груди, лицом самодовольного кретина и глазами молдаванина с прищуром (можно взять портрет любого из министров МВД РМ — прим. В. Л.). За каждым столом сидит мужчина или женщина (женщин примерно 10-15 процентов) в полицейской форме (парадной), каждый печатает что-то на своем компьютере. Свечение экранов. Это очень напоминает бюро машинисток, в общем, это оно и есть.
Крупно — табличка над дверью.
«Пресс-служба Министерства Внутренних Дел Республики Молдова».
Крупно — позолота букв. Отъезд камеры. Мы видим, что это звездочка на погоне лейтенанта Петреску. У него закрыты глаза, вид крайне утомленного человека. Еще раз крупно — погоны. Звездочка пришита абы как, видны нитки из-под нее. Лейтенант выглядит помятым. Приоткрывает глаза, с отвращением смотрит на двух мужчин, говоривших в начале сцены. Встает, проходит между столами (лейтенант сидит в самом углу) стараясь держать ровно. Кто-то из коллег провожает его насмешливо, кто-то не отрывается от экрана, кое-где мы видим порнографические фотографии, где-то — пасьянс. Крупно — сотрудник пресс-службы в наушниках. Коротко — звук музыки из наушников (как будто мы слышим его ушами Петреску, который прошел мимо). Это песня апофеоза пошлости, исполнителя О. Газманова.
- Офицеры, офицеры, - поет он.
- Ваше сердце под прицелом, - поет он.
- Заставляя в унисон стучать сердца, - поет он.
Крупный план лица полицейского, который слушает эту песню. Глаза полуприкрыты, он явно воображает себя во главе группы спецназа, спасающего заложников (примерно такие же эмоции испытывает автор сценария при просмотре клипа «Металлики» про военных США в Афганистане — прим. авт. сценария)..
На экране — крупными буквами — начатое сообщение.
«...ого октября, по данным городского комиссариата полиции на основании сводок, предоставленных районными комиссариатами полиции секторов Ботаника, Рышкановка, Баюканы, Чеканы, в городе и пригородах произошло 134 правонарушений, из которых тяжких — 14 (включая 2 убийства на бытовой почв....»
Лейтенант Петреску выходит из помещения - так называемый «дневной свет» делает его обитателей похожими на учеников школы где-нибудь за Полярным кругом, вечно несчастных и страдающих от отсутствия Солнца, - и камера слепнет. Это обычный эффект выхода из освещенного помещения в темный коридор. Постепенно картинка чуть проясняется (как глаза в темноте). Мы видим длинный темный коридор с досками на полу, выкрашенными краской (цвет опознать невозможно, темно) на уровне человеческого роста, и светлеющее в конце коридора окно.
Фигура Петреску. Он открывает двери в конце коридора.
Туалет, - вполне приличный (обычная эклектика громоздких советских сооружений, где что-то успели привести в соответствие с нормами евроремонта, а что-то нет), - выложенный светлой плиткой, кабинка. Лейтенант сидит на унитазе, спустив штаны. Лицо его в поту, глаза закрыты. Он вытаскивает из кармана кителя маленькую бутылочку — 250 граммов — коньяка, и делает пару глотков. Не глядя, завинчивает крышечку, сует пузырь в карман.
Из другого кармана достает — так же, не глядя, - банку с пивом.
Кашляет несколько раз, в унисон открывает крышку банки, шипение сливается с кашлем. Пена попадает на рукав, лейтенант проводит по нему (рукаву) языком. Пьет пиво из банки, не отрываясь, моргает несколько раз, очень крепко жмурясь. Спускает воду, и во время смыва комкает сильно банку, бросает ее в ведро, сверху бросает рваную бумагу. Закуривает. Раздается мелодия.
Это «Человек и кошка», группы «Ноль».
Лейтенант достает из внутреннего кармана кителя телефон.
- Да, - говорит он.
Крупно — ботинки лейтенанта.
Отъезд камеры. Мы видим, что лейтенант Петреску стоит на первом этаже здания МВД Молдавии. Чем-то оно напоминает ЦРУ в Лэнгли, только орел на полу более... ущербный, что ли, и люди одеты не так хорошо, как спешащие в фильмах про ЦРУ агенты. Мы видим вахтера, посетителей, автоматический пропуск, несколько полицейских младшего чина на посту у входа. Один из них вопросительно смотрит на Петреску. Рядом со стражем — невысокий, полный молодой человек в джинсовой безрукавке со множеством карманов, тертых джинсах и кроссовках под «Адидас» (настоящий «Адидас» молдавский журналист себе позволить не может). У него вид прожженного репортера.
От этого впечатление полного лоха, производимое молодым человеком, лишь усиливается.
Петреску кивает, глядя на журналиста, и полицейский у входа делает шаг назад.
- Петреску бля! - говорит паренек.
- Я бля заебался тебя уже ждать, - говорит он.
- Ты бля совсем уже в отключках блядь на службу ходишь? - говорит он, смеясь.
- Я блядь час тебе наверх звонил, - говорит он.
- Потом блядь по внутреннему, - говорит он.
- По мобиле чтоб звякнуть пришлось от здания на сто метров отойти, - говорит он.
- Слушают же блядь, - говорит он.
- Хуево выглядишь, - говорит он.
- Наши говорят, ты вчера в «Национале» был, - говорит он.
- Что нового на игровых? - говорит он.
- Ты кстати когда мне сотку вернешь? - говорит он.
- Ты заебал уже! - говорит он.
- Ну и пол у вас ебанутый, - говорит он, слегка подпрыгивая на скрипящих досках.
- Блядь, целое министерство, а денег на ремонт нету, - говорит он.
- Ну что за хуйня! - говорит он.
Все время, что репортер говорит, он спешит за лейтенантом Петреску, который молча поднимается по винтовой лестнице на третий этаж, показаны кованые перила, мраморные колонны.. Это старое здание, величественное в ряде мест — как пообтрепавшаяся графиня, у которой на шее уже морщины, а зона декольте еще ничего, так что она его показывает. . Лейтенант не смотрит на журналиста и не обращает на него внимания. Он просто молча идет впереди. У него болит голова, мы видим это, по тому, как он дергает левой бровью (там и болит). Время от времени он облизывает губы.
Они поднимаются по лестнице и проходят в темный коридор, идут по нему к окну в торце здания.
- Кстати бля Петреску, ты смотрел новости? - говорит репортер.
- Эти пидарасы в парламенте блядь так и не избрали президента, - говорит он.
- Ну, не пидарасы? - говорит он.
Петреску нарушает молчание.
- Мне по хуй, - говорит он.
- МВД вне политики, - говорит он.
Оба смеются. Репортер глядит на Петреску выжидающе. Тот достает из нагрудного кармана пакетик, мы успеваем увидеть надпись «...енное доказательство» и сует в один из многочисленных карманов журналиста. Тот сует деньги — он их явно приготовил, уже держал в руке, - в нагрудный карман лейтенанта.
Все происходит очень буднично, как если бы люди обменялись визитками (да так оно, в принципе, и есть).
- А насчет того... - бормочет репортер.
- Ну, когда в парикмахерской, на Ботани... - бормочет он.
- Пять жмуров, нам бы фоток, - говорит он.
Петреску молча смотрит на него. Журналист замолкает, вынимает из кармана деньги, - это довольно тонкая пачка, - говорит:
- Спасибо, что одолжил, - говорит он.
Лейтенант берет деньги. Кладет на подоконник скомканный лист с копией мутного изображения. Журналист опирается на него рукой, прячет. Выглядит это неловко.
- Слышал, PRO-твшники на места преступлений первыми стали приезжать? - говорит репортер.
- Говорят, им прямо на уровне замминистров инфу сливают, - говорит он.
- Ты не в курсе, кто на них работает? - говорит он на псевдо-профессиональном жаргоне журналистов.
- Мне сказали передать, что мы готовы адекватно, ежемесячно, оценивать, - говорит он.
- Ну, если дело громкое, конечно, - говорит он.
- Сколько, - говорит Петреску.
- Две штуки в месяц, - говорит журналист.
- Я подумаю, - говорит Петреску.
- Ну и духан от тебя... - говорит журналист.
- Заткнись, придурок, - говорит лейтенант.
- У тебя пакет анаши в кармане и ты в МВД, - говорит лейтенант.
- А ну пошел на хуй отсюда, - говорит он.
- Шучу, шучу, - говорит он.
Тем не менее, твердо выталкивает репортера из коридора к лестнице.
Возвращается (мы видим его от окна) к двери туалета, заходит. Снова кабинка. Петреску допивает коньяк, достает из кармана бутылочку «Нафтизина», набирает в пипетку — показать, как дрожат руки, крошку табака на пипетке, - закапывает нос. Шмыгает. Горсть таблеток. «...трамон», «...ельцинк», «алия оротат», «..ль активированный» (витаминные комплексы и препараты, облюбованные сильно пьющими, но еще не алкоголиками). Жевательная резинка на ладони. Крупно — лицо лейтенанта, который разжевывает дольку «Орбита», как тяжелобольной, который чудом выжил и который впервые, после года питания через трубочку, пробует съесть твердую пищу. Капли для глаз в дрожащих руках. Крупно — косящий зрачок, красные прожилки на белке глаза... Чем-то это напоминает знаменитую сцену из фильма Дали и Бунюэля, поражавших буржуа в глаз как прямо, так и метафорически - за их же, буржуа, деньги.
Вид кабинки сверху. Петреску стоит, задрав голову. Крупный план глаза.
Капля падает на стеклянную поверхность глаза, расплывается.
Картинка мутнеет, как если бы на камеру налили воды.
… картинка проявляется, по мере движения камеры по коридору. Темная табличка с буквами, которые из-за темноты неразличимы. Дверь распахивается. Нас ослепляет ненатуральный свет кабинета пресс-службы. Камера стремительно передвигается вглубь. Две женщины в форме — время от времени кто-то из коллег пялится на колени в колготках телесного цвета, - разговаривают.
- Французские ни к черту, я тебе говорю, - говорит она.
- А я тебе говорю, можно, если только настоящие, - говорит вторая.
- Я брала в стоке, что на мосту, - говорит она.
- Почем там, говорит вторая, - говорит первая.
- В ночь скидок по шестнадцать, а так двадцать три, - говорит вторая.
- Все равно дешево, - говорит первая.
- Ну да, а я что говорю! - говорит вторая.
- Смысл мне идти и тратить сорок на две пары ненастоящих, - говорит она.
- Если настоящие по шестнадцать... ну пусть даже по двадцать одному! - говорит она.
- Ну конечно! - говорит первая.
- Я лучше на сэкономленные еще одну пару куплю, - говорит вторая.
- В ночь скидок... или даже по двадцать одному, - говорит она.
- А уж если по шестнадцать, так и все пять пар получается! - говорит первая.
Крупно — картинки на мониторах (дрожащих, это плохие мониторы) собеседниц. На одной — фото семьи (сама полицейская, ее муж, дети, трое). На другой — пейзаж, березы, поле, река. Видно, что обладательница монитора явно не замужем,
- Слышала, кстати, что Гожою не дали полковника? - говорит первая.
- Да?! - говорит вторая.
- Он пятнадцать лет, а с выслугой так все четверть века, - говорит вторая.
- Блядь, что за система! - говорит первая.
- Человек на нервах, эндокринную систему себе подорвал, - говорит она.
- А тут... - говорит она.
- И что? - говорит она.
- Не бойся, он на обеде, - говорит вторая, заметив осторожный взгляд первой.
- Поступил, как мужик, - говорит она.
- Как офицер, - говорит она.
- Пошел к начальству, сказал, если дадите полковника куму своему, давайте и мне! - говорит она.
- Ого! - говорит она.
- Офицер! - говорит она.
- Еще не все! - говорит собеседница.
- А если нет, говорит, то я застрелюсь! - говорит она.
- И что?! - говорит вторая.
- Приказ завтра вывесят! - говорит вторая.
- Полковник! - говорит она.
Восхищенно цокают языками. Внезапно восторг на их лицах сменяется настороженным презрением. Бегло — фигура в кителе. Прошедшая мимо. Оглянувшись, соседки поворачиваются каждая к своему монитору, начинают печатать.
Камера показывает их затылки. Разворачивается. Мы видим лейтенанта Петреску, который уселся на свое место в углу. Он надевает наушники. Неожиданно громко звучит музыка.
Это Вивальди, «Времена года».
Петреску прикрывает глаза, и начинает печатать.
Яркий свет ламп отражается от клавиатуры и слепит нас.
Белый фон.
ХХХ
Мы видим голубое небо. Чистое, ни одной точки. Оно настолько ясное, что даже, кажется, сияет. Мы слышим музыку. Это «Полет валькирий», который навевает на искушенного зрителя ассоциации с кинофильмом про Вьетнам, джунгли и то, как американцы там страдали («Взвод» или «Апокалипсис»? Проверь себя, интеллектуальный хипстер — В. Л.). Сначала музыка звучит тихо, она как-будто жужжит — ну, словно моторчик, благодаря которому поднималась в небо валькирия. Потом звук становится все громче, громче.... Валькирии приближаются... звук становится угрожающим... мы слышим голос — это шепот — который пробивается через музыку. Постепенно шепот сменяется просто негромким говором с хрипотцой.
- Валькирии приближаются... - шепчет голос.
- Сука блядь сейчас накроют, - шепчет он.
- Ну все, пиздец, - шепчет он.
- Валькирия это ж баба с мечом, - говорит он.
- Прилетит, пожужжит и как ебнет, - шепчет он.
- Блядь, страшно аж жуть, - говорит он.
- Как блядь в фильме, - говорит он.
- Взвод или Апокалипсис? - шепчет он.
- Вечно блядь путаю, - шепчет он.
- Нет, «Взвод» это Стоуна, - говорит он.
- Или? … - говорит он.
- Блядь что за хуйня, в «Апокалипсисе» же про быков, - говорит он (финальная сцена жертвоприношения — В. Л.)
- Сука, жужжит и жужжит, гудит как «Мессер», - говорит он тревожно.
- Жужжит, как моторчик блядь, - говорит он.
- Карлсон блядь только триллер, - говорит он.
- Вз-вз, вз-вз, - говорит он.
- Полет Валькирий блядь что ли? - говорит он.
- Или шмеля? - говорит он.
- Одна хуйня, воздушное судно типа... - говорит он.
- Типа... - говорит он.
- Ха-ха, - говорит он.
Камера отъезжает. Мы видим, что все это говорит лейтенант Петреску. Он смотрит в камеру. У него лицо совершенно обезумевшего человека, зрачки очень маленькие — показать крупно — буквально, с булавочное острие. Мы даже слышим шорох крыльев ангелов, собравшихся на этом острие (Фома Аквинский или Августин Блаженный? Тест на хипстера и пидараса продолжается — В. Л.). Мы обращаем внимание на то, что глаза у Петреску хоть и карие, но они у него с зелеными крапинками. От этого глаза лейтенанта похожи на глаза сумасшедшего Чеширского кота, еще не растаявшего до улыбки.
- Вз-з-з, - бормочет он.
Мы буквально ощущаем исходящий от него запах спиртного.
Камера показывает нам мерцающий голубой экране, перед которым сидел Петреску и который мы поначалу приняли за небо. Он пуст. Общий план угла, в котором сидит Петреску. Мы видим, что значительная часть кресел пустует, есть только пару человек, видимо, время святого в государственных учреждениях часа — обеденного перерыва. Общий план кабинета. Мы видим, что кроме Петреску здесь находится еще только один человек. Капитан полиции, в расстегнутом кителе. Он снимает с себя наушники — из-за чего Петреску мог говорить свободно, и делает гимнастику для глаз.
Потягивается и бросает через плечо назад (он сидит впереди).
- Сходил бы пожрал че, Петреску, - говорит он.
Лейтенант даже не смотрит на него, что-то шепчет, глядя на экране. Крупно — капли пота на лбу. Капитан, пожав плечами, встает и выходит. Петреску сразу оживает, наклоняется, мы слышим характерное булькание, появляется Петреску, над столом, у него вид человека, который решил похмелиться с утра, и не заметил, как напился. Закапывает себе глаза. Медленно сглатывает — мы буквально успеваем увидеть, как он это сделал, весь процесс, от начала, до конца. В конце лейтенанта тошнит, изо рта буквально льется слюна, которую он уже не в состоянии проглотить. Так что он просто держит рот полураскрытым, глядя на дверь. К частью, никто не заходит. Лейтенант растирает слюну по полу подошвой ботинка, - покачнувшись, - и встает. Распахивает окно, глубоко вдыхает. Берет пульт от телевизора, висящего в углу кабинета под потолком (угол справа — В. Л.) и целится. После нескольких попыток получается, и картинка вспыхивает.
- ...жких преступлений по республике превысил данные годичной давности на 30 процентов, - говорит дикторша.
- Это, по мнению представителей МВД, связано с нестабильностью в обществе, и деградацией общественно... - говорит она.
- ...ий, даже происходит второй вал преступности, связанн... - говорит она.
- … хие девяностые, ставшие устойчивым словосочетанием, - говорит она.
- ...ят ли их лихие двухтысячные, - говорит она.
- ...тарий МВД, - говорит она.
Мы видим на экране одного из тех мужчин в полицейской форме, что разговаривали в самом начале сцены в пресс-службе МВД (тот, что обещал застрелиться). Он говорит в камеру:
- Мы категорически отрицаем возможность повторения того всплеска преступности, - говорит он.
- … который наблюдался в республике в частности и на постсоветском пространстве вообще, - говорит он.
- … в девяностые годы, заслужившие этим название, - говорит он.
- … лихих девяностых... - говорит он.
Петреску, - как всегда, после приступа тошноты, - полегчало.
В кабинет заходит капитан, уловивший краем уха.
- Девяностые, - говорит он.
- Да эти пидары не нюхали девяностых, - говорит он.
- Петреску, а ты бля помнишь девяностые? - говорит он. .
- Девяностые, - говорит Петреску, садясь.
Пожимает плечами.
Ретроспектива
Все черно-белое. Мы видим небольшую группу подростков лет тринадцати. Их около девяти, мы точно не видим, потому что темно. Они кучкуются под деревьями парка, идущего от железнодорожного вокзала Кишинева по холму вверх к району Ботаника. Абсолютно пустая дорога, не работающие фонари, очень слабое, редкое, движение, хотя это одна из главных дорог города. Пустые металлические конструкции из-под рекламных щитов. Мальчишки одеты, как нынешние бомжи. То есть, это 90-ее.
Слышатся шаги.
Общий план дороги сверху. От вокзала вверх поднимается — показать часы на одном из столбов, 21.00, общественный транспорт уже не работает, 90-е, - мужчина в кожаной куртке из множества кусков. Кое-где куртка потерлась.
Бросив взгляд на тени под деревьями, мужчина идет дальше, слегка ускоряет шаг.
Подростки бросаются вслед за мужчиной, идут группкой, очень взволнованы, что видно пол лицам. Слышны подбадривающие возгласы:
- Давай...
- Ну бля...
- Давай бля не ссым бля...
- Пацаны, кто мы, если не...
- Пацаны, если мы пацаны, то мы паца...
- Да бля дава...
Мужчина ускоряет шаг, сгорбившись и сунув руки в карманы.
Со стороны это похоже на фотографию второй мировой войны, когда пленные красноармейцы (а потом и немцы, и вообще — пленные) ждут пули в затылок, вместо того, чтобы попробовать умереть достойно (так, собственно, обыватели в 90-хх и жили — В. Л.).
От того, что ретроспектива — черно-белая — сходство с фотографией Второй Мировой лишь усиливается.
Несмотря на ускорение, расстояние между мужчиной и подростками не увеличивается, а даже сокращается. От группы детей отделяется подросток — мы узнаем в нем черты лейтенанта Петреску и, коротко замахнувшись, бьет со всей силы по голове мужчины палкой. Тот приседает на корточки, обхватив голову, с криком
- Бля!!! - кричит он.
На асфальте появляются черные пятнышки. Одно, другое, россыпь... Это кровь. Петреску, растерянный, стоит, опустив палку. Это короткая, полированная дубинка, из тех, что обвязывают ремнями на гимнастических снарядах (видно, что подросток, насмотревшись программы «Будущий фермер» с ведущей Максимовой, проникся осознанием необходимости Рыночного мышления и, ради Дела, простился с детством - разобрал свой детский «Уголок гимнаста» - В.Л.). Она тоже наполовину черная, из-за крови. Мужчина смотрит на подростков снизу, все еще держась за голову. Один из детей, - с перепугу, конечно, - подскакивает к мужчине и бьет в голову же ногой. Другие, опомнившись, присоединяются к коллеге. Возня тел над мужчиной. Юный Петреску стоит поодаль — как нанесший первый удар он заслужил право на отдых, - и растерянно смотрит.
Распростертое тело мужчины на асфальте. На нем нет куртки, карманы вывернуты. Тени исчезают в парке.
По горке вверх проносится, на огромной скорости, троллейбус.
От брызнувших от проводов искр лицо мужчины освещается, - он не дышит, - видно стекло троллейбуса, лица пассажиров, каменные, смотрят прямо на дорогу, где мелькнуло тело, не реагируют.
Показан уносящийся троллейбус. Затемнение.
Картинка проясняется. Мы видим юного Петреску, который стоит с девушкой в лосинах, кроссовках и кофте, выглядывающей из-под куртки, - то есть, примерно, как одеваются сейчас дешевые проститутки, и как одевались школьницы раньше, - перед ступеньками. Над ними - надпись светящимися буквами.
«Ресторан «Русь».
На Петреску — кожаная куртка, пошитая из кусков. Из ресторана слышен смех, крики, звон разбиваемых предметов.
Спутница льнет к мальчику, глядя на него с обожанием.
Петреску, решившись, ведет ее по ступенькам вверх. Мы видим лица Петреску и спутницы, вошедших в ресторан, они выглядят какими, какие они и есть: двумя детьми, попавшими в страну Оз, о которой лишь читали в талантливой компиляции советского переписчика Волкова. У них даже рты слегка раскрыты. Крупно — огни светомузыки, которые крутятся... (кажется, светомузыка ресторана «Русь» - единственное освещение Кишинева 90-хх годов — В. Л.). Огни мелькают, кружатся...
Дальше картинка начинает крутиться.
Мы видим мельтешение, шум, перед нами меняются картинки черно-белого калейдоскопа.
Мы видим умиротворенное лицо молодого Петреску с приоткрытым ртом.
Из уголка капает слюна. Общий план фигуры, он похож на убитого гангстера, контур которого обведут сейчас мелом.
Петреску лежит на полу туалета ресторана, он в отключке.
Мы видим фигурку девочки-подростка суетливо, - Сердито даже, -уходящей от ресторана.
Мы видим черно-белый, разрушенный Кишинев, который с тех пор ничуть не изменился.
Мы видим темный фон
ХХХ
На темном фоне зажигаются огоньки. Камера берет общий план. Мы видим, что это за окном загораются огни центральной улицы Кишинева (на которую и выходят окна МВД). В помещении пресс-центра снова уже никого, люди разошлись по домам. Крупно — часы на стене за спиной Петреску. Они показывают 19.45
Петреску сидит, что-то рассматривая.
Крупным планом — порноролик, который смотрит лейтенант.
Дверь приоткрывается. В кабинет заглядывает солидный мужчина лет 50-и. По размеру живота и выражению лица мы можем предположить, что он занимает пост на уровне заместителя министра.
- Петреску, два часа уже как рабочий день кончился, - говорит он довольно.
- Полуночничаешь, - говорит он довольно.
Помятый — но теперь это уже можно отнести за счет усталости после рабочего дня, - Петреску разводит руками.
«Чин» кивает, дверь закрывается... Снова распахивается.
Внимательное — доброжелательное даже — лицо лейтенанта.
- Чуть не забыл, - говорит чин.
- И своим завтра скажи, - говорит он.
- Комиссия отменяется, так что завтра можно и не в форме, - говорит он.
- Теперь точно все, - говорит он.
Дверь закрывается.
Петреску глядит на нее пару секунд, потом переводит взгляд на экран.
Там два огромных негра обрабатывают худенькую блондинку. Она картинно стонет, в голову зрителя должно закрасться подозрение, что девушка вынесла бы еще двух таких же.
- Дайте мне еще два, - стонет девушка, подтверждая справедливость подозрений зрителя.
- Дайте мне, дайте, - стонет она.
Чернокожие актеры не отказывают девушке в просьбе.
Петреску жмет на паузу. Подходит к двери, закрывает ее на ключ. Возвращается в свой угол. Расстегивает брюки, достает член, - полувозбужденный, встает сразу же, как только мы его видим, - и начинает онанировать. Левой рукой неловко берет «мышку» и снова включает ролик. Фигуры на экране оживают.
Расплываются, мы видим перед собой лишь светлое пятно.
ХХХ
Пятно желтеет.
На нем возникают большие, синие буквы.
WWW. THEHUN. NET
Ниже - «Биг коллекшен оф аматеурс фото энд мувиз».
(«Самая большая коллекция любительской порнографии — фото и видео» (ай транслейт фор ю фром май харт — В.Л.)
Под надписью — множество маленьких картинок с изображениями порноснимков, роликов и т.д. Много цифр, значков евро, долларов, мигающие баннеры (рекламные объявления в интернете). Стрелочка приближается к фразе «Е-мэйл ё видео» (отошли свое видео — В.Л.) и мы слышим щелкание «мышкой» два раза.
Появляется поле для заполнения, надпись «прикрепить файлы».
Всплывает еще одно окно. Мы видим, что оно разделено на несколько десятков секций, в каждой из которых что-то происходит, это камеры наружного наблюдения, установленные в разных точках Кишинева, от улиц, до учреждений. Бегущая строка внизу, на румынском языке.
Титры на русском.
«Система наружного наблюдения за следующими улицами муниципия Кишинев: Измайловская, Александровская, Гоголя, Виеру... парк Анисифор Гибу, Валя Морилор...»
Названий много, они бегут строкой, производя впечатление вагонов метрополитена, несущихся из черного ниоткуда в черное никуда сквозь короткий промежуток света и бытия (если бы я писал сценарий для румынского или грузинского режиссера, с их любовью к Многозначительности, то бы не преминул указать на то, что это можно использовать как метафору человеческой жизни — В. Л.).
На одной картинке — участок дороги с машинами, на другой — просто пустая улица, на третьей — группы людей, на четвертой... Самые разные изображения, слишком мелкие, и их слишком много, чтобы мы их могли рассмотреть.
Стрелочка хаотично носится по экрану, потом указывает поочередно на восемь квадратиков (мы каждый раз слышим щелчок, значит, изображение выделили). Они увеличиваются.
Мы видим, что на каждом квадратике заснят половой акт.
Курсор выделяет восемь роликов, и перетаскивает их в другое окошко.
Оставляет под надписью «Лоад ё видео» (загрузи свое видео).
На экране появляются песочные часы, происходит загрузка. После ее успешного завершения мы видим надпись «Поздравляем, код Вашего вознаграждения....». Отъезд камеры. Мы видим, что все эти операции проделывает лейтенант Петреску. Часы на стене. 21.45.
Лейтенант, поглядев на часы, быстро выключает компьютер и выходит из кабинета.
Теперь он освещен. Мы видим темную фигуру Петреску, проходящего по коридору, на некоторое время мы видим только силуэт, фигуру, как будто это тень идет нам навстречу. Когда лицо лейтенанта попадает под свет ламп, иллюзия развеивается. На выходе внизу лейтенант, небрежно кивнув постовому, отдающему честь, вытаскивает дрожащими руками карточку.
Отмечает выход на электронной системе слежения (по типу метро). Кладет карточку в карман.
Дрожащие пальцы.
ХХХ
… дрожащие пальцы в уличном освещении.
Лейтенант Петреску стоит перед банкоматом под стеной мэрии Кишинева (самый центр города) и снимает деньги, вводя код, бывший на экране его компьютера. Показать, как лейтенант смотрит на свои пальцы. В его взгляде — легкое удивление. В ночном освещении города он смотрит на руку, как будто увидел ее в первый раз. Как на чужую.
Рука кладет деньги в нагрудный карман кителя.
Фигурка мужчины отходит от банкомата. Мимо проезжает новый рейсовый автобус. Лица пассажиров за стеклом. Лицо Петреску, которое ничего не выражает.
Бой часов на городской башне.
Фигура Петреску скрывается за вертящейся дверью.
Горящие буквы сверху.
«Ресторан-казино «Русь».
Буквы сливаются в цветовое пятно.
… Оно распадается на несколько сотен огней, мы видим комнату, полную огней от фейерверка (как бывает в глазах из-за давления), - за окном рассвет, - мы видим Петреску, танцующего на ковре, уставленного бутылками. Рядом с ним на карачках по ковру, прикладываясь то к бутылке, то слизывая (именно слизывая! это не кокаин, для Кишинева кокаин не тренд, дорого — В. Л.) какой-то порошок с большого блюда, ползает крупная блондинка, танцевавшая с Петреску в первой повести. Петреску нелепо копирует движения Джона Траволты, танцевавшего с Умой Турман в «Криминальном чтиве». Нелепость подчеркнута музыкальным фоном сцены.
Ведь в квартире Петреску играет музыка группы «Роллинг Стоунз».
- И ты так сладка, - поет Мик Джаггер.
Петреску проводит языком по потрескавшимся губам, глядит на женщину на полу.
Крупно - ее белый зад.
Темная расщелина в нем.
ХХХ
На черном фоне появляются цвета.
Мы видим перед собой желтые и серые пятна.
Все очень расплывчато, как бывает, когда во сне не можешь настроить резкость, хотя очень хочется это сделать. Картинка плывет (еще это напоминает вечный кадр глазами героя, которого напоили снотворным злодеи — все меняется, плывет, и даже звуки звуч-а-а-а-а-а-а-а-а-ат кра—а-а-а-айне ра-а-а-а-а-стянуто — В. Л.). Шумы какие-то... Постепенно звуки становятся более отчетливыми, хотя и не до конца. Мы слышим все как будто из другой комнаты.
-
- - Ты, блядь драная, сука, - слышим мы мужской голос.
- - Да, да, я такая, - говорит женский голос.
- - Потаскуха сраная, - говорит голос.
- - Конченная, конченная, - подхватывает женский голос.
По характерному звуковому фону мы предполагаем, что речь идет о половом акте (шлепки, тяжелое дыхание, скрип кровати). Еще до того, как у зрителя начинается эрекция, картинка проясняется, и наши предположение находят свое подтверждение. Перед нами — лейтенант Петреску и его подруга, крупная блондинка. Она стоит на четвереньках, под ее животом несколько подушек, лейтенант стоит на коленях сзади, откинув тело назад, и сильно тянет подругу за волосы на себя. У него закрыты глаза и лицо человека, который страдает очень сильной головной болью. На голове подруги, чьи волосы собраны в хвост (за который лейтенант и тянет) — фуражка лейтенанта полиции республики Молдова. Все время, что мы видим пару, она разговаривает.
- Блядь сраная, - говорит Петреску.
- Шлюха подзаборная, да, да, я, я это, - соглашается с ним женщина.
- Конечно ты шлюха, - говорит лейтенант.
- При живом блядь муже шаришься, и у других мужиков в рот берешь, - говорит он.
- Да, да, - говорит подруга.
- Таня, блядь, ты конченная подзаборная тварь, - говорит лейтенант (так зритель узнает имя подруги лейтенанта — В. Л.).
- Потаскуха я, - стонет подруга.
- Кто бы сомневался, - говорит лейтенант.
Лейтенант с ненавистью ударяет тыльной стороной ладони по заднице женщины, — остается очень красное пятно, - и выскакивает из нее.
- Блядь, не кончу никак, - говорит он.
Глубоко дыша, скатывается с кровати, идет в угол студии, пьет воду, она льется по горлу, животу. Мы видим, что у лейтенанта все выбрито в паху, как у порноактеров. Женщина, не меняя позы, поворачивает голову и глядит на лейтенанта. У нее спекшиеся губы.
- И мне водички, - говорит она.
- Перебьешся, шлюха гребанная, - говорит лейтенант.
- Петреску, - хнычет Таня.
- Поднимай задницу и пей, сколько влезет, - говорит лейтенант.
Набирает воду из под крана и снова пьет. Таня встает, покачнувшись, на кровати, и сходит вниз с непропитой еще грацией бывшей танцовщицы любительского стриптиза (порази мужа, набор «Шест, стринги и инструкция по танцу» прилагается — В. Л.). Подходит к лейтенанту, отбирает у него кружку, - проливают почти половину того, что в ней было, - и пьет. Мы видим, как дрожат ее руки. Мы слышим, как стучат зубы о кружку. Оба — и лейтенант и Таня, - выглядят, как после приличного двухнедельного запоя. Петреску глядит на подругу ничего не выражающим взглядом.
Общий план комнаты. Везде — разбросанные вещи, ошейник, поводок, ремень, Танины чулки, трусики, платье.
Женщина возвращается на кровать, становится в прежнюю позу, и крутит задом.
Обернувшись, глядит прямо на зрителя. Не отводя взгляда, берет себя за ягодицы — они роскошные, у нас кружится голова, - и раздвигает их.
- Сволочь ты, Петреску, - говорит она.
- Нет в тебе... нежности, - говорит она.
- Иди к своему рогоносцу-мужу за блядь нежностью, - говорит Петреску.
- Не говори про него плохо, - говорит она.
- Ты про него все время блядь говоришь, - говорит Петреску.
- Выебешь меня еще? - говорит она.
- Да я тебе пять часов ебал уже! - говорит он.
- М-м-м-м, с похмелья... такой... ебливенький, - говорит Таня.
- Ну пожалуйста... - говорит она.
- Выеби меня, дай мне свой хуй, - говорит она.
- Как попросишь, - говорит он.
- Я же умоляю, - говорит она.
- Трахни меня, - говорит она.
- Вот еще, сука, - говорит он.
- Дешевая блядь, мне уже и ебать-то тебя неохота, - говорит он.
- ПОЖАЛУЙСТА, - говорит она голосом женщины, готовой на все.
- Готова на все? - говорит он.
- Еще бы... за хуй-то, - говорит он.
- Трахни меня, - говорит она.
- Что, муж твой ебанный... клерк сраный... - говорит он.
- Не может так, не умеет, да? - говорит он.
- Читает тебе блядь лекцию о международном положении? - говорит он.
- Перед тем, как выебать, да, - говорит он.
- А может еще о результатах рабочего совещания... - говорит он.
- Дорогая, мы с Абрам Петровичем обсудили этих ребят из цеха экспедиции, и... - передразнивает он.
- Гребанные мыши, - бросает он в потолок, хотя над ними уже никто не живет, над ними только крыша, небо и Бог.
- Мир ебанных мышей, - говорит он, покачиваясь.
- Трахни меня, - ноет Таня.
- А тебе, пизда, только кол и нужен, и чтоб по мозгам... - говорит он.
- Поэтому ты и сосешь блядь под заборами, - говорит он.
- Хочешь хуй? - говорит он.
- Хочешь хуй, блядь сраная? - говорит он.
- Хочу хуй, - говорит она.
- Я блядь сраная и я хуй хочу, - говорит она.
- ПОЖАЛУЙСТА, - говорит она.
- Целуй блядь руки, - говорит он.
- Целуй руки, может, дам тебе хуй, - говорит он.
Таня взвизгивает, вскакивает с постели, бежит к Петреску, подворачивает ногу, буквально скатывается к его ногам (фуражка падает с ее головы, и закатывается под кровать — В.Л.). Обхватывает лейтенанта за колени. Целует их.
- Я сказал руки! - кричит лейтенант так, как будто он центурион, командующий легионом во время битвы в Тевтобургском лесу (все потеряно и осталось погибнуть с честью — В. Л.).
Снизу начинают стучать. Мы видим общий план из глубины комнаты, за окном что-то вроде светлеющих сумерек, значит, это рассвет.
- ПОШЛИ НА ХУЙ! - кричит лейтенант еще громче.
- Вызывайте полицию, - кричит он.
- Сейчас спущусь, - кричит он.
- Я полиция, - кричит он.
Таня все это время ловит его руки, и целует их.
- Лижи, - кричит Петреску.
- Я сказал ЛИЖИ, - кричит он.
- Нет, милый, милый, оста... - бормочет она.
- Заткнись! - орет он, и дает ей пощечину.
Таня, захныкав, начинает несмело — без воодушевления — лизать руки любовника. Делает последнюю попытку, прижимается щекой к его руке, говорит Нежно.
- Мне так хочется сейчас нежно... - говорит она.
Еще одна пощечина, сильнее предыдущей.
Таня, стоя на коленях, начинает вылизывать руки лейтенанта. Тот, глядя на нее, словно только что обнаружил перед собой женщину, размахивается и изо всех сил бьет ее по щеке. Таня падает назад, успев опереться на руку. Она хнычет Петреску нависает над ней и бьет еще несколько раз. Это достаточно сильные удары, Таня прикрывается, сворачивается в позу эмбриона, о которой нынче знают все кому не лень, благодаря тестам из женских журналов («Как ты спишь рядом с любимым? Поза Эмбриона? о, это не совсем то, что приведет вас к счастливому браку, дорогуша», - «Элль», «Космо» и т.д. - В. Л.)
- Хватит, хватит, - ноет она.
- Хватит?! - кричит Петреску.
- ЛИЖИ, СУКА! - кричит он.
У Тани течет кровь из носа. Она, молча, всхлипывает, и начинает вылизывать руки лейтенанта. (прим. В. Л. - в сцене не должно быть ничего эротического. Просто банальное домашнее насилие под конец пьянки). Лейтенант задумчиво смотрит на женщину. Брезгливо отнимает свою руку, толчком ноги переворачивает Таню, та падает на живот, начинает плакать.
Петреску обхватывает Таню за шею правой рукой, и проводит левой под ее носом.
От этого красивая, в общем, женщина, становится похожей на сумасшедшего мультяшного персонажа с коряво нарисованными под носом усами (а еще на вечно молодую и вечно70-летнюю советскую актрису Орлову, которая с угольными усами играла мужчин в педерастических советских комедиях — В. Л.).
Петреску сильно трет у Тани между бедрами своей рукой в крови.
Лицо Тани с закрытыми глазами, она перепачкана в крови.
Петреску ложится сверху на Таню и ерзает бедрами на ее бедрах.
- Что.. что блядь? - спрашивает он женщину.
- … - что-то шепчет та.
- А бля? - говорит он.
- Гель, гель... - шепчет Таня.
- Там гель.. - шепчет она.
- Ай, - вскрикивает она.
Замолкает, потому что дальнейшие предложения поискать анальный гель попросту не имеют смысла. Дело сделано. Петреску трахает Таню в зад. Она не получает от этого ни малейшего удовольствия, и пытается задрать голову так, чтобы кровь перестала течь. Петреску помогает, тянет женщину за подбородок, но лишь для того, чтобы посмотреть ей в глаза и плюнуть.
- Тьфу блядь, - плюет он ей в лицо.
- Открой рот, сука, - говорит она.
- Сережа... Сереженька... - говорит она (так мы узнаем имя Петреску — В. Л.).
- Открой рот, сука, - говорит он и сильно щиплет ее за грудь.
Таня, начиная рыдать, открывает рот.
Петреску плюет в него.
После этого картинка теряет подвижность, и мы просто видим сменяющие друг друга кадры, - как фоторяд, - которые постепенно теряют цвет и становятся черно-белыми (но постепенно! - В. Л.).
Петреску трахает Таню, та смотрит перед собой.
Петреску, голый, лежит на голой Тане, та — ничком.
Петреску сидит рядом с Таней, он обхватил колени, она лежит, как мертвая.
Таня все еще лежит, Петреску стоит в углу студии с чашкой в руке.
Петреску стоит в углу, в руке бутылка. Таня, на одной ноге, другую — вдевает в чулок (именно не одевает чулок на ногу, а вдевает в него ногу). Лицо искажено гримасой, она как-будто кричит.
Петреску поднимает руку, в него летит чашка — все застывшее, - перекошенное от ярости лицо Тани, она в чулках, у нее шикарный бюст, она очень красива, у нее мокрое лицо, видно, что она умылась, смыла кровь.
Таня в платье у дверей, разбитые бутылки на полу. Петреску с кровью на лице, это после попадания чашки. Лейтенант стоит в позе античного сатира, бросающего вызов богам — одна нога вперед, рука правая заведена назад, как будто с пращей, левая выставлена вперед. Портит впечатление только то, что у античных сатиров впереди была растительность, а Петреску, как упоминалось, гладко выбрит внизу.
Раскрытая в подъезд дверь, рука Тани с выставленным средним пальцем, ее спина, фигура — вся в движении, мы видим еще сумочку, которая на локте женщины, но тело еще не развернулось. И сумка — по инерции — еще не вылетела из квартиры вслед за хозяйкой. Петреску стоит у двери голы, тоже что-то кричит.
Мы видим размыто несколько напуганных лиц дальше по коридору.
Мы видим Петреску, стоящего перед раскрытой дверью.
Петреску на кухне у стойки с полной бутылкой спиртного в руках. Петреску с бутылкой у рта. Потолок, потом разворот камеры — лицо Петреску, лежащего на полу.
Петреску с бутылкой на груди посреди комнаты. Опрокинутая бутылка, в которой почти ничего нет. Петреску в отключке, с закрытыми глазами и страшно раскрытым ртом.
Окна. Ветви деревьев чернеют, потому что небо уже совсем светлое. Небо.
Последняя звезда гаснет.
ХХХ
Абсолютная тишина.
Мы видим крупно буквы на весь экран. «Коммерсант-Россия».
Под ними мы видим заголовок.
«В русской деревне русская мать уморила голодом своего 4-летнего ребенка».
Слышно шмыгание. Камера разворачивается. Мы видим крупно лицо Петреску, который сидит на своем рабочем месте. У лейтенанта на глазах слезы, время от времени он шмыгает. Петреску одет в гражданское, как и его коллеги. В кабинете — ну или в цеху, разницы никакой — наблюдается обыкновенная суета в цеху, где каждый хочет сделать вид, что занят больше других, но на самом деле никто не работает. Несмотря на то, что люди говорят, общаются, звонят по телефонам, беседуют по скайпу, печатают, мы не слышим ничего.
Лицо лейтенанта — в наушниках. Его зрачки двигаются слева-направо, он читает.
Мы видим на экране заголовок.
«235 детей вырезаны в провинции Ниджаб в Западной Сахаре в результате нападения отряда повстанцев»
Снова — глаза лейтенанта. В уголке правого, который больше, слеза. Глаза моргают несколько раз. Мы видим, что они относительно ясные. То есть, лейтенант с похмелья, но легкого. Снова буквы на экране.
«Трое детей задохнулись в дыму в пожаре в селе Сынжера Глодянского района прошлой ночью».
Снова слезы в глазах.
Страница в интернете. Желтый фон, крупно — красные буквы. «Экспресс-газета».
«Ветеран ВОВ Иван Семеныч Петров: «Я подбил четыре танка, и дошел до Берлина, а в это время мои пацаны-сыновья делили корочку хлеба на троих»
Лейтенант достает из нагрудного кармана платок и сморкается.
Встает, выходит. Мы видим его обувь под дверью в туалете министерства. Мы слышим характерный звук раскрываемой банки пива. Еще один, еще.... Звук смывающейся воды.
Дверь открывается. Лейтенант с подобревшим — СЫТЫМ — лицом, выходит из туалета и идет по коридору в кабинет... У него торжествующая гримаса, он жует жевательную резинку, и, наверняка, воображает себя демоническим мужчиной — как всегда бывает, если на следующий день не очень плохо.
Снова резкая смена тени коридора и неестественно яркого освещения кабинета, снова экран.
Общий план лейтенанта перед рабочим компьютером. Он наводит на что-то «мышь» (мы не видим, на что именно) и нажимает на клавишу.
Оглушительно громко звучит музыкальная заставка. Потом звучит голос, неестественно бодрый.
- Братишечки, - говорит голос.
- Братишки и сестренки, всем хоу, - говорит он.
- Это «Наше радио» и я, ваш братишка Мишаня Козырев, - говорит он.
Мы видим, как лейтенант закрывает глаза с довольным видом, и узнаем о его первой слабости - любви к говенной псевдо-рок музыке (алкоголь и женщин также падкий на них сценарист проводит по разряду нормы — В. Л.).
- Братва, я приветствую вас, - говорит ведущий.
У ведущего бескорыстный голос человека, обязанного продать в год 150 пар Культовой Обуви «Гриндерс», и в случае невыполнения плана обязанного скупить остатки на свои кровные. То есть, у него Очень Бескорыстный голос.
- Братишечки, в нашем хит-параде на верхней ступени... - говорит он.
… голос его становится все тише. Звучит — очень громко, - музыка. Лейтенант Петреску начинает стучать по клавишам, очень быстро. Со стороны это выглядит так, как если бы его посетила Муза. Коллеги, наверняка, так и думают, потому что некоторые косятся на Петреску с уважением. Мы понимаем, что лейтенант, как и все пьяницы, может пользоваться в коллективе славой человека, не лишенного склонности к писательству (а судя по перешептываниям коллег-дам и их взглядам — гадливо-заинтересованно-похотливым, - так те давно подозревают в нем Писателя). Собеседники даже снижают голос, чтобы Не Мешать. Мы не слышим, что они говорят. Мы слышим песню, которую слушает лейтенант. Это песня «Одна она», исполнителя Найка Борзова.
- Впилась занозой в сердце мое стрела Купидона, - говорит певец.
- Хочется вытащить и никогда не думать об этом, - говорит он.
- Боль нестерпима и мне до сих пор была незнакома, - поет он.
- Солнце безжалостно выжгло глаза своим ярким светом, - поет он.
Камера заглядывает Петреску за плечо. Мы видим, что он просто перепечатывает текст песни, которую слушает. Он печатает очень быстро, уверенно, у него перестают дрожать руки, распрямляется спина (сейчас Петреску похож одновременно и на боевую лошадь и на Герцена, которых разбудили колокола и звуки боевой трубы - В. Л.)
- Одна она повсюду, где бы не скрылся я, - завывает певец.
- Одна она повсюду, где бы не скрылся я, - печатает Петреску.
- Во всех глазах и лицах только одна она, - говорит певец.
- Во всех глазах и лицах только одна она, - печатает Петреску.
- Больше нет места, где бы я мог зализывать раны, - поет Найк Борзов.
- Больше нет места, где бы я мог зализывать раны, - печатает Петреску.
- Крылья разбиты и тело мое во власти гангрены, - жалуется певец.
- Крылья разбиты и тело мое во власти гангрены, - печатает, кивнув, Петреску.
- Сил больше нет, нет сна, лишь страх постоянный, - делится с нами своими опасениями певец.
- Сил больше нет, нет сна, лишь страх постоянный, - быстро набирает Петреску.
- Лишь голос твой в моей голове и белые стены, - поет Борзов.
- Лишь голос твой в моей голове и белые стены, - набирает Петреску.
Мы видим ослепительно белые стены гигантского кабинета пресс-центра. Потом камера возвращается к экрану, мы видим лишь буквы, выскакивающие на нем, и, - одновременно, - звукоряд.
- Одна она повсюду, где бы не скрылся я, - бегут буквы.
- Во всех глазах и лицах только одна она, - ревет голос.
- Лишь одна она, - раздается синхронно голос и появляется фраза.
После короткой паузы — мы видим мигающий курсор и слышим тишину — вновь раздается музыка, по старому-доброму принципу русскоязычной эстрады певец решает исполнить припев еще несколько десятков раз («и еще раз — ягода малина, нас к себе манила» - В. Л.).
- Впилось занозой в сердце мое стрела Купидона-а-а-а, - начинает он.
Потом наступает молчание, файл с текстом песни сворачивается. Отъезд камеры. Мы видим Петреску, и молодого рослого человека в форме, который наклонился над лейтенантом. Видно, что они хорошо знакомы, молодой человек держит руку на плече лейтенанта.
- Петреску, бля, с тебя пузырь, - говорит собеседник многозначительно и тихо.
- … - ждет, глядя на собеседника Петреску.
- Хочешь на телку прикольную посмотреть? - спрашивает он.
- Малолетка, - говорит он.
- Прошма? - говорит Петреску.
- Не, целка, - говорит собеседник.
- Бывшая, - говорит он, хохотнув.
- Заявление по износу, вчера в машину затолкали, ну и покаталась, - говорит он.
- С мамашей, нулёвые, не знали, куда податься, - говорит он.
- Так прикинь, прям сюда, в МВД, приперлись, - говорит он.
- Прямо с улицы пацанку выхватили, а... - говорит он.
- Ты прикинь, на улице прямо... прям блядь девяностые, - говорит он.
- Не жил ты в девяностых, - говорит Петреску.
- Не, мне лень, - говорит он.
- Я как раз сводку за месяц оформлял для пидаров этих, - говорит он.
- Для хуесосов с «Паблик»-ТВ, - говорит он.
- Это где Наташа Морарь, что ли? - говорит собеседник.
- Ну да, я же говорю, для хуесосов, - говорит Петреску, оба смеются.
- Извини, - говорит он.
Надевает было наушники. Собеседник улыбается, останавливает Петреску, наклоняется к нему у шепчет.
- У ссыкухи буфера седьмой размер, - шепчет он.
- … - поднимает брови Петреску, начинает улыбаться.
(Прим. автора сценария — тут мы впервые за все время фильма начинаем видеть Петреску похожим на человека, хоть чем-то заинтересовавшимся).
- Че, серьезно? - говорит он.
- Бля буду, - шепчет собеседник.
- Да ну бля? - переходит на шепот, улыбаясь, Петреску.
- Блядь, ну пятый точно! - шепчет он собеседник.
- В ее четырнадцать-то! - шепчет он.
- Пошли бля, - шепчет он призывно.
- Я тебя экспертом представлю, - шепчет он.
Общий план коридора.
Лейтенант Петреску и его молодой коллега идут навстречу камере.
Затемнение.
ХХХ
Кабинет с очень высокими потолками. Дощатые полы. В окно — зарешеченное — мы видим здание МВД, в котором находится кабинет пресс-службы (то есть, мы в боковом, более старом, крыле — В. Л.). В кабинете два стола, печатная машинка в углу, на ней — папка, на папке — старый наборный компьютер. Венчает эту пирамидку натуральная пирамидка из пластмассы, на наборном компьютере она выглядит странно, Отчужденно, как привет от инопланетных цивилизаций с Марса (которые, если верить аферистам от науки 19 века, и правда строили пирамиды). Возле стола — два старых стула, на которых сидят женщина лет 35-40, и девочка лет 14-16. Мы видим сходство. На девочке — черные джинсы в обтяг, ничего сексуального, все дети так ходят, волосы собраны в хвост, черная водолазка, заплаканные глаза, синяки под ними — не от ударов, а видно, что переживала, не спала. На столах сидят — как американские помощники шерифов — несколько молодых полицейских. Они нахмурены.
За ними ходит взад-вперед, - как Ленин в тюрьме (сходство усиливает такое же трахнутое выражение лица фотографа-революционеры, «а сейчас, товарищи, будет птичка»), - человек в кителе, у него на плечах полковничьи погоны.
Молчание.
Лицо девочки — запавшее. Мать смотрит на дочь мрачно. Потом вдруг всхлипывает. Начинает рыдать.
- Успокойся, мама, - говорит девочка.
- Мама, успокойся, - говорит.
- Мама, я про... - говорит она.
Ее лицо искривляет гримаса, девочка начинает плакать, ставит локти на колени (приподымает носки), и так умудряется свернуться в комочек, сидя на стуле. Рыдает. Мужчины переглядываются мрачно. Все залито желтым, неестественным, очень тусклым, светом.
- Ну хватит, - говорит полковник.
Кто-то из полицейских протягивает девочке платок, матери — стакан воды. Та, благодарно кивнув в никуда (лицо залито слезами), берет стакан и с первого раза подносит его к щеке. Недоуменно глядит на стакан. Потом пьет. Протягивает девочке. Та, вытирая лицо платком, отрицательно качает головой.
- Все дискотеки твои, - зло бросает мать.
Девочка молчит, глядя перед собой.
Она сидит, выпрямившись, и мы видим, наконец, ее фигуру. Она худенькая, но у нее правда очень большая грудь. Несколько даже неестественно выглядит она на девочке такого возраста и такой комплекции. Лица всех мужчин в кабинете. Они Жадные (зритель должен поймать себя на мысли, что его, как и их, застали врасплох).
- Экспертизу снимали? - говорит полковник.
- Да, господин полковник, - говорит кто-то.
- Побои... ээээ.... следы...? - говорит мусор.
- Так точно, - говорит кто-то.
- Невероятно! - восклицает полковник.
- Такого беспредела даже в 90-хх не было! - говорит он.
Держит в руках листочки, время от времени подносит их к глазам.
- Что, прямо у школы?! - восклицает он.
- Блядь, - говорит он.
- Там вечером дискотека в школе, - говорит кто-то из подчиненных.
- Ну, она вечером с подружками пошла, - говорит он.
- А тут тачка у входа тормознула, ее в машину, - говорит он.
- А подружки?! - восклицает полковник.
- Испугались, - говорит кто-то.
- Испугались, - зло говорит полковник.
- До утра... - говорит мать.
- До утра они ее.... - говорит она.
Снова плачет. Мы видим ретроспективу событий. Все черно-белое, девочка вырывается, ее втаскивают в машину, она выглядит как приговоренная к повешению — на ней много рук, насильников четверо, - девочка на сидении, двери, нога в двери, раскрытый рот. Мы видим общий план школы: мигают в окне огни дискотеки, на входе стоят несколько группок юношей и девушек, кто-то старательно отворачивается, другие — посмеиваясь, - глядят на происходящее. Подъезд, коридор, комнаты, матрац, потолок, рыдающая девочка. Никакого сексуального насилия в кадре быть не должно. Фонарь в окне, лица насильников, черное окно, светлеющее окно, белеющее окно, белое окно, ванная, снова матрац, снова ванная, опять комната, окно, коридор, подъезд, распахнутая подъездная дверь, асфальт, утро, дверь машины, тряска салона., снова распахнутая дверь машины, вид изнутри, асфальт, звук резко стартующей машины.
Общий план - девочка в джинсах, голая по пояс, босиком, сидит на тротуаре, смотрит перед собой, рядом валяются вещи...
… снова кабинет. Искаженное яростью лицо полковника МВД. Он говорит что-то, потрясая бумажками, время от времени задет какие-то вопросы, мать девочки смотрит на него со все возрастающей надеждой, полковник снова спрашивает, ему отвечают, что именно, мы не слышим... Звуковой фон — легкий шум. Время от времени возникает пауза, и тогда, волей неволей, все мужчины в кабинете смотрят на грудь девочки. Она видна, хотя хозяйка старательно горбится... Мы видим в углу прямо стоящего человека, который, не обращая внимания ни на что, смотрит, не отрываясь на лицо девочки.
Та же выглядит как павший ангел, который еще не осознал произошедшего и питает надежды вернуться в высшую лигу, причем в этом же сезоне.
Проще говоря, она выглядит, как павший ангел.
У девочки короткая стрижка, она она напоминает главную героиню кинофильма «Конформист», в котором мы знакомимся с некоторыми особенностями происхождения итальянского интеллектуального течения в кинематографе (происходит это через задницу).
Лейтенант переводит взгляд с девочки на стену. Мы видим там афишу, - старую, художественную, нарисованную, - художественного фильма «Конформист», который пройдет в кинотеатре «Одеон» 25 мая 1988 года (винтаж, винтаж, голосом старого извращенца говорит автор сценария — В. Л.).
Лейтенант несколько раз смотрит то на афишу, то на девочку.
Та изредка что-то отвечает на вопросы. Лейтенант даже не смотрит на коллег. Он прекрасно понимает некоторую постановочность происходящего: узнать все информацию полковник мог, просто почитав показания, его возмущение несколько наиграно, его негодование и обещания покарать насильников чересчур громки... Зато мать девочки смотрит на полковника с обожанием — тот, по сути, играет роль психолога (вроде родственника-бандита, который, если вас кинули у валютки, утешит и растолкует, но, конечно, никогда ничем не поможет, ведь деловые связи важнее родственных — В. Л.). Изредка в легкий шумовой фон врываются фразы, звучащие в кабинете.
- Зачем ты пошла?! - говорит мать.
- ..ела бы дома! - говорит она.
- ..ем и накажем по всей строгости за... - говорит полковник.
- ...ме по адрес, но мы, конечно, устано... - говорит кто-то.
- ...или, просто застави... - говорит девочка.
- ...ядь, что за время такое?! - говорит полковник.
- ..рячим следам, конечно, ТОЛЬКО по ним! - говорит он.
- Только по таким следам такие дела и раскрываются! - говорит он.
- Я офицер, я отец! - говорит он.
- Мы бля этим уродам бля! - говорит он.
- Простите, но я бля отец, я офицер! - говорит он.
Мать, как загипнотизированная, кивает, смотрит на него, не отрываясь.
Изредка в шум и их голоса врывается — сначала медленно, потом все громче, громче, - мелодия, и песня, которую нежным голосом ангела (не падшего, но изгнанного — В. Л.) поет солистка группы «Квартал».
- Так легко, как перышко, - поет она.
- … моей душе, на остров белых птиц, - поет она.
- Где кончается туман, - поет она.
- Любить тебя, далекого, - поет она.
Мы видим лейтенанта Петреску который, не отрываясь, смотрит в глаза девочке.
Мы видим девочку. Она, наконец, ловит пристальный взгляд Петреску и поглядывает на него время от времени.
Мы слышим уже только песню, которую, — громко, можно, ликующе, - поет прекрасная блондинка из группы «Квартал».
Мы видим отрывной календарь.
28 августа.
ХХХ
Мы видим листки календаря, сменяющие друг друга и кадры.
21 сентября.
Мы видим мать девочки, стоящую в коридоре МВД. Выходящей из кабинетов. Заходящей в них. Она держит за руку дочь, втаскивает ее буквально в кабинеты. Мы видим их сидящими на стульях перед столом, за которым сидит скучающий полицейский чин. Девочка и мать стоят на лице, мать говорит что-то в трубку телефонного аппарата. У нее вид человека, который уже обнаружил, что его обманули при сделке с недвижимостью, но который слышит путанное объяснение жулика-маклера только в первый раз (еще жива надежда, одна еще надежда, одна на всех, мы за ценой не постоим — В. Л.)
29 сентября.
Мы видим их стоящими под стеной — видно, что давно, устали, опираются на стену - кабинета, на котором золочеными буквами написано «ПОЛКОВНИК ТАКОЙ-ТО». Мы видим полковника, который замирает с в конце коридора, завидев под дверьми просительниц, - он быстро разворачивается и пропадает в здании. Девочка смотрит в пол. Мать возмущенно всплескивает руками.
31 октября.
Мы видим их стоящими в холле, перед окошком с надписью «Жалобы населения». Мать, наклонившись, что-то горячо толкует в окошко, с горечью показывая рукой в сторону рабочих кабине тов. Девочка стоит рядом, смотрит на мать с ненавистью. Девочка выглядит повзрослевшей. Она уже женщина, и когда мать что-то зло бросает ей, отвечает так же зло — и видно, что это схватка равных.
8 ноября.
Мы видим кухню, она выложена кафелем — позднего советского периода — прилично сохранившимся, но явно не новым. На потертом уголке, в виде буквы «г», сидит несколько женщин лет 40, это подружки матери изнасилованной девочки. Мать тоже с ними. На столе — пара бутылок ликера, одна водка, шампанское, сыр порезан тонкими ломтями, шпроты, хлеб, маслины, оливки... Все это можно описать так — достойная бедность с очевидным неминуемым переходом в бедственное положение.
Играет музыка.
Это какая-то песня человека «Пенкина».
Женщины слушают ее с удовольствием, они держат сигареты двумя пальцами, и стряхивают пепел аккуратно стачивая его о край пепельницы. Видно, что они не чужды Изящному, Тонкому, несколько даже Странному. Мы можем предположить, что они работают на каком-то Интеллектуальном Производстве (издательство, газета, типография), где получают свои 100-150 долларов, которых им явно не хватает, зато они Не Такие, Как Все. Очевидно также, что все они разведены.
И по квартире это особенно видно. Она выглядит как квартира, в которой не бывает мужчина.
Женщины оживленно осуждают что-то. Мы слышим их фразы, прорывающиеся через разные голоса, которыми поет исполнитель, что, как он считает, придает ему шарма..
- ...ая на корректуру пришла пьяная! - говорит кто-то.
- Метранпаж не работает там, хоть ты тресни! - говорит кто-то.
- На верстке с пятнадцатого листа по... - говорит кто-то.
- Листы ушли на печать, а опечатка на семнадцату... - говорит кто-то.
У них волевые лица людей, обсуждающих что-то очень Важное, что им не принадлежит (что-то вроде мужчин, до хрипоты спорящих о Петровиче из отдела экспедиции фирмы, в которой они все, всего лишь, нанятые работники — В. Л.).
Звонок. Подруги затихают, из вежливости ждут. Мать девочки встает, уходит в коридор.
- .. Аню можно? - говорит глухой, судя по тембру, подростковый голос.
Мы видим мать девочки, та отошла в коридор и видна из кухни.
- Тебя! - резко и очень громко кричит в комнату мать.
Возвращается на кухню, садится, прикуривает.
- Наливайте, девочки! - говорит она.
«Девочки», оживившись, разливают, снова неспешный разговор, сливающийся в гул. Мать поворачивает голову, мы видим в коридоре девочку (теперь мы знаем, что ее зовут Анна — В. Л.). Она одета в юбку до колена, кеды, кофту с длинным рукавом, и полосатые гетры до колена. То есть, вполне альтернативно, но прилично.
- Через два часа чтоб была! - говорит негромко и зло мать.
Подруги , помолчав пару секунд, как ни в чем не продолжают разговор. Подчеркнуто не смотрят на девочку, бросаю на нее взгляды всякий раз, когда мать их не видит. Слышно, как закрывается дверь. Мать Ани машет рукой.
- Взрослая уже, сама соображать должна! - говорит она.
- Конечно! - говорит кто-то.
- А что там...? - говорит кто-то.
На сказавшую смотрят, как на человека, случайно - и громко - испортившего воздух в театре (как на недоразумение — В. Л.).
- А, ничего, - говорит мать.
- Менты, уроды, - говорит она.
- Языком трепать сильны, - говорит она.
- Ладно, главное, жить, - говорит она.
- Забыть, - говорит она.
- Конечно! - говорит кто-то.
- Забыть! Забыть! - говорит кто-то.
- Конечно, забыть! - говорят все.
- Жизнь продолжается! - говорят все.
Чокаются, со слабыми улыбками, потом оживляются. Кто-то включает радиол. Поет А. Пугачева.
- Сильная женщина плачет, у окна! - поет она.
Подруги, покачивая головой в такт песне, горько щурятся. Глядят вдаль, с силой выпуская дым изо ртов...
… мы видим двор дома. Это вечереющий Кишинев в районе русскоязычного гетто. Пятиэтажные дома с облупившейся краской. Зелень парка — сейчас темнеющая — за крышами домов. Белье на веревках, несколько чудом уцелевших голубятен, старый автомобиль марки «Волга» без колес, с проржавевшей крышей, стоящий возле лавочки. Беседки с выломанными досками. Два мусорных контейнера, с рассыпанными возле них пакетами, на асфальте — потрескавшемся, с дырами, - лежат кости, шкурки, пакеты из-под сока, битые бутылки, мертвая крыса, несколько бродячих собак, встав на задние лапы, пытаются запрыгнуть в контейнеры... Неподалеку от мусорок играют маленькие дети, а во дворах, глядя на них, пьют пиво из 6-литровых пластиковых бутылок родители.
Крупно - надпись на стене дома черной краской.
«Кишинев бля русский город!!! Бычье, вали по селам!!!»
(«бычье» пренебрежительное название молдоязычных жителей Кишинева русскоязычными — В. Л.)
Ниже — красной краской.
«Астай памынт романеск порчий руший!!!» («Это румынская земля, русские свиньи!!!» - В. Л.).
Камера как бы облетает дом. Мы видим старые балконы, не застекленные, с хламом, видим разбитые окна в подъездах. Мы видим - с торца пятиэтажки, где живет Анна с матерью, - несколько молодых людей, которые стоят группкой. На вид им лет 16-17, не больше. Несколько человек стоят, остальные — на корточках, один держит в руках айфон (поддельный — В.Л.) и играет на нем во что-то, остальные смотрят в экран.
Камера зависает над ними. Мы слышим разговоры:
- Пацаны поехали на стрелку, - говорит рассказчик.
- Аа-а-а, - говорят все.
- Один пацан взял нож, и спрятал лезвие, - говорит он.
- А-аа-а-а, - говорят все.
- И когда пацаны пошли на тех быков стенкой, - говорит он.
- О-о-о-о, - говорят все.
- Он взял, выцепил одного быка, и ткнул его ножом, - говорит он.
- У бля! - говорят все.
- Ну, лезвие-то не было закреплено, и оно ушло в рукоять, - говорит он.
- У-у-у-у, - издают звуки собеседники.
- Ну и бля все подумали, что пацанчик заколол того быка, - говорит он.
- Аха-аха, - говорят все.
- И сам бык так подумал! - говорит он.
- А-а-а-а, - радуются за предприимчивого пацанчика молодые люди.
- Ну и короче они все бля разбежались, а пацанчик ведь его не заколол!! - говорит он.
- Да-да!!! - радуются остальные.
- Ну, короче так они всю шоблу бля раскидали! - говорит он.
- Охуеть, охуеть! - радуются остальные.
У них мужественные и отчаянные лица хулиганов, которых может избить до смерти — всех сразу, оптом, - любой мужчина весом от 70 кг.
- А давайте пацаны споем, - говорит кто-то от избытка чувств.
- Журавли летят над нашей зоной, - тонко тянет он.
- Бля, ненавижу эту блатную романтику, - говорит кто-то.
- Давай лучше Арию, - говорит он.
- Улиии-и-и-и-ца Роз! - поет он.
- Улии-и-и-и-ца слез! - поет он.
Подпевают хором.
- Ну че там, бля?! - говорит рассказчик.
- Я уже блядь задолбался ждать! - говорит он
Камера берет общий план торца дома (до сих пор мы видели только эту группку). Мы видим Анну, которая стоит на корточках и делает минет молодому человеку из компании. Тот на подходе. Схватив девушку за уши, пытается задвинуть как можно глубже, та соскальзывает (молодость, молодость, надо было жестче фиксировать — В. Л.), оперевшись рукой в землю, другой — в ляжку парня. Белая струя, прочертив в воздухе линию, опадает девушке на щеку и кофту. Молодежь гогочет.
- Бля, Серый... - вяло протестует Анна.
- Глотай бля, дура, - говорит «Серый», подтягивая спортивные штаны.
- Не испачкаешься, - говорит она.
Отходит к группке с айфоном, навстречу ему идет кто-то другой. Становится перед Анной, та , почистив одежду, становится перед ним на колени, стаскивает штаны, обнимает за бедра. Размытый общий план пару у стены.
Потом — молодежь в кружке.
- О, бля, дзы, пацаны, клипак Фифтисента, - говорит владелец айфона.
Остальные сплачиваются вкруг него, отчего становятся похожи на команду по регби. Камера берет их вровень, потом — снизу вверх. Из-за света они выглядят черными контурами, как потусторонние существа.
Солнце, замерев над крышей дома, исчезает.
ХХХ