Бля, Петреску, ты можешь приехать? - говорит бабьим голосом таксист.
С хуя бы? - говорит Петреску.
Бля, очень надо, - говорит таксист.
Обкурился, нарколыга ебанный? - говорит Петреску.
Нет, бля, не могу по телефону, - говорит таксист.
Да ну тебя на хуй, наркот, - говорит Петреску.
Инопланетяне блядь со слежкой мерещатся, - говорит он.
Да нет блядь, - уже по-настоящему плачет таксист.
Ну так проспись, животное, на хуй, - говорит Петреску.
Не могу, не могу по телефону.. - бьется в истерике таксист.
Отъезд камеры. Мы видим, что он стоит в будке-автомате, рядом машина, на заднем сидении кто-то лежит. Снова общий план комнаты Петреску. Таня, закончив краситься, надевает голову — ртом, да, ртом — на член Петреску и водит ее (голову) туда-сюда, все еще глядя в глаза лейтенанту. Тот пыхтит, потеет, теряет нить разговора.
Блядь, что ты.. о чем ты.. ох, - говорит он.
Короче бля проспись давай, я... - говорит он.
Я убил ее, - говорит быстро и тихо таксист, решившись.
А? - говорит Петреску.
Убил, - говорит таксист горестно.
Кого, на хуй? - говорит Петреску.
Нину, - говорит таксист.
Какую на хуй Нину? - говорит Петерску,
Нашу, - говорит таксист.
Нашу Нину? - говорит Петреску.
Ну да, - говорит таксист.
У нас что, есть Нина? - говорит Петреску.
Ну конечно, - говорит таксист.
Блядь, о ком ты? - говорит Петреску.
Кладет руку на затылок Тани, останавливает ее движение. Как раз в момент наиглубочайшего проглота. Так что Таня сопит, очень широко раздув ноздри, но мужественно терпит.
О Нине, - говорит таксист.
Нашей Нине, - говорит он.
Еб твою мать, - сердится Петреску.
Ослабляет давление на шею, Таня почти соскальзывает, тяжело дышит, облизывая самый кончик члена, потом опять приступает к жесткому (так и хочется сказать, бескомпромиссному — В. Л.) оральному сексу.
Ну Нина.. Нина... - говорит таксист.
Которая блядь попрошайничает, - говорит он.
Крупный план мертвой Нины на заднем сидении. Она как будто спит. Рядом сидит, играя с маленьким автомобильчиком, сын нищенки. Лицо Петреску. Он думает. У него не очень хорошо получается — губа Тани словно красная разновидность черной дыры, они поглощают всю материю и энергию в комнате. Они притягивают все, и камеру тоже. Даже когда камера показывает Петреску, говорящего по телефону, или обстановку в комнате — как всегда, беспорядок, - она все норовит показать нам Танин рот. Даже если он не взят крупным планом, то мы все равно видим его на втором.
Блядь, а ее что, звали Нина? - говорит Петреску.
Ну да, - стонет таксист.
На хуя ты...? - говорит недоуменно Петреску.
Да блядь нечаянно! - снова кричит таксист.
Мы видим, что лицо Петреску несколько расслабляется. Короткая ретроспектива. С кладбища выходит процессия. Рыдающая женщина. Мимо идет Нина с ребенком, обращается к нему негромком. Мать, рыдая, бросается к Нине и ребенку, сует в руки деньги, срывает с себя серьги, сует все в карман Нине, в руки ребенку... Упавшая в грязь гвоздика... Отъезд камеры. Нищенка, посадив ребенка на заднее сидение такси, пересчитывает деньги, сортирует купюры, примеривает серьги, глядя в зеркало заднего вида (с заднего сидения, издалека — В. Л.). Открытая дверь. Нина идет в магазинчик (метрах в ста), таксист сидит на корточках, курит сигарету с травкой.
Крупно — лицо ребенка, он смотрит на машинку, вертит ее в руках.
Мы видим улицу со стороны сидящего на корточках таксиста. Она пустая. Мы видим, что машина стоит задними колесами прямо на бордюре. Это видит и таксист. Он медленно — очень медленно — встает и садится за руль, даже не закрыв заднюю дверь. Следующий кадр: за машиной буквально из ниоткуда материализуется (улица была СОВЕРШЕННО пуста) нищенка. Машина дает резко назад и бьет девушку в бедро.
Она падает и пропадает из кадра.
Мы слышим только сочный шлепок.
… голова нищенки на заднем сидении, под ней — целлофановый пакет. Рядом играет ребенок. Таксист в телефонной будке.
Блядь Саша... - говорит Петреску.
Я Коля, - говорит рыдающим голосом таксист.
Коля блядь, конечно, Коля, - говорит Петреску.
Можно попробовать что-то сдела... - говорит он.
Блядь, я заплачу, я заплачу конечно, блядь, - говорит таксист.
Блядь я тебя очень прошу, мы же зна... - говорит он.
Тем более, мы же и работаем вроде как вме... - делает он жалкую попытку нажима.
Танина голова насаживается на член Петреску, как автомат. Быстро, сильно, без остановок. Лейтенант поглаживает Таню по волосам. Говорит:
Слышь ты хуй, ты не быкуй там, - говорит он.
Понял? - говорит он.
Понял, - говорит таксист жалобно.
Я все понял, я заплачу, ты помоги только, - говорит он.
Отгони машину на аллею славы, - говорит Петреску.
Через час буду, - говорит он.
ЧЕРЕЗ ЧАС?! - говорит негодующе таксист.
Петреску уже положил трубку.
Глядя в глаза Тане, он обводит пальцем по ее губам. Нюхает помаду. Потом стирает ее с о своего пальца о ее лицо. Глаза — сумасшедшие, шальные, пьяные — Тани...
ХХХ
… мутные глаза. Отъезд камеры, это какой-то бомж спит в куче одеял прямо на полу в квартире. Стандартная обстановка апартаментов из тех, что показывают в «Чрезвычайном происшествии» на НТВ копии журналиста Парфенова (прыг, дрыг, артикуляция на пол-лица). Все загажено, пустые бутылки. Над телом стоит лейтенант Петреску. Он щелкает пальцами.
Ноль реакции.
Петреску выходит из комнаты и возвращается, втащив в нее — очевидно, из коридора (слишком мало времени отсутствовал) — Нину.
Кладет ее рядом с бомжом, отходит, смотрит сверху несколько раз, как киношный художник — на сделанные им мазки («хорошо ли я запечатлел эти виноградники в Арле, господин режиссер?!» - В. Л.). Кивает. Проходит по квартире — видно, что он делает это уже еще раз, просто, чтобы проверить, что ничего не изменилось.
Мы видим несколько очень пьяных людей — опустившихся бродяг, - которые валяются в других комнатах. Все они мертвецки пьяны и не реагируют на легкие пинки. Обойдя квартиру — камеры следует за лейтенантом, как если бы он был криминальный репортер, - Петреску заходит на кухню. Зажигает спичку и подносит ее к занавеске.
Пламя гаснет.
Посмотрев наверх, Петреску закрывает форточку.
Снова чиркает спичкой, дымок от серы. Крупно — рука, дрожащая, со спичкой, грязная занавеска, вернее, просто кусок старой простыни (вообще, у пьяниц нет занавесок, но они ненавидят солнечный свет, который будит, поэтому все же стараются прикрыть чем-то окна — В. Л. ). Пламя занимается.
Петреску берет какую-то картонку, и подносит ее к занавеске.
С горящим картоном входит в комнату, где лежит тело Нины, и кладет свой импровизированный факел прямо в груду одеял. Держит край одного из них над огнем. Ткань загорается тоже. Тела бомжа и Нины неподвижны.
Петреску, подхватив картонку, выходит в коридор и закрывает дверь в другую комнату. Бросает пламя на пол.
Выходит.
… салон автомобиля. На переднем сидении Петреску и таксист. Лейтенант берет сверток, протянутый таксистом — тот глядит вперед, на дорогу в огнях (уже ночь) — они едут по городу.
Тут пятиста не хва... - говорит таксист.
Да ладно, - говорит Петреску.
У него вид человека, который случайно выиграл в лотерею, и готов пожертвовать 2 рубля на богоугодное дело (так оно и есть).
Блядь, пиздец, - говорит он.
Что? - говорит таксист.
Раньше блядь в коробке спичек было столько, что еле открывался, - говорит Петреску.
А сейчас блядь? - говорит он.
Еле треть заполнена, - говорит он.
Трясет коробком. Таксист кивает.
Ебанные демократы, - говорит он тоном таксиста или профессионального грантополучателя (может и «ебанные коммунисты» - на выбор заказчика — В. Л.)
При Советах порядок был, - говорит он.
Хуй его знает, - говорит Петреску.
Порядок не помню, помню спички, - говорит он.
Молчат. Потом таксист говорит:
Что там президент, не выбрали? - говорит он.
Думаю нет, а вообще хуй знает, - говорит Петреску.
Заебали уже, гандоны, засрали все - плюет в открытое окно таксист.
Ты бы прикрыл окно, застудишь, - говорит Петреску неуверенно.
Таксист кивает. В зеркало заднего вида мы видим заднее сидение. На нем лежит, сопя, малыш. Он спит. Крупно — его лицо.
Ну что блядь не всю же ночь кататься, - говорит Петреску.
Подкинешь нас к детдому, - говорит он.
Какому, - говорит таксист.
Ебу я? - говорит Петреску.
К детскому блядь, - говорит он.
Блядь ебу я, где здесь... - говорит озадаченно таксист.
Слушай, а он... - говорит он.
Да он же блядь с задержками в развитии, - говорит Петреску.
Он же даже не разговаривает ни хуя в свои... - говорит он.
Сколько ему? - говорит он.
А я ебу? - говорит таксист.
Короче он крупный уже, а не говорит ни хуя, - говорит лейтенант.
С такой мамочкой... - говорит таксист.
Ебанутая на всю голову - говорит Петреску.
… отъезд камеры. Мы видим, что машина стоит возле черного здания, на крыльце — лейтенант Петреску, который держит на руках малыша.
Эй, - говорит он тихо.
Эй, малой, проснись, - говорит он.
Ребенок молча открывает глаза. Петреску ставит его на крыльцо, звонит в дверь несколько раз, и бежит к машине. Садится.
Машина резко уезжает. Мальчик смотрит ей вслед, пока не открывается дверь и не начинается переполох.
Салон автомобиля. Болтается плетенный чертик.
Как его звать-то, - говорит таксист.
Хуй его знает, - говорит Петреску.
Как-то назовут, - говорит он.
Смотрят: таксист — перед собой, Петреску — в боковое стекло.
Мелькают огни. Мы видим только их, потом — телефонную будку. Петреску говорит в трубку.
Слышь, поднимай задницу, - говорит он.
И дуй по... - говорит он адрес.
Там блядь свежак, шесть трупов, - говорит он.
Как откуда, я по твоему мент или хуй с горы, - говорит он.
Да нет, месяц, по здоровью, - говорит он.
Нет, что за хуйня, - говорит он.
Ты же знаешь, как у нас пиздЯт, - говорит он.
Только не проболтайся, иначе пиздец, - говорит он.
Снова вся инфа на ПРО-ТВ пойдет, - говорит он.
Да, говорю тебе, шесть на хуй, жареные, - говорит он.
Собеседник что-то говорит, Петреску молчит, кивая и гмыкая. Потом говорит:
Девятьсот, и за полгода аванс, - говорит он.
Ну нет так нет, на хуй, - говорит он.
Сейчас позвоню, чтобы вас блядь к огражд... - говорит он.
Фигура уходящего Петреску. Потом — он же, склонившись к окошку ночного ларька.
Подходит к подъезду со звенящими пакетами. Поднимает голову.
В его окнах горит свет.
Петреску ставит пакеты на скамью, достает одну бутылку и пьет из горлышка, глядя в окно.
Темный силуэт обнаженной Тани.
ХХХ
Разбросанная по прихожей обувь.
Мы видим женский сапог без набойки, он в грязи. Другой, почему-то, чистый (каждый задрот, кто мечтал в детстве быть детективом и читал Конан Дойла, догадается, что обладательница сапог прыгала на одной ноге, держа ногу в сапоге со сломанной набойкой на весу, ну, а вам я скажу это просто так и сразу — В. Л.). Несколько туфель, сандалии женские, сапоги-ботфорты. Пара обуви лейтенанта Петреску. Несмотря на то, что ан — запойный пьяница — туфли его блестят (рефлекс госучреждения, задница может быть в дерьме, но обувь — блестит, вы только взгляните на своих политиков - В. Л.). Мы видим зеркало, в котором отражается что-то вроде силуэта.
Это фигура зрителя, смотрящего на происходящее.
Зеркало грязное, в точках, разводах. Видно, что Таня — единственная женщина, которую Петреску пускает к себе домой, - не одержима идеей чистоты. Словно в подтверждение этой и без того очевидной истины мы слышим, как лейтенант говорит.
Грязная свинья, - говорит он.
Характерный скрип кровати .Все это не удивляет зрителя, уже ознакомившегося с некоторыми особенностями предпочтений лейтенанта и его подруги.
Да, я твоя грязная дырка, - ожидаемо отвечает Таня.
Снова скрип кровати, но уже сильнее (лейтенант, что называется, приналег — В. Л.) . Камера как бы выглядывает из коридора и мы видим, что Таня и лейтенант лежат на кровати, они трахаются в миссионерской позе. Таня приподнялась на локтях, и завороженно смотрит вниз. Лейтенант полу-закрыл глаза. Время от времени Таня проводит ладонью по его все еще рельефной груди, с удовольствием облизывает ему шею. Видно, что она Любит это дело.
Раздается долгий звонок в дверь.
Петреску приостанавливается. Таня негодующе падает на спину и хватает мужчину за ягодицы. Двигает бедра Петреску. Тот, помедлив, продолжает.
Снова звонок.
Петреску решительно останавливается. Таня всасывается ему в шею. Мы слышим ее шепот:
Да еби же, еби.
Петреску продолжает трахать Таню.
Снова звонок. Это долгий и протяжный звонок, какие бывают, если звонящий не собирается уходить. Так звонят в дверь представители электрораспределительных компаний, участковые, судебные приставы и жены, подозревающие, что за дверью — муж с любовницей.
Трахай, трахай, - шепчет Таня.
Петреску трахает, несмотря на то, что звонок все не прекращается. Наконец, не выдержав, Петреску вскакивает — Таня охает, - и спрыгивает с кровати. Идет было к двери, потом делает шаг назад, наклоняется к кровати, - Таня тянется к нему с поцелуем, - и не обращая на женщину никакого внимания, достает бутылку с пола. Пьет, потом ставит бутылку назад (но не успевает, ее перехватывает Таня, тоже прикладывается — В. Л.). Только после этого идет к двери.
Все это время звонок звенит.
Резко распахнутая дверь. Голый лейтенант Петреску с эрекцией. Фигура его показана крупно, виден синяк на шее, след от укуса на груди. Камера медленно опускается от его причинного места (по какой причине его назвали так? - В. Л.) по крепким, мускулистым ногам. У Петреску волосатые ноги, хотя тело — нет. Камера поднимается от его ног к груди, потом — крупным планом лицо.
Петреску молча смотрит перед собой.
Потом делает шаг назад. Потом — вообще поворачивается спиной и идет к постели, не закрывая дверь. Общий план комнаты. Мы видим, что лейтенант Петреску громоздится на кровать, где лежит, приподнявшись на локте, Таня. Сейчас она напоминает одалиску с какой-нибудь картины эпохи Ренесанса, а лейтенант — смуглого сатира. Мы видим пустую бутылку, которая лежит под кроватью, а рядом — несколько полных.
Мы видим Анну-Марию, которая стоит в прихожей.
Петреску наваливается на Таню. Та пытается протестовать, отталкивает лейтенанта, но тот, просто-напросто ложится на женщину. Одного веса Петреску хватает для того, чтобы Таня прекратила бессмысленное сопротивление, и принялась бороться за собственное выживание. Она пыхтит, сопит, задыхается, пристраивается так, чтобы не быть раздавленной.
Петреску начинает трахать Таню.
Спустя несколько минут, когда ее начинает разбирать, Петреску прекращает давить всем телом, и опирается на локти. Пара возится на кровати так обыденно, как если бы в квартире никого больше не было. Анна-Мария смотрит на них — и по лицу как Тани, так и девочки, мы понимаем, что все это экспромт лейтенанта Петреску — а потом разувается.
Проходит в комнату.
… освещение в квартире меняется. Это уже время между обедом и вечером. Мы видим на кухне Анну-Марию. Она делает себе бутерброд и глядит на чайник, который закипает. Делает себе чай: показать все в деталях, медленно, как на чайную церемонию — от появления пузырьков на поверхности воды, то тонкой струйки кипятка, льющейся в заварник.
Таня и Петреску на диване.
Тане очень стыдно, но уже, в какой-то степени, все равно. Она хоть и прячет лицо от Анны-Марии, но уже ожесточенно — остервенело даже — подмахивает.
… в квартире становится еще темнее. Анна-Мария сидит на кухне. Читает книгу. Это «Анжелика и король» Анны и Серж Голон. Книга старая, потертая (в квартире лейтенанта вообще нет книг — В. Л.). Видно, что девочке не интересно, она просто просматривает страницы... Поднимается, набирает в чайник еще воды, ставит на огонь.
Крупным планом — спящие Таня и Петреску на кровати...
… Таня, Анна-Мария и Петреску на кухне. Разговаривают о чем-то — мы не слышим конкретных фраз, только улавливаем отдельные слова, - лейтенант открывает вино штопоров, зажав бутылку между ног. Он в белом махровом халате, который очень облагораживает своего обладателя (если забыть, что такие халаты обычно появляются в квартирах после отдыха владельцев в пятизвездочных турецких отелях в Анталии — В. Л.) Таня — в майке Петреску, которая ей как мини-платье. Сидит на стуле, поджав под себя ноги. Они у Тани очень красивые, стройные, все, как надо — полная ляжка, стройная голень. Время от времени Анна-Мария — вроде как нехотя — бросает взгляд на ее ноги. Сама Анна-Мария одета в юбку до колена и жакет, что-то вроде школьной формы для старшеклассниц в представлении авторов порнофильмов...
Все трое пьют вино, едят — ничего серьезного, печенье, бутерброды, открытая банка каких-то консервов, - смеются...
… ночь, в окна видно очень звездное небо. Это все освещение квартиры. Разворот камеры, мы видим, что в ванной горит свет. В это же время мы слышим, как кто-то зло и резко ругается.
Это Таня кричит на кого-то, разговаривая по телефону.
Мы не слышим, что конкретно она говорит. Просто обрывки фраз, стандартные слова, словесные конструкции, которые можно использовать в беседе с бывшим мужем, нерадивым сантехником, плохим учителем ребенка...
А я говорю нет, потому что...! - зло взвизгивает Таня,
… Лейтенант Петреску, пошатываясь, идет к ванной комнате. Открывает ее. Света должно быть чересчур много, как всегда, когда попадаешь из тьмы в ярко освещенное помещение. Ничего не видно, все размыто, мы как бы смотрим прищуренными глазами. Потом появляется резкость, мы начинаем видеть. Зеркало, плитка, унитаз...
Пьяная Анна-Мария лежит на полу, поджав под себя ноги.
Она голая, и она спит. На ней — на животе и груди, - несколько подсохших пятен, которые не оставляют сомнений в том, что было до того, как девочка отключилась. Петреску качает головой несколько раз. Резкие крики Тани из комнаты — каждый раз, когда они раздаются, Петреску морщится. Снова — голая Анна-Мария, раскрывшая рот. Ее большая грудь свисает вбок, девочке холодно во сне, она зажимает руки между ногами. Петреску перешагивает через нее и пьет воду из крана в ванной. Потом становится на колени, пристраивается к Анне-Марии сзади и трахает.
Повозившись немного, отстраняется назад и орошает задницу девушки.
Та так и не приходит в чувство. Мы видим ее крупным планом, она красива, но совершенно, что называется, Разобрана и очень похожа на фотографию развлекательного сайта «Фишки.нет», из раздела «Пьяная баба пизде не хозяйка» (девчонки, чтобы вас не сфотографировали в такой момент, пейте только с надежными Пацанами! - назидательное примечательное сценариста)
(впрочем, она и трезвая ей не хозяйка — еще более назидательное примечание В. Л.)
Мы видим, как на Анну-Марию начинает что-то литься.
Дверь в ванную распахивается, прежде чем мы успеваем понять, что происходит, и мы видим общий план. Анна-Мария лежит на полу, лейтенант Петреску стоит над ней и мочится прямо на грудь девушки, и на все это смотрит Татьяна. Крупно — ее лицо в ярости. Дальше камера как бы выскальзывает из ванной — словно стыдясь меленького семейного скандальчика, - и мы видим лишь освещенный проем двери. И слышим крики. Таня кричит:
