Встает, ставит тарелки в раковину, включает воду. Рука Тани на ее руке.
Я сама помою, - говорит Таня.
Потом, - говорит она.
Анна-Мария еще раз меняется в лице (юность, юность... выдержка, умение сносить удары, все впереди — примечание старческим голосом сценариста).
К лицу Анны-Марии снова прилила кровь, но это уже из-за того, что она наклонилась обуться. Девочка выпрямляется. Вешалки, шкафчик для обуви, ложка для обуви с лошадиной головой на конце ручки... В коридоре становится еще темнее, потому что в двери в комнату встает Таня. У нее скрещены руки на груди. Раньше, чем Анна-Мария успевает что-то сказать, Таня говорит:
Ты прости меня, - говорит она.
Анна-Мария чуть пожимает плечами (не из-за того, что совладала с собой, просто не знает, что сказать). Таня подходит к ней, кладет руки на плечи, приближает лицо. Говорит:
Ты пойми, - говорит она.
Мне ХУЙ нужен, - говорит она.
Я на хую помешана, - говорит она.
Целует Анну-Марию в губы. Та стоит, как маленькая копия обращенной в соляной столб жены Лота, потом все же обнимает Таню в ответ. Крупно — лица, губы. Они размыкаются. Анна-Мария бормочет тихонько:
Можно мне... приходить? - говорит она.
Конечно, - говорит Таня.
У нее хриплый шепот. Она целует Анну-Марию в шею, та закрывает глаза. Теряет равновесие и они с Таней падают. Смех, возня, стон.
Тишина.
… Снова отражение Тани в стекле. Она курит, глядит во двор.
Показана уходящая со двора Анна-Мария.
У нее походка женщины, которую поимели и выгнали. Это выглядит… как походка женщины, которая осознала, что значит быть просто любовницей... женщины, которой никто ничего не должен. Легкая, бездумная походка... еще девочка чуть сутулится... перепрыгивает с одной плитки на другую.. идет по бордюру, пытаясь сохранить равновесие...
Она выглядит как дочь римлянки в одноименной книге Альберто Моравиа... это та самая девушка, которую изнасиловали сенегальские солдаты французской армии, пришедшие освобождать римлян от фашистов Муссолини.
У нее лицо человека, которому стерли память (забывать о перенесенных унижениях и идти навстречу новым с высоко поднятой головой и влагалищем, полным семени, как это по-женски - В. Л.). Окажись перед Анной-Марией ручей, она бы тоже слегка подмылась и пошла дальше
Но никакого ручья перед ней нет.
Так что она просто идет дальше.
… Мы снова видим лицо Тани в стекле.
На нем — облегчение и вина.
Потом его скрывает облачко дыма.
ХХХ
Крупно — дрожащие пальцы, в них сигарета. Длинный столбик пепла вот-вот опадет и это привлекает наше внимание (крупно — только столбик пепла). Негромкий, дрожащий — как пальцы, - голос.
Таня, я прошу тебя, - говорит он.
Возьми себя в руки, - говорит он.
Я все понимаю, ну, пошалила, ну, оторвалась, - говорит он.
Всем нам время от времени хочется взбрыкнуть, - говорит он.
Я признаю, что и я сам не святой, - говорит он.
Я тоже несу часть ответственности за случившееся, - говорит он.
Возможно... я слишком подавлял тебя, - говорит он.
Но настала пора собрать экхм... камни и решить наши вопросы, - говорит он.
Поговорить открыто и прямо, вынести решение, - говорит он.
И это решение для тебя — наш брак, - говорит он.
Все что происходит в твоей жизни сейчас, это морок, иллюзия, блажь, - говорит он.
Наваждение, которое скоро рассеется, - говорит он.
Опасное наваждение, - говорит он.
Отъезд камеры. Мы видим квартиру Тани. Она сидит на кровати, все еще в майке и трусиках (само собой, уже в других, она неряха, но чистоплотная, такое у женщин часто встречается — В. Л.). Она снова поджимает под себя ноги. Смотрит задумчиво на постель. Напротив кровати — на стуле, в костюме, - сидит мужчина, бывший Танин муж. Несмотря на довольно официальный наряд, он выглядит как образумившийся альтернативный подросток — волосы чуть длиннее, чем следовало бы, серьга в ухе, несколько «байкерских» перстней. Судя по тому, что в этом дорого костюме он выглядит заместителем руководителя крупной корпорации, муж Тани, вероятнее всего, дизайнер-любитель в частной фирме, в зарплатой в 4-5 тысяч леев (примерно 350 долларов США — прим. В. Л.). Из тех, что все еще ходят на говенные рок-концерты говенных кишиневских рок-групп и называют себя «старыми рокерами».
Мужчина встает, тушит сигарету о пепельницу, и подходит к проигрывателю. Трогает его Любовно, как и всякий маразматик, сошедший с ума на почве убеждения, что «настоящее качество музыки Битлз можно ощутить только на виниле». Говорит:
Да, - говорит он задумчиво.
Настоящее качество музыки Битлз... - говорит он.
… можно ощутить только на виниле, - говорит он.
Трогает пальцем иглу проигрывателя. Потом перебирает — по-прежнему Любовно, - пластинки. Говорит:
О, у тебя еще осталась эта «О ЧАД»?
Я поставлю? - говорит он.
Таня, на поднимая глаз, неопределенно хмыкает и пожимает плечами. Мужчина (на вид ему пять-шесть лет младше Татьяны) ставит пластинку. Играет музыка, которую мы слушали в самой первой сцене фильма. Это песня «Черный магический блюз» группы «О Чад Орхестра» (и я даже не напою — В. Л.). Мужчина делает громкость чуть тише и возвращается к стулу. Снова закуривает (Таня не курит). Садится. Говорит:
Таня, то, что я скажу, должно остаться между нами, - говорит он.
Таня снова неопределенно пожимает плечами.
Тут все дело даже не в спиртном, - говорит он.
Хотя я по-прежнему остаюсь при мнении, что у тебя проблемы с алкоголем, - говорит он.
И нам стоило бы поговорить о них с врачом, - говорит он.
Но тут другая опасность, - говорит он.
Этот твой... - говорит он, махнув рукой.
Петреску, - говорит он быстро, как говорят слова «крыса», «гной». «рак», «смерть».
В общем, он уже не сотрудник полиции, - говорит он.
Его уволили за пьянку, - говорит он.
И еще кое за что, - говорит он.
Не знаю всех деталей, - говорит он.
Но у меня есть знакомые в аппарате президента, - говорит он.
А у тех знакомые в МВД, - говорит он.
Сама понимаешь, маленькая республика, - говорит он.
Таня закатывает глаза (Мистер Очевидность и правда утомителен, он должен быть скучным и внешне, и даже профессиональных актеров не надо, берите на роль любого «старого рокера» из частных фирм, где они трудятся дизайнерами, по выходным выбираясь на пленеры с банданами на голове — В. Л.). Он говорит:
Петреску оборотень, - говорит он.
Он замешан в скандале каком-то с играми, - говорит он.
Казино, аппараты, взятки, - говорит он.
Вдобавок он и сам игрок, - говорит он.
С ним трутся какие-то личности подозрительные, - говорит он.
Бандиты, рэкетиры, мошенники, цыгане какие-то, - говорит он.
За него, вроде бы, возьмется отдел внутренних расследований, - говорит он.
Зачем, он же уволен? - говорит Таня.
Ну значит внешних, - говорит, раздражаясь мужчина.
Неважно какой отдел за него берется, - говорит он.
Главное, берется и берется прямо за жопу этого твоего... - говорит он.
Петреску... - говорит он с отвращением.
Таня, я разговаривал с людьми из полиции, - говорит он.
Они говорят, он очень плохо кончит, - говорит он.
И те, кто рядом с ним, кончат так же плохо, - говорит он.
Таня, я люблю тебя и хочу, чтобы ты была в безопасности, - говорит он.
Таня, я готов простить тебе все, - говорит он торжественно.
Таня слегка фыркает. Мужчина — отдадим ему должное, - замечает это, но делает вид, что ничего не произошло. Он говорит:
Таня, я готов к тому, чтобы мы... мы... ну... воссоединились... - говорит он слово «воссоединились» тоном молдавского министра интеграции с Евросоюзом («да я наебщик... и вы это знаете да и я сам знаю это» — В. Л.)
… пусть даже и позже... не сразу... - говорит он.
Но с Петреску надо порвать прямо сейчас, - говорит он.
Иначе... - говорит он.
Таня, это РЕАЛЬНО опасно, ты не понимаешь, - говорит он.
Что ты молчишь? - говорит он, начиная раздражаться.
Таня, я говорил с ребятами из Аппарата, - говорит он многозначительно.
Они говорят, сейчас бардак и беспредел, - говорит он.
Хуже чем в девяностых! - восклицает он с интонацией человека, рожденного в 1992 году и отчаянно Восхваляющего/Ругающего СССР.
Не дай Бог убьют, когда долги из него выбивать будут, и пиши пропало! - говорит он.
А что, у него долги? - говорит Таня.
Ну наверняка... ну если нет то будут, играть! - говорит он.
Так фильтруй базар, - говорит Таня.
Если все как в 90-хх, — говорит она.
Мужчина качает головой. Тушит сигарету и закуривает новую.
Не понимаю, почему ты ведешь себя как бунтующий подросток, - говорит он тоном подростка, остоебавшего всех своими нравоучениями (обычно это происходит с 13 до 14 — В. Л.)
Это БОЛЕЕ чем странно, с учетом того, что я намного моложе тебя... - говорит он.
Даня, солнышко, - говорит ему Таня, подняв голову,
Смотрят друг другу в глаза. Мы видим, что кишка тонка как раз у Дани, а Таня не смотрела ему в глаза просто из жалости, а не потому, что чувствовала себя виноватой. Мужчина отводит глаза. Дрожащая рука. Сигарета. Пепел.
Пепел на ковер попадет, - говорит Таня.
Стряхни в пепельницу, и так грязно, - говорит она.
Вот-вот, а я о чем, - говорит мужчина.
Таня... - говорит он.
Внезапно в комнату — несмотря на отсутствие занавесок (их нет и у Петреску — В. Л.), здесь было достаточно темно, потому что на улице пасмурно, - врывается несколько лучей света. Они с беспощадной ясностью высвечивают истинное состояние дел, как в квартире, так и в жизни. Именно сейчас муж Тани, - Даня, - выглядит наиболее убедительным. Таня морщится, как вампир, которого вытащили из гроба заниматься ерундой, пить кровь девственниц и детей, - хотя ему намного больше хотелось бы поспать еще пару сотен лет.
Где занавески? - говорит Даня.
В машинке, - говорит Таня.
Постирала... - говорит она.
Даня, тебе обязательно меня от чего-то спасать? - говорит она.
Да... я ведь люблю тебя, - говорит Даня, который не понял, что ему мягко отказывают, и решил ответить на вопрос.
Даня, я не спрашивала, - говорит Таня.
Я мягко отказываю, - говорит он.
Тебе надо чаще выходить из подвала своего... - говорит она.
Офиса, - говорит Даня покраснев.
Офиса, - говорит она.
Девяностые, рэкет, бандиты... глупости какие-то — говорит она.
Опасности какие-то воображаемые... - говорит она.
Единственное, чем я с Сережей рискую, так это похмельем, - говорит она.
Вот-вот, - говорит Даня.
Таня досадливо цокает, встает. Даня смотрит на ее бедра. Таня быстро проходит в угол комнаты, и снимает халат с шкафа (был просто наброшен на дверцу). Прикрывается. Закидывает назад волосы, сует в рот пару шпилек... она выглядит, - как и все женщины, закалывающие волосы, - дико сексуально (а может это просто сценарист озабоченный — В. Л.). Глядя на Таню, Даня сглатывает.
Да глупости все это, - повторяет Таня.
Мы же обычные люди... не гангстеры какие... - говорит она.
А насчет выпивки.. - говорит она.
Период просто такой... - говорит она.
И у тебя было, - говорит она.
Да, - надломленным голосом говорит Даня.
Помню.. когда ты ушла... - говорит он.
Я всю ночь пил пиво и плакал... - говорит он.
Таня смеется. Подходит к Дане, гладит — небрежно, - по лицу.
Милый, - говорит она.
Я ведь с ним с института еще... - говорит она.
Если я и ушла, то от него к тебе, - говорит она.
А потом просто к нему вернулась, - говорит она.
Никогда не понимал, почему ты не прекращаешь общаться с этим... человеком, - говорит он.
Он же вытер об тебя ноги... - говорит он.
Разве нет? - говорит он.
… - молчит, улыбаясь, Таня (но не возражает).
Да, наверное, вы, женщины и правда любите таких.. - говорит он.
Мразей... - говорит он.
Таня качает головой. Это не отрицание, а сокрушение — она качает головой, словно говоря «ну что с ним будешь делать».
Ну что с тобой делать, - говорит она сокрушенно.
Вернуться ко мне, - говорит Даня.
… - молчит Таня с улыбкой.
Потом пожалеешь... - говорит Даня.
Даня тушит сигарету. Встает.
Танюша, - говорит он.
Я правда беспокоюсь, все И ПРАВДА серьезно, - говорит он.
Ну не ко мне... просто уйди... уйди от него... - говорит он.
Ради себя же, - говорит он...
Таня разводит руками. Она говорит:
А разве я с ним? - говорит она.
Даня снова садится, потом опять встает.
Тогда... - говорит Даня.
Отдай мне ключи от этой квартиры, - говорит он.
Это же моя квартира, - говорит он срывающимся голосом.
Согласись, это несправедливо... - говорит он.
Квартира была моя.. в смысле и есть, она есть моя! - говорит он.
И раз уж... - говорит он.
Нечего... - говорит он.
Нет так нет!!! - говорит он.
В конце концов я тоже... определенного рода неудобства... - говорит он.
Развод так развод, нечего, - говорит он.
Ладно... - говорит Таня растерянно.
Мы впервые видим что-то жалобное в ее взгляде (она сейчас похожа на Анну-Марию, которой не разрешила остаться у себя еще на пару дней — В. Л.).
А Даня, как и все мужчины, готовые бесконечно тереть за любовь и заботу, неумолим в своей жестокости. Солнце снова заходит за тучи, в комнате становится темнее. Лица Тани и Дани скрываются в тени, мы видим лишь две фигуры.
Я до выходных соберусь тогда и и оста... - говорит Таня
Даня перебивает ее:
Сейчас... - говорит он.
ХХХ
… полумрак в квартире. Темная фигура на кровати, по характерному тяжелому дыханию мы узнаем лейтенанта Петреску. Он щелкает выключателем ночника. Конверт в его руках. «FRO-TV, представительские расходы». Раскрывает конверт, вынимает деньги. Считает купюры.
..семь... девя... - шепчет он.
...надцать... - бормочет лейтенант.
..дцать, - говорит он.
Часы на мобильном телефоне. 21.00.
Петреску берет пульт, протягивает руку в угол, загорается экран телевизора. Новостная заставка. Мы видим вчерашнюю дату, бегущую строку «Повторение ЧП месяца», и видим корреспондента на улице, у него лицо человека, который Выполняет Важную Работу (хотя просто напросто гадит в ваш мозг). Он говорит:
За моей спиной находится дом по улице... - говорит он.
… нать сгоревших, - говорит он.
Петреску поднимает брови, делает звук чуть громче.
..амя перекинулось на соседние квартиры, - говорит корреспондент.
...емья пенсионеров, у которых гостили трое маленьких внуков... - говорит он.
..ть, девять и одиннадцать ле... - говорит он.
.. и супружеская пара среднего возра... - говорит он.
Петреску качает головой, и набирает номер на мобильнике.
Да, добрый, - говорит он.
Хорош пиздеть, меня-то ты чего грузишь, - говорит он.
Какой на хуй эфир? - говорит он.
В записи... сроду у вас эфиров прямых не было, - говорит он.
Слышь, получается-то не шесть, а двенадцать жмуров-то, - говорит он.
А я только сегодня повтор увидел, - говорит он.
И ты блядь, сука, хорош, - говорит он.
… когда деньги давал... ничего не сказал, - говорит он.
Ну блядь, а откуда я знал, - говорит он.
Да мне по хуй, - говорит он.
Да нет, мы же блядь информацию от дежурных получаем, - говорит он.
В первую-то очередь, - говорит он.
Нет, ты там не пизди особо, - говорит он.
Сам посуди, вякнешь разок, как вы блядь уебки газетные любите, - говорит он.
А потом сядешь на сухой блядь информационный паек, - говорит он.
На мокрый, прости, - говорит он.
Залупу сосать будешь, - говорит он.
А чем меньше пиздеть станешь... тем больше инфы сольют, - говорит он.
Так что... доплатить надо, - говорит он.
Мне на пульт сначала про одну хату свалилось, - говорит он.
Я тебе сразу и позвонил, - говорит он.
Так сказать, репортаж в прямом блядь... эфире блядь.. - говорит он.
Ну-ну, хватит бля, - говорит он.
Отключает телефон. Молчит с минуту, глядя на экран. Тот светится, мобильный начинает жужжать.
… ну? - говорит Петреску.
… - что-то бубнит мобильный.
Вполне, - говорит Петреску.
Завтра и пошлешь, - говорит он.
Да я ебал вашу бухгалтерию, - говорит он.
Ага, на связи, - говорит он.
Отключает мобильный телефон. Хлопает пачкой по спинке кровати, сует в нагрудный карман. Берет стационарный телефон. Гасит свет. Темнота. Голос Петреску:
Девушка, такси, - говорит он.
Да, подъезд второй, - говорит он.
Нет-нет, «Националь» все, - говорит он.
… сегодня в «Молл» - говорит он (крупный торговый центр с залами игровых автоматов — В. Л.).
Спасибо, - говорит он.
Хлопает пачкой по спинке кровати, сует в нагрудный карман. Встает. Гасит свет.
Темнота.
ХХХ
Мы видим Таню, которая собирает вещи: пытается утрамбовать их в чемодан, надавливает коленом. Она возится с чемоданом на диване, постель смята. Горит желтый, неяркий — люстра пыльная изнутри, - свет. В проеме двери стоит Даня. На нем черное полупальто, модный шарф, которым всякий уважающий себя восточноевропеец с претензией на интеллектуализм обматывает шею с сентября по май, и он обут. Даня молча смотрит на сборы Татьяны.
Та с холодным и отрешенным видом собирает по комнате разбросанные чулки, трусики, бюстгальтеры и прочую сбрую соблазнения. Крупно — глаза Дани...
… светлая, просторная квартира, состоящая из нескольких комнат. Они соединены арками, дверей нигде нет. Мы видим огромное зеркало на весь потолок в одной из комнат, в нем отражается вся квартира. Камеры медленно проходит по этому мини-лабиринту, и мы видим, что зеркало есть на каждом потолке. В квартире сделано то, что можно вкратце охарактеризовать, как «евроремонт по молдавским понятиям». Все сделано Чересчур, но достаточно чисто и аккуратно. Громадный телевизор — плазменный — на всю стену. Ковры в полоску (а-ля зебра, а-ля тигр) на полах В каждой комнате, кроме зеркального потолка, есть громадный низкий диван с постельным бельем в цвет ковровому покрытию.
Мы видим лейтенанта Петреску и Анну-Марию, которые заходят в квартиру.
Анна-Мария одета в советское школьное платье в представлении педофила средних лет (то есть, никогда не видевшего школьную форму времен СССР). Короткая юбка (за все, что выше колена, выгоняли с уроков — В. Л.), вырез (а был глухой воротник — В. Л.), чулки (а были гольфы — В.Л). Мы видим все это лишь после того, как Анна-Мария снимает с себя пальто, в которое была одета, что называется, наглухо. Перед этим она неловко поворачивается к лейтенанту, готовая дать ему помочь снять с себя пальто, но Петреску не замечает этого. Так что Анне-Марии приходится справляться самой.
Лейтенант Петреску в форме полицейского.
Он снимает фуражку, бросает ее на полку для верхней одежды, - мы видим встроенный в стену шкаф-купе (молдавский шик), - и, идет в комнаты.
- Сережа, - говорит Анна-Мария.
- Разуйся, - говорит она.
Петреску, обернувшись, молча стаскивает с себя обувь, - не наклонившись, - и поворачивается спиной к девушке. Та слегка дрожит. Крупно — лицо Анны- Марии.
… квартира Дани, Таня продолжает сбор вещей. Мы видим, что в углу комнаты уже два гигантских пакета, в которых понапихана куча вещей, чемодан... Даня стоит в проеме двери, но в руке у него уже огромная бутылка дешевого украинского «пива» (которое имеет к пиву столько же отношения, сколько Украина к Руси князя Святослава — В. Л.). Это гигантский трехлитровый баллон, который становится больше и отвратительнее на вкус с каждым годом. Мы видим надпись. «...утич». Даня поднимает бутылку жестом человека, который никогда в жизни не был в запое, но строит из себя отчаянного кутилу, глотает. Пиво течет по его подбородку.
Мы видим, что бутылка пустая уже на две трети.
Мы видим волосы, прилипшие к Даниному лбу.
Таня бросает взгляд на бывшего мужа. Мы видим в ее глазах жалость и чуть-чуть презрения. Даня хочет что-то сказать, но потом передумывает и снова тянет из бутылки пиво. Допивает, бросает ее в угол. Таня слегка качает головой.
- Проклятая шлюха, дрянь, подстилка!, - говорит Даня.
- Блядь траханная, проститутка клятая, - говорит он.
- Ненавижу тебя... думаешь бля я буду тут блядь страдать? - говорит он.
- Да я блядь забуду тебя, потому что ты и ногтя блядь моего не стоишь, - говорит он
Мы видим ногти Дани. Они — и это выдает любого восточноевропейского интеллектуала, - не ухожены. Ноготь на мизинце длинный, подточенный и заостренный (это чтобы ковыряться в зубах, рассуждая о дешевой популярности режиссеришки Лотяну, писателишки Лорченкова или музыкантишки Дана Балана — прим. сценариста). Таня смотрит на руки мужа, и думает о том же, что и мы. Морщится. Молчит.
Что ты блядь рожу кривишь?! - говорит Даня, как и все брошенные мужья в последнюю минуту решивший стать Настоящим Мужчиной.
Пусть блядь сраку твою толстую щупает своими блядь руками... грязнющими, - говорит он.
Пока на хуй не пошлет, если уже не послал.. . - говорит он.
Побирушка ебанная, будешь блядь по вокзалам шарится... - говорит он.
В рот за бутылку возьмешь еще, помяни мое блядь слово, - говорит он.
Алкоголичка ебанная, шлюха... - говорит он.
Да иди ты в жопу... - говорит он.
Пусть тебя туда блядь все МВД трахает, - говорит он.
Или где этот уебок твой сейчас служит... после того, как его выгнали, - говорит он.
Наверное блядь в охрану пойдет, - говорит он.
Служба охраны «Беркут» всегда парит над вами - передразнивает он действительно дурацкую рекламу охранного агентства.
Будет с палочкой ворота таким как я открывать, - говорит Даня.
Таня молчит, складывает вещи. Пузырьки слюны в уголках губ Дани. Пот на его лбу. Он все время проводит языком по губам — смачивает - и мы видим, что он уже основательно пьян. Внезапно он со всей силы бьет кулаком в стену, маленькие капельки крови попадают ему на лицо. Таня выпрямляется и смотрит бывшему мужу в лицо. Вздыхает.
Ну хули ты молчишь, блядина?! - кричит Даня.
… лейтенант Петреску, - без обуви, - стоит на ковре и смотрит в окно, раздвинув две полоски жалюзи. Мы видим центральный проспект Кишинева. То есть, это съемная квартира для блядок, достаточно дорогая — судя по обстановке — и престижная (все-таки центр города). Анна-Мария проверяет дверь, пытается закрыть и без того закрытый замок несколько раз, заходит в комнату, становится за Петреску и обнимает его сзади.
Много выиграл, Сережа? - говорит она.
В этот раз да, - говорит Петреску.
Начинает смеяться, у него — совершенно очевидно, - очень хорошее настроение. Анна-Мария, зажмурив глаза, трется щекой о спину лейтенанта, обнимает его крепко-крепко.
Наверное, кучу денег стоит? - говорит она.
Ну, квартира эта.. - говорит она.
Ничего, надо же обстановку менять, - говорит Петреску.
Один хер у тебя мамаша шарится, а у меня грязно, - говорит он.
И Таня … - говорит Анна-Мария.
Ни слова про Таню, - говорит Петреску.
Меня заебала блядь эта, - говорит он.
Просто забудь о ней, - говорит он.
Расстегивает китель, роняет его на пол (при этом Анна-Мария все равно обнимает его, всего на мгновение разжимает руки, позволив упасть кителю), остается в белой рубашке. Лицо Петреску. Мы видим, что он трезвый, насколько это возможно для пьющего человека (я рекомендую исполнителю этой роли перед сценой поллитра сухого шампанского, не больше — В. Л.).
Петреску шумно дышит носом, мы слышим только его.
Китель, лежащий на полу. Выпавшие из него пачки денег... судя по вздутию на том месте, где находится внутренний карман, денег еще больше.
Лейтенант поднимает голову вверх, как подставляют выздоравливающие люди лицо небу и ветру после запоя. Но здесь нет ни неба, ни ветра, мы видим лицо Петреску с зажмуренными глазами, стиснутыми зубами и макушку девушки, прижавшейся к мужчине сзади (она все же намного ниже Петреску). Стоят так несколько секунд.
Потом лейтенант, чуть тряхнув плечами, разворачивается.
Анна-Мария по-прежнему обнимает его.
Петреску разжимает руки девушки, отходит на несколько шагов, и падает спиной на диван, споткнувшись о него. Не отводит взгляда от Анна-Марии. Та стоит, чуть ссутулившись.
… Таня лежит на полу, уворачивается от ударов Дани. Тот сидит на груди бывшей жены, и пытается держать обе ее руки своей левой, а правой бьет в лицо. Бьет кулаком, всерьез, но промахивается, потому что Таня отчаянно машет головой, крутится под ним, пытается столкнуть.
Молчание. Сопение. Потом Таня визжит.
Пизда... - хрипит Даня.
Хуесоска, - шипит он.
Ненавижу тебя, ненавижу... сссука, - говогрит он.
Уебывай куда хочешь... везде найду.. - хрипит он.
… сварю в масле, изрежу на кусочки.... - говорит он.
Буду мучить, пытать, уничтожать, курва на хуй, - говорит он.
… разотру тебя в порошок, мразь, - говорит он.
Ыыы-ы-ы-ы, - мычит Таня из-под руки Дани.
Сильно кусает пальцы Дани, из тех течет кровь, от боли Даня начинает визжать сам, но как раз в этот момент голова Тани застывает на какое-то время, и кулак Дани попадает девушке в лицо. Звук шлепка. Поймав прицел, Даня несколько раз подряд бьет Тане в лицо кулаком. Ноги Тани перестают дергаться, она уже не пытается сбросить с себя Даню. Тот, сжав подбородок Тани и зафиксировав ее голову, приподнимается и бьет жену кулаком в лоб — сейчас он выглядит буквально Тором-молотобойцем.
Бьет очень сильно, несколько раз.
Достаточно, сука? - говорит он.
Достаточно? - говорит он.
Хватит тебе блядь? - говорит он.
Бьет еще раз. Таня тяжело дышит. Она дышит, как человек, который остался в одиночестве, вот-вот упадет в обморок, осознает это, и экономит силы на всем, кроме дыхания.
Даня замахивается.
… Анна-Мария в платье, без обуви, лежит на диване на спине, она очень высоко задрала ноги. На ней лежит лейтенант Петреску. Он трахает девушку, время от время от времени поднимаясь над ней на руках. Когда он снова ложится (и хватает обеими руками Анну-Марию за задницу), бедняжка еле дышит. Но как-то приноравливается, умудряется еще при этом как-то погладить лейтенанта по спине.
Только не кончай в меня, ладно? - говорит она лейтенанту.
Петреску, приподнявшись, смотрит на нее с некоторым недоумением.
Потом медленно кивает.
Вновь опускается на Анну-Марию, - та успевает вдохнуть побольше воздуха, чтобы выдержать, - и продолжает двигаться. Мы видим болтающиеся ноги Анны-Марии. Она начинает постанывать.
… Даня стоит в углу комнаты и пьет из горлышка бутылки. Это вино, шампанское (уничтожает домашние запасы — В. Л.). У него совершенно безумные глаза, он натрескался с небольшой, в общем, дозы спиртного (но нервы, смешал, ничего не ел, наверное — заботливое примечание сценариста). Говорит:
Ну что, тварь, слабак, да, - говорит он.
Тряпка, - говорит он.
Теперь нормально все, блядь, - говорит он.
Настоящий блядь, мужик? - говорит он.
Все как ты пизда привыкла, - говорит он.
Че блядь, не кончаешь, а, - говорит он.
Ты ж, сука, тащишься, когда тебя пиздят, - говорит он.
Лежащая на полу Таня. Вокруг головы у нее кровь, кровь течет из носа. Таня в сознании. Она дышит носом, кровь хлюпает, булькает.
Тебе пиздец, - говорит она.
Он тебя уроет, - говорит она.
Ага, - говорит Даня.
С бутылкой в руке подходит к Тане и расстегивается. Наваливается на Таню, та снова начинает ожесточенно сопротивляться. Даня пытается ударить ее бутылкой по голове, но несильно — ему не жалко жену, но в бутылке еще есть вино, и Даня боится его расплескать. Так что он садится на грудь Тане, и, придавив ее своим весом, - крупно показано лицо Тани, хватающей ртом воздух (Даня сидит как раз на солнечном сплетении Тани), - допивает шампанское. После этого отбрасывает бутылку в угол.
Хватает Таню за руки и наклоняется над ней.
Дикое лицо Дани. Вскинув голову, он резко опускает ее вниз, прямо на камеру. Затемнение. .
… темнота... дикие крики Анны-Марии. Картинка проясняется. Лейтенант и Анна-Мария в прежней позе, только Анна-Мария уже не задирает ноги, а держит их вытянутыми и чуть согнутыми. Девушку, наконец-то, разъебали по полной - в каком-то смысле она похожа на холодец (ну, если бы холодец был женщиной и его трахали — В. Л.). По крайней мере, ее тело совершенно Разобрано, это просто студень — у зрителя должно сложиться впечатление, что мясо девушки совершенно не держится на костях, и движется само по себе, произвольно, в любом направлении, ее большие груди буквально летают (туда, сюда... у меня встал... - В. Л.). Грудь Анны-Марии в красных пятнах, глаза закатились, она кричит очень громко, на лбу и шее выступили вены. Петреску часто-часто трахает ее, и время от времени шарит руками по телу Анны-Марии. Платье сбилось в узкую полоску на талии — собралось и сверху, и снизу.
Петреску хватает Анну-Марию за волосы левой рукой, правой тискает грудь.
У-у-у-у бля, - говорит он.
Н-н-н-нет, - мычит Анна-Мария.
Широко раскрывает глаза, пытается скинуть с себя Петреску. Ход бедер лейтенанта неумолим. Он учащается.
… Даня трахает шмыгающую из-за носового кровотечения Таню. Трахает очень долго. Примечание сценариста: нужно показать весь процесс, именно как нудное, затяжное дело, никакого ответного движения со стороны Тани. Даня вертит жену и так и этак, она смотрит в потолок и просто время от времени шмыгает носом. Даня трахает иногда очень-очень часто, иногда медленно-медленно, но он не может кончить. Из-за алкоголя у него сухостой. Даня пытается кончить, перевернув Таню и поставив на четвереньки, потом положив на спину и задрав ноги, но у него ничего не получается. Он выглядит разочарованным (не кончил, считай, не пометил — В. Л.). И показать процесс очень долго нужно именно для того, чтобы было понятно — Даня очень долго возился с Таней, но у него ничего не получилось. Наконец, Даня признает свое поражение.
Слезает с Тани. Хватает ее за шею, и нагибает к своему паху. Таня не поддается. Даня пытается нагнуть и уже двумя руками, но жена сопротивляется, вырывается. Отмахивается.
… Анна-Мария, приподнявшаяся на локте, приходит к себя. Уже темнота за окном. Петреску голый — мы видим его спину и ягодицы, - несется на кухню. Забегает обратно в комнату, в руках у него бутылка подсолнечного масла с золотой рыбкой на горлышке (это горлышко в виде рыбки — В. Л.). Петреску бросается к кровати, упирается левой рукой в живот Анны-Марии, которая пытается отползти. Переворачивает ее и придавливает поясницу к диване.
НЕТ, - говорит Анна-Мария.
… Даня стоит у окна, тяжело дышит. Таня встает, как боксер после нокаута: сначала переворачивается на живот, потом встает на одно колено, другое... Даня не смотрит на нее.
Убирайся, - говорит он.
Все, я тебя выкинул... - говорит он.
Как мусор... - говорит он.
Таня трогает нос, смотрит на руку в крови. Говорит:
Он убьет тебя, - говорит она.
Кто, - говорит Даня.
Твой алкаш? - говорит он.
Да ему все по хуй, - говорит он.
И ты в том числе, - говорит он.
Замолкает. Таня встает, идет в ванную, слышен шум воды. Все это время мы видим спину Дани, стоящего у окна. Потом — само окно... Горизонт (дворы...). Скрип двери, освещение из ванной. Одетая Таня, умытая, с синяками на лице. Она берет трубку. Набирает номер. Говорит:
Такси, девушка.. - говорит она.
… - говорит она адрес лейтенанта Петреску.
Желтый «шевроле»? - говорит она.
Да, выхожу, спасибо, - говорит она.
Смотрит в угол. Там нет никаких вещей.
Общий план двора, кульки и чемодан Тани, лежащие на асфальте во дворе (их выбросил из окна Даня). Снова квартира. Таня молча смотрит на своего бывшего мужа. Тот говорит:
Чего ты ждешь, - говорит он.
Убирайся, - говорит он устало.
Бросает ключи на пол у дверей, открывает ее.
Выходит.
… Анна-Мария лежит на животе на кровати и держит подушку. Показать крупно ее напряженные руки. Бутылка с подсолнечным маслом лежит на полу возле кровати, небольшая лужица на ковре. Лейтенант ерзает на Анне-Марии — мы видим пару и снизу и сверху благодаря зеркалам, - говорит:
Плохо блядь.. - говорит он.
Сливочного не было... - говорит он.
(примечание сценариста: сцена — дань уважения кинофильму «Последнему танго в Париже», но с учетом некоторых национальных особенностей места, где проходят события сценария, ведь Молдавия издавна славилась своими полями подсолнечника).
Сбоку они выглядят как жертва и хищник, пожирающий ее сзади.
Анна-Мария кряхтит, и когда ее глаза широко раскрываются, мы понимаем, что лейтенанту удалось задуманное. Анна-Мария — с по-прежнему широко раскрытыми глазами - оборачивается. Смотрит лейтенанту — и нам — в глаза. Мы видим в них отражение лейтенанта Петреску, в глазах которого отражается Анна-Мария.
Петреску впивается в ее губы.
… тусклое подъездное освещение.
Надписи на стенах, кучка мусора в углу, несколько окурков на ступенях. Камера поднимается вслед за ними, словно выслеживая курильщика, как старушка-борец за чистоту в подъезде. Камера упирается в женскую туфлю. Вид снизу — Таня сидит на ступеньке и курит. Смотрит на часы. Затягивается еще раз, тушит окурок под каблуком. Кладет руки на голову. Черное окно (уже ночь — В. Л.). Потом нарезка кадров.
Таня закуривает, глядя на часы...
… Отъезд камеры. Это часы на тумбочке в квартире, где трахаются Петреску и его молодая любовница.
Из-за подсолнечного масла ягодицы, ляжки и часть спины Анны-Марии блестят, намасленная кожа отливает позолотой. Лейтенант перестарался, и буквально слетает время от времени со скользкой девушки. Тогда раздается очень громкое чавкание, как если бы Анна-Мария испортила воздух и девушка краснеет.
Лейтенант, вылетая из нее, ругается.
Б-лядь, - шепчет он каждый раз.
Б-лядь, - говорит он.
Снова громоздится на Анну-Марию, и просовывает в нее, несмотря на слабые возражения девушки... Продолжает двигаться...
… Таня стоит перед чьей-то дверью, делая вид, что вот-вот нажмет на звонок (мимо проходят жильцы).
Таня стоит, оперевшись спиной о перила.
Таня сидит на чемодане, курит. Таня сидит на чемодане у стены, положив ноги на мешки с одеждой.
Таня дремлет. Таня вскакивает, заслышав что-то внизу. Таня набирает номер на мобильном и беспомощно смотрит на значок «вне доступа».
Таня сидит, положив голову на руки, и спит.
Таня спит. Серый, рассветный свет.
Шаги снизу. Таня поднимает голову, смотрит на нас снизу вверх. Разворот камеры.
Мы видим перед собой лейтенанта Петреску и Анну-Марию. У девочки — синяки под глазами, но это не синяки от побоев, - она в пальто. Оба слегка, но чуть-чуть, совсем слегка (!) навеселе, у них веселые глаза, улыбающиеся лица. Они молча смотрят на Таню.
Петреску проходит мимо нее — притиснувшись к перилам, - и открывает двери.
Пропускает обеих.
Закрытая дверь.
ХХХ
Темный узкий коридор. Снуют люди. Все они — и мужчины и женщины — очень похожи на персонажей не смешного советского фильма режиссера Рязанова про служебный роман. Судя по взглядам, которые они изредка бросают друг на друга, у многих из них действительно — служебные романы. Женщины одеты в длинные юбки и старомодные жакеты, на мужчинах — брюки со стрелками и рубашки с галстуками, туфли фасона конца 90-хх годов (на дворе — 2020 год — прим. В. Л.). Всем им около 45-50 лет, все они ходят по коридорам с Очень занятым видом, что дает нам основания предположить, что мы находимся в здании какого-то советского гиганта-завода, чьи помещения теперь сдаются под офисы, а все сотрудники собраны в паре кабинетов в техническом закутке. Мы видим табличку.
«Издательство Кишиневсовкнигбумагполиграф».
Еще ниже — памятная табличка.
««Издательство Кишиневсовкнигбумагполиграф» было образовано в 1954 году на базе «Кишиневмубагцеллюлозкомбината» и являлось крупнейшим издательством Советского Союза, где трудились более 3 тысяч сотрудников. С 1991 года ««Издательство Кишиневсовкнигбумагполиграф» приостановило свою деятельность».
Мы понимаем, что те два-три десятка старомодных людей, что снуют ко коридорам туда-сюда, и есть уцелевшие сотрудники ««Издательства Кишиневсовкнигбумагполиграф», которое сейчас распилено на офисы (внизу мы видим отремонтированные этажи, там все более современное, ухоженное, продвинутое».
В одной из женщин, спешащих из кабинета в тупичке этажа в кабинет в другом конце этажа, мы узнаем мать Анны-Марии.
Судя по вожделеющим взглядам мужчин, она пользуется на работе очень большой популярностью (что не удивительно, с учетом возраста ее коллег, сорокалетняя Анастасия — молоденькая девушка — В. Л.). Она держит в руках папку, заходит в кабинет, - старые принтеры, еле дышащий факс, году в 88 это был бы настоящий шик, - и говорит одному из мужчин, корпящих над столом.
Иван Сергеевич... вот документы на документацию, - говорит она (упреки в адрес сценариста не принимаются, ее фраза ничем не отличается от того бреда, который они несут в своих чудом законсервированных НИИ, - прим. В. Л.)
Спасибо, Настя, - буркает мужчина.
Ему лет 60-65, у него волосатые ноздри, пучки волос выглядывают оттуда... Он почти лысый, но зачесывает волосы с боков на макушку. На его волосатых — как ноздри — руках несколько колец. Одно из них обручальное. Мы заглядываем мужчине через плечо, и видим, что он разгадывает кроссворды из сборника «180 страниц лучших сканвордов и кроссвордов». Когда Анастасия выходит из кабинета, мужчина быстро отрывает взгляд от кроссворда и буквально вперивается в задницу женщины, и глядит в нее так, словно он уже где-то там внутри.
Так он смотрит, пока дверь в кабинет не закрывается.
Тогда мужчина переводит взгляд обратно в кроссворд и слегка хмурится. Берет трубку телефона (старомодного, дискового — В. Л), поднимает ее, и говорит, не набирая номера:
Петрович, приветствую, - говорит он.
Петрович, город в Судане на И, - говорит он.
Крупно — телефон. Отъезд камеры. Это уже телефон в кабинете — правильнее сказать, закутке, на которые поделено помещение гигантского, советских времен, кабинета, - матери Анны-Марии. Она глядит на трубку с отвращением, потом все же набирает номер. Ее руки слегка трясутся, она заметно нервничает.
Сергей... - говорит она.
Да, Настя, здравствуйте, - говорит она.
Нет, не беспокоили, да, спасибо, - говорит она растерянно (Петреску берет инициативу в свои руки, - В. Л.).
Но я... - говорит она.
Нет, Сергей, я хочу поговорить, - говорит она жестко.
Знаете, уже три месяца прошло с тех пор, - говорит она.
С тех пор, как, - говорит она, улыбнувшись.
Примечание сценариста: Анастасия говорит свой текст, как заученный наизусть, без запинок и раздумий, видно, что она так часто повторяла этот разговор в своем воображении, что и правда знает все свои реплики наизусть. Но у такого типа монолога есть огромный минус — любая встречная реплика разрывает говорящему шаблон.
Вы уж извините меня, Сережа, - говорит она.
Но вот уже два месяца, как... - говорит она.
Само собой, не телефонный, - говорит она.
Но я беспокоюсь, и вы сами должны понимать, поче... - говорит она.
Обещан был месяц, прошло три... - говорит она.
Где результат, - говорит она.
Я... мы... постоянный страх... - говорит она.
Нет, не приходили, - говорит она.
Ах вот как... - говорит она.
Спасибо, конечно, что вы их припугну... - говорит она.
А, конечно, не по телефону, - говорит она.
Ну, я благодарна что хоть это сделали, - говорит она.
Нервы, Аня совсем от рук отбилась, шарится где-т... - говорит она.
Да, конечно, но согласитесь, договор есть дого... - говорит она.
Но все-таки, деньги были упла.. - говорит она.
Я брала в долг и мне хоте... - говорит она.
И потом, вы же обеща... - говорит она.
Сергей, если вы не сделаете то, о чем мы говорили или не вернете деньги, я обращусь в полицию, - говорит она, буквально пискнув от храбрости.
Тишина. Потом в трубке начинает что-то монотонно бубнить голос Петреску. Лицо Анастасии по-прежнему недоверчиво, но видно, что она изо всех сил пытается успокоить себя саму прежде всего (а разве у нее есть выбор? - В. Л.). Крупным планом — Петреску. Он в майке и трусах лежит на диване, постельное белье на полу, на лбу — пот, рядом с постелью — бутылки... Мы видим, что на простыне — огромное желтое пятно (кто-то ночью обмочился).
В углу - размытое изображение свернувшихся в калачик на раскладном кресле Анны-Марии и Тани. Они спят, обнявшись.
.. ого вы нас принимаете? - говорит Петреску, хватая воздух ртом.
Мы же офицеры, Настя, - говорит он голосом политика (это голос Владимира Путина, который в который раз обещает надрать задницу всему миру после того, как подписывает очередной указ о ликвидации очередной военной базы России за границей — В. Л.).
Конечно... а с Анной-Марией я поговорю, - говорит он.
Уверяю вас... для хорошего удара нужна серьезная подгото.. - говорит он.
Я уже практически собрал все данные для проведени... - говорит он.
Извините, я после утреннего кросса, - говорит он.
Хватает бутылку пива — открытую, выдохшегося, - из-под кровати, жадно пьет, проливая на подбородок. Глаза Петреску, красные, сумасшедшие, похмельные. Он закрывает их, веки подрагивают. Снова — кабинет Анастасии, она сидит, сгорбленная, говорит, прикрыв трубку рукой.
Да? - говорит она.
Да... - говорит она.
Ну... да... - говорит она.
Хорошо, Сережа, - говорит она.
Но... Сергей, я хочу... - говорит она.
Чтобы... чтобы.. чтобы вы знали, - говорит она.
Этот срок последний, - говорит она тоном акционера МММ, который Жестко Требует чтобы Уж На Этот Раз Ему Все Вернули.
Если вы не сделаете это, то.. - говорит она.
Я сама, у меня ребенок травмированный на руках, мы в долга... - вскрикивает она.
Верните хотя бы деньги!!! - говорит она и начинает плакать.
Успокаивающий бубнеж в трубке.
Анастасия постепенно успокаивается, вытирает глаза, улыбается.
Хорошо, неделя... - говорит она.
Комната Петреску. Он садится, держась за краешек кровати. Его буквально кружит.
Что Сережа... плохо? - спрашивает из углу Анна-Мария.
Голова.. - шепчет Петреску.
Пиздец... - шепчет он.
Начинает рвать прямо на пол. Сначала это еда, потом вода, затем желчь. Когда Петреску начинает блевать кровью, камера показывает нам Таню и Анну-Марию. Они спят, широко раскрыв рты, тяжело дыша, видно, что они слышат, что происходит с Петреску, но им слишком плохо для того, чтобы встать и помочь. Камера возвращается к Петреску.
Он встает, подходит к окну.
Прислоняется к нему лбом.
ХХХ
Мутное стекло. Через него мы видим подвал дома, где дворовые мальчишки зажимали Анну-Марию. На диване — продавленном, старом, - сидят трое мужчин, приходивших пугать Анастасию. Они сосредоточены, у всех заняты руки: один ковыряет мозоли на руках, другой вертит четки, третий курит...
Напротив них сидит на стуле один из насильников Анны-Марии.
Рядом с ним — на стуле (старые стулья из тех, что выбрасывают на помойку) сидит мальчишка лет двенадцати.
Один их бандитов смотрит на стену, там плакат танцовщика балета из Бельгии, Ван Дамма, который пользовался огромной популярностью в СССР как «специалист боевых искусств». Улыбается:
Че, пацаны качаются тут? - говорит он Тепло.
Да, штанга вон в подсобке, - говорит насильник Анны-Марии.
Ему лет 18 и он напуган. Мальчик лет 12 напуган еще сильнее.
Да, а че... - задумчиво говорит Старший.
Набрать из пацанов бригаду... - говорит он.
Рано еще им... - ревниво буркает Молодой.
Ну да... куда там... сейчас же не девяностые лихие, - говорит молчавший Средний.
Старший смеется. Говорит мальчику:
Ну, пацан?
Внимательные лица мужчин. Мальчик, волнуясь, говорит, но мы уже не слышим, что, потому что звук пропадает, картинка размывается, и мы видим ретроспективу (черно-белую) событий, о которых он рассказывает.
Мальчик сидит во дворе, в ногах у него мяч. Мальчик стоит у беседки, к нему подходит лейтенант Петреску, что-то спрашивает. Мальчик, волнуясь, отвечает. Петреску делает вид, что записывает в блокнот (мы видим из-за плеча блокнот, Петреску ничего не пишет).
Мы видим окно, из которого выглядывает Анастасия. У нее удовлетворенное лицо человека, который видит, что для него, за его деньги, начали делать хоть какую-то работу.
Снова подвал. Мальчик молчит.
Так, свободен, - говорит Старший.
Мальчик встает, идет к дверям. Старший говорит ему вслед:
Чтоб был могила, ясно? - говорит он.
Иначе в реальную могилу... - говорит он.
Напуганный до смерти мальчишка кивает с деловым и безразличным видом, выходит. Крупно — насильник Анны-Марии.
Он, короче, по двору постоянно блядь шарится... - говорит он.
Мент этот поганый, - говорит он.
Вынюхивает сука, выспрашивает.. - говорит он.
С мамашей пизды этой... - говорит он.
Трет чего-то постоянно, мутит, - говорит он.
Пацаны слышали, что-то про эскадроны мщения пиздел ей... - говорит он.
Ну как слышали, она сама блядь, овца соседке сказала, - говорит он.
Ну суетись, Вася, - сурово говорит старший.
Ты принес? - говорит он.
Вася суетливо кивает, достает сверток, протягивает. Старший берет, - Младший (дядя Васи) показно отворачивается, - и спрашивает:
Там как надо? - говорит он.
Пятисот не хвата.. - говорит Вася.
Вася, бля, - говорит Старший.
Сказано семь, значит семь, - говорит он.
Ну у меня нету, - жалобно, по-детски, говорит Вася.
Одолжи, - говорит ему Старший.
Да, конечно! - говорит Вася.
Я за.. завтра же... - говорит он.
Мы видим перед собой напуганного ребенка. Дядя делает ему знак идти. Парень с облегчением встает, выходит. Старший презрительно цыкает, потом меняет выражение лица на деловое, говорит:
Я пробивал, ни хуя он не мент, мент этот, - говорит он.
Пидар правда мутит, - говорит он.
Кажется, овцу эту, мамашу, на бабки разводит, - говорит он.
Из ментов его вроде поперли, мне знакомый слил, - говорит он
Тоже блядь алкаш один... одноклассник... - говорит он
(мы видим короткую ретроспективу встречи журналиста Балан и бандита, они сидят за столиком в кафе, журналист пьян и болтает, размахивая руками, Старший внимательно слушает, время от времени подзывает официанта, на стол приносят новые бутылки и закуску).
Они там бухают иногда вместе... - говорит он.
Хуйня конечно полная, мутки эти, - говорит он.
Эскадроны, хуены, - говорит он.
Пугнуть его, может, - говорит Младший.
А на хер? - говорит Старший.
Он же блядь жулик ебанный, хули его пугать, - говорит он.
Поговорим, убедим... - говорит он.
Смеются.
Хуже другое, овца эта мутит, стучит блядь, - говорит он.
Мамаша, пизда, да я зай... - говорит Младший.
Гена, ты ее так закошмаришь, что она блядь в ЦБОК позвонит, - говорит Старший.
Смеются, но чуть озабоченно (ЦБОК — центр по борьбе с коррупцией, эскадрон смерти в Молдавии в 90-ее годы, в основном занимались беспределом при переделе собственности, но иногда могли и поиграть в защитников слабых и униженных — В. Л.).
Я не про мамашу, - говорит Старший.
Удивленные лица двух других.
Есть еще знакомые... - говорит Старший неохотно.
Ретроспектива. В кафе за столиком сидят Старший, журналист Балан и человек в гражданском, у которого на лбу невидимыми чернилами (невидимыми для него, но не для остального мира — В. Л.) написано «СОТРУДНИК ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ». Он чуть нервничает, говорят о чем-то.
Знакомые знакомых, - говорит Старший с усмешкой.
Ретроспектива. Еще одна встреча, те же участники, но другой антураж. Человек в форме, - он нервничает еще больше, - кладет на стол большую непрозрачную папку. Старший словно случайно, ставит на нее локоть и постепенно сдвигает к себе. Папка попадает ему на колени.
Старший в машине, читает листки из папки.
Аккуратный детский почерк отличницы.
Короче, ссыкуха эта, - говорит он.
Сама блядь пизда малолетняя, мутит - говорит он.
В мстительницу на хуй играть решила, - говорит он.
Письма на хер пишет, - говорит он.
Решила блядь отомстить за поруганную блядь целку, - говорит он.
Ясен хуй, мелкая тупая, как мешок блядь картошки, - говорит он.
Все ее письма ебанные ментам нужны, как снег в июле , - говорит он.
Дело закрыто уже, бомж тот сел блядь, очень им надо сейчас себя ебать за укрывательство, коррупцию и пытки, - говорит он.
Пока он говорит, камера плавает — буквально плавает — в помещении, по клубам дыма. От этого картинка становится чуть замедленной (хотя никакого фактического замедления нет, это все дым).
С ментом этим.. бывшим... ебется она, - говорит он.
Сама на ментов ментам доносы пишет, овца, - говорит он.
Ну и по хуй, пусть друг друга хоть в жопу ебут, - говори он.
Только она и наши фамилии узнала, - говорит он.
Дорого нам твой племянник обходится, Вася, - говорит он Гене.
Молчание. У Гены лицо человека, который осознал, что этот подвал может стать последним, что он видит в жизни. Тяжелые взгляды Старшего и Среднего. Наконец, Старший прерывает молчание.
Ладно, - говорит он.
Сейчас по менту и пизде этой решить надо, - говорит он.
Короче, она, сука, ящик этот для анонимок сраных завалила уже, - говорит он.
И по хуй, пока она их в тот, что на МВД сует, - говорит он.
Ретроспектива: Анна-Мария идет быстрым шагом мимо здания МВД по центральному проспекту Кишинева, и быстрым движением бросает что-то в ящик, висящий на углу здания. Надпись на румынском языке.
«Для анонимных пожеланий, обращений и информации граждан в МВД»
Глаза Старшего, который смотрит с такой ненавистью, как будто увидел сцену из ретроспективы.
Плохо, что пизда тупая тупая... а на сто сорок пятый раз врубится, что в МВД ее писульки до пизды, - говорит он.
И начнет прокурорским их бросать, а то еще куда-то, - говорит он.
И тогда мы этим летом в Одессе хуй позагораем, - говорит он.
Примечание сценариста: бандиты из Одессы часто ездят работать и прятаться в Кишинев и наоборот, города очень близко расположены, но есть граница и все-таки два разных государства.
И что фамилии прямо вот... - говорит Младший.
Старший протягивает ему листок, бывший в папке, отданной сотрудником МВД. Младший читает. Его лицо краснеет от негодования.
Пизда блядь, хуесоска, - говорит он яростно.
Вася, а фамилии наши кто распиздел? - говорит Старший.
Серега, я же.. - говорит Младший.
А мою... твой племяш ебанный откуда узнал? - говорит Старший.
Тычет в анонимную жалобу Анны-Марии.
Сколько таких по ментовских ящикам разбросано? - говорит Старший.
Что, пидарок этот, племяяш хуев, попиздел всласть? - говорит он.
Гена молчит, молча моргает.
Телку выцеплять надо, - говорит Старший, обращаясь, скорее, к Среднему.
Тот кивает.
Мент ее так не отдаст, - нарушает он молчание.
И пугать нельзя, хоть и бывший, а мент, - говорит он.
Договариваться надо, - нарушает он молчание.
Выкупим ее у него, - говорит Старший.
Думаешь? - говорит Средний.
Она, пизда, ему тоже не всралась, - говорит он.
Не вечно же он ее мамаше ебанутой на всю голову про эскадроны мщения пиздеть будет, - говорит он.
Гена у племяша еще пять штук возьмет, - говорит он.
Расплатимся с ним поперву, а там... - говорит он.
У мента, пидора, бабок до хуя! - говорит, пытаясь спасти положение, Младший.
Он, сука, играет и цыган крышует мелких и... - говорит он.
Хату ему потом выставим, все ото... - говорит он.
Старший и Средний с жалостью глядят на него (но это не жалость к человеку, а жалость к его умственному расстройству, на самого же Младшего они смотрят, как на бешеную собаку, которая доставляет много неудобств своей болезнью — В. Л.)
Сука уже месяц жалобы хуячит, - говорит Старший.
Надо срочно... когда этот хуй деньги достанет? - с ненавистью говорит он Младшему.
Ну я... он же не... - бормочет Младший.
По хуй, пусть хоть у папы с мамой украдет, ты понял? - говори Старший.
Да, конечно, - говорит Младший, который, как и все самые крутые и жестокие Показные бандиты, перестает быть таковым в трудных обстоятельствах у нас на глазах (Старший и Средний, наоборот, выглядят все страшнее и опаснее — В. Л.). .
Завтра же... - говорит Старший.
Средний кивает. Пускает кольцо дыма.
Разбивает его пальцем.
ХХХ
Лейтенант Петреску идет по главному проспекту Кишинева по направлению к еще одному казино. Вечер. Показана крупно плитка, по которой вышагивает Петреску. Черные — от полицейской формы — ботинки. Сам лейтенант одет в гражданское, на нем полупальто черного цвета, светло-голубые джинсы в обтяг, еще достаточно светлые, но уже недостаточно голубые — та стадия, когда джинсы уже можно стирать, если вы — приверженец традиционных взглядов, или поносить еще с месячишко, если вы в юности любили «Битлз» и участвовали в выездных экологических фестивалях. На нем — синяя рубашка, расстегнутая на верхнюю пуговицу. Всего этого явно недостаточно для такой холодной погоды, но Петреску даже жарко, он расстегивает еще пуговицу. Он с похмелья. Камера опускается от пальцев, которыми он очень долго расстегивает пуговицу, даже специально остановившись для этого. А потом просто практически рвет ее, к обуви. Он снова идет. Потом останавливается.
Камера делает разворот на плитке, - мы успеваем мельком заметить стену красивого здания с часами на башне, это мэрия, то есть, самый-пресамый центр города, - и мы видим две босые ступни.
Крупно — лицо Петреску. Он смотрит вниз. Потом поднимает глаза. Лицо ничего не выражает.
Напротив лейтенанта стоит мужчина в штанах, закатанных до колена, в руках у него рыбацкая сеть, на голове — вязаная шапочка, как у бойца российских сил по восстановлению конституционного порядка в Чечне, - он в рваной рубахе. У мужчины красивое, продолговатое лицо, и борода, почему-то ухоженная, что никак не сочетается с его внешним видом. На боку мужчины — почему-то — пластмассовый меч, сделанный в Китае (если бы армия Китая воевала такими мечами, они бы ограничились областями внутренне Монголии и статусом третьестепенной региональной державы — В. Л.).
В общем, это типичный городской сумасшедший.
Мужчина стоит прямо напротив Петреску.
Общий план улицы. Мы видим, что кое-где прямо на плитке или асфальте, где плитки нет, сидят попрошайки. Безногие, с опухолями, просто алкоголички с детьми. Из-за серого освещения, обычная для Кишинева картинка приобретает сходство с Босховыми картинами. Крупно — мамаша-алкоголичка, которая протягивает ребенка лет пяти прямо в камеру. Ребенок непривычно, для своего возраста, спокоен - показана мятая упаковка от димедрола, - он лежит, подремывая, в искусственного меха шубке. Она сидит прямо у дверей мэрии, охранник, в полицейской форме, стоит поодаль и курит, не обращай внимания на нищенку.
Камера передвигается от человека к человека, от картинки к картинке, рывками, как порывистый ноябрьский ветер.
Показать слезящиеся от ветра глаза Петреску.
Лицо мужчины напротив, у него ясные, чистые, и глубокие глаза.
Ты, - говорит он.
Лейтенант молчит.
Почему ты так хочешь убить... их всех... ? - говорит мужчина.
Лейтенант молчит.
Почему ты... губишь себя... их... эти излучатели... - говорит он.
Что я тебе сделал... зачем это... наблюдение... на заводах по два... - говорит он.
Петреску молча моргает несколько раз, по щеке его течет слеза.
Я пришел поймать тебя, - говорит мужчина.
Улыбается просто, и бросает сеть в сторону Петреску. Очень медленно, так что лейтенант просто делает шаг в сторону, и сеть падает на плитку. Крупно — узор плитки под сеткой, выглядит это так, будто кто-то огромный и неведомый поймал в свои сети целый город.
Ты, - говорит мужчина с мечом.
Петреску шмыгает, и, не меняя выражение лица, идет дальше. Показать его идущим, и расплывчато — фигуру сумасшедшего с сетью.
Лейтенант, заходящий в казино.
Облака над городом.
ХХХ
… вечерний туман. Черный дома. Киоск со спиртным неподалеку от дома Петреску. У киоска стоят алкаши, пьют из пластиковых стаканчиков, горит окошко, размытое из-за тумана: сейчас оно похоже на Луну, что светит в поле всем странникам, страждущим и заблудшим. Возле киоска останавливается такси, из него выходит Петреску. Он выглядит подавленным. Говорит, перед тем, как захлопнуть дверцу:
Спасибо, Вовчик, в следующий раз... - говорит он.
Такси уезжает. Петреску подходит к киоску. Говорит:
Два «Тираса», «Каберне» литровое и пива упаковку, - говорит он.
И знаешь что, еще «Задоринки» литровку, - говорит он.
Орешков три пакета, - говорит он.
«Честера» три пачки, - говорит он.
Ну и запить чего-то... - говорит он.
(«Тирас» - коньяк по 0, 7, «Задоринка» водка, в литровых бутылках — качественные спиртные напитки — В. Л.).
В кредит запиши, - говорит он, уже взяв пакеты.
Недовольное ворчание из киоска. Петреску отворачивается и мы видим перед собой — внезапно — фигуры двух мужчин. Это Средний и Старший. Вдалеке маячит Младший.
Лейтенант Петреску? - говорит Старший вежливо.
Сергей Владимирович? - говорит Старший вежливо.
Петреску кивает.
Средний и Старший жмут ему руки. Все отходят к машине. Камера постепенно отъезжает и мы не слышим ничего из их разговора — слова, как и силуэты, растворяет в себе туман. Мы видим уже движения, намеки на фигуры.
Мужчины разговаривают.
ХХХ
Мы видим дом, темнеющий в сумерках.
Светятся окна. Благодаря им дом похож на какой-нибудь скальный монастырь в Каппадокии, на гору, испещренную кельями. Крупно — окно кельи лейтенанта Петреску. Оно темное. Камера фокусируется, и мы видим, что все же какой-то источник света в квартире есть, но он очень слабый. Снова общий план дома, потом вид дворов сверху, с самой крыши. Иногда в камеру попадает что-то темное, трепещущее — это летучие мыши, вылетающие в сумерках (значит, слегка потеплело), голуби... Камера опускается с одной из птиц — неровно, медленно, - и мы видим фигуру лейтенанта Петреску, подходящего к дому. Он бормочет.
Сука бля... - шепчет он.
Блядские шулеры, - шепчет он.
На хер, - шепчет он.
Семь штук, еб вашу мать, - говорит он.
Да столько блядь за прикуп давали, - говорит он.
Проиграл последние блядь... н-да, - говорит он.
Пидары бля, - говорит он.
Мы видим, что рукав пальто лейтенанта разорван, лицо его в крови — но не обильно, а слегка, пара ударов, - и можем предположить, судя по тому, что он идет пешком, что ему в очередной раз не повезло в азартные игры. Лейтенант подходит к фонарю и на него падает свет. Мы видим бледное, изможденное лицо человека, который уже несколько лет кряду работает запойным пьяницей (это тяжелый, очень тяжелый труд — В. Л.). Мы видим, что черты лица лейтенанта начинают уже приобретать характерную смазанность черт, свойственную пьяницам (еще год-два, и это будет узкоглазый опухший бомж — В. Л.). Но это самое начало процесса, начало последнего ускорения.
Лейтенант снова попадет в тень.
Его фигура останавливается. Задранная голова. Петреску смотрит на окно своей квартиры. Подходит к киоску.
«Балантайна» бутылку, - говорит он (речь, естественно, идет о подделке — В. Л.).
И «Кодру» пузырь, - говорит он (дешевый коньяк — В. Л.).
Берет пакет, говорит:
Запиши на кредит, - говорит он.
Сережа, ты шо, охуел?! - говорит из окошечка голос с характерным кишиневским акцентом.
Примечание сценариста: акцент псевдо-южно-русский (причем как псевдо южный, так и псевдо русский), много шипящих, «шо» а не «что» (но не украинское добродушное «шо», а скорее, истеричное, визгливое «шо» приблатненных крыс, кидающих колхозников у валютных касс... манера растягивать слова, как у блатных и героев дебильных комедий Гайдая постперестроечного перида.
Сережа, шо это такое, - говорит голос.
Это шо такое?! - говорит он.
Сережа бля ты заебал! - говорит голос.
Бля считай кредит закрыт, - говорит он.
Петреску держит пакет в руках. Мы понимаем, что если бы он не успел рвануть его к себе, он бы в этот раз реально не получил спиртного (то есть, терпение даже продавца спиртного исчерпано — В. Л.).
И шо, и шо ты смотришь на меня так Сережа? - говорит голос.
Шо ты смотришь, бля, я спрашиваю, - говорит он.
Расплатись с долгом, я тебе говорю, - говорит он («раплытс с долаааам, я те гврю» - это звучит примерно так — В. Л.).
Расплатись с долгом, а потом у меня спиртное пиздь, - говорит голос.
Припиздь ты пьяная, - говорит он.
Петреску молча отходит от киоска. Распахнутая в подъезд дверь, свет из нее. Стены подъезда, пол, окурки, электрораспределительный щит. Бумажка. На ней на румынском языке написано:.
«Электрораспределительная компания «Юнион Феноса» извещает Вас об отключении Вашей квартиры от электричества в связи с неуплатой долгов в период с .. Дата... по... Дата. Чтобы вновь воспользоваться услугами нашей компании, Вы должны уплатить долг, после чего оплатить восстановление сети с последующим...»
Бумажка летит на пол. Лейтенант Петреску топчет ее несколько раз, рычит, бьет плечом в стену. Светящиеся глазки квартир на лестничной клетке.
Бля, слушай, охуенный повод для статьи! - говорит он тоном человека, который по старой советской привычке искренне верит, что газетчики любят решать проблемы Простых Людей.
Пидарасы эти из распределительной компании... - говорит он.
Лейтенант выглядит жалко, как настоящий терпила, как человек, который не в состоянии постоять за себя. У него горят глаза, он говорит об отключении у него света так, как будто произошло еще одно крушение башен-близнецов. Мы слышим успокаивающий бубнеж журналиста Дана Балана в трубке. Он, конечно, не перезвонит, и это понятно всем, даже читателям (но не лейтенанту Петреску — В. Л.). Тот обильно, сбивчиво и чрезмерно многословно излагает суть проблемы:
Эти суки, не заплатил, фактуру украли.. суд... каждая блядь килокалория.. ну в смысле ватт... в ЖЭКе... - говорит он.
Рекомендация актеру, исполняющему роль Петреску, от автора сценария: Вы должны сейчас быть плаксивым гулаговским доходягой, который «поплыл», и которому его личная и мелкая проблема кажется вселенской несправедливостью (может так оно и есть, но — еще одна гулаговская истина - кого колышет чужое горе?).
Спасибо, спасибо, браток, - говорит Петреску.
Отключает телефон.
Долго возится с ключом у двери.
Темная квартира. Слабый — еле видный — свет на кухне. Петреску, закрыв дверь, идет, не разуваясь, через комнату — мы видим, что в ней нет кровати, просто матрац на полу, - к огороженной занавеской кухне. Там сидят мрачные, угрюмые, нахохлившиеся Анна-Мария и Таня, на столе — тарелочка, на ней маленький торт. Из него торчит одна свечка (благодаря которой, а еще уличному фонарю) квартира не погружена в кромешную темноту.
На тортике цифра 15.
Петреску молча смотрит на Анну-Марию и Таню. Те молча смотрят на него. Затемнение....
… мы видим квартиру Петреску снаружи, через окно. Мы видим уже несколько огоньков... Потом еще... Еще... Камера заглядывает в окно, мы видим, что вся квартира уставлена свечками... Квартира выглядит сейчас, как брошенная церковь, или пристанище злых духов из готических средневековых сказок... Камера разворачивается, показывает нам темные дворы...
Потом снова квартира Петреску через окно.
Мы видим лейтенанта , Анну-Марию и Таню. Полностью обнаженные, они танцуют без музыки — музыкального центра, который все время был в углу, мы не видим, - извиваясь, закидывая вверх урки. Это не стильный танец из какого-нибудь подражания «Криминальному чтива», а, скорее, судороги вакхической оргии. Будь перед ними маленький ребенок, они бы его разорвали. Мы не слышим ни звука, только видим картинку. Раскрасневшиеся лица, оживленные, улыбчивые.. Полупустая бутылка ликера, коньяка... Петреску держит на ладони горсть таблеток и протягивает их девушкам.
Те, встав на четвереньки, снимают таблетки с ладони губами — как лошади.
Петреску с бутылкой в руке, запрокинув голову, пьет, спиртное струится по подбородку, груди, животу... Потом мы видим нарезку статичных кадров, что-то вроде пособия для молодоженов.
Анна-Мария и Таня целуются.
Анна-Мария лижет Таню, которая сосет Петреску.
Анна-Мария и Таня лижут друг друга.
Петреску трахает Анну-Марию, но место их соединения вырезано цензурой — оно прикрыто лицом Анны-Марии.
Петреску лежит на Тане, Анна-Мария, сидя за головой Тани, гладит ей грудь.
Ну и так далее. Картинок много, они все должны быть разной степени освещенности, по ходу действия они становятся все более тусклыми, потому что свечи выгорают, одна за другой.
Последняя картинка уже еле видна.
На ней мы видим Анну-Марию, которая, сидя у стены и глядя сверху вниз взглядом кормящей женщины, гладит по головам Таню и Петреску.
Те сосут ее грудь.
Последняя свеча гаснет.
Затемнение.
ХХХ
Абсолютная темнота (вся сцена — по сути, аудио-сцена, никакой картинки, черный фон — В. Л.). Тяжелое, но ровное дыхание нескольких человек. Потом одно из них смолкает. Вместо него мы слышим шепот:
Сережа — шепчет Анна-Мария.
Сережа... - шепчет она.
Сергей.. - шепчет она.
Теперь мы слышим мерное дыхание лишь одного человека.
У, - говорит Петреску.
Давай жить вместе, - шепчет Анна-Мария.
У, - говорит Петреску.
Давай? - шепчет она.
Так мы и живем, - бормочет Петреску.
Я в смысле, ты и я, - шепчет она.
Ухм, - говорит Петреску.
Сережа, я серьезно, - говорит она.
Я знаю, что ты у мамы денег взял... - говорит она.
Давай будем вместе жить... - говорит она.
Я никому не скажу, и ей тоже... - говорит она.
Давай поженимся, - говорит она.
Х, - выдыхает Петреску (мы буквально видим слабую улыбку — В. Л.).
Сережа, ты пойми, у нас обратки нет, - шепчет Анна-Мария очень Взрослым голосом девочки-подростка, просмотревшего к/ф «Чужая».
Или так, или в ментовку, - говорит она.
Думаешь тебя по голове за все это погладят? - говорит она.
Ты че бля малая? - говорит Петреску.
Сережа, да я же.. я люблю тебя.. - говорит Анна-Мария.
Кому я такая нужна... - говорит она.
А ты? - говорит она.
Мы ведь тонем... оба... - говорит она.
Давай спасаться... - говорит она.
Молчание.
Знаю... - говорит Петреску, после паузы, из-за которой можно было уже решить, что они снова уснули.
Знаю, что тонем, - говорит он.
Я болен.. - признается он хриплым шепотом человека, который раскаялся до утра.
Давай спасаться... - говорит Анна-Мария.
Сказать легко, малАя, - говорит Петреску.
Ты из-за … нее? - говорит Анна-Мария.
Херовой она тебе женой будет, - шепчет она (дыхание Тани мерно и неумолимо, как часы — воздушные часы, - если вы понимаете, что я хочу этим сказать — В. Л.).
Боливар двоих не вынесет, - шепчет она.
Я что ль Боливар, - говорит Петреску.
Сережа... - говорит Анна-Мария.
Я все придумала, - говорит она (женщины... они уже с 14 лет все за двоих придумывают — В. Л.).
Нам пожениться надо, - шепчет она.
Так и мама от тебя отстанет, - шепчет она.
И быки эти ко мне лезть больше не будут и чмошники... со двора.. - говорит она с ненавистью.
А я тебе готовить буду... стирать... диван снова купим... - говорит она.
Пить перестанешь, а как на работе узнают, что женился... обратно может примут, - говорит она.
Пропадем ведь, Сережа, - шепчет она.
А за нее не беспокойся, - шепчет она.
К мужу вернется, - шепчет она.
Сережа, а, Сережа? - говорит она.
М-м-м, - говорит Петреску.
Ну так что, Сережа? - говорит она.
Ну, подумай хотя бы, - говорит она.
Ладно, - говорит Петреску.
Когда? - говорит она.
Что? - говорит он.
Когда решишь? - говорит она.
Бля, малАя, - говорит он.
Ладно, ладно, - говорит она испуганно.
Спи... завтра решим... - шепчет он.
Тишина. Потом — дыхание трех спящих человек.
ХХХ
Визг телефона.
Яркий, слепящий свет. Общий план квартиры Петреску. Сейчас она уже мало отличается от той квартиры, которую лейтенант поджег: кучи мусора, огарки свеч, бутылки, газеты... На полу, на матраце, Таня, Петреску и Анна-Мария... Шумы проезжающих по дороге машин и троллейбусов... Беспощадное утро...
Снова визжит телефон.
Петреску, морщась и моргая, садится на пол. Встает. Берет трубку.
Да, - говорит он.
Такси? - говорит он.
… а, такси... - говорит он.
Сглатывает, прикладывает руку к груди. Говорит вниз:
МалАя, - говорит он.
Аннушка, - говорит он.
Вставай, - говорит он.
М-м-м-м, заче-е-е-ем, - стонет Анна-Мария.
… в школу сходишь, чтоб мАтушка не буянила, - говорит он.
(малАя, мАтушка — сленг дворовых Пацанов и Девчонок — В. Л.).
Давай, давай.. - говорит он.
Я такси тебе вызвал... - говорит он.
М-м-м-м, - стонет Анна-Мария.
Но покорно встает, с закрытыми глазами идет к ванной, натыкается на дверь...
… подъезд. Выходят Анна-Мария, - бледная и с похмелья, но причесанная и умытая, с рюкзачком школьным - и Петреску. Девочка смотрит на лейтенанта, как женщина, которой впервые в ее жизни вызвали такси («о боже, да это ступень!» - В. Л.). Они проходят к дороге, и останавливаются у автомобиля.
Петреску целует Анну-Марию в висок — смазано, - и открывает ей дверь.
Девочка, глядя на лейтенанта, уже садится в машину, когда камера показывает нам лица людей, которые сидят в салоне. Анна-Мария поворачивает голову и видит их вместе с нами.
Это трое бандитов, угрожавших Анне-Марии и ее матери.
Анна-Мария молча смотрит на них.
Потом она отворачивается и мы видим, как они с Петреску молча смотрят друг на друга
Анна-Мария молчит, когда ее хватают руки (несколько рук на плечах и руках — В. Л.)
Она не сопротивляется и молчит, когда ее втягивают в салон.
Молчит, когда дверь захлопывается
Молчит, когда в открытое с переднего сидения протягивается рука с сумкой, и Петреску берет ее (все так же глядя на Анну-Марию — В. Л.).
Молчит, когда стекло рядом с ее сидением с жужжанием поднимается
Молчит, когда машина трогается.
Обернувшись, Анна-Мария смотрит через заднее стекло на лейтенанта (и на нас — В. Л.)
Лейтенант смотрит ей вслед. Машина медленно заворачивает.
И тут лицо Анны-Марии искажается - она кричит страшно и протяжно... кричит, глядя на нас.
Машина закрыта и уезжает, так что мы не слышим крик в полную его силу
Но мы его слышим
Машина поворачивается и лицо девушки с раскрытым ртом исчезает.
Больше Анну-Марию мы не видим.
ХХХ
… Шоссе, проносящиеся по нему машины с включенными фарами... Лес неподалеку... Время примерно около 16 часов, скоро будет темнеть...
Деревья, кусты.. (камера словно идет по лесу, словно сумасшедший грибник, решивший поискать подосиновиков в феврале — В. Л.). Мокрая земля, несколько куч земли. Появляется лопата, подхватывает землю, и ссыпает вниз, в яму. Вместе с осыпающейся землей камера опускается на дно неглубокой ямы.
Мы видим труп Анны-Марии. Примерно половина лица скрыта уже землей.
Та половина лица, которую мы еще видим, багровая. Под глазом очень большой синяк — но не от удара, - и под носом кровь. Видна еще белая грудь, на ней большой кровоподтек... из земли высунуты руки, они скрючены и сжаты у горла...
(то есть, девушку душили и сильно щипали за грудь, чтобы она прекратила попытки разжимать руки душителя — В. Л.)
Живот и ляжки прикрыты уже землей.
Торчит наружу еще босая ступня.
Камера выглядывает из могилы. На ее краю трое убийц Анны-Марии, они забрасывают яму землей. Старается, в основном, Молодой. Он же берет на себя обязанность развлечь коллектив во время исполнения трудовой повинности. Нарушает молчание.
А че... как баба померла, - говорит он.
… - ждут развития коллеги.
Наеблась перед смертью, - говорит он
Смеются.
Извращенка бля, - говорит он.
И в рот и в жопу попробовала, - говорит он
Могла бы... еще и в ноздрю дала, - говорит он.
Мальчики, миленькие, - говорит он тоненько.
… я все... все сделаю, что захотите, - говорит он тоненько.
Отъезд камеры. Мужчины усаживаются в машину, на заднем плане — яма, забросанная ветками и мусором. Хлопают двери, машина отъезжает, мы видим перед собой дорогу, освещенную фарами, перед нами мелькают деревья.
Насчет мента есть мысли, Серый... - говорит Молодой осторожно, переглянувшись со Старшим.
А хули там думать, - говорит Третий (он за рулем).
Двое смотрят на него, как любящая жена - на мужа, который угадывает ее желания. (с любовью и теплотой и Ожиданием Большего — В. Л.)..
Сука своих довел, видеть его не хотят, - говорит он.
Бухает... под себя срется, свинья ебаная. - говорит он.
Сколько мы ему дали... - говорит он.
Семь штук ему... да с хуя ли, - говорит он.
Я пробивал, долбоеб бабки дома держит, - говорит он.
Небось нажрется сегодня снова, - говорит он.
Оформим хуилу в момент, - говорит он.
Валим пидара и в машину, на Украину, - говорит он.
Сука еще теплый будет, а мы уже в Карпатах отдохнем, - говорит он.
С ним еще чикса вроде мутит.... - говорит Старший.
Боевая блядь подруга, - говорит он.
Боевая блядь, - говорит Третий.
Смеются. На глазах Младшего слезы, как бывает, когда испытываешь очень большое облегчение. Еще день назад проблемы казались ему неразрешимыми, а сейчас он уже снова Боевой Товарищ, и у ямы с Анной-Марией его не прикончили.
А нам не по хуй на его чиксу, - говорит Третий.
Не повезет, с ним отправится, - говорит Третий.
Повезет, схоронит блядь милого, - говорит он.
Схоронит блядь, - говорит Младший.
Смеются. Лобовое стекло. Дорогая.
Большой щит. «Кишинев- 57 км. Одесса — 234 км».
Или ну его на хуй? - говорит Старший.
И сразу поехали? - говорит он.
Задумчивые лица компаньонов в зеркале заднего вида. Снова дорога...
ЭПИЛОГ
Утро следующего дня. Квартира лейтенанта Петреску.
Он, голый, лежит на матраце рядом с Таней. Рядом валяются бутылка коньяка, почти полностью выпитая (осталось на донышке) и два использованных презерватива. В углу — новый, еще не собранный диван, затянутый целлофаном (еще не распакован), в другом углу — телевизор (тоже в полупрозрачной упаковке) на новой тумбе.
На окнах — занавески.
Петреску и Таня молчат. Лейтенант встает, и подходит к окну.
А где Анна-Мария? - говорит Таня.
Уехала, - говорит Петреску.
Молчание. Крупно — лицо Тани, которая плачет. Сначала тихо и безутешно, как обиженная маленькая девочка, потом — громче, со всхлипываниями... Наконец, Таня рыдает в полный голос. Петреску берет с подоконника пульт, и протягивает руку в угол, не глядя. По прозрачной упаковкой загорается экран телевизора, но картинки мы не видим, только мутные силуэты.
… онсенсус найден... - бубнит диктор.
...езидент избран большин... - бубнит он.
...нчание кризиса, ознамено... - бубнит он.
Таня плачет.
Шум за окном, это голуби. Лейтенант распахивает окно, и мы видим его с улицы. Петреску глядит на мир с недоумением.
Из глубины квартиры раздается звонок.
Открой, это мебельщики, - бросает Петреску назад.
Никакого шума, только плач Тани. Снова звонок, потом еще раз.
Петреску недовольно цокает языком, закрывает окно. Больше мы его не видим.
Камера показывает дом... Потом окно, и занавеску, которая колышется из-за легкого ветра.
Спустя пару секунд мы слышим звук двух выстрелов. Женский визг, топот, крики... Еще выстрел.
Визг резко смолкает.
Мы видим пустые окна и слышим тишину...
Спустя несколько минут звучит песня Эмми Вайнхаус «Ты знаешь, что я всегда был плохим» и из окон начинает идти дым.
Сначала белый, потом он чернеет и становится все гуще... Дым валит в небо.
