Федеральное агентство по образованию государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «калмыцкий государственный университет» Мушаев В. Н. Структура и семантика калмыцкого предложения

Вид материала

Книга

Подобный материал:

• Федеральное агентство по образованию, 1608.35kb.
• Федеральное агентство по образованию, 47.63kb.
• Федеральное агентство по образованию федеральное государственное образовательное учреждение, 13.45kb.
• Федеральное агентство воздушного транспорта федеральное государственное образовательное, 204.23kb.
• Федеральное агентство по образованию федеральное государственное образовательное учреждение, 177.08kb.
• Федеральное агентство по образованию государственное образовательное учреждение высшего, 427.38kb.
• Российская федерация федеральное агентство по образованию государственное образовательное, 2107.21kb.
• Методические рекомендации по подготовке курсовых работ москва 2007, 129.9kb.
• Федеральное агентство по образованию федеральное государственное образовательное учреждение, 357.87kb.
• Программа дисциплины сд. Р. 02. Финансовый менеджмент Цели и задачи дисциплины, 325.66kb.

§ 3. Об основных понятиях и содержании языковой модальности

Смысловая область модальности опирается на положе­ние классической формальной логики, которая классифи­цирует суждения на следующие виды: суждения действи­тельности (ассерторические), возможности (проблематичес­кие) и необходимости (аподиктические). Кроме этого суж­дения могут быть достоверными и вероятными. Анализ ра­бот по категории модальности позволил составить наиболее полный перечень тех языковых явлений, которые относят­ся к модальности. Общим семантическим признаком при­влекаемых модальных образований является «точка зрения говорящего» [ТФГ 1990].

Выделено шесть типов значений, имеющих разнообраз­ные грамматические, лексические и интонационные сред­ства выражения:

1. Оценка говорящим содержания высказывания с точ­ки зрения реальности / нереальности и выражение ее при помощи форм наклонения и времени глагола, союзов, час­тиц и других элементов структуры предложения.
   
2. Выражаемая модальными глаголами и другими мо­дальными словами оценка обозначаемой в высказывании ситуации с точки зрения ее возможности, необходимости или желательности.
   
3. Оценка говорящим степени его уверенности в досто­верности сообщаемого, которая может выражаться модаль­ными словами, вводными словами, а также сложноподчи­ненными предложениями с придаточным изъяснительным, где главное предложение содержит модальную оценку того, что выражено в придаточном.
   
4. Целевая установка говорящего или коммуникатив­ная функция высказывания. По этому признаку все пред­ложения делятся на повествовательные, побудительные и оптативные (выражающие желание). Средства выражения этих значений различны: морфологические (наклонение гла­гола), синтаксические (конструкция предложения), просо­дические (интонация).
   
5. Значения утверждения / отрицания, отражающие наличие или отсутствие объективных связей между предме­тами, признаками, событиями, о которых идет речь в пред­ложении. Первый член оппозиции (утверждение) не марки­руется, второй — маркируется грамматическими, словообра­зовательными и лексическими средствами.
   
6. Эмоциональная и качественная оценка содержания высказывания, выражаемая лексически (ср. сн «хорошо», му «плохо», ичкевт «стыдно»...), просодически (восклицатель­ными предложениями), а также с помощью междометий. Это значение также может быть представлено либо сложнопод­чиненными предложениями, содержащими в их главной ча­сти оценочный модус, либо конструкциями с вводными сло­вами и оборотами (мана хүвәр «на наше счастье», мини мууляр «к моему несчастью»).
   

218

219

Семантический признак «точка зрения говорящего» связан не только с теорией предикативности, но и с другими концепциями, сопряженными с разными исходными позициями и различными си­стемами понятий и терминов. Например, В.Г. Адмони подчерки­вал, что деление на логико-грамматические и коммуникативно-грам­матические категории «восходит к выдвинутому Пешковским раз­делению объективных и субъективно-объективных категорий [Ад­мони 1988,71] С концепцией А.М. Пешковского перекрещивается принадлежащая Р.О. Якобсону интерпретация «шифтеров» как ка­тегорий, характеризующих сообщаемый факт и/или его участников по отношению к факту сообщения либо к его участникам [Якобсон 1972,95-103].

Говоря об объеме и содержании модальности, следует остановится на трудах В.В. Виноградова. Он вслед за акаде­миком И.И. Мещаниновым относил модальность к понятий­ным категориям, передающим понятия, которые не описы­ваются при помощи языка, а выявляются в нем самом, в его лексике и грамматическом строе ... получают свое выраже­ние в языке, в слове и в действующих синтаксических сис­темах передачи сочетаний слов [Мещанинов 1978, 236-240]. В.В. Виноградов подчеркивал, что каждое предложение име­ет модальное значение как существенный конструктивный признак. Выражаемая интонацией модальность предложе­ния проявляется во всех морфологических типах предложе­ний. Выявляется четыре основных модальных типа предло­жений: восклицательные, вопросительные, описательные и предложения, выражающие пожелание и приказание [Ви­ноградов 1975, 60].

На материале русского языка он выделял три формы глагольных сочетаний, которые передают различные модаль­ные значения: а) возможность, необходимость, желание, намерение, стремление к действию, изъявление воли к дей­ствию, просьбу, повеление, приказание, выражаемое соеди­нением инфинитива с глаголом; б) долженствование, эмо­циональное отношение, эмоциональная характеристика, морально-этическая оценка, эмоционально-волевая квалификация действия, а также

возможность и необходимость, реализующиеся с помощью сочетания инфинитива с оты­менными словами (слова, обозначающие состояние и пре­дикативные прилагательные); в) синтетические и аналити­ческие формы наклонений глагола, передающие все разно­образие модальных значений и его оттенков.

В.В. Виноградов считал, что модальные значения расши­ряются в сторону выражения разных логически-оценочных и эмоционально-оценочных значений и стилистической квалификации речи, которые передаются в предложении с по­мощью различных вводно-модальных образований.

К модальным значениям ученый относил обобщение, заключение, выделение, ограничение, количественная и качественная оценка, уточнение, пояснение, присоединение, обособление частей сообщений, ограничительное допуще­ние мыслей в рамках сообщения, порядок следования мыс­лей, последовательность их расположения, а также значе­ния усилительно-ограничительных и количественно-определительных частиц, которые могут выражаться союзно-модальными средствами.

Академик В.В. Виноградов рассматривал модальность как широкую по объему семантическую категорию. Им не были включены в число модальных значений только значения утверждения / отрицания. Считается, что концепция В.В. Виноградова легла в основу ряда более поздних работ о модальности, которые разрабатывались отечественными лингвистами.

Справедливости ради следует сказать, что были и другие мнения и трактовки, особенно касающиеся объема назван­ной категории, и как отмечалось рядом ученых, какого-ни­будь единства взглядов в этом направлении пока не достиг­нуто [Распопов 1973, 3].

Одним из дискуссионных вопросов было отношение эмоционально-экспрессивной оценки говорящего к категории модальности. Полемизируя с А.А. Шахматовым о различии эмоциональной формы выражения реакций на действитель­ность и


220

221

модальной оценкой отношения высказывания к действительности, В.В. Виноградов признавал эмоционально-экспрессивную оценку модальным значением. И в русских академических грамматиках 60-70-х годов XX века и в ра­ботах Н.Ю. Шведовой эмоциональное отношение к сообща­емому квалифицируется как модальное [Грамматика-54, Грамматика-70, Шведова 1960,169]. Но вместе с этим разви­вается мнение, согласно которой эмоционально-экспрессив­ные отношения исключаются из разряда модальных [СРЯ 1964, Валгина 2003].

Развивающаяся тенденция более узкого понимания мо­дальности основывается на установлении иерархии значе­ний: одно из значений рассматривается как основное. На­пример, Г.А. Золотова, трактуя понятие модальности глав­ным образом как выражение отношения в плане достовер­ности / недостоверности, выделяет три типа отношений: во-первых, это отношение содержания высказывания (как предикативного признака) к действительности с точки зрения говорящего; во-вторых, отношение к содержанию высказы­вания; в-третьих, отношение между субъектом — носителем признака и предикативным признаком [Золотова 1973, 142]. При подобном подходе некоторые средства выражения мо­дальности относятся к второстепенным или вовсе исключа­ются. Например, типа предложений по цели высказывания (повествовательные, вопросительные, побудительные) по причине того, что коммуникативная целенаправленность высказывания не совпадает с модальным отношением к дей­ствительности, выраженным в этом высказывании, не вклю­чается в число основных средств выражения модальности.

Данную точку зрения поддерживал и по своему обосно­вал В.З. Панфилов. Он не включал целевую установку речи в категорию модальности, ссылаясь на то, что однородные и разнородные по целевой установки предложения оказыва­ются различными или одинаковыми по степени достовер­ности. По мнению В.З. Панфилова, целевая установка речи и степень достоверности являются перекрещивающимися основаниями деления предложения, и, следовательно, сохра­няя оба основания деления предложений по модальности, мы тем самым

нарушаем основной принцип логической опе­рации деления понятий [Панфилов 1971, 178]. Сторонники широкого понимания модальности в качестве аргументов опираются на высказывание А.А. Реформатского, что мо­дальные категории показывают целевую установку речи: утверждение, отрицание, приказание, пожелание, допуще­ние и т.п. [Реформатский 1955, 255] и поддерживают мне­ние, что суждения, вопрос и побуждение являются основ­ными модальными разновидностями логической фразы, ко­торые по степени достоверности получают лишь свою даль­нейшую конкретизацию [Чесноков 1961, 44].

В связи с тем, что первая и наиболее значимая обобщаю­щая работа о категории языковой модальности на материа­ле монгольских языков опиралась на теоретическое обосно­вание, разработанное в трудах В.З. Панфилова, считаем не­обходимым вкратце остановиться на данной точке зрения.

В целом В.З. Панфилов при определении языковой мо­дальности опирается прежде всего на существующее в фор­мальной логике две точки зрения о модальности суждения. Первая точка зрения восходит к Аристотелю, который от­мечал, что «всякое суждение есть или суждение о том, что присуще, или о том что необходимо присуще, или о том, что возможно присуще» [Аристотель 1952,11]. В соответствии с этим В.З. Панфилов выделяет объективную (или онтологи­ческую) модальность, которая отражает характер объектив­ных связей, наличных в той ил иной ситуации, на которую направлен познавательный акт, а именно связи возможные, действительные и необходимые.

Согласно второй точке зрения под модальностью пони­мался не характер объективных связей, а степень достовер­ности суждения. В.З. Панфилов выделяет субъективную (или персуазивную) модальность, которая выражает оценку со стороны говорящего степени познанности этих связей, т.е. она указывает на степень достоверности мысли, отражаю­щей данную ситуацию, и включает проблематическую, про­стую и категорическую достоверности. [Панфилов 1977, 37-48]. Оба вида языковой модальности у В.З. Панфилова неизменно остаются


222

223

в рамках характеристики достоверности высказывания. Поэтому он подчеркивал, что модальность и наклонение являются принципиально различными явлени­ями и модальное значение находит выражение лишь в изъя­вительном, проблематическом, категорическом, условном, сослагательном наклонениях, к которым тяготеют переска­зочное наклонение и наклонение неожиданности действия. При этом В.З. Панфилов не соглашался с мнением тех, кто пытался свести модальность предложения к модальным суж­дениям и притом понимаемой в чисто онтологическом пла­не [Панфилов 1971, 182]. '

Если в отечественном языкознании самая распространен­ная концепция опирается на работы В.В. Виноградова, то в западноевропейской лингвистической традиции эта роль отводится работам Ш. Балли. По мнению Ш. Балли, в любом высказывании можно выделить основное содержание (диктум) и модальную часть (модус). В модальной части выража­ется интеллектуальное, эмоциональное или волевое сужде­ние говорящего в отношении диктума. Различаются эксп­лицитный и имплицитный модус. Основная форма выраже­ния эксплицитного модуса — главное предложение в соста­ве сложноподчиненного с придаточным дополнительным. Модальность в трактовке Ш. Балли выступает как синтак­сическая категория, в выражении которой первостепенную роль играют модальные глаголы, обозначающие суждение говорящего о предмете речи. Как сторонник широкого по­нимания модальности он считал модальность душой пред­ложения и в число модальных значений включал самые раз­личные оттенки суждения, чувства или воли, которые выра­жаются модальными глаголами, наклонениями, интонаци­ей, формами вопроса, приказаниями, модальными жестами, мимикой лица, междометиями, звательным падежом и дру­гими приемами, и с помощью которых пробуждается и поддерживается внимание собеседника [Балли 1955,43-62].

Позже опираясь на концепцию Ш. Балли, ряд отечествен­ных и зарубежных ученых в качестве основной составляю­щей модального значения стали выделять коммуникативную форму

224

высказывания. Если Т.Б. Алисова различает ком­муникативную и субъективно-оценочную модальность [Али­сова 1971], то Э. Бенвенист считает, что связанные с обще­нием функции речи запечатлены в формах модальности предложения, т.е. утвердительные, вопросительные и пове­лительные типы предложений отражают основные позиции говорящего, который воздействует на собеседника своей речью: говорящий либо хочет передать собеседнику элемен­ты знания, либо получить от него информацию, либо — при­казать что-то сделать [Бенвенист 1974, 140, а также Распо­пов 1957, Грепль 1978 и др.].

Среди исследователей тюркских языков также существу­ют сторонники узкого и широкого понимания категории модальности. Остановимся на некоторых из них. Широкое понимание модальности на материале татарского языка пред­ставлено М.З. Закиевым [ТГ 1995]. Определяя модальность как выражение отношения говорящего к действию, М.З. Закиев включает в понятие «действительность» реально су­ществующие явления, которые принимают участие в обра­зовании и функционировании речи и которые выражаются различными средствами. К этим явлениям относятся: рефе­рент (отрезок действительности), содержание предложения, форма предложения, слушатель, обстановка речи, репрезен­тативное отношение (между референтом и содержанием пред­ложения), прагматическое отношение (между слушателем и содержанием предложения), отношение между содержани­ем и формой предложения и предикативное отношение. От­ношение говорящего к этим явлениям и выражение этого отношения речевыми средствами и является модальностью. Среди этих видов отношений ученый особо выделяет пре­дикативное отношение между субъектом и предикативным признаком. Говорящий по мере своего познания или жела­ния устанавливает и выражает модальное отношение субъек­та к действительности т.е. образуется своего рода двухступенчатая модальность. Приведем подобный пример из калмыц­кого языка: Бадм сурһуль сурх саната «Бадма хочет учить­ся». В предложении выражено модальное значение желания:

8. Структура и семантика калм. предл.

225

во-первых, желание субъекта, выраженного именем в именительном падеже; во-вторых, модальность желательности относится и к говорящему, т.е. отношение субъекта к действительности (процессу) устанавливается и выражается говорящим. Таким образом отношение не только говорящего, но и субъекта к действительности включается в категорию модальности. Говоря о выделении объективной и субъек­тивной модальности, М.З. Закиев предлагает назвать эти разновидности другими терминами: объективную модаль­ность — рациональной и субъективную — эмоциональной модальностью, т.к. если любая модальность связана с лич­ностью говорящего, то трудно говорить об объективной модальности и с этой точки зрения любая модальность субъективна.

Достаточно системная и последовательная трактовка модальности на материале татарского языка дается в работах Р.Г. Сибагатова. По его мнению, разработка теории модаль­ности, в конечном счете, опирается на решение проблемы соотношения объективного и субъективного в мышлении, которое не разъединяет субъект и объект, а соединяет их. На основе такого подхода делается вывод о том, что содер­жания единиц языка — объективны, а формы их выражения — субъективны. Определение системного характера органи­зации анализируемого явления в целом позволяет особо от­метить два момента: во-первых, единство объективного и субъективного элементов содержания в рамках системы при­обретает диалектический характер; во-вторых, необходимо учитывать не только элементы, входящие в нее, но и отно­шения объединяющие их. Именно на подобном подходе строится ниже предлагаемое нами изучение модального конституента предложения на материале калмыцкого языка.

Вступающие в отношение элементы «объект» и «субъект» функционирует на уровне мышления как отражения. Эти два отражения в одной и той же действительности по одним свойствам тождественны, а по другим — различны. Так про­тивопоставляются друг другу два отражения явления, выс­тупающие в качестве объекта и субъекта сознания. Элемент«субъект» представляет

собой отражение, принимаемое за исходное, «объект» подразумевает отражение, становящее­ся предметом данного акта мышления. Таким образом, здесь выступает, с одной стороны, то, от чего сознание отталкива­ется а с другой — то, к чему сознание направлено.

Общий механизм установления модальных отношений, согласно точки зрения Р.Г. Сибагатова, выглядит следую­щим образом: с появлением элемента «объект» в сознании возникает элемент «субъект» или, наоборот, с появлением элемента «субъект» возникает элемент «объект» и включа­ется механизм субъективной обработки объективного. Суть этой обработки заключается в определении отношения того, что принимается за исходное к тому, что становится пред­метом данного мышления, т.е. определяется отношение того, что уже является «принадлежностью» сознания, к тому, что только преподносится действительностью. И на основании данных обобщений ученым составляется общая формула модальных отношений [Сибагатов 1980, 67].

Еще к одной работе, выполненной на материале тюркс­ких языков необходимо обратиться в данном разделе. Ис­следование Н.Е. Петрова о содержании и объеме языковой модальности на материале якутского языка следует признать, по нашему мнению, наиболее полной и обстоятельной по рассматриваемой проблематике в тюркологии. Автор, при­держиваясь широкого понимания языковой модальности, делит ее содержание на шесть составляющих компонентов. Первые два близки между собой и связаны отношением го­ворящего к предикативному признаку и к достоверности сообщения. Различная эмоциональная реакция говорящего субъекта, отношение говорящего к собеседнику или самому себе с различной целью и стилистико-логические пояснения фактов и формы речи составляют отдельные группы модальных компонентов. Заключает этот перечень модаль­ные типы предложений по целевому назначению высказы­вания. К традиционному определению модальности, по мне­нию Н.Е. Петрова, следует добавить новый компонент: от­ношение содержания сообщения к действительности, устанавливаемые


226

говорящим в целях действенности и активи­зации речевой коммуникации [Петров 1982, 147].

В первых монгольских грамматиках классического пе­риода российского монголоведения ученые отмечали на лек­сическом уровне различные субъективно-объективные от­тенки, имеющие отношение к модальности. Если в 1831 году Я.И. Шмидт, выделяя сослагательное и условное наклоне­ния как средства выражения модальности, приводит такие лексические способы выражения модальности, как слова магад «возможно», лав «верно», үнэхээр «действительно», ялангуяа «особенно» и другие, то четырьмя годами позже Александр Бобровников выделяет модальные наречия со зна­чением подтверждения үнээрээ (үнэхээр) «подлинно», аргаабусу «непременно», мөн «точно так», жеб (зөв) «справед­ливо» и вспомогательные глаголы, которые имеют модаль­ный оттенок в составе словосочетаний: болху «может, мож­но», боллху үгэй «не может, нельзя», чидаху «умеет», чидаху үгэй «не умеет» и др. [Шмидт 1831,56,93; Бобровников Алек­сандр 1835,79].

В 1847 году Александр Попов также отмечал наличие в калмыцком языке наречий утверждения, которые служили для показания несомненности бытия предмета: зев «спра­ведливо», маһад уга «несомненно», мен «верно, точно, под­линно», арһ уга, эрке уга, эрке биш «непременно, непрелож­но», а также наречие сомнения за (зэ) [Попов 1847,186,188]. Говоря о наличии в речи совершенной и несовершенной формы глагола Алексей Бобровников, первым из монголо­ведов отмечал, что, употребляемая в конце предложения и сочетающаяся с временным значением, совершенная гла­гольная форма, четко выражает убеждение говорящего в достоверности высказывания [Бобровников Алексей 1849, 344].

В последующих работах на материале бурятского разговорного и монгольского письменного языка, исследовате­ли-монголисты дополняют и расширяют различные оттен­ки модальности. А. Орлов отмечает частицы, выражающие сомнение: бизэ (бэзэ) «может быть, вероятно, кажется», бишу

«не ли», шинги «будто»; возможность выражающаяся глаго­лами болху, ядуху, шидаху; необходимость, обязательность, неизбежность - словами: естой, хэрэгтэй, зохистой [Орлов 1878,206]. Владислав Котвич писал, что с помощью аффик­сов - гдах (- гдэхү), - гдахуй (- гдэхүй), - гдахун (- гдэхүн) монгольские глагольные формы указывают на то, что дей­ствие должно совершаться [Котвич 1902, 106]. Об этой же форме глагола писал в своем курсе лекций и А.Д. Руднев [Руднев 1905, 45].

Если приведенные выше работы, относящиеся к классическому периоду российского монголоведения, описывают модальные оттенки в основном на уровне слов и словосоче­таний, то ведущее советские лингвисты-монголоведы каса­ются модальности в связи с описанием структурно-семан­тических особенностей предложения.

Т.А. Бертагаев, говоря о модальных значениях на уровне простого предложения, отмечает такие модальные компонен­ты предложения, как вводные слова, модальные частицы и другие лексико-грамматические форманты в виде простых и составных сказуемых монгольского предложения [Берта­гаев 1964, 62-66,83-168].

Б.Х. Тодаева сущность модальности определяет как оцен­ку говорящим своего высказывания с точки зрения отно­шения сообщаемого к объективной действительности, вы­ражаемого в речи формами изъявительного и повелитель­ного наклонения глагола [Тодаева 1951, 97].

О модальных значениях различных монгольских глаголь­ных форм писал Г.Д. Санжеев. С помощью модального зна­чения ученый, во-первых отмечает три формы прошедшего времени изъявительного наклонения (с суффиксом — а, с суффиксом - джуху и с суффиксом - луга), во-вторых, мо­дальные различия используются при рассмотрении анали­тических форм сложных времен: явсан байна «оказывается ушедшим» - прошедшее в настоящем; явсан сан «был ушед­шим» - прошедшее в прошедшем; явах байна «уйдет» - бу­дущее в настоящем; явах сан «надо было бы идти» - будущее в прошедшем [Санжеев 1963, 81, 151].


228

229

Достаточно близки к работам Т.А. Бертагаева взгляды и других ученых-монголоведов на категорию модальности предложения [Амоголонов 1958, 247, 280; Цыдендамбаев, Бертагаев 1962; Очиров 1964; Пюрбеев 1977].

Среди монгольских ученых данного периода следует от­метить работы Ш. Лувсанвандана. В своем учебнике мон­гольского языка он выделяет четыре группы слов, которые не имеют грамматической связи с другими членами предло­жения, а связаны с предложениям лишь семантически. Ш. Лувсанвандан выделил: обращение, вводные слова, междо­метия и утвердительно-отрицательные слова-предложения По модальной функции в предложении вводные слова уче­ный разделил на шесть групп [Лувсанвандан 1956, 47]. Бо­лее поздние исследователи монгольского языка Г. Мөөмөө, Ж. Төмерцэрэн, Ж. Цолоо приняли данную точку зрения [см. подробнее: Дамбуев 2001, 46].

В нашем обзоре в соответствии с указанной нами про­блематикой, следует подробнее остановиться на одной ра­боте, которая может быть отнесена к первым комплексным исследованиям категории модальности на материале монголь­ских языков. Это опубликованная в 1961 году монография Т. Пагбы. В своем труде Т. Пагба писал о разноуровневых средствах выражения модальности: лексических, граммати­ческих, интонационных, синтаксических. Отдельный пара­граф работы посвящен эволюции модального глагола болох. Данный вспомогательный глагол, по мнению автора, в ре­зультате затемнения первоначального лексического значе­ния в своем эволюционном развитии прошел от значения возможности до значений: «сделаться, быть, долженствовать, иметь возможность». Глагольные связки Т. Пагба диффе­ренцирует на модальные (даг, биз), модально-временные (бий, сан, билээ, ажээ) и временно-модальные (болох, байх). Разграничение связок по их грамматическому (временному) и грамматикализованному (модальному) значению ученый считает более приемлемым [Пагба 1961, 51, 106].

О роли модальных частиц в исследовании категории модальности на материале монгольского языка в 70-80-е годы

XX столетия написано достаточно много работ. Думается, что данное направление исследований следует рассматривать как начало разработок функционально-синтаксических подхо­дов к изучению категории модальности монгольских язы­ков. Если Д.Ч. Стрит и Л. Мишиг выделяют модальные раз­новидности частиц, то другие, например, Э. Вандуй и З.В. Шевернина, частицы называет модальными вспомогатель­ными словами, а у Г. Жамбалсурэна частицы названы мор­фемами, придающие предложению различные оттенки [Стрит 1963, 115; Вандуй 1966, 224; Мишиг 1978, 258; Ше­вернина 1980, 20; Жамбалсурэн 1987, 23 и др.].

Первой специальной работой, посвященной изучению категории модальности на материале монгольских языков, следует назвать статью К.М. Черемисова, опубликованную в 1969 году [Черемисов 1969]. Следующей важнейшей этап­ной работой, где освещены вопросы содержания и объема языковой модальности монгольских языков является ста­тья Г. Ц. Пюрбеева [Пюрбеев 1981].

Опираясь на изложенную выше концепцию В.З. Панфи­лова, Г. Ц. Пюрбеев различает модальность синтаксическо­го и логико-грамматического уровней членения предложе­ния. Модальность первого уровня реализуется через формы наклонения. Если в предложении вводятся модальные сло­ва или частицы, выражающие предположение, вероятность или заведомую уверенность, то оно будет характеризовать­ся уже логико-грамматической модальностью со значением проблематической или категорической достоверности.

Синтаксическая модальность как объективная по свое­му характеру отражает связи возможные, необходимые и действительные. Аналитические и синтетические способы передачи данных отношений в монгольских языках, за ис­ключением отдельных форм словосочетаний, достаточно близки.

По оценке говорящего содержание высказывания может получать различную степень достоверности. На материале монгольских языков Г.Ц. Пюрбеев выделяет три степени достоверности сообщения: простую, проблематическую и


230

231

категорическую. Если модальность простой достоверности нейтральна и однородна, то проблематическая и категори­ческая модальности заключают в себе целый ряд смысло­вых оттенков и нюансов.

Рассмотренные типы и виды модальных значений в кал­мыцком, бурятском и монгольском языках позволили Г.Ц. Пюрбееву заключить, что они в известной мере отличаются способами и средствами своего выражения. Однако будучи разнообразными по семантике и формам реализации, они являются более или менее общими для всех трех монгольс­ких языков.

В современных исследованиях монголистов в области модальности представлены еще два направления. Первое направление приходится на конец 80-х и начало 90-х годов прошлого столетия и касается серии работ на материале бурятского языка. Во-первых, это работы о конкретных лексико-грамматических, синтаксических и других языковых средствах выражения субъективной, оценочной модальнос­ти, роли модальных частиц и модальности волеизъявления [Балагунова 1987; Будаева 1989; Бюраева, Павлова 1989; Жаргалов 1989, 1990]. Во-вторых, это экспериментально-фонетические и комплексные работы, связанные с ролью интонационных средств в выражении вопросительной, про­блематической, категорической, побудительной форм мо­дальности [Жаргалов 1987, 1989; Павлова 1987, 1991; Бюра­ева 1991].

Второе направление связано с функционально-семанти­ческим подходом к языковым явлениям. Опираясь на раз­работки прежде всего в области русского и общего языкоз­нания Ю. Мөнх-Амгалан и Дамбуева П.П. предприняли по­пытку комплексного освещения разноуровневых средств выражения модальности соответственно на материале совре­менных монгольского и бурятского языков.

Ю. Мөнх-Амгалан представил модальность в виде функционально-семантической категории, которая делится на центральную и периферийную системы. Центральная сис­тема является основным ядром семантического поля категории

модальности и охватывает такие модальные подсис­темы как модальное значение реальности, необходимости, возможности и достоверности. К периферийной, неглавной системе относятся следующие подсистемы: из основной мо­дальности — модальность утверждения и отрицания; оценоч­ная модальность из дополнительной модальности; из объек­тивной модальности — желательная и модальность, выражен­ная способом действия; из субъективной — повелительно-желательная модальность. В работе выявлена типология модальных значений с учетом отнесения модальных значе­ний к сигматике и прагматике, языку и речи.

Несмотря на разнообразие и пестроту как плана содер­жания, так и плана выражения, Менх-Амгалан представил категорию модальности в виде системы с достаточно четко выраженной структурой. Автор приходит к правомерному выводу, что модальность в современном монгольском язы­ке выражается аналитическим и синтетическим способом, первый из которых является более продуктивным и широко употребительным. Что касается системы средств выражений категории модальности, как считает ученый, она может про­являться на всех уровнях, т.е. не только на основном, но и промежуточном [Мөнх-Амгалан 1997, 49].

П.П. Дамбуева, придерживаясь функционально-семанти­ческих подходов к изучению категории модальности, пред­ставляет ее в виде семантических комплексов, объединяю­щих ряды частных значений вокруг семантического инва­рианта [Бондарко 1996, 5]. В рамках функционально-семан­тических макрополей (систем) объективной (центральной) и субъективной (периферийной) модальности выделяется микрополя (подсистемы): достоверности / недостоверности, желательности / нежелательности, реальности / ирреально­сти и тд. Семантическая строение функционально-семанти­ческих полей представляется в виде схем. Если схема субъек­тивной модальности состоит из суммы сегментов, то семантическое строение функционально-семантического поля объективной модальности бурятского языка представлено в виде концентрических кругов, расходящихся от центра (ядра) по


232

233

принципу концентрация признака реальности - разрежения признака реальности.

Различные синтаксические, морфологические, фонети­ческие и комбинированные средства выражения модально­сти и связанные с ними проблема модальных слов и модаль­ных частиц, особенности модально-аспектуальных отноше­ний достаточно обстоятельно освещены в работе. Отдель­ная глава посвящена модальности единиц сверхфразового уровня [Дамбуева 2001].

Итак, кроме понимания языковой модальности как ана­логии модальности суждения, в лингвистике имеется две основные точки зрения: узкое и широкое понимание модаль­ности. Это можно связать с этапами изучения языковой мо­дальности в лингвистике.

В узком понимании модальность считается грамматичес­кой категорией, характеризующее ту или иную степень ре­альности / нереальности содержания высказывания. Эта точка зрения широко распространена и применяется в кон­кретных исследованиях средств выражения модальности. Ее сторонники не считают модальными функционально-мо­дальные типы предложений по цели высказывания, катего­рии вопроса и побуждения.

При различиях в терминологии и некоторых интерпре­тациях подобное понимание модальности, кроме приведен­ных выше, встречается и в работах других ученых [Ломтев 1972, Рорре1а 1973, Ермолаева 1977, Бондаренко 1979 и др.]. Существовало в свое время и узко грамматическое толкова­ние модальности, которое сводилось к отождествлению ее с категорией наклонения [Есперсен 1958, 363].

Сторонники широкого понимания считают, что модаль­ность означает грамматически выражаемое отношение го­ворящего к действительности, т.е. его отношение к содер­жанию речи, к собеседнику, к самому себе, к обстановке и к форме речи. В этом случае понятие модальность включает и эмоционально-экспрессивную оценку говорящего. Кроме точки зрения В.В. Виноградова, которая близка к работам А.М. Пешковского, И.И. Мещанинова и Р.Якобсона, в определенной степени могут

быть включены: концепция «актуализационных категорий» А.В. Бондарко, характеризую­щих с точки зрения говорящего отношение препозитивной основы содержания высказывания к действительности по доминирующим признакам реальности / ирреальности [ТФГ 1990, 59]; положение В.Г. Адмони о «коммуникативно-грам­матических категориях» [Адмони 1973] и другие.

Существует ряд концепций, имеющие также определен­ное отношение к основным понятиям и содержанию модаль­ности, суть и направление которых следует только назвать. Например, в плане отношения модальности к другими род­ственным категориям отмечается, что модальность является одним из типов модусных категорий, которые объединены для передачи всех субъективных значений, связывающих высказывание с говорящим [Шмелев 1984].

Интересным представляется и направление, которое, опи­раясь на идеи и методы современной модальной логики, при изучения содержания высказывания вводят понятие пропо­зиции, позволяющее выделить объективное и субъективной в высказывании. Пропозиция содержит объективную ин­формацию, которая не зависит от ситуации речевого обще­ния и ее участников. Остальное значение, отражающее от­ношение субъекта речи к положению дел — модальная рам­ка [Вежбицкая 1969]. Выше в нашей работе встречаются кон­кретные языковые обобщения, которые опираются на дан­ное лингвистическое направление, изложенные в ряде ра­бот [Арутюнова 1976; Касевич, Храковский 1985].

Говоря об отношениях между различными модальными значениями некоторые исследователи пытаются свести разнообразные модальные значения к одному значению, кото­рое рассматривается как элементарное, входящее составной частью в другие модальные значения, трактуемые как про­изводные. Примечательна в этой связи теория семантичес­ких примитивов А. Вежбицкой, которая считает, что в ос­нове модальных значений возможности, невозможности, необходимости, отрицания, запрещения лежат модальные значения «хочу» и «не хочу», трактуемые как непроизводные [Вежбицкая 1997, 10, 86].


234

235

Толкование производных мо­дальностей через элементарные составляющие предложены и в работе, посвященной выявлению элементарных модаль­ных компонентов в содержании коммуникативного аспекта предложения, косвенных наклонений и ряда модальных лек­сем. Компонент возможности усматривается в значениях вопросительных и отрицательных предложений, сослагатель­ного наклонения. Значение приказа, просьбы, запрещения сводится к модальностям возможности и желания [Гуревич 1976].