Федеральное агентство по образованию государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «калмыцкий государственный университет» Мушаев В. Н. Структура и семантика калмыцкого предложения

Вид материала

Книга

Содержание 4.1. Функционально-семантическое поле объективной модальности Бокта яһад амндан ус балһсн юмн кевт сууна, босҗ келтхә, - гиҗ шууглдв Бовлдан унж одв Дөчн хойрдгч җил мана шахтас кесг улсиг Караганда балһснур йовулв Күн болһн цугтан көдлхмн гиҗ, хургт келҗәләч, ода түүгичн күцәхәр бәәнәвидн Колхоз тогтах туск әәмгин хургт өвгн улс бас ирцхәҗ

Подобный материал:

• Федеральное агентство по образованию, 1608.35kb.
• Федеральное агентство по образованию, 47.63kb.
• Федеральное агентство по образованию федеральное государственное образовательное учреждение, 13.45kb.
• Федеральное агентство воздушного транспорта федеральное государственное образовательное, 204.23kb.
• Федеральное агентство по образованию федеральное государственное образовательное учреждение, 177.08kb.
• Федеральное агентство по образованию государственное образовательное учреждение высшего, 427.38kb.
• Российская федерация федеральное агентство по образованию государственное образовательное, 2107.21kb.
• Методические рекомендации по подготовке курсовых работ москва 2007, 129.9kb.
• Федеральное агентство по образованию федеральное государственное образовательное учреждение, 357.87kb.
• Программа дисциплины сд. Р. 02. Финансовый менеджмент Цели и задачи дисциплины, 325.66kb.

кергт гихл «если надо», входя таким об­разом в периферию микрополя предположения. Формы по­велительного наклонения, являясь доминантой поля побу­дительности, находятся также на периферии поля объектив­ной необходимости.

План содержания ФСП членится на семантические зоны на основе дифференциальных признаков, выделяемых в про­цессе анализа семантики составляющих его компонентов. Эти признаки образуют семантическое пространство ФСП, которое может существенно отличаться в разных языках, ибо определяется конкретным составом и семантикой языковых единиц, входящих в поле в данном языке.

Каждое из входящих в ФСП средств имеет свое специфической значение - либо грамматическое, либо лексическое. ФСП не охватывает все эти значения полностью, акту­ализируются лишь те семантические признаки, которые созвучны семантическому инварианту данного ФСП. Следует подчеркнуть различия между понятиями значения и функ­ции: если значение представляет собой внутреннее систем­но-значимое свойство формы, относящееся к содержатель­ной стороне языка, то функция -это цель употребления того или иного средства или комбинации средств, не обязательно связанная с системно-


246

247

языковой значимостью [Бондарко 1983, 37].

Строение, конфигурация полей в грамматике зависит от состава компонентов и сложности выражаемого ими значе­ния. Общее значение некоторых полей не едино, а представ­ляет собой комплекс микрополей, каждое из которых обла­дает относительной самостоятельностью в плане выражения и в плане содержания. Например, микрополе оптатива и ди­рективной модальности в поле волеизъявления. Структура микрополей организована по тому же принципу — центр: периферия.

Существует два подхода к принципам выделения ФСП. Первый: основой выделения ФСП признается морфологи­ческая категория, анализ содержания и функционирования которой позволяет сгруппировать вокруг выделенных смыс­лов единицы выражения иных уровней [Бондарко 1971, 10]; второй подход допускает возможность и другой ситуации: когда функциональная подсистема не будет иметь грамма­тического ядра. Именно так обстоит, по нашему мнению, дело с функциональной подсистемой аспектуальности в калмыц­ком языке, где, как известно, грамматическая категория вида отсутствует, а всякого рода аспектуальная информация пере­дается лексическими средствами, аффиксами и т.д. [Ломов 1977, 9]. Более обоснованным представляется второе мнение, ибо, как показала практика сопоставительных исследований, некоторые грамматические понятия, имеющие морфологичес­кое выражение в одном языке, в другом языке выражаются неграмматическими средствами. В связи с чем типы ФСП ста­ли различать по следующим принципам: степень граммати­ческой центрированности; лингвистический статус центра; моно- и полицентричность [Бондарко 1983, 44].

При описании поля определяется, прежде всего, общая структура поля; выделяются его компоненты и лингвисти­ческий статус каждого из них; выявляются семантические признаки, определяющие структуру плана содержания или основные семантические зоны поля. На втором этапе опи­сываются компоненты поля, выражающие сходные значения;

лингвистические и экстралингвистические условия их употребления в речи. На заключительном этапе проводится анализ отношений между элементами поля или микрополя с выделением центральных и периферийных компонентов. Если мы принимаем точку зрения, что акт предикации заключается в приписывании определенному объекту дей­ствительности (О) определенного признака (П), что превра­щает слово или словосочетание в единицу, предназначенную для сообщения: «О есть / не есть П» [Беляева 1985, 16], тог­да модальность осуществляет оценку характера связи О и П говорящим. Связь между О и П может оцениваться как су­ществующая (модальность действительности) или несуще­ствующая (модальность ирреальности и потенциальности), предполагаемая (эпистемическая модальность) или желатель­ная (директивная и оптативная модальность). Функциональ­ное различие между этими категориями указывалось еще в работах В.В. Виноградова.

Модальная оценка связи О и П как существующей в действительности или потенциально возможной, необходимой или желае­мой происходит одновременно с помещением ее в определенный временной план настоящего, прошедшего или будущего:

Күүкн дуулҗана (дуулла, дуулх) «Девочка поет (пела, будет петь)»; Күүкн дуулҗ чаджана (чадла, чадх) «Девочка может (сумела, сможет) петь»; Күүкн дуулх зөвтә (звтә билә, зөвтә болҗана) «Девочка должна (должна была, дол­жна будет) петь»; Күүкн дуулхар седҗәнә (седх) «Девочка хочет (захочет) петь».

При модальной оценке связи О и П как ирреальной, вероятной или желательной (оптатив, императив) временной конкретизация не происходит.

4.1. Функционально-семантическое поле объективной модальности

Объективная модальность в калмыцком языке как отношение говорящего к содержанию высказывания с точки зрения ее реальности-


248

249

ирреальности относится к центральной системе модальнос­ти. Значение реальности выражает изъявительное наклонение, ирреальности - повелительное, желательное и предостерегательное наклонения. Между областью реальности и ирреальности предпо­лагается наличие переходной зоны (периферии реальности) - по­тенциальности.

Семантическое строение функционально-семантического поля объективной модальности мы представляем в виде двух соединенных полусфер: внизу - реальность (базовая), вверху - ирреальность (периферия), между ними переходная зона - потенциональность. Концентрация и ослабление признака реальности идет снизу (от базового значения) вверх.

Признак «реальность» может рассматриваться в узком и более широком смысле. В узком смысле речь идет о базовом значении, центре реальности, в котором сосредоточены и наиболее ясно представлены специфические признаки данного значения, в более ши­роком смысле - содержательная сфера значения включает не только центр, но и периферию, в которой признаки реальности выступают не столь явно и могут сочетаться с некоторыми элементами ирре­альности [ТФГ 1990,72].

Реальность в узком смысле соответствует тому, что называет­ся актуальностью и фактичностью. Имеется в виду устанавливае­мое говорящим представление о таком существовании в действительности, в котором нет элементов, связанных ирреальностью, - потенциальности, недостоверности и т.п. В значении актуальности как центре реальности в свою очередь может быть выделено ядро, в котором специфика реальности находит максимально четкое и непосредственное выражение. В калмыцком языке настоящее ак­туальное (конкретное) обозначает действие, совершающееся в момент речи [Харчевникова 1994, 37] и свое наиболее четкое вы­ражение находит в диалогической речи, когда отнесение указанно­го действия к моменту речи определяется обстановкой или выра­жается лексически. Выявление актуализированного действия обус­ловлено ситуацией, т.е. возможностью визуальной фиксации дей­ствия. Например: - Чи, көвүн, школд орнав гиһәд, өңгәр тенҗәнәч [ҺХ] «Ты, мальчик, заблуждаешься, намереваясь поступить в школу»; - Соңсҗант,

эн аңһучин келҗәх үг [АК] «Слышите, что говорит этот охотник»;- Бокта яһад амндан ус балһсн юмн кевт сууна, босҗ келтхә, - гиҗ шууглдв [МТ] «Почему Бокта сидит, как в рот воды набравши, пусть встает и говорит, - зашумели (все)».

В поэтических описаниях картин, явлений, пейзажей автор актуализирует описываемые события, изображает их как наличеству­ющие в настоящем, как действия настоящего данного момента. Например: Герт урң-урң гисн хамхрха шилт шамин герлд гер дотрк юмсуд бүтңгүрәд әрә үзгднә. Бәәхәс зүн бийдк терзин дор үүдн уга үкүг деер нег авдр бәәнә [БО] «При свете туск­лой лампы едва виднеются предметы в доме. Из имущества под окном, слева на комоде без дверцы стоит сундук»; Гетрнь өөрдҗ ирод хәләхлә, вгн хөнә толһа хуухлҗана, эмгнь цаһан мах көлврүлҗәнә, күүкнь боорцг кеҗнә [XT] «Когда, приблизив­шись к дому, заглянул: старик опаливает баранью голову, старуха выворачивает прямую кишку, дочь делает борцики».

В вопросительном предложении, где действия глаголов с отри­цательной частицей совпадают с моментом речи и внимание гово­рящего сосредоточено не на действии, а на участниках ситуации, также реализуется значение настоящего актуального (конкретно­го). Например: Көвүн көөрк, даарч эс йовнч? [ҺҮ] «Мальчик милый, не замерзаешь ли?»; Ээж, өмнк хотан юңгад эс иднт? [БО] «Бабушка, почему не кушаете еду, которая перед вами?»

Итак, в калмыцком языке действие настоящего актуального (конкретного) происходит в ситуации «я - теперь здесь», оно на­блюдаемо очевидно и передается формами с аффиксами - на, -җана, -чана.

Следующее (второе) место в иерархии реальности после настоящего актуального с признаками наблюдаемости занимает ак­туальность, отнесенная к прошлому.

Только глагол в прошедшем времени по мнению разработчиков функциональной грамматики, может отображать: во-первых, реа­лизацию или нереализацию всего глагольного действия в целом, а не одной лишь его «срединной» части, как это имеет место при актуальном настоящем; во-вторых, несколько дефинитивных действий в прошлом могут быть связаны между собой столь же


250

251

дефинитивными временными отношениями одновременности, пред­шествования и следования, а не только отношением одновременно­сти, как это в настоящем актуальном, т.е. сфера прошедшего ха­рактеризуется наибольшей определенностью и разнообразием [ТФГ 1990,95].

Исследователи на материале монгольских языков подчеркива­ли, что в значениях форм прошедшего времени содержится косвен­ное указание на то, что эти формы некогда различались по линии модальности.

Если, одни ученые-монголоведы отмечали различия этих форм по модальным и временным признакам [Бобровников 1847, Котвич 1929, Санжеев 1963, Бертагаев 1962], то другие различали эти изъя­вительные формы по степени завершенности действия в рамках одного и того же прошедшего времени [Бадмаев 1966; Лувсанван-дан 1966]. Эти различия в определении монгольского прошедшего времени объяснялись тем, что историческое развитие этих глаголь­ных форм протекало в условиях переплетения временных значений, с модальными и не в одинаковой степени завершалось в той или иной жанровой сфере в конкретных монгольских языках. Отсюда, как считал Г.Д. Санжеев, латинизированная терминология, приня­тая в монголистике для этих форм (-в «перфектный претерит» (соверш. прошед.), - ла «перфектный презенс» (соверш.наст.), - җ «им-перфектный претерит» (несоверш. прошед), (был еще один термин: (несоверш.наст) «имперфектный презенс» - форма на -на [Рамстедт 1903]) отличается чрезвычайной условностью [Санжеев 1963,188].

Прошедшие время в калмыцком языке представлено формами на -в; -ла; -ж, -ч; -сн. Все они являются членами одного формального ряда, их объединяет в единой системе основное категориаль­ное значение (морфема) предшествования моменту речи, выявляе­мая из противопоставления временному ряду настоящего. Формы прошедшего времени внутри своего ряда противопоставляются и по аспектуальным, и по модальным признакам и отсюда каждая отдельная форма, наряду с основной модальной морфосемой (ка­тегориальным значением) достоверности и временной морфосемой предшествования моменту речи, может выражать и другие кон­текстуально обусловленные второстепенные значения (семы), ко­торые в сумме составляют семантический потенциал [Харчевни­ков 1996, 134].

Первая форма на -в в грамматиках калмыцкого языка определяется как «повествовательная (последовательная)» (Алексей Боб­ровников); «прошедшее время I» (Вл. Котвич); «настоящее -про­шедшее» (Г.Д. Санжеев); «недавно прошедшее» (Б.Б. Бадмаев); «обозначает действие, которое произошло недавно и закончилось в момент речи» (У.У. Очиров); «обозначает действие, которое осу­ществилось недавно или закончилось в присутствии субъекта» (Г.Ц. Пюрбеев) и др.

Основное значение недавно прошедшего времени заключается в передаче действия, которое завершилось незадолго до момента речи, либо совершилось в прошлом безотносительно к какому-либо другому действию или моменту. В достоверности действия, выра­женного данной формой, говорящей не сомневается, так как сам был участником, исполнителем действия, либо очевидцем совер­шения данного действия, либо ему известно о действии, совершив­шемся в прошлом, из таких источников объективность которых для него не подлежит сомнению. И эта форма обладает большими се­мантическим возможностями:

Во-первых, модальное категориальное значение достоверности и контекстуальное модальное микрополе очевидности с помощью данной формы времени реализует значение целостного неоднократ­ного очевидного действия в прошлом. Действие несомненно завер­шено, закончено в какое-то определенное время в прошлом: в мо­мент речи, незадолго до момента речи, в определенное время в прошлом, либо совпадает с совершением другого действия или безотносительно к действию. Приведем несколько примеров: Чи биичн ода келчквшч, малас даву зеөр уга гиж [СЭ] «Ведь ты же сам сейчас сказал, что нет большого богатства, чем скот». В данном примере содержится обстоятельство времени: ода «сей­час», контактирующее по значению с моментом речи.

Бовлдан унж одв - гиж гүүлдж аашсн көвүд нег дууһар хәәкрлдв [КБ] «Бовлдан упал, закричали в один голос мальчики, бежавшие к нам». В этом случае говорящий, присутствуя при совершении действия, сообщает о совершении его незадолго до мо­мента речи.

Эх, тадн баһчуд, юмна наадк-цаадкинь ухалхшт, болж партийн комитетин сеглтр нама гемшв. Эн саамла станцин


252

253

ахлач Михаил Александрович орҗ ирв [ЗТ] «Эх, вы моло­дые, не думаете о последствиях, - обвинил меня секретарь партко­ма. В этот момент вошел начальник станции Михаил Александро­вич». Здесь форма недавно прошедшего времени, выражает дей­ствие, совпадающее с моментом совершения другого действия и момент совпадения выражен локализатором времени эн саамла «в этот момент» и т.д.

Во-вторых, данная форма, используясь в целях достижения ди­намичности повествования, указывает на последовательность сме­няющихся действии. Алексей Бобровников назвал данную форму «последовательной», когда говорящий смотрит на обстоятельства своего рассказа как на нить действий, последовательно и одно за другим совершавшихся [Бобровников Алексей 1849, 134].

Исторические события, передаваемые формой недавно прошед­шего времени, имеют для говорящего и для слушающего тот же ха­рактер объективности категоричности, так как достоверность их совершенно определенна и не вызывает у него сомнения. Например:

Дөчн хойрдгч җил мана шахтас кесг улсиг Караганда балһснур йовулв [ЗТ] «В сорок втором году с нашей шахты многих отправили в Караганду».

Таким образом, первая, недавно прошедшая форма времени ре­ализует основное категориальное значение достоверности действия в прошлом и предшествования моменту речи и контекстуально обус­ловленные второстепенное модальное значения категоричности. Целостность и однократность данной формы обуславливает дина­мичность и очевидность повествования. Такие случаи как конста-тационное повествование, передача исторических событий, давноп­рошедших действий, длительность, многократность, контактность с моментом речи обусловлены контекстом. В формировании вари­антных (контекстных) значений участвуют установка говорящего, аспектуальные спецификаторы, временные локализаторы и т.д. Значение формы на -в в побудительной модальности в силу влия­ния контекста и интонации считается переносным.

Вторая форма прошедшего времени на -ла, называемая учеными как «вторая повествовательная форма» (А. Бобровников), «фор­ма прошедшего времени!!» (Вл. Котвич), «давнопрошедшее

254

время» (Т.Д. Санжеев), обозначает достоверное, общеизвестное, от­носительно давно законченное действие или, как подчеркивают другие авторы, обозначает действие, совершенное до момента высказывания. В отличие от предыдущей (недавно прошедшей) формы времени это время обозначает действие, которое происхо­дило сравнительно давно, поэтому употребляется в повествователь­ной речи для рассказа о реально совершенных в прошлом действи­ях. Говорящий в таком случае выступает или как участник, или как свидетель действия, совершившегося в прошлом, при этом он со­вершенно уверен в объективности действия и как бы напоминает о нем. Например:

Күн болһн цугтан көдлхмн гиҗ, хургт келҗәләч, ода түүгичн күцәхәр бәәнәвидн [МТ] «Ты ведь говорил, что работать должен каждый, теперь мы хотим добиться этого».

Контекстуальное второстепенное значение микрополе очевидности также реализуется с помощью формы -ла, которая связана с моментом воспоминаний и служит в качестве «исторического экс­курса» Например: Арвн нәәмтөдм аав ээҗ хойрм чамд бийим хулдла [БО] «Когда мне было восемнадцать лет, родители прода­ли меня тебе».

Значение абсолютной достоверности действия реализуется если преждепрошедшее время сочетается с частицами: а) безусловно­го подтверждения: -ла+ус=лус: келлүст «говорил ведь»; б) утверждения -хн: һархлахн «вышли, пошли на встречу»; в) с вопро­сительными частицами: -ла+у=лу или ли: ухаллув аль угай? «ду­мал прежде или нет?»; г) отрицания эс «нет»: эс орлт? «ведь вош­ли? (вошли, не так ли?)».

Таким образом, форма прошедшего в времени на -ла обознача­ет прошлые действия, отдаленные от момента речи более длитель­ным отрезком времени и безусловное совершение его говорящий считает необходимым особо подчеркнуть. Данная форма времени реализует основные категориальное значение абсолютной достоверности действия и предшествования моменту речи.

Прошедшее результативное время на -Җ (-ч), названное «тре­тьим повествовательным», «нечаянным» временем, в нем кроме неожиданности и необычности действия отмечается общеизвест­ность, результативность действия в отсутствии говорящего и др.

255

Значение данной формы выявляется в контактном с моментом речи действии, представляющим собой объективную констатацию результата прошлого действия. Она имеет значение прошедшего нео­чевидного времени, т.к. совершается в отсутствие говорящего.

Лишь в определенных условиях с помощью данной формы времени реализуется микрополе очевидности: контактность с настоя­щим застает это действие в виде его результата, который имеет продолжение в настоящем. Фиксируется не сам процесс, а состояние, актуальное для настоящего времени. Например:

Колхоз тогтах туск әәмгин хургт өвгн улс бас ирцхәҗ [СИ] «На аймачное собрание о создании колхоза пришли и старики». На основе предложения с помощью данной формы на -җ выражается субъективные отношения говорящего к сказанному и констатируется результат прошлого действия. Для этого используются мо­дальные слова типа: кевтә, билтә «кажется, наверно, видимо». Например: Эн залу босад идчкҗ кевтә, - гилдәд шивр-шивр гиһәд хоорндан күүндцхәҗ [XT] «Этот мужик, по всей видимости, встал и съел наше мясо, - так перешептывались между со­бой».

С данной формы прошедшего результативного сочетаются и модально - утвердительные частицы (-л, -мн), которые усилива­ют достоверность действия с оттенком неожиданности и необычности , выраженного данной формой, например: Тер ирсн көвүн чамла сурһуль сурҗ йовҗлмн [ҺХ] «Оказывается, тот пришед­ший парень учился вместе с тобой».

Итак, достоверность совершения действия, законченного с определенным результатом в настоящем или в прошедшем, и предшествования моменту речи выражается с помощью формы про­шедшем времени на -җ. При реализации основного категориаль­ного значения данного микрополя происходит констатация не про­цесса действия, а состояния, наступившего в результате прошло­го действия, которое актуально для момента настоящего време­ни. Характерны для этой формы оттенки неожиданности и нео­бычности действия обуславливают реализацию ситуативно обус­ловленных второстепенных модальных значений очевидности и неочевидности.

256

Давно прошедшее время на -сн, трактуемое в монголистике в качестве исконно причастной, по своим модально-временным признакам называют одной из причастно-изъявительных форм прошед­шего времени [Рорре 1955, Санжеев 1963, БГ 1962]. Соотноситель­но с другими формами прошедшего времени форма на -сн служит для выражения действия более отдаленного от момента речи. Дан­ной форме релевантна (характерна) основное модальное категори­альное значение объективной достоверности наряду основным вре­менным значением предшествования моменту речи и аспектуальным значением завершенности действия. Например: Аш сүүлднь күүкнә көвүнә керг күцәгдсн [ЭЗ] «В конце концов дело де­вушки и парня разрешилось»; Көвүнә һарсн өдр гиҗ манд эртәснь эс келсмч [ЗК] «Почему ты раньше не сказал, что у мальчика день рождения».

Данная форма давнопрошедшего времени употребляется реже чем другие формы прошедшего времени. Наряду с основным категориальным значением достоверности, предшествования моменту речи и завершенности, для данной формы выявляются контек­стуально обусловленные модальные значения категоричности, нео­пределенности и предположительности.

Следующий (третий) круг реальной модальности представлен несобственно настоящим времени. Несобственно настоящим (неактуальным) временем мы называем время такого действия, которое, будучи связанным с моментом речи, одновременно относится как к моменту, предшествующему речи, так и к моменту, следующему после него.

Настоящее расширенное не противоречит основному значению настоящего времени употребительна в функции изъявительной модальности, обозначает достоверное действие и заполняет обшир­ный временной план, включая и момент речи. В реализации насто­ящего расширенного времени участвуют:

1) Обширный контекст со значением непрерывности и монолитности. Приведем лишь по одному примеру на различные формы: