Ii том (рабочие материалы)
| Вид материала | Документы |
СодержаниеРоткирх Анна Публикации (по методологическим темам) Рывкин Александр Аронович Сааков Виталий Вадимович Саркисян Тигран Суренович |
- Рабочие материалы, 15.93kb.
- Методическое пособие и рабочие материалы для деятельности психолого-медико-педагогических, 1931.78kb.
- Учебные проекты. Диск №1 Курсовые работы, выполненные в рамках реализации федерального, 29.29kb.
- Рабочие материалы к сочинению по картине К. Ф. Юона «Конец зимы. Полдень», 21.49kb.
- Рабочие процессы в современных машинах характеризуются высокими значениями температур,, 58.13kb.
- Материалы лекций; материалы в прилагаемом файле Materials. Материалы на английском, 92.34kb.
- Литература Английский, 30.02kb.
- Решение логарифмических уравнений и неравенств, 26.74kb.
- Учебный курс по обж (2) Основы делопроизводства, 25.73kb.
- О подготовке курсовых проектов(рабочие материалы) по курсу «Проектирование асоиу», 78.25kb.
Л.М. КарнозоваРоткирх Анна (1966 г.р.) С методологией я познакомилась благодаря Матвею Хромченко, другу моих родителей. Шел 87-й год, я училась на факультете общественных наук Хельсинского университета, а в Москву приехала, чтобы познакомиться с перестроечными процессами. И в один из дней Матвей привел меня на семинар Петра Щедровицкого, посвященный экологическим проблемам. Незадолго до этого Петр Георгиевич провел игру с Детской экологической станцией в г. Пущино, и я хорошо помню его слова о том, что в экологическом мышлении речь не идет о защите природы, – в те годы это был совершенно свежий и радикальный тезис. Через несколько дней я пришла на семинар Георгия Петровича, который только что вернулся с очередной своей ОДИ и обсуждал этот опыт. Его взгляд и стиль коммуникации – сильнейшее впечатление, оставшееся со мной на всю жизнь. Я всегда завидовала математикам, их умению сжато говорить об абстрактных принципах. B дискурсе ГП была та же интенсивность, но речь шла об обществе! Весной 1988 г. я прилетела в Ялту с тем, чтобы участвовать в ОД игре – это был конкурс и выборы директора пионерлагеря «Артек», – которую проводили Сергей Попов и Петр Щедровицкий. Местное руководство сильно испугалось меня: иностранная журналистка!.. Поэтому меня допустили на общее заседание только в последние дни, когда новичок уже не мог войти в игровой процесс. Зато хорошо помню, как мы гуляли в цветущем саду с Мариной Щедровицкой и обсуждали положение женщин в методологическом обществе и вообще в России. Марина утверждала – как, по-моему, и все методологи, – что «мыследеятельность может быть только у одного члена семьи». Мне это показалось странным: почему этот один человек должен быть именно мужчиной? (Позже возникли методологические пары, например, Флямер и Либоракина, что сделало такое утверждение сомнительным). В следующие 3-5 лет я участвовала в ОД играх разных методологов, общалась с разными методологами, подробно читала «Вопросы методологии» и «Кентавр» (их присылал в Финляндию Матвей Хромченко). Подружилась с Всеволодом Авксентьевым, Александром Ковригой, Сергеем Котельниковым, еще глубже – с Татьяной Ковалевой и Мариной Либоракиной, с которыми у нас в 90-е годы были и профессиональные контакты, то есть, в моем случае, научные проекты. В 91-м году мне удалось организовать посещение Георгием Петровичем Финляндии с проведением его первого вне Советского Союза семинара. Это мероприятие прошло в форме диалога между ним и финскими исследователями (пригласившая сторона – финское Футурологическое общество). Аудитория была заполнена до отказа, на встречу с ГП пришло около ста человек – ученых, чиновников, консультантов,– семинар получился интенсивным и успешным. Хотя диалога не было, так как в первой лекции ГП решил рассказать историю ММК и позже не стал комментировать выступления финских коллег. Все доклады, прозвучавшие на семинаре, включая текст ГП о развитии ОД игр, опубликован на финском языке в журнале «Футура», № 3, 1991 г. Как я понимаю, поездка ГП (его сопровождали Г.А. Давыдова и М.С. Хромченко) прошла вполне успешно. Кроме Хельсинки, мы были в Тампере, где он встречался с финскими социологами. Помню его удивление гостиничным завтракам, где все продукты были в пакетиках: пакетик с маслом, пакетик с вареньем, пакетик с сыром… По этому поводу ГП пошутил в том смысле, что это очень методологический подход к организации утренней еды. Еще помню, как моя мама, Кристина Роткирх, принимая русских гостей у себя дома, так же почти в шутку сказала, что сейчас, то есть в 91-м году, лишь немногие западные люди считают возможным учиться у Советского Союза общественному планированию. Поначалу меня рассердило это высказывание мамы. Позже я поняла, что таким образом она объяснила, почему разработки ММК и в частности ОДИ не приживаются в западном мире: практически успешных примеров действительно слишком мало. После семинара ГП в Финляндию несколько раз приезжал Петр Щедровицкий. Он провел семинар в Техническом университете в Хельсинки, в Тампере беседовал с социологами, один из них, профессор Эркки Кауконен участвовал в игре на тему развития университета (1993 г.). Также приезжали в Финляндию Людмила Карнозова, Марина Либоракина и Татьяна Ковалева. Финским коллегам было интересно дискутировать с российскими гостями, но серьезных проектов, затрагивающих методологическую проблематику, насколько мне известно, организовать не удалось. Сама я защитила магистерскую диссертацию по ОДИ и методологическому движению по материалам игры Петра Щедровицкого в Минске по образованию, а также с опорой на наследие Льва Выготского и разработки российской деятельностной психологии; в диссертации обсуждается деятельностный подход, история ММК и развитие игрового движения, описаны структура и ход ОД игры, проведен анализ заключительного доклада П.Г. Щедровицкого. Бывая в Финляндии, Петр Георгиевич всегда настаивал на том, чтобы я самоопределилась «по отношению к тому, что происходит в стране и Северной Европе». Этого сделать я не смогла, но была – и остаюсь – благодарна ему за то, что хотя бы научилась ставить перед собой такой вопрос. Лучшей для меня и самой важной была ОДИ по образованию, если не ошибаюсь, весной 1993 г. После нее была странная «семейная» игра Школы культурной политики. Я хотела поступить в ШКП, но мне предпочли сразу дать диплом о ее окончании, что было, конечно, вежливым отказом. И, наверное, правильным решением с точки зрения Петра Щедровицкого. То, что я – как личность и как финка – могла получить от методологии и дать ей, я уже получила и дала. Но в тот момент я с ужасом осознала, что у меня теперь уже нет Учителя, и со всеми моими проблемами мне надо справляться самой. (В Хельсинском университете учителя с большой буквы у меня не было). Что же дала мне методология? Я не методолог, я типичный исследователь, работаю в рамке понимания, по методологическим схемам не работаю, за исключением схемы программирования. Некоторые принципы мне стали близки и важны, в основном это из лекций Петра Георгиевича: – о природе мышления, его отличии от языка и знания; – о разных видах деятельности; – о том, как часто люди не понимают, что они делают; – о том, что сложнее освободиться от деятельности, чем войти в нее; – о том, что не стоит бояться (вообще), что типичные переживания интеллектуалов часто малопродуктивны. Еще более ценное приобретение – люди, с которыми я познакомилась, и то глубокое понимание советского и российского общества, которое я получила на ОД играх. Думаю, что мышление по содержанию – намного более личное дело, чем считается в СМД методологии. Мысли, мотивация, чувства – это все разные, но взаимосвязанные вещи. Недавно читала, что у некоторых обезьян в принципе довольно широкие когнитивные способности (они могут научиться считать, заучивать слова, пользоваться орудиями). Им не хватает только человеческого любопытства, но именно оно или нечто на него похожее – часто нерациональная, бессознательная мотивация играет (sic) важнейшую роль в мышлении и деятельности. В настоящее время я доцент факультета общественных наук Хельсинского университета по социальной политике и женским (гендерным) исследованиям, старший научный сотрудник Института исследований семьи и населения Федерации семьи (Хельсинки, Финляндия) Публикации (по методологическим темам): - 'The playing '80s – Russian activity games.' In Danny Saunders, Fred Percival and Matti Vartiainen (eds): The Simulation and Gaming Yearbook Volume 4: Games and Simulations to Enhance Quality Learning, 34-40. London: Kogan Page, 1996. - Rotkirch, Anna. Att spela med verksamhet. Om Moskvas metodologiska cirkels verksamhetstori och spelmetod. (Playing with activity. On the activity theory and game method of the Moscow methodological circle.) MA diss. Dept of Social Policy, University of Helsinki, 1993.. - The Man Question. Loves and Lives in Late 20th Century Russia. Doctoral dissertation, Department of Social Policy, University of Helsinki. Рывкин Александр Аронович (1948 г.р.) Став в 1981 г. директором московской школы, я мало что знал о ММК. И если откровенно, не больно думал о развитии этого института системы – все мои «потуги» были сосредоточены на поддержании его функциональности. И только лет через пять соотношение способов существования действительности как функционирующей и развивающей с позиции прожитого опыта стали волновать меня серьезно. Вот тогда и возникло имя Г.П. Щедровицкого. Все мои попытки увидеть его и услышать не следует считать успешными: очень быстро понял пропасть собственной неготовности следовать его мыслительной деятельности. Интуиция подсказывала искать контакты и учиться у тех, кто рядом: так я познакомился с П.Г. Щедровицким в Пущино, слушал его лекции, общался с коллегами и «молодыми волками» Школы культурной политики, одним словом, образовывался. В конце 80-х в нашей школе сложилась первая серьезная команда, нацеленная на преобразовательскую деятельность, и впервые здесь появились методологи: мы проектировали социально-педагогический комплекс как локальную единицу педагогической практики. Первую игру с учителями школы проводили молодые, но очень амбициозные молодые люди (С. Краснов и Р. Каменский), ее апофеозом стало появление на заключительном пленуме их учителя Н.Г. Алексеева. Встреча с Никитой Глебовичем во многом предопределила наши дальнейшие привязанности к способам проектирования образовательных ситуаций. А уже в 1991-93 гг., только-только «понюхав пороху», мы кинулись к распространению полученного опыта. Выражался он не только в навыках проектной управленческой деятельности, но и в попытках включения формата ОДИ в детскую среду. Была разработана даже концепция, получившая название «Интегративная игротехника». Череда игр в Челябинске, Йошкар-Оле, Когалыме, Дружковке и, наконец, Тирасполе в значительной степени закалили команду (Е. Ефремов, Д. Кулик, В. Редюхин, Н. Долгополов, М. Кряхтунов, П. Мейтув и др.), дали материал для долгой, но полезной рефлексии случившегося опыта. Кроме того, в 1992 г., набравшись «окаянства», мы предприняли небезуспешную попытку воспроизводства методологических кадров для общего образования. В бывшем тогда Институте молодежи на факультете социальной работы была открыта уникальная специализация «Социально-педагогическое проектирование и консультирование». Кроме собственных сил, на короткое время к обучению привлекался и П.Г. Щедровицкий. Просуществовала специализация до 1997 г., осуществлено два выпуска, до сих пор в нашей школе трудятся несколько выпускников. В середине 90-х мне посчастливилось близко пообщаться с несколькими учениками ГП (О.С. Анисимов, А.А. Веселов, Ю.В. Громыко). Это были разные по жанру коммуникации, но, что очевидно, – серьезно продвигающие мои профессиональные позиции. Произошло переформирование команды, изменилось ее место в школе – возникла служба социально-педагогического проектирования. У выпускников Института молодежи появились новые наставники, к Е.Н. Ефремову добавились И.Г. Назарова, Т.М. и А.Ю. Губановы. Однако веховым следует считать наше близкое знакомство с В.А. Жегалиным и его супругой З.Т. Ивановой в 1997 г. В дальнейшем это вылилось в очень близкую дружбу и сотрудничество. За пять лет продуктивнейшей работы удалось создать проект школы будущего – «Школы мышления», разработать уникальные форматы мыследеятельностной педагогики – детско-взрослую академию «Окно в будущее» – и образовательную сессию как культурный образец мышления и деятельности. В настоящее время это успешно реализуется в нашем Центре образования, находит своих сторонников в Москве (экспериментальная и инновационная сеть по МД педагогике) и в регионах России. Для меня Владимир Александрович стал не только проводником в теоретических осмыслениях идей Г.П. Щедровицкого, но и человеком, задающим нравственные границы профессиональной деятельности педагога. Из памяти это уйти не может. И еще один штрих. СМД подход, используемый нами в работе по пониманию текстов, нашел свой отклик и в творчестве известного поэта и драматурга Е.Ф. Сабурова. Посмотрев на некоторые наши игровые «экзерсисы» (в 1999 г. нам удалось затащить его на одну из академий), Евгений Федорович «заболел педагогикой». Мы были осчастливлены не только его пьесами для детско-взрослой академии и нашего профессионального театра – он стал еще и идеологическим «вождем» разработок в области понимания художественных произведений, особенно это относится к отечественной литературе ХХ века. Сааков Виталий Вадимович (1953 г.р.) Есть ли смысл, ориентируясь на название сборника, примеривать свое лицо к ММК? Правильней примерять его лицо к своему – я от этого, несомненно, выигрываю. Факт, что ММК стал частью моей биографии: я себя уже не знаю без него и событий, с ним связанных. Уже не пойму себя вне Школы ММК, не буду признавать себя, не обнаруживая в себе «штрихи» ГП и Олега Игоревича Генисаретского, Виктора Петровича Литвинова, Сергея Андреевича Семина… Не очерчу былой дружественный круг без Лены Ланганс, Юры Луковенко, Олега Исаева, Максима Отставнова… Ведь мало сказать – из песни слов не выбросить. Здесь, как говорится, совсем другая песня. В 1987 г. на И-54 в Харькове Марк Меерович сказал мне, что верил во встречу на игре. А ведь до этого мы вместе учились в аспирантуре МАрхИ. Методологических «подозрений» он у меня не вызвал. Благодаря стараниям Марка я внимал в аспирантском клубе Александру Гербертовичу Раппапорту. И его я «не заподозрил». В студенчестве и в аспирантуре дорожил плотными контактами с А. Ермолаевым – также участником проектных семинаров Георгия Петровича и другом Олега Игоревича. А до аспирантуры – знакомство с другими архитекторами, втянутыми в орбиту ММК. Мало того, моя тетка, московский редактор и журналист Галина Сорокина, знала старшего и младшего Щедровицких. Цепко же держала меня земля обетованная – дизайн и архитектура. Чтобы состоялась Встреча с Кружком, стоило из Москвы уехать и оказаться в регионе: ММК в то время уже их строил и развивал (так вовлекая в свой оборот неофитов). Для Ульяновской области у ГП была заготовлена серия из десятка игр. В 1986 г. эту серию открыл Б. Сазонов. Следующую игру в начале 87-го проводил А. Зинченко, я на нее был рекрутирован, и решение о дальнейшей моей судьбе было бесповоротным. Три месяца «методологической музыки» из магнитофона (записей игр и семинаров ГП) – и я в Харькове на игре у «самого Щедровицкого»! Дальше требовалось единственное – как можно больше быть рядом с Георгием Петровичем. Поэтому незамедлительно организую лабораторию, складываю городской семинар, избираю игротехнику и, в конце концов, создаю ульяновские совещания по эпистемологии. Ни много ни мало, началась новая организация и периодизация жизни. Не буду скромничать, ГП меня отметил и в дальнейшем «во мне» участвовал. В Калининграде, на И-60, он лично впустил меня в неприступную гостиницу с игротехниками, в начале 90-х в Сургуте при проектировании Сети методологических лабораторий включил в сеть уже существующую мою лабораторию, а чуть позже в Тольятти настоял на введении в штат проектно-исследовательского центра академии. Итак, я «вошел в ММК» через игротехническое движение, идущее от игр ГП. А мог бы и от игр С. Попова. Если бы в 1988 г. я не смог внятно сформулировать для ГП смысл дальнейшего продолжения игровой серии для Ульяновска, то просто транслировал бы Попову объединенный заказ ЦК и Обкома ВЛКСМ на вполне перестроечную игру союзного масштаба. Это был специфический этап – игры-как-машины. В конце 80-х они планомерно и неотвратимо прокачивали через себя страну. А Сергей Валентинович умел это, но от его жерновов я уклонился. ГП при этом напоминал: игротехник – солдат перестройки (в том смысле, что ему не выжить), добавляя в мой адрес – оловянный солдатик, и, бывало, грозил разбить очки интеллигенту. А уж солдатом игры, не смотря ни на какие риски, я быть старался. На Обнинской И-81 главный «виновник» игры – изобретатель очередной схемы преобразования энергии – работал в моей группе. На меня пришлась значительная тяжесть экспертизы-разоблачения. Изобретатель не находил себе места и сулил игротехнику такое, что впору было обращаться к программе защиты свидетелей. Но было с кого брать пример. ГП был средоточием и двигателем не только игры, но и всего обозримого мной круга значимых событий и ситуаций. А главный нерв составляли для меня его методологические консультации и лекции. «Посещенные» прирастали расшифровками «упущенных», ксерокопиями его статей, пересказами. Книжные полки полнились текстами игр и литературой, рекомендованной игротехнику (ходил такой хрестоматийный список). Все, сказанное ГП, воспринималось адресованным к себе лично, персональным указанием на место в деланье истории. В Ульяновской И-71 я пережил это сполна. Во многом, наверное, благодаря той мере ответственности, которую предполагала подготовка и организация большой игры. «Оставалось» осознать, во что я оказался ввергнутым, – со мной имела дело Методология. Методология-в-игре вела меня через темы инженерии и техники, образования и педагогики, проектирования и исследования. Результаты откладывались в проводимых семинарах, играх, в интеллектуальных и организационных опытах. Все это требовало освоения методологической действительности. Результаты освоения во многом оказались, к счастью-несчастью, предопределены способностью, унаследованной от родителей (художника и словесника) и приобретенной в обучении (архитектуре и дизайну). Состояла она во владении средствами изображения и выражения. Функция представления, стимулировавшаяся игрой и семинарами, рано или поздно должна была трансформировать «родовую» способность в техническую – в схематизацию. При этом необходимо отдать должное: Юра Луковенко был педантичным критиком логического уклона моего схематизирования, Максим Отставнов поставлял интеллектуальную операторику, Лена Ланганс контролировала ясность и прозрачность смысла, Вдадимир Никитин сулил в будущем конвертирование этой графики во всевозможные «капиталы». А Сергей Семин время от времени устраивал моей схематизации экзамены-экзекуции, из которых я с бесспорным успехом сдал всего лишь один. Методология-как-схематизация поставила меня перед двумя направлениями работ: схематизацией понятий и знаний. Пусть я не витязь, но это было распутье. А тем временем Методология и ГП простирали историю Кружка в будущее: этап ОДИ должно было завершить и начать следующий – СМД Эпистемологии. Я рискнул, и ГП принял предложение о превращении намеченных для Ульяновска игр по проблематике знания (вынашиваемую им с 70-х тему пространства и времени) в эпистемологические совещания. Тогда казалось – вот оно и есть то самое. Теперь, вглядываясь в прошлое, я вижу, куда и когда опоздал с совещаниями. Состояние здоровья ГП позволило ему работать на двух из четырех. Первому он задал старт и стандарт работ (ульяновцы на первом совещании признавались, что видят в ГП своего великого земляка). Другое он уже «только» контролировал. Да, фундамент ГП заложил. И добротный. Другое дело, что на нем не выстроено. Моя ошибка – совещания приобрели форму рефлексивной остановки работ Сети методологических лабораторий, она использовала их для «тыловых маневров и упражнений» к предстоящим мероприятиям. Распад СМЛ лишил совещания и этой функции. А изоляция Сети и фактический ее уход из методологического сообщества поставил совещания перед перспективой маргинализации. Оставалось только свернуть их в форму индивидуальной теоретической работы и во фрагменты «знаниевых практик» (экстремальной педагогики, культурного предприятия, ориентированных сред, культурного ландшафта). Я уже сполз почти к мемуарному, то бишь старческому и брюзгливому, стилю изложения, настало время остановиться. Упомяну только несомненные для себя достижения: программа IV Семинара-совещания по эпистемологии, ряд небольших текстов по экстремальной педагогике («Тезисы к понятию», «Психика и знаки», «Принцип маргинальности», «Против диагностики»), схема логико-эпистемологического дискурса. Другое и разное можно найти на сайте лаборатории ссылка скрыта. Саркисян Тигран Суренович (1960 г.р.) Импульсом для моего присоединения к игровому движению стало участие в двух ОДИ, проведенных Г.П. Щедровицким в 1989 г. в Цахкадзоре и в Паланге, посвященных вопросам создания свободных экономических зон. В тот период я (кандидат экономических наук) был старшим научным сотрудником НИИ экономики и планирования при Госплане Армянской ССР, возглавлял Республиканский совет молодых ученых и специалистов. Участие в играх и последовавшее за этим переосмысление для себя вопросов самоопределения и непосредственного участия в бурно развивающихся в стране процессах привело меня к активному участию в политической жизни, выбору деятельностной позиции оргуправленца. В период 1989-91 гг. я организовал ряд открытых семинаров, посвященных, в основном, вопросам стратегии и тактики экономических реформ в Армении. В то же время я координировал работу постоянно действующего семинара по теме «Проблемы экономических реформ». Одновременно я включился в выборный процесс в Верховный Совет республики в качестве кандидата. Необходимо отметить, что это были первые выборы, проведенные в демократической обстановке всенародного участия и энтузиазма и в условиях жесткой борьбы конкурентов. В 1990-1995 гг. я как депутат Верховного Совета был избран председателем Постоянной комиссии Национального Собрания по бюджетным и финансово-кредитным вопросам. Этот период работы был связан с принятием основного пакета экономических законов в условиях становления государственности, гиперинфляции, разрухи, голода, транспортной и энергетической блокады. Естественно, что объем и ритм работы не позволяли мне участвовать в играх, несмотря на желание. Отдельные попытки возобновления и активизации игрового движения в Армении в этот период, осуществленные вместе с единомышленниками и энтузиастами движения, к успеху, к сожалению, не привели. Однако накопленный в первых играх деятельностный потенциал продолжал давать о себе знать. В 1995 году мною был основан Институт общественных исследований переходного периода, который в то время являлся основным оппонентом реализуемых властями социально-экономических концепций. В том же году я участвовал в создании Ассоциации банков Армении. В 1998 г. в связи с кардинальным изменением политической ситуации в стране мне было предложено занять пост Председателя Центрального банка Армении, который и возглавляю по сей день. С того времени и по настоящий момент мне удалось организовать открытый, постоянно действующий семинар, посвященный вопросам развития Армении и ее места в глобальном мире. В этом семинаре участвуют и те, кто был вовлечен в игровое движение после игры 1989 г., проведенной в Армении Г.П. Щедровицким, и другие представители армянской интеллигенции, которых волнует будущее страны. Начиная с 2000 г. мне наконец удалось осуществить давно задуманный проект по возрождению в Армении игрового движения путем организации, в качестве заказчика, регулярно (ежегодно) проводимых игр, с привлечением лучших команд России. С конца 2004 г. был задуман и уже реализуется новый проект по вовлечению молодого поколения в игровое движение в Армении. В 2005 г., при поддержке российской Школы культурной политики, был проведен цикл семинаров-лекций для молодежи по проблематике развития и методологии мышления, что, на мой взгляд, будет способствовать расширению круга участников и обеспечит преемственность поколений в игровом движении в Армении. В настоящее время я с оптимизмом смотрю на будущее игрового движения в Армении, которому я как носитель идей Г.П. Щедровицкого буду всегда и всемерно способствовать. |