Ii том (рабочие материалы)

Вид материала

Содержание

Немировский Семен Леонидович
Ожигин Алексей Валерьевич
Оников Леон Леонович
Поляк Владимир Сергеевич
Постоленко Ирина Геннадьевна
Прохоров Андрей Иванович

Подобный материал:

1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 30

Немировский Семен Леонидович (1965 г.р.)

В 1988 г. я был вполне успешным человеком, работал в КБ, подрабатывал в различных центрах НТТМ и имел целью со временем стать крупным руководящим работником. Не хватало, как мне казалось, одного – стоящей управленческой подготовки. Случайно наткнулся на статью в «Московском комсомольце» об исследовательской группе Сергея Попова – Петра Щедровицкого (фамилии в алфавитном порядке), которые, организовав школу управления, утверждали, что в СССР очень немногие имеют понятие управления, а у них оно есть. В статье говорилось о конкурсе на РАФе, об играх, о том, какие удивительные люди игротехники, какую сложную интеллектуальную работу им приходится выполнять и как хорошо они при этом зарабатывают. Удивляло все, от их возраста и до статуса (а точнее, до отсутствия такового). Также сообщалось о конкурсе игротехников, который будет проходить в Ленинграде, причем заявку может подать любой желающий с любым типом высшего образования, а так как я к тому времени уже поучаствовал в нескольких выборах директоров, то решил, что имею неплохие шансы его выиграть.

Но в Ленинграде меня ждало абсолютно неожиданное мероприятие. Ни способ его организации, ни терминология, ни темы для обсуждения, ни люди (конкурсанты и организаторы) не имели ничего общего с моим предыдущим опытом – сплошные схемы, понятия, проблематизация оснований… Десятки попыток подготовить доклад оборачивались катастрофической неудачей, укореняя в конкурсантах сознание своей необразованности и природной тупости. Немного успокаивало лишь то, что люди с довольно приличным (по моему разумению) физтеховским и университетским образованием тоже ничего не могли сделать (Попов называл их тупыми математиками и физиками без рефлексии).

Тем не менее моя фамилия каким-то чудесным образом оказалась среди прошедших отбор, хотя я тут же был огорошен объявлением, что самоопределяться нужно здесь и теперь! И я решился, наказав себе, что уж коли я собираюсь столь круто изменить свою жизнь и буду тратить на это время, то не ради игротехники, а исключительно для того, чтобы стать методологом; тут надо сказать, что игротехников и методологов я различал только по степени влиятельности в игровом сообществе.

Затем начались будни – ОДИ, конкурсы, экспертизы, участие в семинаре по управлению. Места, люди, темы менялись с невероятной скоростью. Каждое следующее мероприятие давало невероятный опыт, происходил сдвиг в сознании и понимании. Некоторые из коллег покинули школу навсегда, некоторые ушли в другие школы (в частности, Школу культурной политики). Тогда я не понимал, почему они так поступили, считая это малодушием. Типичный неофит.

Г.П. Щедровикого я видел всего единственный раз в жизни – в Киеве, на каком-то всесоюзном мероприятии. Особенно поразила жесткость, с которой он оценивал работу коллег и учеников. Он для меня так и остался кем-то недосягаемым, как Кант (к примеру), этаким небожителем.

С.В. Попов был для меня тем же, кем, наверное, для него был Георгий Петрович. Более всего поражала его стремление дойти до предела во всем, в методологии в первую очередь. Сейчас уже не помню, после какого мероприятия я все же определился с профессиональным полем, помню лишь, что это случилось в 91 г. Я понял, что методологом мне точно не стать (таким, например, как Г.Г. Копылов), а меньшее меня не интересовало. Участвовать в играх и других мероприятиях можно было, и не будучи профессиональным игротехником. Тем более что я не хотел им быть.

И хотя еще какое-то время я продолжал участвовать в мероприятиях, проводимых Сергеем Поповым, Александром Павловым и Павлом Мрдуляшем, профессиональным полем я выбрал финансовую сферу, где и тружусь на протяжении 15 лет, пытаясь использовать навыки, полученные в играх и в школе управления. Очень помогает.

Ожигин Алексей Валерьевич (1962 г.р.)

Мою жизнь разделили на две части: до и после Попова. До встречи с Сергеем я был честным, порядочным, смелым, упрямым и, как все советские люди, возмущался сплошным лицемерием, которое окружало мою жизнь. И, конечно, хотел все изменить. И, конечно, не знал о рефлексии. После Попова я остался таким же, но добавилось знание о том, что рефлексии у меня нет. Зато я познакомился с удивительными людьми. Они «лицемерили» целенаправленно.

А произошло это знакомство так же случайно, как и у всех. Увидел объявление в газете о каком-то конкурсе, где потом должны платить 260 рублей против моих 140. Побеседовал с Олегом Алексеевым, попал на какую-то «игру», где боролся против всех участников за конкурсное место, и попал в какую-то социологическую группу. А до этого я был фигуристом (кандидат в мастера спорта), физиком (Московский инженерно-физический институт) и думал, что все знаю. Но слова об «управлении» завораживали, я поверил в этих людей и… сошел с «правильного» жизненного направления. Так что проблематизировали меня конкретно. Хотя ради объективности добавлю, что в стране шла «перестройка», появлялась «свобода слова», прошли первые выборы директора завода RAF и какого-то «штаба» на БАМе, да и 260 руб. сыграли не последнюю роль в моем выборе.

Про штаб БАМа надо рассказать отдельно.

По телевизору показали минутный сюжет про выборы штаба, где какой-то человек говорил у доски со схемами «правду» про нашу жизнь. По содержанию. Это был Попов. А на отборочных собеседованиях на конкурс (их было три: с Галей Харитоновой, с Олегом Алексеевым и с Тимофеем Сергейцевым) я узнал, что эти люди и были организаторами выборов штаба. Это меня зацепило. Однако смущало слово «игротехник». Несерьезная профессия.

Три года пролетели в постоянных мучительных ломках. Особенно на многочисленных играх: ЖКХ в Риге, Управление на РАФе, Социально-экономическая экспертиза на Байкале и еще штук 10-15.

Эти люди, Сергей Попов и Петр Щедровицкий, не только резко открывали для меня новый мир, но они и жестоко мучили. Я находился в состоянии вечной проблематизации. Но рядом со мной были тоже такие же, как я. И мы вместе и по отдельности все равно не сдались под напором взвалившихся на наши плечи «социокультурных» проблем. Павел Мрдуляш, Руслан Кожура, Дима Волков, Роман Максишко, Семен Немировский, а потом много других после нас.

А какие слова окружили мою жизнь! «Категориальная проблематизация» – самое простое выражение из всех, которые теперь не могу вспомнить. Из-за них я мало спал, постоянно находился в какой-то внутренней борьбе, которую все-таки проиграл. До сих пор главное место на книжной полке занимает философ Милль, которого я взял почитать у Петра Щедровицкого и которого не могу с нее убрать, т.к. надежда на реванш еще не угасла.

Ради справедливости надо сказать, что параллельно я узнавал много нового и интересного. Для меня открывался великий мир понятий. Я стал постепенно по-другому «видеть». Эти люди открывали мне «третий глаз» в иное измерение.

А как они проблематизировали! Это отдельная песня. Невозможно описать все то, что я испытывал, когда мне безапелляционно в любой ситуации указывали на полное отсутствие какой-либо рефлексии. И ситуационной, и содержательно-методологической, и всех других. И когда я не выдерживал и в «лоб» спрашивал, почему ее у меня нет, меня выгоняли и заставляли идти «ставить» рефлексию. А я возвращался и спрашивал: Как? Научите? А они опять выгоняли.

В Чите был замечательный случай. Меня Попов послал «организовывать» игру по развитию Байкальского региона. Надо было собрать в одном месте весь руководящий состав (первых секретарей обкомов!..) трех административных образований – Бурятской АССР, Иркутской и Читинской областей. До этого они, в силу своих исторических амбиций, вместе никогда не собирались. Поэтому на недельку надо было их поместить в отдельный пансионат и поговорить с ними о Байкале. И все…

Как это мне удалось – до сих пор загадка. Но ведь я это сделал! Собрались мы под Читой и стали пытаться обсуждать проблемы Байкальского региона. Приехали новенькие молодые игротехники из Ленинграда, Иркутска и других городов СССР. Второй и третий набор. Так, желторотые птенчики.

И началась «игра». И хотя я продолжал решать организационные вопросы, мне надо было лично включаться в игру и «быть в теме»: я же чувствую, что игра идет куда-то не туда. Проблематизации нет, игротехники не «тянут», участники не выходят на проблемы региона, не приобщаются к социально-культурной ценности региона озера Байкал. И мне приходится на игротехнических рефлексиях внушать и постоянно напоминать многочисленной молодежи о необходимости проблематизации ценностных оснований участников игры. И на очередной рефлексии, во время моей очередной реплики для этих желторотых игротехников, которые не выходят в группах на обсуждение ценностей, Попов обрывает меня на полуслове и приказывает… снять штаны!

И все – мои социокультурные ценности были «обсуждены»! Уехать из Читы я не решился, но и в игре больше не появлялся.

Вот так, с шутками и прибаутками, я постигал основы методологического мышления. И, как сказал кто-то из революционных писателей: «мне не мучительно больно за бесцельно прожитые игротехнические годы».

Попов и Щедровицкий стали настоящими учителями «жизненной школы» для меня. Заложенные ими основы игротехнического и методологического знания определили всю мою дальнейшую судьбу. Я не стал методологом ни в каком понимании, однако еле приоткрытый «третий глаз» позволяет мне многое понимать в этой жизни так, как никогда бы я не смог, не увидь моя жена тогда, в 88-м году, маленькое объявление в «Московском комсомольце» о проведении игротехнического конкурса.

Дальнейшая моя профессиональная судьба в банковской деятельности (ценные бумаги, руководитель филиала, руководитель банка) сложились благодаря этим знаниям, которые позволяли в организационном плане думать и работать чуть впереди планеты всей.

Хотя рефлексия осталась недоразвитой…

Оников Леон Леонович (1950 г.р.)

Я участвовал в нескольких, думаю, более чем в двух десятках игр и семинаров, организованных методологами, в основном П.Г. Щедровицким и реже С.В. Поповым. Однако инструментарием, который подробно разработан методологами и успешно претворен в жизнь нескольких сотен, если не тысяч, людей, к сожалению, не владею. Во многом это мой осознанный выбор. Я закончил экономический факультет МГУ и воспитывался на кальке с классической немецкой философии, в сильно усеченном и жестковатом варианте, который в годы застоя культивировался кафедрой политэкономии Цаголова. Однако для меня общение с методологами не только исключительно интересно, но и весьма полезно. Вот три для меня наиболее важных этапа взаимоотношений с ними.

На первой же игре, в которой я участвовал, кажется, в Находке (1989 г.), стало совершенно ясно, что СМД методология – цельная, подвижная и очень талантливая система действий и представлений. Все это Петр Щедровицкий тогда совершенно виртуозно и наглядно продемонстрировал. Отлично помню ту игру и собственное ощущение: мышление можно перевести в чувственную реальность и, что важнее, можно использовать систему объективированных приемов работы с нею.

Зимой 93-го на семинаре в Институте психологии я познакомился с Г.П. Щедровицким и через несколько дней приехал к нему на московскую квартиру. Собеседник он был потрясающий, несмотря на тогдашнее самочувствие – физическое состояние абсолютно не ухудшало его способности к рассуждениям. Как автор СМД методологии, он в своих построениях совершенно не был ограничен ее приемами.

Способность действительности мимикрировать, ее умение имитировать развитие, выдавать ниспадающие линии деградации и дурную бесконечность многообразия за развитие; особенности проявления мышления, когда содержательное развитие по каким-то причинам невозможно, вплоть до отказа от себя, вынужденное ее превращение в интуицию… Ловушки мышления, цинизм мышления как объективное следствие и массовое явление среди последователей методологии; опасность массовой ситуации, когда люди знают, как мыслить, но не знают, о чем, когда цинизм выступает наиболее полной, единственно возможной формой свободы несвободных людей, таким образом сохраняющих способность к изменению… Накопление критической массы цинизма, не позволяющего состояться общественному развитию, даже при открывающихся исторических возможностях… Таков краткий тематический перечень долгого и бесконечного интересного для меня разговора.

Георгий Петрович пригласил принять участие в играх, но через несколько месяцев его не стало. Еще одна досада на себя за то, что не познакомился раньше: ведь практически всех участников первого студенческого семинара Зиновьева – основателей СМД методологии – заочно я знал и общие знакомые, в т.ч. близкие, с каждым из них имелись.

Последний этап проходит сегодня, сейчас, когда люди, активно действующие в методологии и практически использующие ее методы, во многом формируют принятие решений ряда хозяйственных отраслей и общественно-политических движений. В частности, на практике проверяются различия подходов мышления у наших и западных специалистов при создании инвестиционного фонда для проектов «Росатома». Российская действительность объективно ориентируется на крупного (желательно крупнейшего) инвестора, достигающего договоренности с федеральным руководством о полном контроле над конкретным коммерческим направлением. От инвестора ждут прямого финансирования проекта, единолично перекрывающего все основные проектные риски. Именно такой типаж и воспринимается в России как инвестор. Учитывая, что каждый инвестиционный проект опирается и одновременно формирует образ будущего, описанный порядок приводит к авторитарной картине мира. Союз инвестора и власти выступает единственным источником/демиургом экономических и общественных смыслов. Российскому инвестору консультант, по большому счету, не нужен. Ему необходимы квалифицированные исполнители в разных отраслях знаний, но действующие в той картине мира, которую определил инвестор. В открытой же экономике каждый проектный риск выступает ресурсом для обособленной хозяйственной деятельности. Финансирование любого проекта/представления о будущем возможно только как результат согласования целей и смыслов деятельности разных хозяйствующих субъектов. Я думаю, что простые и скучноватые участники инвестиционного процесса с международных финансовых рынков, лишенные российской харизматичности и строго берущие на себя риски в соответствии с местом в инвестиционном процессе, со временем убедят моих товарищей в необходимости признать множественность природы мышления. Именно природы, а не приемов, типов и объектов мышления.

Множественность его природы, собственно, и обсуждалась с Георгием Петровичем. Основной вывод беседы – не вывод, разумеется, а мыследеятельный образ, исключительно для понимания метаморфоз мышления, – был следующим. Представим, что существует метамышление, оно действует в разных формах и трансформируется в зависимости от возможностей своей деятельной реализации. Если имеем дело с единством самостоятельно действующих субъектов, то естественным образом возникает живое мышление, которое специально инициировать и поддерживать не требуется. Но если человек по объективным причинам не может пройти к живому мышлению (действуют системные ограничения, например, как результат опредмечивания), то нужны специальные искусственные приемы, эвакуирующие мышление человека, т.к. привычные ему мышления не являются естественными для самого мышления.

СМД методология и является такой формой эвакуации, переводом человека в искусственную среду, которая ближе к естественному состоянию мышления, чем сложившееся у человека. Фактически то же осуществляет экономист, занятый, например, институциональной реформой в России У экономиста нет приемов прямой работы с мышлением человека, как у методологов, и поэтому он создает институты, регламенты и нормативы, искусственно побуждающие человека действовать, как если бы тот находился в естественном единстве рыночной экономики. Приемы СМД методологии и меры российской институциональной реформы – не более чем паллиативы, помогающие продержаться до начала реального развития, не перейти границу необратимых изменений, когда принципиально невозможен переход к развитию.

Если развитие в принципе невозможно, то мышление выступает как интуиция. Если пропадает и субъект и объект мышления, то оно становится / растворяется в природе, пока не появится субъект деятельности, т.е. некто, способный не только интерпретировать, но и узнавать себя в другом.

Задача человека – понимать границы различных состояний мышления, понимать, в какой его фазе он находится, и использовать приемы, характерные именно для этой, а не другой фазы. Уверен, все это будет объяснено агентами международных финансовых рынков моим друзьям и коллегам из числа российских методологов. Если, конечно, в очередной раз не впадем в самоизоляцию, когда только методология и остается спасительной отдушиной.

Хочу ответить на вопрос, зачем мне методология и почему всегда буду чрезвычайно внимательным к этой традиции. Между Настоящим и Будущим лежат непреодолимые препятствия для Настоящего, между ними может быть только чисто внешнее сходство. У Будущего просто другая природа. Содержательное мышление в рамках определенного мыследеятельностного единства со временем объективно перестает быть содержательным, выхолащивается. И тогда приемы формального мышления, имитация мышления становятся более содержательными, чем живое мышление.

Поляк Владимир Сергеевич (1957 г.р.)

Я встретился с методологией в 1987 г., в период работы ведущим инженером в НИИ со звучным названием ВНИИЭЛЕГПИЩЕМАШ (непереводимая игра слов). Я ничего не знал ни о методологии, ни об игротехнике и, к своему стыду, никогда не слышал о Г.П. Щедровицком, при этом считал себя весьма начитанным и образованным человеком. Хотя я получил экономическое образование, но всегда интересовался историей, литературой, философией. И вот в один прекрасный зимний день в газете «Московский комсомолец» я прочел объявление о наборе в Школу игротехники (о которой тоже не слышал), но решил пройти конкурс – в форме недельной ОДИ в Нарофоминске, которая полностью перевернула мою жизнь. Игру проводил в основном Сергей Попов, но приезжали и Петр Щедровицкий, и сам Георгий Петрович. В пятерку победителей я не вошел, но оказалось, что семинары в Школе открыты для всех желающих. Я пришел буквально на следующий день и с тех начались самые счастливые пять лет в моей жизни.

Вскоре я поехал, уже как игротехник, на игру, которую проводили Попов и Петр. Это была фантастика – видеть, как умудренные жизнью управленцы из Мособлавтотранса начинают «мыслить»!.. Потом было множество игр, на всем пространстве от Москвы до Байкала, в которых я участвовал как игротехник, а впоследствии – как методологизированный эксперт. Благодаря этому я познакомился почти со всем цветом сообщества, тогда это были Гена Копылов, Саша Павлов, Тимофей Сергейцев, Павел Мрдуляш, Слава Марача, Миша Флямер, Рифат Шайхутдинов, Марк Меерович и многие другие.

Затем мне удалось в диссертации описать метод ОДИ как новый метод экономического анализа, причем в качестве примера его эффективности я использовал материалы Байкальской экспертизы, в которой участвовал. Кстати, ГП написал мне отзыв на диссертацию, я несколько раз бывал у него дома и беседовал с ним. Правда, в его играх я участвовал всего пару раз, и они довольно сильно отличались от тех, которые проводили Попов и Петр. Но ведь в методологии не должно быть клонирования.

Звание кандидата экономических наук к 1990 г. оказалось в Советском Союзе ненужным, но я с радостью кинулся и в перестройку, и в бизнес, надеясь применить здесь те управленческие навыки, которым обучался в Школе игротехника. Это отчасти получилось, моя консультационная фирма (благодаря знакомству с «главными» демократами) процветала, и два года я жил как «новый русский». Вместе с Владимиром Мау (ныне глава Академии народного хозяйства России) мы разработали программу приватизации для городского хозяйства Москвы, а вместе с Поповым я организовал игру для депутатов Моссовета. Но затем грянул август 91-го. В знаменательный день я вышел из своего офиса и увидел, как по Ленинскому проспекту идут танки. Я, конечно, для порядка позащищал Белый дом, но в душе принял решение – уехать в Израиль: хватит учить россиян жить.

Отношение к тогдашней методологии и игротехнике – самое позитивное. Никогда больше я не встречал такого количества блестящих, интеллектуальных и остроумных людей. Людей, которые при этом могли мыслить и действовать осмысленно, помогая в этом другим.

Кажется, совсем недавно я следил за дискуссией на тему: «Почему методологи проиграли перестройку»? Не скрою, я и сам так думал до недавнего времени. Ведь методология обладала таким мощным арсеналом – как такое сообщество могло проиграть так называемым демократам?! Тем более, что Попов заранее развернул будущий сценарий того, что случится в ходе рыночных и либеральных реформ. Признаться, полного ответа у меня и сейчас нет, но пришло осознание, что методологи не сидели сложа руки, а обучили навыкам мышления множество молодых людей по всему бывшему Союзу. И теперь есть надежда, что будущие лидеры России и СНГ смогут сделать то, что не удалось нашему поколению.

В Израиле мне для начала пришлось надолго переквалифицироваться из экономистов в журналисты. Затем я плавно перешел в стан политтехнологов и с 1996 г. участвовал во многих избирательных кампаниях. С 2004 г. я, как и многие методологи в России, перешел на педагогическую стезю и ныне преподаю в Сити-колледже в Тель-Авиве (эта школа бизнеса является представительством МЭСИ). Но главное: еще примерно в 2000 г. я вновь встретился с ОДИ и людьми, которые или прошли через игры ГП, или участвовали в играх других руководителей, в том числе ныне проживающие в Израиле известные методологи М. Рац и А. Казарновский, а также А. Березницкий, И. Фишман, О. Савельзон. Поскольку в Израиле по определению невозможен жанр классических ОДИ (более трех дней, когда можно неспешно рассуждать, вводить понятия и т.д.), то с Казарновским и Рацем мы после нескольких встреч расстались друзьями; чуть позже отошел О. Савельзон. Но вместе с Игорем Фишманом, Ароном Березницким и другими людьми, которые познакомились с играми уже в нашей версии, мы работаем уже несколько лет.

Игорь в 2000 г. разработал исследовательский метод под названием «Канон», состоящий из трех игр: деловой, ОД и олимпийской. Он основан на синтезе антропософии и методологии. Примерно в то же время эстонский философ А. Тоугу разработал метод интуитивой драмы, позволяющий визуализировать различные конфликтные факторы и находить пути их гармонизации. Оба исследователя соединили свои разработки, и интуитивная драма была включена в Канон (подробнее об этом подходе см. сайт esod.org в разделах Методология и Библиотека). После нескольких лет исследований и внутренних игр, с 2005 г. мы проводим игры для широкой аудитории, в том числе за пределами Израиля. В том же году мы учредили Ассоциацию «Совет цивилизаций», а при ней – Международный институт социальной инженерии и дизайна (МИСИД) с участием украинских и эстонских коллег.

За последнее время мы провели более 20-ти игр в Израиле, Эстонии, Литве и Украине на самые разные темы. Наиболее значимые – игра с экспертами русскоязычной общины Израиля на тему «Миссия еврейского народа и русскоязычной общины Израиля»; игра с представителями русскоязычной молодежи страны «Самоорганизация элиты русскоязычной молодежи Израиля»; международный семинар-игра «Школа мышления»; игра на тему «Стратегия партии “Наш дом Израиль (НДИ)” на выборах в Кнессет 17-го созыва» (благодаря выработанным на игре идеям партия, имевшая на тот момент, согласно опросам, всего 4 мандата, получила 11 и стала одной из ведущих в стране); серия из трех интуитивных драм в июле-августе по теме «Духовные причины арабо-израильского конфликта».

В настоящее время мы приступили к реализации нового проекта – созданию Школы молодых лидеров. Принцип обучения в ней будет сочетать передачу конвенциональных знаний и обучение, построенное на знании закономерностей духовного мира.

geopolak@mail.ru тел: 547-266893

Основные публикации:

Владимир Поляк. Израиль и Россия в 21 веке: Геополитика – геоэкономика – геокультура. Тель-Авив, 2004

Статьи и публикации на политические, экономические и культурологические темы в СМИ разных стран: российских (Московские новости, Коммерсант, Итоги), израильских (газеты Вести, МИГ), американских (Новое русское слово)

аналитические сайты mignews.com и cursorinfo.co.il

Постоленко Ирина Геннадьевна (1959 г.р.)

В 1980 г. генерацию студентов-психологов первого курса МГУ И.И. Ильясов привел на Комиссию по логике, методологии и психологии мышления. В том сезоне на ее семинарах обсуждалась концепция формирования умственных действий П.Я. Гальперина. Георгий Петрович разбирал эксперименты С.Г.Якобсон и Н.И. Непомнящей. Для студентов первого курса – по делу: методологическое образование пошло параллельно с профессиональным.

За год до того на факультете вместе с Ильясовым начал работать О.С. Анисимов. Два мастера оттачивали на нас, склонных к экспериментам студентах, концепты «Формирования учебной деятельности» и «Метода работы с текстом – язык схематизированных изображений». Вокруг этой активности образовался студенческий семинар, он работал до 1987 г. Курсовые и дипломную работу я писала у А.А. Тюкова по теме «Психологические аспекты решения задач в группе». Тема и эксперимент собирали и классические для общей психологии представления о мышлении как решении задач, и методологическую по происхождению культуру проведения нормативно-деятельностного эксперимента.

Первая большая игра, в которой я участвовала (И-30 в Горьком), была на передачу ОДИ. По инерции студенческо-семинарского существования работала в группе исследователей К.Я. Вазиной вместе с Н.Г. Алексеевым и Г.А. Давыдовой. Георгий Петрович клеймил нас: «Интеллигенция, знаете, как все правильно, ничего не делаете»! Принадлежа к генерации той игры, уроки опыта выхода в действие извлекаю и сейчас.

Первая ОДИ условно нашего поколения и на базе рижского семинара состоялась в 1986 г. («Организация жизнедеятельности отряда МЖК-2», Рига, рук. И.В. Злотников, методолог О.С. Анисимов). С 88-го по приглашению Злотникова и рижского семинара (А. Вилцанс, М. Строжев, И. Рошкалне, Б. Ярнов и др.) жила и работала в Риге: во Всесоюзном научно-исследовательском проектно-конструкторском институте экономики, информации и автоматизированных систем управления рыбным хозяйством (Западный филиал ВНИЭРХ) был создан сектор методологии управления, где мы (Г. Кисвянцев, С. Зайчик, В. Кулаков, Д. Мацнев, И. Злотников, А. Жеглайтис, В. Воропинов и др.) разворачивали проблематику реорганизации предприятий, проводя управленческие сессии в форме ОДИ, я ими руководила с июня 1988 г. Одновременно в Риге шли семинары по логике, методологии, управлению, философии хозяйства; кроме того, мы участвовали в играх С. Попова и П. Щедровицкого по программе «Школа управления».

В том июне в Елгаве на заводе РАФ после конкурса и отбора (его успешно прошли С. Танцоров, Б. Журавлев и др.) начала работать группа игротехнической подготовки ММАС; руководил ею Тимофей Сергейцев, а основным предметом было методологическое освоение и проектирование ОДИ в рамках социального действия. Через полгода мы провели игру нового поколения по теме «Общественная сессия по комплексному анализу социально-экологической и историко-культурной ситуации района Плещеева озера» (Переславль-Залесский; рук. Рифат Шайхутдинов). В июне 1988 г. Тимофей, Рифат и я (как секретарь) создали Клуб руководителей ОДИ, раз в год проводя заседания с обсуждением методологических оснований и прагматических контекстов игры.

Для меня этот период проб и освоения ОДИ как социально-политического действия и проблематизации управления закончился управленческой сессией в форме ОДИ по теме «Анализ вариантов хозяйствования ПО “Сахалинрыбпром” в условиях зоны свободного предпринимательства» (Южно-Сахалинск, декабрь-90). Во время игры это объединение было расформировано, коллектив игры (со мной включительно) утратил дееспособность, а игра была закрыта без реализации программы.

По итогам рефлексии нашего (группы коллаборантов) методологического образования, опыта проведения ОДИ и сдвижек в прагматике мы осознали необходимость переорганизации работ. Концептуальные основания программы (представлены на школе ММАС по методологии, Омск, июль-90) содержали заявку на разработку методологии гуманитарных дисциплин. Ядром концепта, по моей оценке, стала практика самоопределения с ее дисциплинарным, экспериментальным и технологическим оснащением, исходящим из методологических принципов ОД игры. Организационно-практические следствия: выделена экспериментальная площадка (Технический лицей Елгавы, рук. А. Городинский – эксперимент в образовании 1990-91 гг.), разработана Российско-американская программа по конфликтологии (Санкт-Петербург, рук. Р. Шайхутдинов – экспериментальная программа по конфликтологии 1991-93 гг.), создан «Центр здоровья будущих поколений» (Казань, 1996-98 гг., рук. И. Валитов – экспериментальная программа по здоровью). Методологическое проектирование и разработки (экспериментальные серии работ) осуществлялись в тактах программы и координации работ на площадках (руководитель-методолог Т. Сергейцев).

На этом шаге ОД игра стала использоваться как экспериментальная установка контроля материализации-идеализации, артификации различных типов самоопределения и продуктивного переноса принципов в методологически организованное проектирование (проекты «Отделение конфликтологии на философском факультете Санкт-Петербургского университета», 1993-1999 гг., «Лаборатория гуманитарных технологий в региональном проектировании» в РосНИПИУрбанистики, 1999-2007 гг., и др.).

Второй раз игра бралась как предмет экспериментирования – экспериментальные двуязычные ОДИ «Тенденции глобальных изменений и перспективы советско-американского сотрудничества в области прикладных исследований, образования и подготовки в конфликтологии», Пулман, Университет штата Вашингтон, октябрь-91, «Университеты: анализ образовательного потенциала и поиск ресурсов развития», Санкт-Петербург, август-92, рук. обеими играми Т. Сергейцев. Результатом стали экспериментальные образцы ОДИ и версии достижимых эффектов игры.

Третий раз игра декомпозировалась в специализированные прагматические режимы (прогнозная сессия «Социальные последствия программы приватизации», рук. Т. Сергейцев, Верховный Совет РСФСР, Москва, февраль-92; прогнозная сессия «Безработица: анализ ситуации, прогноз, последствия», рук. Р. Шайхутдинов; Служба занятости, Санкт-Петербург, март-92; курс «Новые формы государственного управления. Проблемы становления» и тренинг «Переговоры и структурные изменения», рук. Т. Сергейцев и Р. Шайхутдинов, Санкт-Петербург, июль-92; ОДИ «Самоопределение как гуманитарная практика» и тренинг «Планирование жизни», рук. Т. Сергейцев, Казань, апрель-98). Результатом была диверсификация продуктов на концептуально-технологической базе ОДИ.

В 1993-96 гг. на базе отделения конфликтологии философского факультета СПбГУ совместно с факультетом социологии университета штата Вашингтон был развернут проект (Р. Шайхутдинов, Т. Сергейцев, Р. Хауэл и автор данного текста) исследования ОДИ с задачей сопоставительного анализа подходов – американского collaborativ problem solving и ОД игры. Проект включал рефлексию опыта участия и проведения игр в разных социокультурных средах, серию интервью с их руководителями (А. Буряк, А. Зинченко, Д. Куликов, Н. Алексеев и др.), мастерскую по сравнению методов ОДИ и public involvment (ведущие И. Постоленко и Д. Вильямс), совместную разработку курса «Современные методы коллективной организации постановки и решения проблем» для студентов-политологов Кораблестроительного университета (Р. Хауэл, И. Постоленко, Санкт-Петербург), анализ литературы об ОДИ на английском языке, серию семинаров на нашем отделении конфликтологии по методу ОД игры, публикацию итогов в Paper the Annual Meeting of the Rural Sociological Society (Robert E. Howell, Irina G. Postolenko, Dmitri M. Rabkine; august-95, Washington D.C.) и альманахе «Кентавр» («Организационно-деятельностная игра как метод совместного планирования и решения проблем в бывшем Советском Союзе», Р. Хауэлл, И. Постоленко, Д. Рабкин).

Начиная с 2000 г. я веду мастерскую по проектированию ОД игр, семинаров, тренингов (Ф. Александров, Е. Чернова, Д. Бахтурин, С. Боровиков, А. Громов, А. Слугин и др.) под общим именем «Бюро политического дизайна». Совместно с А.П. Буряком мы провели мастерскую «Анализ ОДИ как образовательной практики» в рамках летней школы ШКП-2 («Управление человеческими ресурсами. Этика. Проектирование массового тренинга», Подмосковье, июнь-2003), решая задачу реконструкции принципиальных схем и актуальной прагматики ОДИ для нового поколения осваивающих игру.

Я считаю ОДИ великим изобретением XX века и как член научного совета «Института развития им. Г.П. Щедровицкого» инициирую работы по формированию архива ОДИ, программы исследований и следующего такта ее освоения. Альтернатива тоже просматривается – развернуть по стране терапевтические группы под именем «общество анонимных игротехников».

Прохоров Андрей Иванович (1929-1989)

Андрей Иванович Прохоров не был членом ММК, не был методологом. Просто он был одним из тех людей, благодаря которым новое обретает свое место в социальной реальности. Чрезвычайная чувствительность к нестандартным идеям и людям, неустанное стремление помочь встать на ноги тем, чей талант не находит должной поддержки или наталкивается на сопротивление, организационная креативность – вот, пожалуй, то главное, что хочется вспомнить об этом человеке.

В 1984-1986 гг. лаборатория, которой он руководил (сначала в НИИ ОПП, а потом в только что созданном Институте управления и экономики народного образования АПН СССР), стала перестраиваться на методологическую работу в версии ММК и дальше уже существовала в этом качестве.

В 1988 г., когда Г.П. Щедровицкий остался без работы, АИ взял его в свою лабораторию. Поначалу Ученый совет Института забаллотировал его; возмущению АИ не было предела, и он все равно принял ГП – сначала на должность старшего инженера, для которой не нужно было одобрения Ученого совета, а потом настоял на повторном заседании совета, который на этот раз единодушно проголосовал «за». ГП проработал здесь около полугода – лаборатория до его прихода «уже» была методологической; видимо, не хотел «мешать»…

Родился А.И. Прохоров в Севастополе. Отец, военнослужащий, работал на руководящих должностях. В1944-46 гг. Андрей Иванович учился в Ленинградской военно-морской спецшколе (сначала в эвакуации), затем в Высшем военно-морском училище во Владивостоке, после окончания которого служил командиром группы торпедных катеров. Потом – Высшие специальные офицерские курсы по подготовке инженеров высшей квалификации при Всесоюзном заочном энергетическом институте.

Интересовался кибернетикой, бионикой, инженерной психологией, служил на научных должностях. С 1961 г. – заместитель председателя секции бионики и инженерной психологии Научно-технического общества им. А.С. Попова, тесно сотрудничал с академиком А.И. Бергом, председателем Научного совета по кибернетике АН СССР. В 1962 г. демобилизовался – заместитель начальника бюро Госкомитета по координации научно-исследовательских работ СССР, начальник лаборатории нейробионики в почтовом ящике (научный руководитель академик П.К. Анохин), работал в Госкомитете стандартов.

В 1966 г. снова призван в армию (капитан второго ранга) и работал в воинской части руководителем группы по инженерной психологии. Подготовил диссертацию на степень кандидата психологических наук, но защитить ее не пришлось. В 1970 г. А.И. Прохоров был исключен из партии «за грубейшее нарушение Устава КПСС, выразившееся в перепечатывании и распространении не разрешенных к опубликованию материалов». Этими «материалами» была книга А. Солженицына «Раковый корпус». Этот же «проступок» повлек за собой демобилизацию из армии без пенсии.

Так он остался без средств к существованию, «без погон», без партийного билета, что в те времена означало, пожалуй, крайнюю степень падения по социальной лестнице. Он не был диссидентом, борцом с советской властью. Очень переживал. (По словам вдовы, Натальи Викторовны, в то время он поддерживал одного изобретателя, который создал аппарат для определения по крови предракового состояния: «Раковый корпус» понадобился для более глубокого изучения психических особенностей онкологических больных).

В 1971 г. благодаря поддержке заместителя директора НИИ ОПП АПН СССР академика В.Д. Небылицына Андрей Иванович начал работать в этом Институте. Портрет Небылицына, трагически погибшего в авиакатастрофе, всегда висел в рабочем кабинете Прохорова.

Он верил в науку; на сегодняшнем языке мы назвали бы его предпринимателем – он считал, что психологические знания должны становиться товаром и продаваться. Он считал, что наука должна служить практике, а для этого нужны комплексные исследования и разработки. Считал, что нужно создавать полипрофессиональные коллективы, объединенные общей методологией. И свои взгляды превращал в реальность.

В НИИ ОПП он организовал хоздоговорные работы с автотранспортными предприятиями. Перед уходом на пенсию директор института А.А. Смирнов подписал приказ о создании лаборатории прикладных проблем на время выполнения хоздоговорных работ, назначив ее заведующим Прохорова. Так в 1972 г. была создана уникальная лаборатория, где под «зонтиком» Института психологии собрались разные профессионалы –психологи, экономисты, физики, инженеры и пр. Общая методологическая платформа «собиралась» из работ по кибернетике, инженерной психологии и взглядов Побиска Георгиевича Кузнецова. Все это скорее напоминало некоторый микст, но сама «платформа» не была застывшей, она складывалась на обсуждениях конкретных заказов, по ходу хоздоговорных работ, на многочисленных семинарах.

Андрей Иванович не уставал учиться сам и постоянно организовывал обучение сотрудников. Я пришла в лабораторию в 1974 г. На моей памяти в лаборатории курсы лекций читали П.Г. Кузнецов, Л.Н Собчик, Л.П. Розова, В.Б. Ольшанский и др. Теоретико-методологические обсуждения формировали разные направления работ.

Дружба и сотрудничество с Побиском Кузнецовым сделали управленческую проблематику ведущей в лаборатории прикладных проблем, в 70-е – начале 80-х Кузнецов был ее идеологом. Это человек уникальных способностей и драматической судьбы: 10 лет сталинских лагерей, самообразование, трудный путь в науку, интереснейшие разработки по управленческим технологиям и признание в 60-е годы, в 1970-м – разгон лаборатории, которой он тогда руководил, исключение из партии, психиатрическая клиника, положение безработного… В лаборатории Прохорова «энергетический» подход Кузнецова реализовался в формах комплексных исследований предприятий с участием разных профессиональных позиций и ориентацией на поиск механизмов повышения эффективности деятельности. Были и другие направления работ: психодиагностика и составление психологических портретов управленцев, социологические обследования предприятий и пр.

В 70-е годы в стране стала интенсивно развиваться психология управления, Андрей Иванович увидел в ней некоторую рамку, которая объединяла разные направления деятельности лаборатории. Он организовывал переводы работ западных авторов по этой проблематике, устраивал научно-практические семинары и конференции, взаимодействовал с ведущими специалистами страны.

Вообще, существование этой лаборатории было достаточно проблематичным и в каком-то смысле одиозным: здесь занимались проблемами, выбивающимися из тематики Института; сотрудники, поскольку работали по хоздоговорам, получали зарплату выше, чем в других подразделениях, на лабораторию смотрели «косо»; при этом в самом коллективе кое-кто предъявлял Андрею Ивановичу претензии в отсутствии «научности». Он же делал ставку на тех, кого принимал на работу, и создавал для нас максимально благоприятные условия. Я это расценивала как большую удачу (по крайней мере, когда «нашла» ММК), но часть людей испытывала от этого дискомфорт. Было много организационных пертурбаций: лабораторию периодически собирались закрывать, потом она переросла в отдел, состоящий из нескольких лабораторий, занимавшихся хоздоговорными работами; Прохорова то назначали зав. отделом, то низводили до руководителя группы и пр.

В 1981 г. я познакомилась с ГП, и через год поняла, что мне трудно совмещать основную работу и такое «хобби», как ММК. Хотелось это как-то соединить, поскольку темы, которыми приходилось заниматься, следовало, как мне казалось, прорабатывать в СМД парадигме. Мне было тесно в «энергетическом» подходе П. Кузнецова (в 1974 г. он был фактическим руководителем моей дипломной работы). Поначалу Прохоров довольно негативно относился к ГП, зная о нем понаслышке и, видимо, почуяв в нем соперника Побиска. Однажды на заседании нашей лаборатории на ул. Герцена Андрей Иванович организовал настоящий «ринг»: для обсуждения какой-то темы он пригласил Кузнецова и ГП. Тему не помню, но «битва титанов» запечатлелась как событие незабываемое.

Потом были встречи АИ и ГП на разного рода семинарах и конференциях. АИ проводил много подобных мероприятий, издавал сборники, для участия в которых стал приглашать ГП. Периодически мне приходилось просить Прохорова отпускать меня на игры. Сначала он делал это неохотно, но постепенно ситуация менялась. В 1984 г. в лаборатории стали работать Г. Александрова, Д. Дмитриев, Ю. Василевский, мы организовали свою методологическую группу: обсуждали разные темы, пытаясь соотнести то, что осваивали в методологии, с «производственной» работой. Радикальный поворот произошел в том же 1984 г., когда у нас на грани срыва оказалась разработка «Общеотраслевых методических материалов по учету психологических факторов при работе органов управления министерств (ведомств) и предприятий в условиях ОАСУ и АСУП» по заказу Госкомитета СССР по науке и технике (ГКНТ СССР). Я предложила Андрею Ивановичу превратить ситуацию возникших с этой темой затруднений в предмет рефлексии, а соответствующий анализ и разработанные на его основе проектные предложения представить в качестве отчета. Работа была сделана и принята заказчиком. Методологическая работа в лаборатории оказалась «легализованной».

В 1985 г. Прохоров защитил кандидатскую диссертацию, в 1981-м был восстановлен в партии. Он неоднократно предлагал ГП помочь ему в восстановлении в КПСС (поскольку обладал достаточно обширными связями), тот отказывался. Не будучи диссидентом и не подвергая сомнению партийные постулаты, он в то же время своей активностью и здравым смыслом, уверенностью в практичности науки и вообще мышления выбивался из тех правил игры, которыми была обустроена официальная наука и партийная бюрократия.

В 1986 г. лабораторию перевели в Институт управления и экономики народного образования, и она стала пополняться людьми, имеющими отношение к Методологическому кружку: Ю. Громыко, Л. Алексеева, О. Глазунова, И. Назарова, А. Пинский, С. Табачникова. В том же году Ю. Громыко провел первую игру, а дальше игры, семинары, методологические разработки постепенно становились основной формой работы, новички (Е. Иванова, А. Лазарев, Е. Самсонова, И. Оборин) подключались к этим процессам. Управленческая проблематика сосредоточилась на идее перестройки управленческого механизма, направленной на обеспечение развития образования. Содержательным лидером был Ю. Громыко, который и возглавил лабораторию после смерти Прохорова.

… Тем, что и я стала проводить свои (как руководитель) ОДИ, я обязана Андрею Ивановичу – он «заставил» меня это сделать, дал тот необходимый пинок, без которого, видимо, я на это не решилась бы.

Он был из тех людей, кто «жил и жизнь давал другим». Он верил в тех, с кем работал и дружил, и старался создать условия для реализации способностей людей, в которых верил. И, думаю, найдется немало тех, кто вспоминает его с благодарностью.

И еще: наверное, он немного не дожил до «своего» времени. Его организаторский талант натыкался на ограничения, которые сегодня уже кажутся нереальными.

Blog

Ii том (рабочие материалы)

Содержание