Мрак. Только черные скелеты веток. Только жухлая трава под чуткими ступнями. Только странные каменные глыбы, уходящие вертикально вверх
| Вид материала | Документы |
- Творческий путь В. М. Шукшина, 234.35kb.
- Татьяна Толстая. Кысь, 3310.46kb.
- Человек не плетет паутину жизни, он лишь ниточка в ней. Все, что он делает, он делает, 1796.39kb.
- 12. Формальные грамматики и автоматы, 176.6kb.
- План учебно-воспитательной работы 3 класса на 2006-2007 учебный год, 1141.82kb.
- Нп «сибирская ассоциация консультантов», 58.86kb.
- Аборт это намеренное прекращение жизни развивающегося в утробе матери ребенка, 227.57kb.
- Курс №9 эсхатология последнее время. Что будет с этим миром? Ей, гряди Господи!, 1039.37kb.
- Под космизмом понимается целый поток русской культуры, включающий не только философов, 369.69kb.
- Новое поколение роботов исследует глубины океана. Эти механические существа способны, 63.99kb.
-Батя, что ты мозги пудришь? Ты власть свою никому не отдашь.
-Я- да. Не отдам. Но я лидер. Таких как Седых – единицы. Большинство чиновников обычные люди, тянущие свою лямку до пенсии. Им повесить такую пенсионную конфетку перед носом и они будут честно пахать без взяток и воровства. Какая экономия государству выйдет! Только честно, согласился бы ты в пятьдесят лет на пенсию выйти. Так, что бы все у тебя было да еще тысяч сто долларов не облагаемого налогом годового дохода в виде пенсии?
-Я бы и сейчас согласился. – Честно признался Витечка.
-П..дюк! – Махнул рукой Степан Иванович. - Перед кем я распинаюсь? Урод! Все! Хватит философии! Мои условия принимаешь?!
-Зарплата пятьсот рублей в месяц?
-Да. – Безапелляционно подтвердил “батя”.
-А машину новую купишь?
-Не торгуйся, не на базаре.
-Ладно. – Витечка подумал, что машину можно и у матери выцыганить.
Седых старший подошел к телефону и набрал номер:
-Громова. Это Седых. – Витя смотрел на отца и представлял как сейчас мечутся менты в поисках Громова по зданию городского управления внутренних дел. – Приветствую. Как поживаешь? – Седых разговаривал с Громовым, как генерал говорит с не сделавшим карьеры однокашником: по-приятельски, но немного свысока. – Как там мое поручение?…. Был в больнице?…. Предупредил, что бы не болтал?…. Отлично…. Выставил охрану? Молодец, хорошо придумал. Знаешь, вечерком, попозже прихвати-ка их обоих. К себе забери. Пусть посидят, подумают…. Нет, бить не надо…. Только в самом крайнем случае, сам понимаешь – гордость страны… Да, если окажут вооруженное сопротивление. Приятно разговаривать с умными людьми. Ты мне вот, что скажи, Громов, почему до сих пор в майорах ходишь. Недооценивает тебя областное начальство. Надо будет подсказать, кому следует. Пора тебе вторую звездочку на погоны цеплять. На охоту когда собираешься? Заработался совсем. Отдыхать надо. Отдыхать. Я с вертолетчиками договорюсь: через недельку в тайгу слетаем. Как на это смотришь?…. Ну, бывай. Здоровье тебе и твоей супруге…. Спасибо.
-Я, что обещал - сделал. – Седых-старший повернулся к сыну. – Завтра к девяти ноль-ноль в Мэрию. Учти, я зайду, проверю. Считай, что магазина у тебя нет. Ему хозяин нужен, а не пиявка. К бизнесу, ты, как видно, не расположен. Документы на мать переоформлю.
- Ладно, батя. – Витя был доволен. Все вышло почти, как он хотел. Дело со стрельбой замнут. Его обидчиков накажут. И с работой как-нибудь все утрясется. Отец на плохое место не поставит.
55.
Оглядевшись, Дима обнаружил рядом с кроватью нечто вроде пультика. На небольшой панели прилеплены: две кнопки, лампочка и краник. Явно кустарного происхождения. Кнопки - судя по всему, от лифта, краник, вероятно, предназначался для подачи кислорода. По стене от панели к плинтусу тянулись несколько проводов и тонкая металлическая трубка. Над одной из двух кнопок лаком для ногтей было написано: “Вызов сестры”. Автор надписи обладал художественными способностями на уровне Остапа Бендера. Буковки разной величины раскачивались из стороны в сторону, как ветки в ветреный день. Предназначение второй кнопки можно было узнать только эмпирическим путем. Рядом с ней так же, когда-то существовала надпись. Но, видимо, один из смертельно больных пациентов в ожидании вызванной сестры от скуки соскоблил буквы. Эксперименты Дима отложил на потом и попробовал вызвать сестру. Кнопка без сопротивления подалась. Кириллов прислушался. Никакого результата. Нажав кнопку повторно, Дима не убирал палец довольно долго. Сестра не появилась. Зато кнопка провалилась внутрь пультика и возвращаться обратно отказывалась категорически. Но и такое бесцеремонное, если не сказать наглое, напоминание о существовании больного не взбодрило медперсонал. Перевернувшись на кровати поудобнее, Дима исследовал проводку и обнаружил, что чудеса сервиса на самом деле не более чем “Потемкинская деревня”. Провода действительно уходили под плинтус, но уже в двадцати сантиметрах дальше, под кроватью, выныривали обратно унылыми окислившимися жалами. Трубка торчала пятью сантиметрами дальше.
-Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. – Дима решил встать с кровати. Казавшаяся элементарной задача, на самом деле таила серьезную проблему. Кто изобрел это орудие пыток для больных и, главное, почему назвал пыточное устройство кроватью - тайна покрытая мраком. С больничного ложа, человек Диминого роста мог спуститься сравнительно просто и безопасно. Но только при условии наличия у него парашюта. Длинные, как у жирафа, ноги кровати, поднимали больного на пугающую высоту.
Цепляясь за спинку, раненый “борец с мафией” довольной удачно сполз на пол. За дверью палаты его поджидал неприятный сюрприз: здоровый детина в милицейской форме, преградил Сергею дорогу, заявив:
-Не велено выпускать.
-Я, что, арестован? – поинтересовался у охранника Кириллов.
-Тебе сказано: не велено выпускать. – Детина стоял насмерть.
-А впускать?
-Тоже не велено.
-Отлично. Считайте, что вы меня не впустили. – Дима шагнул в коридор. Милиционер опешил. Он глядел вслед уходящему Кириллову и никак не мог принять решение. Отреагировал охранник с запозданием. Спустя пару секунд до него дошло, что его надули.
-Эй, слышишь, стой.
Дима прибавил шагу. Хотя сказать: “прибавил шагу” было некоторым преувеличением. В данном случае границы увеличение скорости варьировались между скоростью улитки и черепахи. В голове гудело, ноги отказывались подчиняться, пол предательски шатался под босыми ступнями. Попытка побега была изначально обречена на неудачу. Здоровяк догнал Диму в пять шагов, сгреб подмышку. Те же пять шагов ему потребовались, что бы вернуться к дверям и, как тюк, забросить Кириллова в палату.
-Объясняю для особо тупых: выходить не велено. Еще раз нарушишь – применю силу. – Физиономия стража не выражала недовольства. Он не был Диминым врагом. Просто имелся приказ, а приказ следует выполнять неукоснительно.
-А Светлану Георгиевну позвать можно? – Это был последний вариант спасения.
-Не велено. Лечись. Отдыхай и не высовывайся. – Дверь перед носом Димы захлопнулась. Разговор, по всей видимости, был окончен.
Дима ждал, что придет Сергей, но он так и не объявился. Скорее всего, Ларькова сторож не впустил. Получался полный карантин. Димина болезнь была исключительно заразна и называлась: “Он слишком много знал и слишком здесь зажился”.
В семь принесли ужин. Пожилая сестра в стареньком халате, со следами стирки “обычным порошком”, поставила поднос на тумбочку рядом с Диминой кроватью. Бдительный милиционер зашел следом. Есть не хотелось. Подгоревшая пшенная каша одним своим видом убивала аппетит. Кириллов только поглядел на желто-коричневое месиво и сразу понял, что сыт по горло. Но приход сестры нужно было постараться использовать. Кроме нее никто не мог передать весточку Сергееву.
-Спасибо. – Дима взял тарелку, задумчиво повозил ложкой в подгоревшей пшенке. Следов молока в каше не наблюдалось, зато следы пожара присутствовали.
-Кушай, миленький. Не будешь есть - не поправишься. – Сестра поглядела на перевязанную голову Димы. – Череп-то цел?
-Что ему сделается. Мы, Кирилловы, твердолобые. – Кириллов зацепил несколько крупинок на кончик ложки и, преодолевая отвращение, положил их в рот. На вкус каша оказалась даже хуже, чем можно было ожидать. – Извините, у меня к вам просьба будет.
Милиционер у дверей насторожился и, не торопясь, пошел к кровати.
-Какая, миленький? – бабушка с сочувствием наблюдала за попытками Димы проглотить чудное произведение больничных кулинаров.
-Позвоните, пожалуйста, старшему следователю городской прокуратуры вот по этому телефону. – Бумажку с номером телефона Дима заготовил еще час назад. Прежний обитатель палаты оставил в тумбочке наследство: полу изорванный блокнот, огрызок карандаша и, непонятно каким образом попавший в комплект писчебумажных принадлежностей, использованный презерватив. Возможно, им заменяли ластик, исправляя грамматические ошибки.
Милиционер потянулся за клочком бумаги, но Дима отдернул руку.
-Слушай, я тебе по-хорошему говорю: не положено.
-“Не положено” что? Выходить, разговаривать, звонить, приглашать в гости старшего следователя прокуратуры? – Было понятно, что передать записку сестре дисциплинированный страж не позволит. Надежды на то, что пожилая женщина успела разглядеть и запомнить номер телефона, тоже не было.
-Все не положено. – Здоровяк особой разговорчивостью не отличался. Вероятно именно в силу этого своего качества, он и казался в почетном карауле у Диминой палаты. Кириллов понял, что это мышеловка, а он, Дима, в мышеловке даже не сыр. Он здесь пойманная мышь. И сидеть ему придется до тех пор, пока не примут решение относительно его дальнейшей судьбы. Сидеть и не рыпаться. С охранником все равно не справиться. С четвертого этажа через окно не убежать.
-Я есть не буду. Нет аппетита. И жить хочется. – Дима поставил тарелку на поднос, незаметно подложив под нее бумажку с номером домашнего телефона Ивана Ивановича. Сестра взяла поднос.
-Зря вы это, миленький. – Мягко пожурила медсестра. – Оно, может быть и не очень вкусно, но все желудку занятие. Не слюни же ему переваривать? Отравления от каши не будет, а язву без нее, заработать очень даже можно.
-Стойте. – Милиционер поглядел на Диму, поднял тарелку и, сохраняя полную невозмутимость, достал из-под нее записку.
- Не положено. – Свертывая клочок бумаги, и укладывая его в нагрудный карман, повторил бдительный страж.
Дима понял, что проиграл.
-Пойдемте. – Здоровяк слегка подтолкнул медсестру к дверям.
-Вот вы где, господин Кириллов! - В палату не торопясь, входил Сергеев. Его непременный спутник: потрепанный кожаный портфель, как обычно покачивался в правой руке. Из-за спины следователя выглядывала улыбающаяся физиономия Сергея. Рядом с Ларьковым был еще кто-то, но спина следователя закрывала третью фигуру.
-Выйдите все. Не положено! – Бросился выполнять свои обязанности охранник.
- Старший следователь городской прокуратуры Сергеев. – Иван Иванович достал удостоверение и развернул перед носом охранника.
-Не по… - Завел излюбленный мотив здоровяк, грудью вытесняя Ивана Ивановича из палаты.
-Вы не поняли? Повторить по слогам? - Перебил его Сергеев. – Или сами сможете прочитать?
-У меня приказ. – Оправдываясь, милиционер еще пытался преградить дорогу следователю.
-Сейчас же очистите помещение. Мне нужно переговорить со свидетелем. Все ясно? –Сергеев отодвинул здоровяка в сторону, как отодвигают штору: легко и непринужденно.
-Так точно. – По-военному ответил милиционер и вышел за дверь.
Дима пытался разглядеть: кто еще там, рядом с Ларьковым, стоит в коридоре. Ему почему-то казалось, что этот не праздное любопытство. Но проем дверей постоянно оказывался прикрыт: то Сергеевым, то милиционером, то медсестрой.
-Я тебя разыскивал весь день. – Сергеев пододвинул стул и сел перед Димой.
-Иван Иванович, я пытался вам позвонить, но эта дубина. – Дима указал в сторону закрытых дверей. – Не дал. “Не положено, не положено”. – Передразнил он вышедшего охранника.
-Любопытно. Зачем это я, любезный Дмитрий Валентинович, понадобился? - по взгляду Ивана Ивановича было сложно определить, что это: мягкая ирония или злой сарказм.
-Я снова чувствовал его. Понимаете, вечером все было в порядке. Я даже спать лег. Никаких ощущений. Ровным счетом, никаких. – Дима вдруг начал волноваться. – Проснулся среди ночи. Но, опять же не из-за маньяка. Вскрывали входную дверь. Я и проснулся. Спрятался за штору. Ничего другого придумать со сна не мог. Приходил Шах с охранниками Вити Седых. Втроем приходили. Собирались убить меня, а потом в больницу к Ларькову пойти. Его тоже убить хотели. Они сначала в темноте стреляли. Вслепую, наугад. По-моему два раза. В диване должны быть пули. А потом решили свет зажечь. Я, честно говоря, испугался. Это же не с дочкой в прятки играть. Они бы сразу нашли. Пришлось из окна прыгать. Когда побежал от них, вот в этот момент я его почувствовал. Но сделать ничего не мог. Рация на столе, в квартире осталась. Возвращаться за ней нельзя. В квартире же кроме рации еще эти идиоты с пистолетами. Да и не контролировал я себя. То же ощущение ужаса. Голова вообще отключилась – ни одной мысли. Только страх. Эти стреляли: тоже страшно было, но не так. Там все понятно, а здесь – вместо мозгов одни инстинкты. Бросился бежать, но меня нагнала пуля. Очнулся уже в больнице. Совсем недавно. В пять часов вечера.
-Сходится. Сказал Сергеев и задумчиво потёр кончик носа.
-Что сходится? – Дима спрашивал, но ответ уже знал: одним трупом этой ночью стало больше.
-Ночью убили гражданина Шахова. Тот же почерк. Сломан позвоночник, прокусано горло, вырваны куски мяса. Труп спрятан под ветками. – Иван Иванович глядел на Диму в упор. – Все слишком хорошо сходится. Вам не кажется?
Кириллова охватило отчаяние и злость. Злость на себя, за то, что снова не смог совладать со своим страхом. Его трусость стала причиной смерти человека. Пусть дерьмового, но человека. По Шаху плакала тюрьма, но не кладбище. Чуть-чуть выдержки, чуть-чуть самообладания и, возможно, эту кровавую вакханалию можно было остановить уже прошлой ночью. Остановить раз и навсегда.
-Моя вина. – Дима отвернулся. Смотреть в глаза Сергеева было стыдно.
-Что вы имеете в виду?
-Шах умер из-за меня. Если бы я не струсил, не побежал, он, наверное, был бы жив.
-Давайте еще раз и медленно: все, что с вами произошло с момента нападения на квартиру. –Сергеев достал из портфеля папку с делом, положил на нее чистый лист бумаги.
Дима старательно, не упуская деталей, пересказал все, что с ним произошло ночью.
Лист бумаги под рукой Ивана Ивановича постепенно покрывался сложной последовательностью каких-то значков и символов. Дима закончил рассказ. Сергеев молча изучал абстракцию, рожденную его рукой. После долгой паузы он, наконец, подвел итоги:
-Если верить вашему рассказу, во время убийства Шахова вы лежали контуженный. Показания соседей подтверждают, что после беспорядочной стрельбы из окна квартиры Ларькова, выстрелов больше не было. Точнее: больше выстрелов никто не слышал. Вас пуля задела здесь. – Сергеев указал кончиком шариковой ручки место на, изображенной им схеме. - Это подтверждают и врачи, нашедшие вас и собственно пуля. Утром эксперты подобрали. Все это косвенно свидетельствует в пользу ваших слов. Но почему, маньяк, постоянно оказывается рядом с вами, но вас не трогает? Добить человека, находящегося без сознания гораздо проще, чем здорового вооруженного молодого парня. Почему погибают ваши враги? Почему только они? Случайность? А может быть в этом ключ разгадки? – Сергеев прервал свои рассуждения и, перестав изучать схему на листке, поглядел на Диму.
-Не знаю. К сожалению не знаю. – Дима и сам не мог понять: почему он ощущает присутствие маньяка, а другие нет. Почему маньяк пощадил его, Диму, по крайней мере, дважды, хотя давно мог отправить на тот свет. За что такая любовь?
-Кто это вам выставил охрану? – Вдруг переключился на другое Сергеев.
-На сколько я понял, меня сторожат по просьбе Седых. Во всяком случае, майор, который поставил у дверей этого монстра, недвусмысленно намекнул, что моя болтливость может ускорить мою естественную смерть. Или послужить поводом посещения психбольницы.
-Какой майор?
-Фамилии я не знаю. Но вы его должны помнить. Он помогал увезти Серегу, когда его ранили.
-А –а-а.. – Задумчиво протянул Иван Иванович. – Интересная песня получается. Интересная. – Он помолчал, потом сложил бумаги в портфель и поднялся. – Эту дубину с дверей я уберу. Отдыхайте, Дмитрий Валентинович, выздоравливайте. И будьте осторожны.
Уже в дверях он остановился и, обернувшись, сказал:
-Чуть не забыл: в коридоре ваша жена. Я Татьяне Николаевне ничего не сообщал. Наверное, ее ваш приятель Ларьков вызвал. И еще. Если не возражаете, совет напоследок: постарайтесь не отпускать от себя Ларькова до вашей выписки. Это в ваших интересах. А, возможно, и в его. До свидания.
-До свидания Иван Иванович. - Дима поймал себя на том, что совершенно идиотская улыбка расползается по его лицу. Теперь он понял, кого пытался разглядеть в коридоре за Ларьковской спиной, и почему это казалось таким важным. Увидеть Таню, услышать ее голос это то, о чем Кириллов мечтал все эти сумасшедшие дни.
55.
-Привет, контуженный! – Серега первым ввалился в палату, едва позволив Сергееву выйти.
-Привет! – Дима был рад увидеть приятеля бодрым и веселым, но непроизвольно старался заглянуть ему за спину. Он так соскучился по жене, что одно ее имя, произнесенное в слух Сергеевым, заставило забыть обо всем. Ларьков, будто специально сдвигался то вправо, то влево, прикрывая собой дверной проем. Вымахал же бич квадратный. Ему только экраном в широкоформатном кинотеатре работать.
-По-моему, ты что-то потерял? – Сергей продолжал играть в “кошки мышки”.
- А где Таня? – Не утерпел Кириллов.
-Таня? – С деланным удивлением переспросил Ларьков. – Ах, Таня. Ты, наверное, имеешь в виду сестричку из урологии? Вот шустряк! Когда только успел! Но твой выбор одобряю. Очень симпатичная и чрезвычайно сексопильная девушка.
- Пошел к черту. – В сердцах ругнулся Дима.
-Сожалею, что не угадал. Значит это не из урологии. Тогда просто ума не приложу, о какой Тане ты говоришь. Я еще не успел обследовать третий этаж. Может быть оттуда?
-Какая урология, кто сексопильная и о каком третьем этаже речь? - Тане, наконец, удалось обойти широкую спину Ларькова. Она стояла в белом, великоватом халате и с тревогой рассматривала Димину забинтованную голову.
-Танечка, - Серега был в ударе и не давал вставить слово: - Урология, это отделение для курящих развратников. Именно поэтому там собираются самые миленькие сестрички. А сексопильная – конечно, ты.
-Но, но. Поосторожнее на поворотах. – Наконец смог перекрыть бурный поток Ларьковского словоблудия Дима. – Тань, я по тебе соскучился.
-Мы с Ленкой без тебя тоже соскучились. – Она подошла к кровати, и Дима ощутил на своих шубах ее теплые родные губы.
-Попрошу не увлекаться. А то мне становится завидно и скучно. - Оставаться на вторых ролях, Сергей не желал ни при каких условиях.
-Ларьков, вы бы зашли как-нибудь в другой раз. – Танька вся просто светилась. – Дай супругам поговорить после разлуки. Мы почти неделю не виделись. Имей совесть.
-Вот так всегда! – Голос Сергея звучал обиженно. – Я, можно сказать, жизнь положил, что бы эти двое встретились. Рисковал репутацией, дружбой, собой, в конце концов: и где же благодарность? - Ларьков стал старательно изображать поиски благодарности в карманах, под кроватью в тумбочке: - Нету благодарности. Нигде ее нету….
-Все, спектакль закончен. Можешь считать, что сорвал аплодисменты. – Дима понял, что такое счастье. Он не без удовольствия наблюдал за манипуляциями друга, но постоянно думал о сидящей рядом жене. Эта миниатюрная женщина значила для него больше, чем весь остальной мир. Ну, может быть, за исключением дочери. – Вали!
-Грубый человек и невоспитанная личность. – Притворно обиделся Сергей. – Я уйду, что бы больше никогда не возвращаться в этот мир, полный несправедливости и предательства. - Сергей развернулся, как по команде “кругом”, и строевым шагом пошел к выходу из палаты.
-Ларьков, потише. - Рассмеялась Таня. – Обрушишь четвертый этаж в подвал.
-Да, да. Сдерживай себя, хотя бы немного. – Подхватил Дима. – И не забудь зайти ко мне через часок. Нам есть о чем поговорить.
-Как прикажете, граждане начальники. – Сергей аккуратно прикрыл за собой дверь.
-Так до смерти мальчишкой останется. – Оценила Таня сценические таланты Ларькова.
-И хорошо.
-Что, хорошо? – Таня посмотрела на мужа. В ней боролись радость встречи, жалость к раненому мужу и обида из-за обмана. Первого обмана за всю их семейную жизнь. И она никак не могла решить чему присудить победу. Эта внутренняя борьба отражалась в Таниных глазах. Они то сияли, то темнели и, Дима любовался этими живыми, волшебными переливами радужки от темно-синего, почти черного как ночь, до золотисто-голубого подобного морской волне под сверкающим солнцем.
-Хорошо, что ты здесь. Сядь ко мне. – Дима сдвинулся, освобождая край кровати.
-Нет. – Таня, все же решила сначала выяснить отношения.
-Почему?
-Потому, что ты врун.
-Я не врун. Я обманщик. Но совсем немножко. И, к тому же, симпатичный. Так, что меня нельзя наказывать.
-Кто тебе сказал, что ты симпатичный обманщик? - Не торопилась уступать Таня. – Ты обычный врун. Кто мне клялся перед свадьбой, что никогда не соврет мне ни разу?
-Наверное, я. – Признался Дима.
-Кто уехал в профилакторий восстанавливать здоровье?
-Не знаю. Может быть я. – Дима вполне осознавал свою вину.
-А кто все это время ошивался в городе? – Допрос с пристрастием продолжался.
-Танечка, тебе бы с твоим умением “раскалывать” преступников – в милиции работать. А то там одни дебилы собрались. А преступность не дремлет. Она растет. Уже почти всю страну охватила. Если так дальше пой….
-Ты, дорогой Кириллов, мне зубы не заговаривай. – Перебила его Таня.
-Ага! Все-таки, дорогой. – Обрадовался Дима и взял жену за руку.
-Не подлизывайся. – Таня сделала слабую попытку выдернуть руку. Но Кириллов не собирался уступать “захваченный плацдарм”.
-Танюша, я же не просто так. Я делом занимался. Неужели тебе Сергей ней сказал? – Дима попытался заглянуть Тане в глаза, но та отвернулась.