Мрак. Только черные скелеты веток. Только жухлая трава под чуткими ступнями. Только странные каменные глыбы, уходящие вертикально вверх
| Вид материала | Документы |
- Творческий путь В. М. Шукшина, 234.35kb.
- Татьяна Толстая. Кысь, 3310.46kb.
- Человек не плетет паутину жизни, он лишь ниточка в ней. Все, что он делает, он делает, 1796.39kb.
- 12. Формальные грамматики и автоматы, 176.6kb.
- План учебно-воспитательной работы 3 класса на 2006-2007 учебный год, 1141.82kb.
- Нп «сибирская ассоциация консультантов», 58.86kb.
- Аборт это намеренное прекращение жизни развивающегося в утробе матери ребенка, 227.57kb.
- Курс №9 эсхатология последнее время. Что будет с этим миром? Ей, гряди Господи!, 1039.37kb.
- Под космизмом понимается целый поток русской культуры, включающий не только философов, 369.69kb.
- Новое поколение роботов исследует глубины океана. Эти механические существа способны, 63.99kb.
Зубы Его мягко и проходят сквозь тонкую белую кожу, и открывают дорогу к живительной горячей крови. Ноги добычи подгибаются и обмякшее тело добычи падает на землю.
Он пьет кровь жертвы и чувствует, как голод, забывает слова своей тоскливой песни. Он пьет кровь жертвы и ощущает, как чрево наполняется сытым и сонным теплом. Он рвет мясо жертвы и к горлу подступает победный крик, знаменующий удачную охоту и призывающий удачу во всех охотах потом. Он уступает своему сердцу. Крик его разрывает мерный шум дождя, заглушает скрип и стук веток. Ветер подхватывает этот страшный вопль торжества, и швыряет в крутые бока каменных глыб. Швыряет, разбивая и множа, леденящий душу звук на тысячу торжествующих воплей.
Великий Охотник сдирает с жертвы странную кожаную накидку.
Насытившись, Он надежно прячет добычу. Он волочет ее в кусты, закидывает ветками, прикрывает камнями и грязью. Вряд ли Великий Охотник вернется сюда еще раз: настоящие охотники не питаются падалью. Но предки учили: никто не знает, когда голод возьмет за глотку. Добыча, припасенная в тайнике, может разжать хватку голода.
Он уходит просто. Он не путает следы. Он не боится ничего. Мрак и дождь скроют Его путь, и никакой враг не сможет выследить Его след в теплое логово.
52.
-Чумазенький, с возвращением! – Дима узнал голос Светы. Сказать, что в нем было много сочувствия, значило согрешить против истинны. – Не на долго ты своего приятеля в одиночестве оставил. Не дал ему соскучиться.
-Где я? - Обстановка вокруг была раздражающе знакомой. Холодная комната с салатными стенами и белым потолком напоминала о чем-то очень неприятном.
-Не беспокойся – не в Аду. Хотя вполне мог попасть и туда. Если бы пуля прошла чуть-чуть правее.
-Пуля? – Дима начал припоминать, что с ним произошло. Да, действительно, в него стреляли. Он убегал, а в него стреляли. Но было еще что-то. Что-то очень важное, не связанное со стрельбой. По крайней мере, не связанное напрямую.
-Да. Именно пуля. Такая маленькая металлическая штучка. Она сделана специально для того, что бы выбивать мозги из голов, в которых, чаще всего мозгов, собственно, и не наблюдается. Твой пример – прекрасная иллюстрация. - Светка стояла рядом с высокой казенной кроватью и рассматривала длинную змею ленты кардиограммы.
-Ты меня утешила. Спасибо.
-Чем, интересно, я тебя утешила? – Она на мгновенье отвлекалась от увлекательного занятия расшифровки кардиограммы.
-Раз у меня не было мозгов, значит, вышибить их не удалось…
-Не удалось. Жить будешь. – Света снова углубилась в иероглифы синеньких кривых на бумажной ленте. – Когда у больного начинаются рецидивы самоиронии, можно утверждать, что он еще долго намерен портить жизнь окружающим.
-Забавно такое слышать от подруги детства: кому это я порчу жизнь? – Дима попробовал оценить свое самочувствие. Голова немного побаливала, но от такой боли не умирают. В груди по-прежнему давило, но к этому Дима уже привык. Руки, ноги шевелились. Все обстояло не так уж плохо.
-Мне, например. Завела себе сумасшедших одноклассников. Знала бы, что этим кончится – вообще в школу не пошла. Или институт бросила на первом курсе. Не пришлось бы проклятую латынь зубрить. – Она, наконец, положила ленточку в карман халата. – Ну, каковы ощущения искателя приключений?
-На дискотеку я, наверное, не пойду. Нечего там серьезному женатому мужчине делать. А так: все классно. Вот поговорю с тобой еще минут десять (когда еще встретимся?) и отправлюсь домой. – Дима попробовал подняться, но сразу закружилась голова.
- До дома тебе как до Занзибара на байдарке. Да и не отпущу я тебя из больницы минимум неделю. Пройдешь обследование по полной программе, сдашь все анализы, напишу на тебе докторскую, а потом гуляй Вася на все четыре стороны.
-Во-первых, я не Вася. Доктор, вам не лечить, а лечиться надо. От склероза. Во-вторых, почему это ты меня собралась здесь неделю мариновать? – Возмутился Дима.
-По кочану. Должна же я хотя бы изредка высыпаться.
-Ну и спи. Я то чем тебе мешаю?
-Своей безудержной страстью к приключениям. Сначала благодаря тебе меня сорвали с постели спасать твоего сержанта. Потом вытащил с дежурства выручать Ларькова. Потом Ларьков достал меня среди ночи спасать тебя: “Ах, Димочку убитого привезли. Света, милая, оживи его”. - Света довольно похоже передразнила голос Сереги. – Как только узнал, стервец, что тебя привезли? Небось, опять в приемном покое с сестричками ночь напролет любезничал.
- А время сколько?
-Время детское: пять часов. Скоро ужин принесут. Хотя, будь моя воля, я бы тебя на диету посадила.
-Хорошо хоть не на кол.
-Да ты, вообще, заслужил. Но уж больно зрелище неприятно: человек насаженный на кол - жуть. У меня, наверное, просто нервы не выдержат.
-Вот оно! – Обрадовался Дима. Точно: “жуть”. Вот, что было во время выстрелов. Ужас, опять тот же дикий животный ужас, что и на мостике. Маньяк прятался где-то рядом с домом Ларькова. – Светочка, голубушка, мне срочно нужен Сергеев.
-Кто? – Не поняла Света.
-Ну, тот следователь, который командовал милицией у Сергея дома, когда ты штопала Ларькова.
-Солидный, в гражданском, с обшарпанным портфелем? – Вспомнила Света.
- Да. – Дима начал уставать и задыхаться. Казалось: кто-то откачал из больничной палаты воздух.
-Не знаю, как твой Сергеев, а милиция сидит в коридоре и дожидается, когда ты соизволишь с ними побеседовать.
- Побеседую. Им все равно не откажешь. – Ситуация скалывалась таким образом, что с милицией следовало поделиться всеми подробностями. И тем, что они с Серегой устроили в офисе Седых и тем, что в отместку наделал Витечка со своей командой. За пережитое унижение и сгоревшую шикарную машину Седых-Младший выставит счет по максимуму. Разгромом в квартире Ларькова, прихвостни Седых не ограничатся. Отсюда вывод: война может развернуться на территории городской больницы. Стрельба в здании, набитом больными наверняка обернется массой жертв. Причем пострадают ни в чем неповинные люди. Без милицейской охраны здесь не обойтись. Следовало “отдать” всю информацию органам, попросить выставить охрану, вызвать Сергеева и предупредить Ларькова, что бы избежать различий в показаниях. Словом, в ближайшие пол часа предстояло славно потрудиться.
-Света, не в службу, а в дружбу: передай, пожалуйста, Сергею, что я расскажу все о Викторе Седых.
-Седых? - переспросила Света.
-Да. Сергей поймет.
-Ладно, передам.
-И, если можно, скажи как там эти калеки: мой сержант и Серега?
-Сергея завтра выпишем. Он всю больницу “на рога” поставил. Здоровья у этого битюга не меряно. Баллистической ракетой не усмирить. А Хряков пока в реанимации. В сознание еще не приходил. Даст Бог - выкарабкается. – Света повернулась к дверям. На ходу сообщила:
-У вас, Кириллов, сердечко некудышное. Не хотите осиротить дочку, ведите себя тихо, не нервничайте и не перенапрягайтесь. – Уже в дверях повернувшись, добавила мягче. – Дима, понял? Милицию предупрежу, что бы тебя особенно не доставали.
-Спасибо, Света. – Дима откинулся на подушку. Веки слипались неудержимо. Разговор о дискотеке действительно был преждевременным. На скрип двери Дима не отреагировал. Закрытые глаза давали возможность получить еще несколько секунд для подготовки к разговору.
-Здравствуйте Кириллов. – Дима вздохнул, собрался с силами и открыл глаза. Перед ним стоял тот самый майор Громов, который посадил его в “отдельную камеру”, а вчера помогал отвезти в больницу Сергея.
-Здравствуйте.
-Светлана Георгиевна просила не утомлять вас. Но служба требует ответов на некоторые вопросы.
-Я готов. – Дима старался, на сколько возможно точно, выстроить в голове события последних суток.
-При каких обстоятельствах вы были ранены?
-Выскочил из окна. Пытался убежать. Не получилось. – Слова Димы майора не устроили. Он поморщился, выказывая свое недовольство. Немного подумал и задал следующий вопрос.
-Из какого окна?
-Из окна квартиры Сергея Ларькова, где вы допрашивали меня вчера. Я там остался переночевать.
-Так. – Громов наморщил лоб и с недоверием спросил: – Вы хотите сказать, что сиганули из окна второго этажа с высоты почти шести метров, поднялись с земли и спокойненько побежали дальше?
-Спокойненько, как вы выразились, мне бежать не давали. Но в общих чертах вы меня поняли правильно. – Недоверие майора Дима объяснить не мог.
-Ладно. Пусть так. Зачем вы прыгали из окна?
“Он бы еще спросил: а зачем вы едите? Ах, что бы жить?!” - Удивился Дима. Он начал подумывать, что у майора Громова серьезные проблемы с поисками преступников. Вернее с желанием преступников искать. Все вопросы формулировались таким образом, что бы получить минимум полезной информации по сути происшествия. Диме захотелось сказать какую-нибудь дерзость, но он сдержался.
-На моем месте так бы поступил каждый. Даже вы.
-Что вы этим хотите сказать? – Насторожился милиционер.
-Когда стреляют в безоружного человека у него только два варианта действий: убежать или умереть. Я предпочел убежать. – Дима не скрывал иронии, и майор иронию услышал.
-Ваши шутки неуместны. И вообще, все, что вы рассказываете, выглядит очень странно. Значит, вы настаиваете, что в вас стреляли, а вы убежали через окно?
-Я не настаиваю. Я просто убежал. Они включили свет, я сразу выпрыгнул. Если бы это было не так, то я сегодня с вами не разговаривал. – Этот намек майор воспринял как личное оскорбление.
-Еще никто не посмел отказаться от разговора со мной. Думаю, что и вам бы не удалось. – Громов злился.
-Очень даже удалось. На сколько я знаю, обитатели морга мало разговаривают и плохо пахнут. Вряд ли я чем-то отличался бы от других.
Майор Громов начал нервничать. У него побелели щеки и слегка подергивались губы.
-Возможно. Вы заметили: кто в вас стрелял?
- Отлично заметил.
-И?
-Это были: некто Шахов по кличке Шах и двое телохранителей Виктора Седых.
-Как же вы это смогли увидеть, если побежали, сразу, как только включили свет? - Торжествующе произнес майор. – Вы знаете, что бывает за дачу заведомо ложных показаний?
-Не знаю. Надеюсь, вы просветите. – Дима уже был уверен: Громов приехал к нему в больницу не за деталями ночного налета.
-Я то просвищу. – Майор задумался, потом неуверенно поправился. – Просветю.
Дима молча наблюдал за процессом решения сложной лингвистической задачи. Громов покраснел. Похоже, от непомерной нагрузки его мозг стал перегреваться.
-Короче. Если вы напишете заявление и станете настаивать на открытии уголовного дела, я вас направлю на экспертизу к психиатру. Ни капли здравого смысла в ваших словах нет. Вы в одних трусах бегаете по улице, спотыкаетесь, падаете. Сами падаете, понимаете? Никакой пули не было. Белая горячка – возможно. Пуля – нет. Все объясняется просто: год назад сотрясение у вас уже было, а тут еще добавили: вот крыша и поехала. Так, что лечитесь. И учтите: лечиться лучше здесь, чем в психушке.
-Понял, господин начальник. А кого вы в психушку спровадите, когда меня с простреленной головой найдут? – Логика вопросов Громова стала вполне объяснима.
-Когда найдут, тогда и буду решать. Вам все ясно? - Майор отодвинул стул и поднялся. – Прощайте.
-Вы хотели сказать “до свидания”? – Постарался улыбнуться Кириллов.
-Жизнь покажет.
-Приятно поговорить с оптимистом. – Продемонстрировал бесшабашность Дима. Но эту реплику, уходящий, просто не услышал. Или сделал вид, что не услышал
-«После всего этого Светка еще обвиняет меня в поисках приключений! Разве это справедливо?» - Последнее время приключения сами находили Диму. Для этого не требовалось совершенно никаких усилий с его стороны.
Дима плохо ориентировался в законах, но был уверен: вряд ли для возбуждения уголовного дела от него требовалось какое-то заявление. Гильз в квартире Сереги не меньше чем битого стекла на городском пляже. Следствие, по логике, должно было начаться безо всякого Диминого вмешательства. Если милиция строит ему глазки и грозит пальчиком, значит, о ее слепоте уже позаботились. Наверняка позаботятся и о них с Сергеем. Но, наверное, эта забота окажется совершенно иной. Значит, залеживаться в больнице не стоит – это раз. И два: следует как можно быстрее связаться с Сергеевым. Не похож он на члена клуба банкирской мафии. Иван Иванович мужик, вроде, порядочный. Может, что умное подскажет. И, наконец, пункт третий: им с Сергеем нужно держаться вместе.
54.
-П..дюк! После всего, что мы с матерью для тебя сделали, так подставить! “Батя, спаси”! Да я тебя своими руками придушу, гаденыша. Стрельбу в городе организовал. В моем, между прочим, городе. Хочешь пострелять - иди займись пейнтболом. Играй с такими же недоносками, пачкайся краской. Но сам! Понимаешь? Сам пачкайся! А меня пачкать не смей!
-Батя, я нечаянно. Батя, в последний раз. Выручи…. - Витечка боялся этого разговора, но избежать выяснений с отцом было уже невозможно. Слишком далеко все зашло. Слишком много шума для такого маленького города. Слишком много свидетелей. Слишком много слухов.
-“Батя, выручи! Батя, в последний раз”. – Передразнил сына Седых старший. Он давно подозревал, что из их отпрыска ничего дельного не получится. Он видел, как сверстники его сынули бились над учебниками, пытались прорваться наверх, сделать карьеру, заработать капитал. Они землю зубами грызли, добиваясь своего, а Витя бегал по кабакам и да спускал родительские деньги на баб. Сколько раз он говорил Маше: “Угробим ребенка. Не мужик растет – кисель”. Куда там. “Наш Витечка очень ранимый и одаренный мальчик. К нему нужен особый подход”. Вот тебе и ранимый. Вот тебе и одаренный. Вот тебе и особый подход. – Ты посмотри на себя! Подойди к зеркалу и посмотри! – Степан Иванович схватил отпрыска за локоть и подтащил к огромному трюмо.
-Что ты видишь?
-Себя… - Витечка с тоской глядел на свое отражение.
-Ну и как тебе? – Не отставал отец.
-Ничего
-Ничего? – Эта лоснящаяся рожа, этот потухший взгляд вызывали у главы семейства чувство близкое к ненависти. – Ничего, говоришь? Студень, кисель, свиная тушенка “Китайская стена”: жира много и пользы никакой.
Витечка опустил голову, но взбешенный отец схватил его за кудри и ткнул лицом в зеркало:
-Смотри на себя, не отворачивайся! Мне пятьдесят шесть. Я пашу по десять часов в сутки, но у меня пузо не висит, щеки не болтаются, с губ слюна не течет. Я мужик! Таких как ты трех завалить могу. А может и больше. Мне жить интересно. Сейчас такое время, что человек с мозгами и огоньком в глазах за год из дерьма в миллионеры выбиться может. Не умеешь строить – торгуй. Не умеешь торговать - воруй! Но живи, черт тебя подери.
-Хорошо. Вот только сейчас помоги. В последний раз. А, батя? – Эти поучения Витечка выучил наизусть. Нравиться отцу властвовать – пусть себе тешится. Нравиться лекции читать – пусть читает. Лишь бы сейчас вытащил. Сказал кому нужно, что бы Ларькову, да второму, шибзику, мужу сучки Кирилловой, пасти заткнули. А лучше, если бы вовсе кончили.
-В последний раз! – снова взорвался Седых-старший. – Я это в последний раз от тебя слышу раз в неделю. Тебе дело дали. Отлаженное, прибыльное. Ты меня спросил: каково было “Сибирские узоры” к рукам прибрать. Чего мне это стоило? Думаешь, кроме меня желающих не было? Магазин в центре города! Отличные кадры! Директриса- умница! От тебя только и требовалось: пореже свой жирный зад в него таскать, да денежки к маме в банк складывать.
-Здорово придумали: в ваш банк деньги класть. После этого только я их и видел. На вас бы всю жизнь ишачил. – Пробурчал Витя.
-Не смеши: ты и ишачил понятия не совместимые. Твое ишачить – это ушами хлопать и пьяные песни горланить. – Степан Иванович презрительно поглядел на сына. – Все, в тюрьму! Там тебя быстро научат ценить хорошую еду, доброе отношение и родительские советы. Парашу за зэками потаскаешь, глядишь ума и прибавится.
-Не посадишь. – Заявил Витечка, не глядя на отца. – На фиг тебе скандал. И мама не даст.
-Я ее и спрашивать не стану. Кто хозяин в доме? Молчишь? То-то. И скандала не побоюсь. Плевать я хотел на скандал. Он мне только на руку будет. Народ станет больше уважать. – Седых-старший стал понемногу успокаиваться. Он обдумывал, что же делать дальше. Отдать сына под суд за его бандитские выходки, конечно, ход красивый. Если бы он шел на выборы в губернаторы или в парламент, так бы и поступил. Много бы балбесу за его идиотские проделки не дали. Зато голосов избирателей такой маневр добавил, несомненно. Ореол беспощадного и бескомпромиссного борца с преступностью – идеальный головной убор для кандидата в политики любого уровня. Только демократические игры Седых не интересовали. Не играл он в демократические игры. Его нынешнее положение позволяло иметь достаточно власти, что бы полностью контролировать все городские финансы, а через них и весь город. Кормушка вроде бы и невелика, но вполне позволяет жить без забот. А главное: никакого шума, никаких скандалов. В городе Седых любой скандал может погасить, еще до того, как все узнают о том, что скандал вообще существует. В Москве, конечно, можно украсть больше. Но делиться придется слишком многим и со многими. Так на так и выйдет. А здесь все его, каждая копейка. Если с кем и приходится делиться, так этот “кто-то” так или иначе на Седых работает.
-Не будут за сына преступника тебя уважать. – Упрямился Витечка.
-Хочешь проверить? – Жестко спросил Степан Иванович.
-Нет. – Испугался сынок. Он знал, что если батю завести, то запросто можно загреметь “за колючку”.
-Ладно. Расслабься. Улажу это твои проблемы. Но запомни: я делаю это не из жалости к тебе. От жалости все беды. Делаю я это только потому, что кроме тебя некому оставить и деньги свои и город этот. Не дал мне Бог другого сына. Наказал за жадность, за властолюбие, за жажду жизни. А значит, из тебя придется лепить человека и наследника. Понял?
-Да, батя. – Витечка понял, что цель достигнута. Дольше сегодняшней ночи боксер и его приятель на свободе не останутся. Уберет отец этих свидетелей, куда-нибудь на лесоповал. А другим заткнут глотки.
-Слушай мои условия. – Седых подошел к окну. Начинало смеркаться. Включили уличное освещение. Седых снова охватила злость. Он стоял и наблюдал за тем, как выгорают его кровные деньги. В еще десять дней назад освещение улиц было одной из статей его доходов. Мэрия перечисляла в “Горэнерго” деньги, как будто улицы освещались с пяти вечера до шести утра. Фактически фонари в пол накала трудились только три- четыре часа. Разница отмывалась и оседала частично в кармане руководство Горэнерго, но большей частью - в кармане Седых. Кроме того, при проплатах через Муниципальный банк удавалось кое-что “потерять”, а кое-что “прокрутить”. И вот вторую неделю этот источник дохода не давал ни копейки. - Дьявол! Когда они поймают эту сволочь?! –Переключился Седых с сына на правоохранительные органы.
-Ты о чем, батя?
-Не твоего ума дело. – Степан Иванович отошел от окна, чтобы не видеть, как горят его “кровные” рубли. - Слушай внимательно. Первое: с завтрашнего дня идешь работать в Мэрию. В управление по налогам и финансовой политике. Клерком на пятьсот рублей. Второе: жить будешь только на то, что сам заработаешь. Если мозги есть – хватит на новую машину, нет живи на зарплату. Третье: со следующей осени поступишь в институт. Без образования карьеру не сделать. Будешь завоевывать каждую ступеньку, трудиться в поте лица над каждым шагом. Как все. Пока не докажешь, что ты Седых - на мою помощь не рассчитывай.
-Батя, как же я на пятьсот рублей? – Растерялся Витечка.
-А как я на полторы тысячи? – Седых-старший широким жестом обвел шикарно обставленную квартиру. – На пятьсот рублей можно очень не плохо жить. Всего в три раза хуже меня.
-Ты же не с зарплаты все это купил! – Возмутился Витечка.
-Правильно мыслишь. Заметен прогресс. Все это мне пришлось своими мозгами и своими руками сделать. Это не зарплата, это плата за тяжелый ежедневный труд и способность принять ответственность на себя. Понял разницу?
-Нет. – Признался Витя.
-Зарплату мне государство платит. А остальное, я себе за таланты свои, за работоспособность бешенную доплачиваю сам. Нет здесь не заработанных денег. Ни копейки нет. Просто я ценю свой труд дороже, чем его оценивает государство. И каждый на моем месте поступил бы так. И правильно делал. Что случиться и спровадят меня на мизерную пенсию, или выгонят с работы. Кому я нищий буду нужен? Государству? Нет. Для него я стану отработанным материалом. Вот ты, небось, тоже считаешь, что мы с матерью все это богатство украли?
-Нет, приватизировали! – услужливо подкинул формулировку Седых-младший.
Дурак, ты! Впрочем, как и многие другие. Этот город был моим и до “перестройки”. Я здесь распоряжался всем. Мое слово было решающим и воспринималось как истинна в последней инстанции. Я не украл. Я узаконил свои права в новых экономических условиях. Я сохранил свою собственность, и теперь мне это ставят в вину обыватели, пропившие свои ваучеры, акции, квартиры, имущество. Но черт с ней, с собственностью. Я мог бы работать только за зарплату, если бы твердо знал, что двадцать лет честного труда на благо страны гарантируют мне свой дом, пенсию достаточную для того, что бы раз в год поправить здоровье в Баден Бадене и прочие составляющие прекрасного слова “достаток”. Понимаешь: в пятьдесят лет, молодой пенсионер, вся жизнь впереди. Никаких проблем, никаких забот, никакой ответственности. А главное: не украдены миллиарды рублей государственных денег.
Витечка никак не мог взять в толк, чего это батя завелся. Далась ему эта пенсия. Его все равно никакими силами его на пенсию не выпихнуть. Сдохнет на своей работе. Глотку за свою власть перегрызет. Никому ее без боя, за просто так, не уступит. Даже собственному сыну.