В. И. Прокопцов эдукология: принципиально новая наука образования

Вид материала

Документы

Содержание ОСР-Б: 2.2.-… К полемике о природе педагоги ОСР-Б: 2.2.-… Единство науки как методологическая Практической реализацией этого вывода являются ОСР-Б: 2.2.-… О понимании В.Н. Щербаков

Подобный материал:

• Врезультате первой мировой войны и гражданской войны в России и Европе закладывается, 327.1kb.
• 1. Наука как элемент культуры. Функции научного знания в обществе в экономике. Специфика, 1421.27kb.
• Им эволюции природы и прогресса общества, было бы ошибкой обвинять его в нигилизме,, 98.14kb.
• Что такое философия?, 2098.43kb.
• В. И. Прокопцов, научный руководитель Межвузовского учебно, 5616.06kb.
• Темы курсовых работ по теории и организации афк адаптивная физическая культура новая, 33.2kb.
• Христова Николай Антонович Половодов 8-9062732980 новая религия входе своего развития, 80.16kb.
• Это возможность не только увеличить длину и объем волос, но и создать необычные цветовые, 533.08kb.
• М. Хазин, Е. Ижицкая. Рассуждения о последствиях кризиса. Введение. О неизбежности, 834.78kb.
• Наука о воспитательных отношениях, возникающих в процессе взаимосвязи воспитания, образования, 892.22kb.

ОСР-Б: 2.2.-… К полемике о природе педагоги-

ческих наук


…Не анализируя здесь различия между междисциплинарным, многодисциплинарным и трансдисциплинарным подходами…, следует отметить, что в дискуссиях о природе «наук об образовании» выявились две основные позиции. Во-первых, их интегрирующим признаком является предметная область – «образовательное поле»; общественные и гуманитарные науки, изучающие системы, содержание, методы и процессы образования (в самом широком смысле слова) и использующие собственные концепции и методологии, вносят свой вклад в развитие знаний.

Во-вторых, «науки об образовании» стремятся утвердиться как своеобразная «мультиреферентная дисциплина, выстраивающая теоретическую систему с учетом специфической природы образования… Эта дисциплина разрабатывает собственную терминологию, производную от «активных» исследований в их различных формах: исследование-участие, исследование-вмешательство, этнологическое или этнометодологическое исследование, интерактивное наблюдение и т.п. …

М.Дебовэ [194]

Резюме автора: подобного методологического подхода еще не выработано, подобных исследований еще не проводится в области психологии и/или психологических наук, если судить об этом по содержанию Научной программы III Съезда российских психологов.

А каким же образом определяется-толкуется и/или используется (если такие примеры имеют место быть) словосочетание «единая наука» в науковедческой литературе, в работах по философии и методологии науки?

Это вопрос в первом приближении рассмотрен нами в первом фрактале [13] и более обстоятельно обсуждается (повторяю: в поисках оснований образовательных наук) во втором фрактале работы. Здесь и сейчас приведу лишь две «опоры» (вторая вторично; ее более полный текст смотри [13]. С. 10–11). В названном обсуждении:


ОСР-Б: 2.2.-… Единство науки как методологическая

проблема


Проблема единства науки привлекает к себе неуклонно возрастающее внимание философов, социологов, естествоиспытателей. В явном или неявном виде она составляет теоретическую предпосылку многочисленных исследований типа «философия науки», «методология и логика», «социология науки». Некоторые авторы даже полагают, что «унификация науки является, вероятно, самым популярным лозунгом в современной философии. Это выражение стало не только криком души особой группы философов, но рассматривается как одна из целей философии большинством современных философских школ» (С. Churchman and A.Acrjff. Varieties of unificattion. – «Philosophy of science», v. 13, 14; С. 287).


Возникновение проблемы единства науки относится отнюдь не к XX столетию. По словам одного из ее исследователей, «мнение, что все знание является в известном смысле единым, имеет историю, которая начинается в Древней Греции» (R. Mcrae. The Problems of the unity of the sciences. Toronto, 1961. C. 3). Однако в прошлом эта проблема не была достаточно актуальной, и для ее решения не было должной базы и средств. В течение длительного времени единство различных ветвей научного знания оставалось в тени. Будучи рассматриваемы как лишенные внутренней связи и развития, они лишь механически прикладывались одна к другой, в последовательности более или менее произвольной, обычно – исходя из особенностей познающего субъекта. Если и возникала мысль о единстве научного знания, то, как правило, имелось в виду только механическое сведение одних отраслей науки к другим. Вообще же вопрос о единстве науки и взаимоотношении ее отраслей выступал не непосредственно, а в форме производного, хотя и важного вопроса о классификации наук.

Только к концу XVIII – началу XIX в. назрела необходимость синтезировать разнообразные завоевания научной мысли. Определенные, хотя и незавершенные, непоследовательные, противоречивые усилия в этом направлении были предприняты Гегелем и Сен-Симоном.

В современных условиях исследование проблемы единства науки неотделимо от критики и преодоления неокантианской концепции, которая, абсолютизируя своеобразие познания природы и познания общества, естествознания и «культуроведения», разрывает и противопоставляет их друг другу.

Именно на этом разрыве основано большинство аксиологических теорий, рассматривающих общественные явления с ценностной точки зрения. Объявляя моделью науки как таковой естествознание, трактуемое в чисто созерцательном плане, как бесстрастное изображение природы, безразличное к практике, интересам и целям человеческой деятельности, аксиология в данном случае ограничивает возможности науки областью естественных явлений. Отсюда следует вывод о необходимости дополнить науку ценностным анализом, исходящим из иррационалистического понимания внутреннего мира человека. Только в свете такого анализа якобы и могут быть поняты назначение человека, смысл его существования, сущность социальной жизни. Антиномичность науки и сферы ценностей, локализация их в различных плоскостях формально фиксируется как несовместимость дескриптивных (описательных) предложений науки и прескриптивных (предписательных) ценностных предложений. Первые констатируют факты и являются принципиально верифицируемыми, тогда как вторые выражают субъективные устремления человека, формируют некоторые положения (или приказы), не могут быть верифицированы и не являются ни истинными, ни ложными. (R. Carnap. Philosophy and logical syntax. London. 1945. C. 24).

Одновременно необходим критический анализ построений представителей неопозитивизма, провозгласивших лозунг единства и унификации науки. Этот лозунг нашел свое организационное и теоретическое выражение, в частности, в проведении ряда международных конгрессов по проблеме единства научного знания, в издании ряда специальных журналов, книг, «Международной энциклопедии унифицированной науки», которая рассматривалась как продолжение дела, начатого французскими энциклопедистами XVIII в. и по замыслу ее создателей должна была служить моделью современного научного знания.

Прикрывая внимание к проблеме единства науки, неопозитивисты, однако, квалифицируют ее лишь как проблему «логики науки, но не онтологии» («International Encyclopedia of Unifiend Science», v. I. [Chicago], 1955. С. 49). Конкретным выражением неопозитивистской программы при этом является «физикализм», который в первоначальном варианте означал требование «редукции научного языка», перевода языка всех отраслей науки на язык одной из них и объявление языка физики универсальным языком науки. Обнаружившаяся вскоре методологическая несостоятельность этого требования (вытекавшая, в частности, из теоремы К.Гёделя о неполноте) привела к появлению так называемого ослабленного физикализма, который, однако, также не выходит за рамки рассмотрения единства научного знания лишь как мыслительного и терминологического. В связи с этим, в любом варианте «физикализма» объективно складывающееся единство науки подменяется ее «унификацией» как результатом чисто субъективной человеческой деятельности…

…Вместе с тем следует иметь в виду, что неопозитивизм эксплуатирует реальные тенденции и потребности развития современной науки. Речь идет об объективно совершающемся процессе интеграции научного знания, о необходимости тесной кооперации в работе представителей различных научных дисциплин, о связи языков науки и неизбежности упорядочения научной терминологии и т.д… Необходимо поэтому разграничивать постановку определенных вопросов неопозитивизмом и даваемое им конкретное решение. Если эти вопросы недопустимо игнорировать, то ответ на них должен даваться, естественно, с иных, диалектико-материалисти-ческих позиций.

Исходный пункт и основную методологическую предпосылку диалектико-материалистического исследования науки составляет понимание ее как особой исторически развивающейся формы отражения объективного мира (В.П.), вызываемой к жизни потребностями и завоеваниями общественно-исторической практики. Проблема единства науки оказывается поэтому не автономной проблемой, а тесно связанной с объективными характеристиками действительности и преобразующей эту действительность человеческой деятельности. Материальное единство мира и органическая взаимосвязь всех форм практической деятельности людей образуют объективную основу единства науки, которое распространяется на формальную, содержательную и функционально-практическую стороны науки.

Такое единство науки вырисовывается, с одной стороны, как выявление некоторых общих характеристик в различных отраслях научного знания, имеющих каждая свой специфический объект, специфические методы познания и специфический язык. Это общее состоит в том, прежде всего, что любая отрасль науки в развитом виде выступает как объективно истинное, систематизированное и теоретически разработанное знание о тех или иных гранях действительности.

С другой стороны, единство науки означает синтез различных ее отраслей, образование все более целостной их системы, причем такая интеграция складывается в различных разрезах. Во-первых, она совершается по линии единства старых и новых теорий, направленных на изучение одного и того же объекта… Во-вторых, отсутствие абсолютных разграничительных линий в природе и обществе имеет своим следствием связь и единство теорий, изучающих различные объекты, их взаимовлияние, взаимообогащение и взаимопроникновение, как в отношении конкретных данных, так и в отношении методов исследования… Отсюда вытекает и возникновение объединительных теорий, связывающих в один узел достижения различных областей знания. В результате продолжающаяся дифференциация науки во многих случаях оказывается моментом ее интеграции (В.П.).

Наконец, необходимо в полной мере учитывать социально-практический аспект единства науки. Только в процессе активной практически-преобразующей деятельности людей рождается наука, следовательно, раскрывается единство мира. Формируется и обнаруживается единство научного знания…

…В то же время единство науки ни в малейшей степени не подчеркивает специфики ее отдельных отраслей (включая специфичность их языков), не означает подгонки под какой бы то ни было стандарт, но характеризует внутренние структурные связи…

…Отсюда следует еще один принципиально важный методологический вывод, который состоит в том, что наука имеет право и должна быть объектом самостоятельного научного исследования.

Практической реализацией этого вывода являются метанаучные исследования, развитие которых, наряду со становлением е д и н с т в а н а у к и, составляет существенную черту современного научного познания (В.П.). В метанаучных исследованиях вычленяются различные срезы. Один – горизонтальный – означает исследование отдельных научных теорий, их оснований и принципов построения. Другой – вертикальный – проходит по «сквозным» параметрам и характеристикам, общим для всех отраслей научного знания. В синтезе их он и дает тот уровень метанаучных исследований, на котором осуществляется изучение науки как целостного организма (В.П.). Свое конкретное выражение он получает в особом направлении современной науки, обычно обозначаемом термином «науковедение» («The science of science». London, 1964).

В настоящее время ведется дискуссия о том, что должно представлять собой это направление. Иногда его отождествляют с логикой научного познания или ограничивают рамками социологического исследования. По всей вероятности, однако, оно призвано синтезировать моменты социологического, гносеологического, логического и психологического анализа, не сводясь ни к одному из них.

И.А. Майзель [270]. С. 178–183.


ОСР-РО: 2.2.-… Наука (греч. episteme, лат. scientia) – сфера человеческой деятельности, функцией которой является выработка и теоретическая схематизация объективных знаний о действительности; отрасль культуры, которая существовала не во все времена и не у всех народов…

…Наука в древнегреческой культуре представляла собой целостную науку, и зачатки мышления, идущие в плане частных наук, появившиеся в особенности под влиянием Аристотеля и его школы, таких великих врачей, как Гиппократ, Гален и т.д., а также атомистов, не нарушали целостности науки и картины мира. В эпоху христианского средневековья наука также разрабатывалась (и с успехом) как гармоническое целое. Только в конце средних веков произошла (замеченная только немногими мыслителями) подмена понятия «наука» понятием «естествознание». Эта «новая наука» начала свое триумфальное шествие с эпохи Возрождения, когда была признана возможность математического описания результатов, получаемых экспериментальным путем, и обнаружена и точно исследована закономерность природы… С развитием новой науки возникла необходимость более глубокого разделения ее на специальные. В результате этого часто утрачивалось понимание истинной цели науки как науки о мире в целом, а действительности – как единого целого (В.П.). Рационализм также превратился в единственно господствующую форму образования и воспитания, что привело к переоценке интеллектуального образования. Это в свою очередь отразилось на науке и повлекло за собой все больше и больше превращение ученого в специалиста, а высших учебных заведений – в места по подготовке специалистов.

Из-за отсутствия со стороны частных наук достаточного внимания к этой общей для них всех цели наступил «кризис» науки, который был не только кризисом доверия в отношении вещей, но главным образом кризисом самих ученых. «Ныне всюду глядят в корень, ищут теоретические принципы в разнообразных возможностях, противопоставляют их друг другу. Это обстоятельство – повергает дилетанта в сомнение и приводит его к выводу, что больше вообще нет никакой твердой опоры и все познание эфемерно. Но познание выглядит таковым только для того, кто сам не участвует в нем. Творческие шаги к новым принципам хотя и потрясают все здание знаний, но они предпринимаются вновь и вновь, составляя непрерывную цепь исследований, которые в новом смысле сохраняют по отношению к отдельной науке в целом полученные результаты, вызывавшие сомнение. Впрочем, кризис науки является кризисом людей, которые ее постигают, если они неискренни в своем желании знания» (Ясперс). Некоторые мыслители (например, такие как Фр. Бэкон, Лейбниц, Даламбер, Кант, В.Вундт, Б.Эрдман, Освальд и др.) пытались объединить частные науки в систему, основанную на единых принципах. Но только возврат к метафизике и применение целостного способа рассмотрения во всех областях науки преодолевают ее «кризис» и способствуют в наше время с р а с т а н и ю частных наук и философии в ЕДИНУЮ НАУКУ в собственном смысле этого слова (В.П.).

[271]. С. 287–289.


Таким образом, как это хорошо видно даже из этих двух приведенных выше условно названных нами «опор», словосочетание «единая наука» в науковедческой литературе используется в смысле и роли определенного конструкта, выражающего-отражающего собой науку в собственном смысле слова, науку, как таковую, науку о мире в целом. При этом данный конструкт эксплицируется с помощью «единство науки», «унифицированная наука», «целостная наука», «срастание частных наук и философии».

В этом и состоит, собственно говоря, искомый ответ на первый подвопрос – «Психология – единая наука…?» – обсуждаемой заглавной темы пленарной дискуссии по самому суперпроблемному вопросу всей Научной программы данного Съезда психологов – вопросу «Пути интеграции психологического знания…?». Этот ответ в своем роде отрицательный. В том значении, что неправомерно смысл имени общей («всеединой») науки как таковой вкладывать в имя частной науки, в данном случае – психологии. Очевидно, подобной подмены смысла имени не произошло, если бы в данном контексте предварительно было выполнено соответствующее фундаментальное «метанаучное» – в отношении психологии как науки, – т.е. суть методологическое исследование. Но такого исследования, как видно, не проводилось. Однако для глубинно-сущностного обсуждения и поиска путей и методов решения суперпроблемных вопросов заглавной темы в целом, проблемных вопросов других тем пленарной дискуссии, симпозиумов и круглого стола первого направления «Методологические проблемы психологии» первого форума Съезда, упомянутого фундаментального исследования в рамках указанного контекста явно не достаточно.

Как было выявлено и в первом приближении показано выше, в поиске оснований принципиально новой науки образования – эдукологии, фундаментальное методологическое, точнее сказать, философско-логико-методологическое исследование, адекватное глубинной действительной проблеме, должно быть триединоцелостным, т.е. иметь в своем объекте три имманентных компонента-уровня: предметную область, системный и метасистемный уровень последней. И это положение наглядно подтверждают приведенные выше, специально подобранные (для примера) две «опоры». Первая из них, как видим, [270] – это в явном виде представленная диалектико-материалистическая позиция, вторая [271] – в явном виде выраженная метафизическая позиция. А где же «истина»? Это обстоятельство и обусловливает настоятельную необходимость в рамках конкретно-научных исследований обстоятельно рассматривать, обсуждать и принимать решения на их метасистемном уровне. А для этого необходим поиск иных опор, аргументов.

И такие аргументы-опоры имеют место, причем в отечественной философско-логико-методологической литературе, у отечественных в этом контексте первооткрывателей. Приведу, в качестве наглядного примера, две из них (причем повторно, что не только допускает, но и требует методология гипертекста: новые сочетания и новые перестановки).

Первая из этих «опор». Как отмечалось выше, в поисках путей создания целостного знания, В.В. Розанов сформулировал соответствующую концепцию и опубликовал ее в своей работе: «О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания» (1886). В этой работе говорится, в частности, следующее:


ОСР-Б: 2.2.-… О понимании


Едва ли может подлежать сомнению, что если наши успехи в науке незначительны, то наше понимание ее природы, границ и целей ничтожно. Трудясь в отдельных областях знания, мы никогда не имели ни случая, ни необходимости задуматься над ним, как целым. Не мы устанавливали вопросы, на которые отвечали приобретаемые нами знания, и не мы находили им место в ряду других, ранее установленных знаний. В построении великого здания человеческой мысли мы были деятелями, но мы не были зодчими…

… Однако есть еще одно, что может стать предметом нашей деятельности. Это – обозрение в целом того, над отдельными отраслями чего мы трудились до сих пор. Именно для нас, никогда не задававшихся подобной целью, выполнение ее не может не быть плодотворно.

По-видимому, совершить это обозрение вне пределов науки и философии невозможно. И в самом деле, как ни противоположны они, ими исчерпывается совокупность всего до настоящего времени созданного разумом человека. И, следовательно, каково бы ни было достоинство построенного, ключ к его разумению может лежать в плане, хотя бы и двойном, того, что строило.

Это положение обозревающего могло бы быть безвыходным, если бы вне науки и вне философии не лежало третьего, что может быть поставлено наряду с ними, его не может коснуться сомнение, и что способно послужить к раскрытию природы, границ и строения обозреваемого. Это – Понимание.

И в самом деле, в стороне от спора, разделяющего науку и философию, и вне каждой из спорящих сторон лежит ИСТИНА (В.П.), что к а к о в а б ы н и б ы л а д е я т е л ь н о с т ь р а з у м а, о н а в с е г д а б у д е т п о с у щ е с т в у с в о е м у п о н и м а-
н и е м и, к р о м е э т о г о ж е п о н и м а н и я, н и ч е г о д р у-
г о г о н е м о ж е т и м е т ь с в о е ю ц е л ь ю…

В.В. Розанов [55]. С. 5–6.


В другой книги ее составитель говорит об авторе следующее:


ОСР-Б: 2.2.-… Сегодня мы не замечаем, как часто в обыденной жизни употребляем слово «понимание». Но слово это впервые приобрело еще и научный статус в русской философии благодаря В.Розанову. В Москве он издает свою первую книгу « О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания» (1886), книгу не понятую и не принятую учеными Московского университета, с которым решил полемизировать тридцатилетний автор. Можно только посочувствовать молодому учителю гимназии, рискнувшему бросить преподавательскую деятельность, – в литературе все у него началось с неудачи. Ему вернули из магазина куль нераспроданных книжек… «Опыт исследования природы, границ и внутреннего строя науки как цельного знания» в 600 экземплярах не нашел тогда своего читателя.

Позже, уже в 1922 г., даже Э.Голлербах – первый биограф Розанова – с оправдывающей небрежностью напишет: «В целом вся работа является результатом хорошо усвоенного гегельянства. В отдельных местах прорывается своеобразие автора, но все же трудно узнать в этой книге Розанова: вся она тяжелая, тусклая, насыщенная чем-то схоластическим. В ней нет ни тени того блестящего, острого стиля, которым отмечены позднейшие труды Розанова».

«Мало своеобразия», «тусклая схоластика», «результат… усвоенного гегельянства». Грустно и теперь читать такое. А если это не так? Как самим убедиться? Но – не дают, не положено, не дозволено, изъято из библиотек – в спецхран. А если вдруг и биографом почему-либо не было замечено нечто значительное? Если идеи Розанова плодотворны? Ведь о том же самом одновременно с Розановым писал и другой философ, Вильгельм Дильтей (1833–1911). Но сегодня, к сожалению, не В.Розанов, а именно Дильтея называют основоположником «понимающей психологии», представителем «философии жизни», школы «истории духа» (истории идей) в немецкой культуре XX в., оказавшим влияние на эксистенциализм Н.Ясперса, М. Хайдеггера, Х.Ортега-и-Гассет, на формирование «понимающей социологии» Макса Вебера и герменевтики Х.Г. Гадемера и П. Рикёра и даже на педологию юношества Э.Шпрангера.

Сработал первичный стереотип мышления: русские философы вообще не своеобразны, всегда и во всем – вторичны, чаще всего – идеалистичны, и потому не следует этими, так сказать, «реакционерами» заниматься всерьез. Национальное своеобразие необходимо упрятать в интеллектуальный морг и верить как аксиоме, что «Восток минус Запад равен нулю», как утверждал в своем бестселлере 70-х гг. (книге с тем же названием) пресловутый советолог Вернер Келлер. И к сожалению, это априорное уравнение еще продолжает до сих пор откладываться в умах наших современников. А тем временем никто из ученых и не попытался сравнить книгу В.Розанова «О понимании» (и не только ее одну) хотя бы с «Описательной психологией» В. Дильтея, изданной в Москве в 1924 г., и его статьей «Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах», опубликованной еще в 1912 г. в сборнике «Новые идеи в философии» (№ 1), чтобы убедиться, что Розанов, так же как и немецкий философ, стремился познать жизнь, исходя из нее самой. При этом оба они пользовались таким методом «понимания», который позволяет постигать некую духовную целостность благодаря всеохватному переживанию, интуитивному проникновению в жизнь. Таким образом, «понимание» у обоих философов приобретало значение подсознательного проникновения, во-первых, в себя – самонаблюдение, а во-вторых, в чужой мир – «вживание», «сопереживание», «вчувствование».

Мы до сих пор продолжаем наивно полагать, что коль скоро философия – наука, то и оперирует она лишь научными понятиями и терминами, а не художественными образами, где «понимание» разумеется в обычном словоупотреблении. Но! Если это не просто понимание того, что вижу, о чем думаю, с кем разговариваю, а еще и процесс внутренней жизни человека, расширения его потенциальных усилий познавать не только рациональным путем, но и путем интуитивным, то не покажется ли тогда, что и философское мышление в чем-то сродни художественному? Возможность мысли и соответствующего ей совместного, слиянного чувства проникать в свой и чужой мир – свойство особой, творческой натуры человеческой личности. Такова натура была и у Розанова…

В.Н. Щербаков [213]. С. 602–603.


Следующая опора – работа А.Ф. Лосева «Философия имени», написанная им в 1923 г., а опубликованная, из-за препон цензуры, лишь в 1927 г.: