Этап опроса свидетелей Международного неправительственного трибунала по делу о преступлениях против человечности и военных преступлениях в Чеченской Республике

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   45
Это рассуждение уже набило оскомину, потому что близятся президентские выборы, и половина российской интеллигенции в точности эти слова повторяет, в том числе и члены Конституционного суда. Именно этими соображениями, я совершенно уверен в этом, продиктовано бесстыдное решение Конституционного суда по поводу президентских указов о Чечне.

Но бог с ними, с этими банальными соображениями. Я хотел бы акцентировать внимание на том, что, как мне кажется, не приобрело достаточного внимания общественности. Что это за президентский Совет безопасности (пусть это консультативный орган, но орган высшего ранга), который может дать убедить себя в разумности решений такого рода? Я тогда довольно грубо сказал Козыреву, что я не могу поверить, что все вы, члены Совета безопасности, – дураки. Это просто не вяжется со здравым смыслом. Да, конечно, есть там у вас секретарь, господин Лобов, который позволяет себе сказать по телевидению, что партизанской войны в Чечне не будет никогда, потому что это не в традициях чеченского народа. Ну что поделаешь, человек не читал хрестоматию для четвертого класса. Такое бывает. Но чтобы все были этого уровня, я поверить не могу. Я же знаю прекрасно Козырева, – это образованный и умный человек. "Тогда, – сказал я ему, – у меня есть одно единственное предположение, что члены Совета безопасности угадывали желание первого лица и торопились дружно подтвердить его решение".

Более того, военные эксперты, которые обещали блицкриг, тоже угадывали это принятое решение. Я не могу найти иных объяснений. Мне страшно жить в стране, в которой важнейшие решения принимаются таким способом. Я полагаю, что это решение преступно.

Правда, я не уверен, что для первого лица государства наступает в этой связи уголовная ответственность. Это дело суда, соответствующих специалистов, юристов определить, каким способом отвечает за такое решение Президент. Но я совершенно уверен, что минимальное наказание Президента в этой ситуации это, разумеется, неизбрание его и непродление его полномочий.

М. ПОЛЯКОВА. Сергей Адамович, не могли бы вы назвать тех лиц, которые, по вашему мнению, несут юридическую ответственность за принятие решений о ведении войны в Чечне?

С. КОВАЛЕВ. Несомненно, первый виновный за эти преступные действия – Президент Борис Николаевич Ельцин. (252) Только он вправе был санкционировать эту военную операцию. Разумеется, он имел весьма опытных юридических советников. Если вы обратите внимание на текст указов (секретных во время их принятия, что само по себе есть нарушение Конституции), подвергнутых рассмотрению Конституционным судом, то там действительно все в порядке. А что, собственно, написал президент? Он написал, что поручает исполнительной власти восстановить конституционный порядок. Конечно, – исполнительной власти, а кому же еще? Конечно, конституционный порядок должен быть на всей территории Российской Федерации. Все вроде бы безупречно. Однако я имею веские основания утверждать, что последствия, фактические последствия этих указов не только предвиделись в момент их издания, не только были ожидаемы, но и были желаемы, потому что немедленно вслед за этим в Чечню двинулись войска и началось то, что там началось.

Надо сказать, что многие боевые эпизоды были инициированы именно российскими военными подразделениями, а не сопротивлением со стороны чеченцев и ингушей. Первые жертвы среди мирного населения понесла именно Ингушетия, – это был Гази-Юрт, где погибли и были ранены мирные жители. Погиб в том числе и республиканский министр здравоохранения, – он умер в результате побоев (вероятно, в результате инфаркта, вызванного побоями).

Так вот, эти действия предвиделись, более того, они желались. Потому вопрос, удачно или неудачно Шахрай, или Краснов, или Батурин написали президентский текст, – не имеет ни малейшего отношения к смыслу и к сути президентских указов.

Президент многократно был поставлен в известность о том, что реально происходит и в Грозном, и в Чечне, и в Ингушетии. Он не мог этого не знать. Я отлично помню почти дословно мой длинный и очень возбужденный монолог перед президентом 6 января 1995 года, когда я умолял его хотя бы на завтра, на Рождество, объявить хотя бы перемирие для того, чтобы собрать раненых и убитых. Это не возымело никакого действия. Но президент не вправе сказать, что правда не была ему известна.

Что касается начала развития конфликта, я свидетельствую также об очевидной для меня вине Сергея Степашина, потому что все предпринятое 27 ноября 1994 года было организовано по его прямому указанию, его прямыми подчиненными и если уж кто "влип" в Чечне, то Степашин точно. Предлагая свой план, он, насколько мне стало известно из приватных разговоров, убеждал, что вот теперь руками Автурханова Грозный будет взят и с Дудаевым будет покончено. А когда остановить эту авантюру было уже невозможно, то грех "ее величества" (253)