Материалы I зимней школы нфп «психоаналитическая терапия как процесс развития» Екатеринбург, 2009 г

Вид материала

Документы

Содержание Психоанализ в XXI столетии: футурологический прогноз. При развитии Целью интерпретации В отличие от этого идеального варианта Причиной необходимости проработки

Подобный материал:

• Материалы международной студенческой научной конференции 21 апреля 2009 г г. Екатеринбург,, 2547.76kb.
• Политическая коммуникация, 6227.05kb.
• Политическая Коммуникация, 5126.96kb.
• Фрэнк Фаррелли Фаррелли Ф., Брандсма Д. Провокационная терапия: Пер с англ. Екатеринбург., 2812.6kb.
• Материалы третьего регионального семинара Екатеринбург 2009, 599.11kb.
• России материалы межвузовской студенческой научно -практической конференции 21 мая, 2145.26kb.
• Культура. Образование. Право, 4823.37kb.
• Актуальные вопросы организации, 7512.81kb.
• Анализа Московский городской вегетологический центр проект «Психоаналитическая психотерапия, 16.69kb.
• Курс для руководителей салонов (как начинающих, так и имеющих опыт работы), 54.36kb.

Рождественский Д. С.

Психоанализ в XXI столетии: футурологический прогноз.


Уважаемые коллеги! Я позволю себе некоторое отступление от доминирующей темы нашего сегодняшнего собрания - темы психоаналитической терапии как процесса личностного развития, - несмотря на ее масштабность и значимость. Мне хотелось бы поделиться некоторыми мыслями по поводу развития самой психоаналитической терапии и, возможно, сопоставить их с мыслями, которые, как я полагаю, возникали по данному вопросу у многих из присутствующих. Мой доклад посвящен эволюции психоанализа в течение наступившего недавно века и представляет попытку экстраполяции в будущее процессов и тенденций, наметившихся в этой области за прошедшую сотню лет. Едва ли многие из нас узнают, сбудется ли мой прогноз, но, возможно, он станет уже сегодня подтвержден или опровергнут вами с чисто интуитивной позиции. Добавлю, что в нем я не выдаю желаемое за действительное - хотя бы потому, что далеко не все в этой картине оценивается мною как однозначно позитивное.

Я исхожу из того, что тенденции развития психоаналитической науки в значительной мере определяются коллективными психопатологиями и бессознательными процессами, свойственными конкретным историческим периодам. Если можно условно определить вторую половину ХIХ - начало ХХ столетия как истерическую эпоху, а ХХ век в целом - как депрессивную, то следующие сто лет представляются мне веком нарциссизма, по крайней мере в рамках иудейско-христианской культуры. Я предполагаю, что в этих условиях чисто клиническое применение психоанализа будет сокращаться, уступая множеству более динамичных и более эффективных в сугубо утилитарном смысле психотерапевтических методик. Это не означает, что аналитическая работа с пациентом совершенно уйдет в прошлое, однако она станет затрагивать относительно узкий круг лиц и будет ориентирована не столько на избавление от страдания или улучшение адаптации субъекта, сколько на цели научного и дидактического характера - на углубленное исследование психических процессов и на профессиональную подготовку тех, кто сам желает посвятить себя этим исследованиям. Иными словами, определение «пациент» станет все в большей степени вытесняться определением «анализанд». Другое дело, что эти наработки психоанализа будут широко использоваться в качестве теоретической и методологической базы психотерапевтами разных направлений, обеспечивающих пациентам конкретный и относительно быстрый желаемый результат.

Главной «политической» тенденцией в психоанализе ХХI века, на мой взгляд, станет возрастающая интеграция сообществ: их взаимная изоляция, уже существенно ослабевшая во второй половине минувшего столетия, практически исчезнет. Различные школы будут не столько устанавливать границы между собой, сколько искать и находить точки соприкосновения. В качестве вероятного исключения мне видится школа Лакана. Данная тенденция, очевидно, затронет и технико-методологический подход к пациенту: как вариант, можно представить, например, объединение терапевтических методик школ Когута и Роджерса. Снижение замкнутости и «кастовости» повлечет за собой смягчение нормативов профессиональной подготовки, в частности, уменьшение принятых объемов тренинга в масштабах всего мира. Возможно, американская эго-психология дистанцируется от психоанализа и окружит себя рамками самостоятельной парадигмы, в которых основные усилия специалистов направятся не на глубинно-психологическое исследование, а на решение актуальных задач адаптации субъекта. Параллельно психоаналитическое знание станет все более активно проникать в такие области, как педагогика, политология, социология, понимание исторических процессов и другие, то есть наиболее интенсивно оно станет развиваться в «пограничных» сферах. Соответственно неизбежным видится углубление научных и практических контактов психоаналитиков с представителями других наук.

В научно-исследовательском аспекте внимание специалистов станет смещаться ко все более ранним этапам личностного развития: так, подобно тому как работы Шпица в тридцатые годы ХХ столетия заложили фундамент теории первого года жизни ребенка, в будущем появится развернутая теория первой недели жизни, описывающая эволюцию наиболее архаичных предтеч психических процессов, ее вклад в структуру личности и роль ее неудач в формировании психических и телесных расстройств. Почти несомненным мне представляется возникновение новых психоаналитических концепций пренатального периода. Оно станет возможным благодаря прогрессу медицинских технологий, позволяющему вывести на очередной уровень исследование развития плода в течение всей беременности и влияния на него эмоционального и физиологического состояния матери. Таким образом, будет дана новая оценка феноменам, которые Фодор определял как «телепатическую связь» между матерью и плодом и как «организмическое сознание» - основу бессознательного и наиболее глубокий уровень психического функционирования. В прямой связи с этим станет обретать все больший масштаб и глубинность изучение взаимодействия психики и тела, то есть подход к любому внутриличностному процессу как психофизиологической целостности. Сохранится принцип, согласно которому психоаналитическое исследование телесного и влияние психоанализа на тело ограничивается возможностью перевода на язык, однако расширятся границы языковых средств, в частности, за счет привлечения ресурсов невербальных коммуникаций. Соответственно будет достигнуто новое понимание роли, которую играет образ тела и отношения субъекта со своим телом в его самовосприятии и оценке окружающей реальности. Также утратит прежнюю актуальность традиционная дихотомия влечений и отношений как производных активности ид и эго: сформируется качественно иное представление о них как о продуктах той фазы развития, на которой психическое еще не претерпело дифференциации с телесным.

Я предполагаю, кроме того, что будет достигнуто принципиально новое понимание этиологии психических расстройств: трудно представить, каким оно окажется, однако можно допустить, что взгляды, основанные на концепциях регрессии и вытеснения, будут окончательно сочтены устаревшими как излишне механистичные. Возможно, к этому новому пониманию психоаналитики уже сейчас приблизились вплотную. Оно станет базироваться на представлении, во-первых, о многофакторности любой патологии, во-вторых, о патологии как феномене, принадлежащем полю интерсубъективности, то есть представляющем артефакт отношений субъекта с окружающим миром. Относительность самого понятия психопатологии заставит расширить угол зрения психоаналитического исследования: его объектом окажется не просто личность в сфере отношений, но человек в контексте культуры, которой он принадлежит. Наконец, я не исключаю, что на некоей стадии количество накопленных психоанализом знаний перейдет в качество в форме возникновения теории психических процессов, которая будет соотнесена с нынешними глубинно-психологическими теориями приблизительно так же, как квантовая механика с классической; однако в течение ХХI столетия этого едва ли следует ожидать.

В технико-методологическом аспекте мне видится вероятным укоренение взгляда на перенос как, в первую очередь, средство невербального диалога, и на проективную идентификацию как его структурирующую основу. Ментальные процессы, объединяемые в наши дни в категорию «примитивных защит» - расщепление, проекция, идеализация и другие, - станут все глубже пониматься не как защитные операции, а как единственно доступные субъекту в определенных условиях способы восприятия и тестирования реальности, что приведет и к изменениям терапевтического подхода к ним. Проективная идентификация, определяющая характер взаимодействия на уровне «двух персон», будет рассматриваться не столько как механизм примитивного избегания страдания, сколько как способ коммуникации, позволяющий «сообщить несообщаемое»; как следствие - перенос, важнейшая функция которого состоит в придании реальности свойства предсказуемости, превратится из «того, что должно быть разрешено», в целительный фактор. Объектом аналитического исследования и влияния станет не пациент, но прогрессирующее интерсубъективное единство «пациент-терапевт», в котором ни одна составляющая не может быть понята и подвергнута коррекции без понимания и коррекции других элементов. Соответственно, все большее внимание будет уделяться именно невербальным компонентам коммуникации как производным наиболее раннего опыта, несущим главную информативную нагрузку: в определенном смысле психоаналитическая терапия из «терапии словом» превратится в «терапию действием», если понимать под «действием» все то, что лежит за границами эдипова языка. В таком диалоге эмпатия и контрперенос сохранят значение основных исследовательских инструментов и коммуникативных средств. С учетом высказанных выше предположений о методологическом отступлении от дихотомии психического и телесного я допускаю также, что в психоаналитическом инструментарии все большее значение будет обретать «соматическая эмпатия» как продукт предельной идентификации с пациентом, позволяющая достичь наиболее глубокого уровня понимания его личности - то, что в свое время предлагал Виктор фон Вейцдекер в лечении психосоматических больных. «Терапия действием» будет предполагать не столько когнитивную коррекцию, сколько удовлетворение наиболее архаичных и невербализуемых потребностей субъекта, продолжая тем самым методологическую линию, начатую Когутом и развитую к концу прошлого столетия сторонниками интерсубъективного подхода. Я предполагаю также, что внешняя картина происходящего в аналитическом пространстве изменится в направлении большей обыденности, схожести с простым разговором двух собеседников. Из обстановки аналитического кабинета исчезнет кушетка как средство, крайне важное, когда главным источником информации является вербальная ассоциация, однако затрудняющее более примитивный взаимообмен; в прошлое уйдет ортодоксальность принципов нейтральности и абстиненции, позиция психоаналитика станет диктоваться целесообразностью в каждой конкретной ситуации. Аналитик с «классического портрета первой половины ХХ века» - молчащий, отстраненный и изредка произносящий интерпретации - уже в наши дни воспринимается отчасти как анахронизм или карикатурный образ; в будущем он еще дальше отступит от этого стереотипа и станет просто разговаривать с пациентом, при этом формируя и поддерживая условия, в которых тот сможет ненасильственным путем самостоятельно прийти к новому пониманию и образу себя. Еще раз подчеркну, однако, что круг этих пациентов со временем будет сужаться, поскольку на фоне «нарциссической эпохи» все большая часть людей станет отдавать предпочтение методам, гарантирующим им более быстрое и радикальное решение проблем, в том числе психофармакологии. Я не исключаю, что фармакология проникнет и в психоаналитический процесс, тенденция к чему уже сейчас намечается, например, в США.

Уважаемые коллеги, вы хорошо понимаете, что мои предположения - не более чем фантазии. Однако всем нам известно, что фантазия лишь отчасти детерминирована внутренней реальностью субъекта, и что определенный вклад в ее создание всегда вносит внешний опыт. Я предоставляю вам судить, что из прозвучавшего в моем докладе было продиктовано моей субъективностью, а что стало отражением процессов, имевших место в истории психоанализа вплоть до сегодняшнего дня. Следует иметь в виду и то, что экстраполяция прошлого в будущее - неблагодарное занятие: кому, как нам, не знать, со сколькими неожиданными привходящими факторами может столкнуться любое развитие. Мы можем реконструировать прошлое пациента с позиций его нынешней ситуации, но мы бессильны наверняка спрогнозировать будущее того, кто только что появился на свет, - даже зная во всех деталях особенности его раннего окружения, личность его матери, атмосферу отношений в семье и т.д. Революционное влияние на судьбу психоанализа могут оказать не только финансовые кризисы или иные глобальные катаклизмы, не только непредвиденные скачки прогресса в психофармакологии или других областях науки, но и такие невинные вроде бы события, как, например, грядущая публикация архивов Фрейда. Благодарю за внимание.


Филимонова О. В.

Вклад аналитика в усвоение клиентом успешной интерпретации.


В своей работе с клиентами аналитик порой сталкивается с парадоксальным явлением: чем точнее оказывается его интерпретация (интерпретация оказывает воздействие на клиента в виде улучшения его Эго-функционирования и как следствие - видимого улучшения общего состояния), тем сильнее ухудшается состояние аналитика после предъявления ее клиенту (аналитик вместо удовлетворения от хорошо сделанной работы чувствует некоторую опустошенность, либо (чаще всего) - начинает испытывать сомнения «в правильности» происходящего, пытается сделать что-либо еще «более правильное», отчего состояние клиента постепенно ухудшается).

Чтобы избежать этих неприятных проявлений, аналитик может бессознательно начать задерживать (удерживать) интерпретацию; либо, сказав ее, начинает совершать действия, аннулирующие ее воздействие на клиента.

Попытки разобраться с этим неприятным для любого аналитика феноменом (надо сказать, что не всегда аналитик даже может его отметить для себя, а переживает - как ситуацию неких сложностей в терапии) привели меня к определенным выводам, которыми я хотела бы поделиться в данной работе.

В существующей литературе вопросу появления инсайта у аналитика и рекомендациям о том, как и когда будет оптимальным сообщить его клиенту в виде интерпретации уделяется много внимания. При этом описания того, что происходит ПОСЛЕ интерпретации, являются довольно однообразными и, несмотря на то, что разные авторы по-разному описывают происходящее, все сводится к тому, что аналитик, осуществивший интерпретацию, в дальнейшем автоматически занимает и удерживает по отношению к клиенту поддерживающую позицию, осуществляя проработку для преодоления его сопротивления изменениям. В реальности же наблюдаются существенные отклонения от такого идеального варианта развития событий: сталкиваясь с сопротивлением клиента, после интерпретации аналитик зачастую утрачивает свою нейтральную позицию и фактически присоединятся к сопротивлению клиента.

Аналитическое взаимодействие психолога и клиента сопровождается взаимными проекциями друг на друга неких «содержаний», которые начинают оказывать влияние на того, в кого они спроецированы. Результат такого влияния частично проявляется в виде отыгрывания тех «позывов к деятельности», которые содержатся в спроецированном материале. С другой стороны, эти «позывы к активности» могут побудить носителя этих проекций (аналитика) к их осознанию, что приводит к инсайту, продвигающему терапию вперед.

Важной, поэтому, является конкретизация таких проекций в форму, которая уменьшает отыгрывание и повышает вероятность инсайта. Под «конкретизацией», в данном случае, я понимаю называние этих проекций в рамках какого-либо понятийного поля, т.е. их объективацию.

Сразу обозначу, что в предмет моего рассмотрения не входит их описание языком аналитической психологии, поэтому я не соотношу процесс осуществления проекций с понятиями Архетипов и их динамики.

В своем исследовании я обращаюсь, в основном, к модели М. Кляйн и ее последователей, используя модель З. Фрейда в качестве сравнительной.

Для краткого изложения содержания работы необходимо определиться с некоторыми понятиями.

Можно говорить о том, что существует определенный класс высказываний, осуществляемый аналитиком, результатом которых является развитие Эго Клиента. Этот класс высказываний в данном случае мы обозначаем как «интерпретации».

Так как я обосновываю свои представления о происходящем в терапии после интерпретации в рамках кляйнианской модели, необходимо кратко обозначить то, что является важным для такого обоснования:

- с точки зрения М. Кляйн, структура Эго постепенно формируется из «частей» Значимых Других, при этом оно личностно оформлено как подражательная структура с самого начала (по выражению Хиншелвуда «Эго является амальгамой из отдельных личностей»):

«Развитие Эго главным образом происходит посредством интроекции в него объектов, что приводит к более или менее стабильной интеграции этих объектов, ассимилированных в Эго (Эго в большой мере структурировано ими) и ощущаемых как ему принадлежащие». [1 с.216]

- по поводу Супер-Эго: «Супер-Эго можно анализировать как НАБОР ВНУТРЕННИХ ФИГУР, называемых внутренними объектами, которые находятся в некотором отношении друг с другом, а также с Эго». [1 с.123]

« При развитии происходит постепенная ассимиляция Супер-Эго, осуществляемая Эго».

«Возросшая способность Эго принимать стандарты внешних объектов… связана с большей степенью СИНТЕЗА ВНУТРИ Супер-Эго и усиливающейся ассимиляцией Супер-Эго, производимой Эго». [1 с.258]

Поэтому Целью интерпретации является структурирование представлений о Значимых Других, не вошедших в Эго, которые переживаются субъектом как разделенные на отдельные фрагменты и управляемые посредством проективной идентификации Абсолютно Хорошие и Абсолютно Плохие частичные объекты.

Более четко эта идея структурирована Стрейчи в его понятии мутационной интерпретации: «успешная интерпретация позволяет клиенту увидеть, что его проекции на аналитика являются проекциями на него по отдельности одной из двух архаических фигур: исключительно Хорошей или фантастически Плохой.

Интерпретация происходящего позволяет клиенту интроецировать более реальный образ - смесь хорошего и плохого. Так аналитик посредством интерпретации начинает оказывать смягчающее воздействие, закладывая основание нового внутреннего объекта: менее архаичного, более реального, т.е. фактически аналитик становится «вспомогательным Супер -Эго». [1 с.43-44]

Необходимо отметить, что в отличие от классического психоанализа, где интерпретация подготавливается длительное время, совершается в несколько этапов и после интерпретации изменения в Эго-функционировании клиента, к которым она приводит, являются нестойкими, поэтому требуются повторные «показы», чтобы клиент адаптировался к изменениям (то есть эффект от интерпретации проявляется не сразу, а требуется этап ПРОРАБОТКИ), в кляйнианском анализе «успешной» интерпретацией считается только та, которая немедленно приводит к существенным изменениям в функционировании клиента.

В предлагаемой мной версии того, почему интерпретация может не усвоиться клиентом сразу (помимо ее «неидеальности») появляется еще одна причина, вызывающая нестойкость эффекта от интерпретации.

Такая нестойкость эффекта может проявляться также в тех случаях, когда интерпретация, будучи эффективной в течение какого-то, иногда очень короткого, времени - затем перестает оказывать мутационный эффект.

Для того, чтобы разобраться в причинах происходящего, необходимо рассматривать не только процессы, протекающие в психическом аппарате клиента до и после интерпретации, следует также учитывать аналогичные процессы, протекающие в психике аналитика.

В идеальном варианте после того, как в результате успешной интерпретации спроецированные в аналитика частичные объекты клиента интегрируются и интеграт интроецируется клиентом, состояние аналитика либо улучшается, либо, как минимум, не ухудшается. Происходит так потому, что самоощущение аналитика базируется на его собственных интегрированных частях Супер-Эго и он просто выполняет поддержку Другого во время проецирования в него. Причем эта «поддержка», зачастую, является нагрузкой для психического аппарата самого аналитика.

В отличие от этого идеального варианта, аналитик, в большей или меньшей степени, сам является субъектом, чей психический аппарат может быть недостаточно интегрирован по отношению к данной проблеме клиента. Поэтому, после того, как в психическом аппарате аналитика происходит интеграция интроецированных частичных объектов Супер-Эго клиента, этот сложившийся интеграт начинает оказывать воздействие, укрепляющее психику аналитика.

И именно этот период понимания того, что происходит - предшествующий вербализации инсайта, собственно и дает аналитику ощущение, что он является Аналитиком.

После того, как интерпретация произнесена и проявился ее мутационный эффект, аналитик, зачастую, сталкивается с некоторым ухудшением работы собственного психического аппарата, что, как следствие, вызывает ухудшение и его телесного состояния.

Следовательно, можно ожидать, что аналитик будет непроизвольно стремиться восстановить то состояние телесного и психического благополучия, которое существовало до интерпретации и было утрачено после нее, сменившись телесным страданием и психологической опустошенностью.

В этом случае одним из возможных вариантов развития аналитической ситуации будет бессознательное осуществление аналитиком организации такого хода терапевтической сессии, который окажется непосильным для психического аппарата клиента и, фактически, приведет к разрушению эффекта от успешной интерпретации.

В таком случае мы снова приходим к идее ПРОРАБОТКИ после интерпретации. Но при этом рассматриваем вариант развития событий, когда ПРИЧИНОЙ НЕОБХОДИМОСТИ ПРОРАБОТКИ является не «плохое качество интерпретации», а возникшая СИТУАЦИЯ СЛАБОСТИ ПСИХИЧЕСКОГО АППАРАТА АНАЛИТИКА, стабильная работа которого, в существенной степени, зависит от интроецирования интегрированных аспектов Супер-Эго клиента.

В таком случае аналитик чувствует себя опустошенным и разрушенным после каждой успешной интерпретации, которая касается проблем клиента, по отношению к которым собственный психический аппарат аналитика функционирует недостаточно совершенно.

Таким образом, задачей аналитика в подобной ситуации является: выдерживать ЗАКОНОМЕРНОЕ УХУДШЕНИЕ собственного состояния, сопровождающее улучшение состояния клиента.

Поэтому практически важно ЗНАНИЕ о подобной ситуации, особенно для начинающих аналитиков, у которых собственная наблюдающая позиция слаба, а клиентов мало. Так как в этом случае риск того, что аналитик начнет атаковать собственное достижение с целью вновь обрести утраченную уверенность в себе, достаточно велик.

Можно отметить, что практической рекомендацией могло бы быть следующее: при повышении тревожности после удачной интерпретации позволить себе ОТЧАСТИ ОТРЕАГИРОВАТЬ возникающую панику, а затем ИНТЕРПРЕТИРОВАТЬ свое поведение как ПОДПАДАНИЕ под СТЕРЕОТИПЫ (поведения) Супер-Эго клиента, помогая клиенту создать иммунитет к подобным проявлениям, сопровождающим спонтанный рост его Эго-функционирования как в терапии, так и вне ее.

С представленной точки зрения явление спонтанной идентификации с Супер-Эго клиента после успешной интерпретации является универсальным механизмом, знать о котором необходимо для успешной и продолжительной работы с любым клиентом.


Литература

1. Хиншелвуд Роберт Д. Словарь кляйнианского психоанализа/- М.: Когито-Центр, 2007.- 566с (Библиотека психоанализа).


Шептихина Г. В.

Эмоциональное взаимодействие «внутренних объектов» матери и внутренних представлений аутичного ребенка в диаде мать - дитя.


План:

1. Введение в проблематику взаимоотношений.
   
2. Реакции ребенка на проявления мира внутренних объектов матери.
   
3. Восстановление взаимоотношений в диаде мать-дитя.