Гуссерль логические иследования картезианские размышления

Вид материала

Реферат

Содержание Глава восьмая

Подобный материал:

• От редактора, 5089.26kb.
• Прошло 60 лет со дня смерти, 3293.5kb.
• Время, требуемое для выполнения проекта 7 недель, 14 часов, 8.75kb.
• Сумцова Ольга Владимировна Логические основы построения компьютера Темы игры: Основные, 54.64kb.
• Тема Уроки 1 Логические основы компьютера Урок Логические элементы и переключательные, 96.75kb.
• Урок №17 тема урока логические основы построения ЭВМ, 117.09kb.
• Тема урока : «Базовые логические элементы», 87.8kb.
• Урок на тему «Решение логических задач с помощью электронных таблиц ms excel\ Раздел, 149.53kb.
• Авторское выполнение научных работ на заказ. Контроль плагиата, скидки, гарантии, прямое, 973.55kb.
• Логические основы построения компьютера, 230.09kb.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

 

ПСИХОЛОГИСТИЧЕСКИЕ ПРЕДРАССУДКИ

 

До сих пор мы боролись с психологизмом, главным образом на почве его выводов. Теперь мы обращаемся к самим его аргументам и пытаемся показать, что все мнимые самоочевидности, на которые он опирается, представляют собой обманчивые предрассудки.

 

§ 41. Первый предрассудок

Первый предрассудок гласит: «Предписания, регулирующие психическое, само собой разумеется, имеют психологическое основание. Отсюда ясно, что нормативные законы познания должны основываться на психологии познания».

Обман исчезает, как только мы вместо общей аргументации обратимся к существу дела.

Прежде всего необходимо положить конец одному неверному взгляду обеих сторон. Именно, мы обращаем внимание на то, что логические законы, рассматриваемые сами по себе, никоим образом не являются нормативными положениями в смысле предписаний, т. е. положений, к содержанию которых относится высказывание о том, как следует судить. Надо безусловно различать: законы, служащие для нормирования деятельности познания, и правила, содержащие мысль самого этого нормирования и высказывающие ее как общеобязательную.

Рассмотрим для примера хотя бы известный принцип силлогистики, искони формулируемый так: признак признака есть признак и самой вещи. Краткость этой формулировки была бы похвальна, если бы только сама мысль не была выражена в ней в виде явно ложного положения⁴⁶. Чтобы выразить ее правильно, придется примириться с большим количеством слов. «К каждой паре признаков АВ применимо положение: если каждый предмет, имеющий признак Д имеет также признак В, и какой-нибудь определенный предмет S имеет признак А, то он имеет признак В». Мы решительно оспариваем, чтобы это положение содержало хотя бы малейшую нормативную мысль. Мы можем, конечно, пользоваться им для нормировки, но оно само из-за этого не становится нормой. Мы можем также обосновать на нем явное предписание, например: «кто бы ни судил, что каждое А есть В и что некоторое S есть А, тот должен судить, что это S есть В». Но каждый видит, что это уже не первоначальное логическое положение, а новое, выросшее из него путем внесения нормативной мысли.

То же применимо, очевидно, ко всем силлогистическим законам, как и вообще ко всем «чисто логическим» положениям⁴⁷. Но не только к ним одним. Способностью к превращению в нормы обладают точно так же и истины других теоретических дисциплин, в особенности чисто математические, обыкновенно отделяемые от логики⁴⁸. Так, например, известное положение: (а + + b) (а – b) = а² – b² высказывает, что произведение суммы и разности любых двух чисел равно разности их квадратов. Тут нет и речи о процессе нашего суждения и способе, каким оно должно протекать; перед нами теоретический закон, а не практическое правило. Но если мы рассмотрим соответствующее положение: «чтобы определить произведение суммы и разности двух чисел, следует составить разность их квадратов», то мы будем иметь, наоборот, практическое правило, а не теоретический закон. И здесь закон лишь посредством введения нормативной мысли превращается в правило, которое есть его аподиктическое и самодостоверное следствие, но по содержанию своей мысли отличается от самого закона.

Мы можем идти еще дальше. Ведь ясно, что таким же образом каждая общая истина, к какой бы теоретической области она ни принадлежала, может служить к обоснованию общей нормы правильного суждения. Логические законы в этом отношении совсем не отличаются от других. По природе своей они не нормативные, а теоретические истины и в качестве таковых так же, как истины каких-нибудь других дисциплин, могут служить для нормирования суждения.

Однако нельзя не признать и следующего: общее убеждение, которое усматривает в логических положениях нормы мышления, не может быть совершенно неосновательно, его кажущаяся убедительность не может быть чистейшим обманом. Известное внутреннее преимущество в деле регулирования мышления должно отличать эти положения от других. Не должна ли поэтому идея регулирования (долженствования) заключаться в самом содержании логических положений? Разве она не может с очевидностью проистекать из этого содержания? Другими словами: не могут ли логические и чисто математические законы иметь особое значение, которое делает урегулирование мышления их естественным призванием?

Из этого простого соображения ясно, что, действительно, здесь не правы обе стороны.

Антипсихологисты заблуждались в том, что изображали регулирование познания, так сказать, как самую сущность логических законов. Поэтому не получил надлежащего признания чисто теоретический характер формальной логики и вытекающее отсюда как дальнейшее следствие уравнение ее с формальной математикой. Было правильно замечено, что разбираемая в традиционной силлогистике группа положений чужда психологии. Точно так же было постигнуто их естественное призвание к нормированию познания, в силу чего они необходимо образуют ядро всякой практической логики. Но было упущено из виду различие между собственным содержанием положений и их функцией, их практическим применением. Было упущено из виду, что так называемые основные положения логики сами по себе не представляют собой нормы, а именно только действуют как нормы. В связи с их нормирующей функцией все привыкли называть их законами мышления, и, таким образом, казалось, будто и эти законы имеют психологическое содержание, и будто различие их от общепринятых психологических законов только в том и состоит, что они нормируют, а остальные психологические законы этого не делают.

Однако психологисты заблуждались в признании своей мнимой аксиомы, несостоятельность которой мы можем теперь уяснить в нескольких словах: если обнаруживается с полной очевидностью, что каждая общая истина, все равно, относится ли она к психологии или нет, обосновывает правило верного суждения, то этим обеспечена не только разумная возможность, но и даже наличность правил суждения, не вытекающих из психологии.

Конечно, не все подобного рода правила суждения, хотя они и нормируют правильность суждения, суть в силу одного этого логические правила; но легко увидеть, что из логических в собственном смысле слова правил, которые составляют исконную область технического учения о научном мышлении, лишь одна группа допускает психологическое обоснование и даже требует его специально приспособленные к человеческой природе технические предписания для создания научного познания и для критики таких продуктов познания. Наоборот, другая и гораздо более важная группа состоит из нормативных видоизменений законов, которые относятся к науке в ее объективном или идеальном содержании. Психологические логики, и среди них такие крупные ученые, как Милль и Зигварт, рассматривая науку больше с ее субъективной стороны (как методологическое единство специфически человеческого приобретения познания) и сообразно с этим односторонне подчеркивая методологические задачи логики, упускают из виду основное различие между чисто логическими нормами и техническими правилами специфически человеческого искусства мышления. Но то и другое по содержанию, происхождению и функции имеет совершенно различный характер. Чисто логические положения по своему первичному содержанию относятся только к области идеального, методологические же – к области реального. Первые возникают из непосредственно очевидных аксиом, последние – из эмпирических и, главным образом, психологических фактов. Установление первых имеет чисто теоретический интерес и лишь попутно также и практический, в отношении же последних применимо обратное утверждение: они имеют непосредственно практический интерес и только косвенно, поскольку целью их является методическое споспешествование научному познанию вообще, способствуют также и теоретическим интересам.

 

§ 42. Пояснительные соображения

Любое теоретическое положение, как мы видели выше, может быть обращено в норму. Но получающиеся таким путем правила, вообще говоря, не совпадают с теми, которые нужны для технического учения логики; только немногие из них обладают, так сказать, предназначением быть логическими нормами. Ибо, если это техническое учение должно существенно содействовать нашим научным стремлениям, то оно не может предполагать полноту познания законченных наук, которую мы именно и рассчитываем приобрести с его помощью. Нам не может принести пользы бесцельное превращение всех данных теоретических познаний в нормы, нам нужны общие и выходящие в своей всеобщности за пределы всех определенных наук нормы для оценивающей критики познаний и методов познаний вообще, а также содействующие достижению последних практические правила.

Именно это и стремится дать логическое техническое учение, и если оно хочет быть научной дисциплиной, то само должно предполагать известные теоретические познания. И тут уже заранее ясно, что для него должны иметь особую ценность те познания, которые вытекают из самих понятий истины, положения, субъекта, предиката, предмета, свойства, основания и следствия, связующего момента и связи и т. п. Ибо каждая наука строится, сообразно тому, чему она учит, стало быть (объективно, теоретически) из истин, всякая истина заключена в положения, всякие положения имеют субъекты и предикаты, через них относятся к предметам или свойствам; положения как таковые связаны между собой в смысле основания и следствия и т. д. Теперь ясно: истины, которые вытекают из этих существенных конститутивных частей всякой науки как объективного, теоретического единства, – истины, уничтожение которых, следовательно, немыслимо без того, чтобы не было уничтожено то, что дает смысл и опору всякой науке, – естественно являются основными мерилами, которые показывают, относится ли в каждом данном случае к науке то, что притязает быть наукой, основным положением или выводом, силлогизмом или индукцией, доказательством или теорией, соответствует ли оно своему замыслу или же, наоборот, вообще a priori противоречит идеальным условиям возможности теории и науки. Если затем с нами согласятся, что истины, вытекающие из самого содержания (смысла) понятий, конституирующих идею науки как объективного единства, не могут вместе с тем принадлежать к области какой-либо отдельной науки; в особенности, если признают, что такие истины как идеальные не могут иметь местом своего возникновения науку о matter of fact, стало быть, и психологию, – то вопрос решен. Тогда невозможно оспаривать и идеальное существование особой науки, чистой логики, которая, будучи абсолютно не зависимой от других научных дисциплин, разграничивает понятия, конституирующие идею систематического или теоретического единства, и в дальнейшем исследует теоретические связи, вытекающие из самих этих понятий. Эта наука будет иметь ту единственную в своем роде особенность, что она даже по своей «форме» подчинена содержанию своих законов, другими словами, что элементы и теоретические связи, из которых она сама состоит как систематическое единство истин, подчинены законам, входящим в состав ее содержания.

Что наука, которая касается всех наук со стороны их форм, ео ipso касается и самой себя, – это звучит парадоксально, но не содержит никакого противоречия. Простейший соответствующий пример пояснит это. Принцип противоречия регулирует всякую истину, а так как он сам есть истина, то и самого себя. Сообразим, что здесь означает это регулирование, формулируем примененный к самому себе принцип противоречия, и мы натолкнемся на некоторую ясную самоочевидность, т. е. на прямую противоположность всему странному и спорному. Так же обстоит дело и с саморегулированием чистой логики.

Эта чистая логика, следовательно, есть первая и самая существенная основа методологической логики. Но последняя, разумеется, имеет еще и совсем иные основы, которые она берет из психологии. Ибо каждая наука, как мы уже сказали, может быть рассматриваема в двояком смысле: в одном смысле она есть совокупность приемов, употребляемых человеком для достижения систематического разграничения и изложения познаний той или иной области истины. Эти приемы мы именуем методами; например, счет посредством письменных знаков на плоской поверхности доски, посредством той или иной счетной машины, посредством логарифмических таблиц или таблиц синусов и тангенсов и т. д.; далее, астрономические методы – посредством телескопа и перекрещивающихся нитей, физиологические методы микроскопической техники, методы окрашивания и т. д. Все эти методы, как и формы изложения, приспособлены к устройству человека в современном его нормальном виде, а отчасти даже к случайностям национального своеобразия. Они явно совершенно неприменимы к иначе организованным существам. Даже физиологическая организация играет здесь довольно существенную роль. Какая польза была бы, например, в прекраснейших оптических инструментах для существа, зрение которого связано с конечным органом, значительно отличающимся от нашего? И так во всем.

Но каждая наука может быть рассматриваема еще и в другом смысле, а именно: в отношении того, чему она учит, в отношении своего содержания. То, что – в идеальном случае – высказывает каждое отдельное положение, есть истина. Но ни одна истина в науке не изолирована, она вступает с другими истинами в теоретические связи, объединенные отношениями основания и следствия. Это объективное содержание науки, поскольку оно действительно удовлетворяет ее конечной цели, совершенно независимо от субъективности исследующего, от особенностей человеческой природы вообще, и оно именно и есть объективная истина.

На эту идеальную сторону и направлена чистая логика, а именно на ее форму. Это значит, что она не направлена ни на что, относящееся к особому содержанию определенных единичных наук, ни на какие особенности их истин и форм связывания, а на то, что относится к истинам и теоретическим связям истин вообще. Поэтому всякая наука со своей объективной теоретической стороны должна соответствовать ее законам, которые носят безусловно идеальный характер.

Но таким путем эти законы приобретают также и методологическое значение. Они обладают таковым и потому, что косвенная очевидность вырастает из связей обоснования, нормы которых представляют собой не что иное как нормативные видоизменения вышеупомянутых идеальных законов, основанных на самих логических категориях.

Все характерные особенности обоснований, подчеркнутые в I главе (§ 7), имеют здесь свой источник и находят себе полное объяснение в том, что самоочевидность в обосновании – в умозаключении, в связи аподиктического доказательства, в единстве даже самой обширной рациональной теории, а также и в единстве обоснования вероятности – есть не что иное как сознание идеальной закономерности.

Чисто логическое размышление, исторически впервые пробудившееся в гениальном уме Аристотеля, путем абстракции извлекает сам закон, лежащий в основе каждого данного случая, сводит многообразие приобретаемых таким образом и первоначально только единичных законов к первичным основным законам. Так создается научная система, которая дает возможность выводить чисто дедуктивным путем в известном порядке и последовательности все вообще возможные чисто логические законы – все возможные «формы» умозаключений, доказательств и т. д. Этим созданием пользуется практический логический интерес. Для него чисто логические формы обращаются в нормы, в правила о том, как надлежит обосновывать, и – в связи с возможными незакономерными основаниями – в правила, как нельзя обосновывать.

Сообразно этому нормы распадаются на два класса: одни, регулирующие a priori всякое обоснование, всякую аподиктическую связь, имеют чисто идеальную природу и связываются с человеческой наукой только через очевидное перенесение. Другие, которые мы можем характеризовать и как просто вспомогательные приемы или суррогаты обоснований (§ 9), эмпиричны, по существу относятся к специфически-человеческой стороне науки; они, следовательно, коренятся в общей организации человека и именно одной своей (более важной для технического учения) стороной в психической, а другой – даже в физической организации⁴⁹.

 

§ 43. Идеалистические аргументы против психологизма. Их недостатки и верный смысл

В споре о психологическом или объективном обосновании логики я, стало быть, занимаю среднюю позицию. Антипсихологисты, главным образом, считались с идеальными законами, которые мы выше характеризовали как чисто логические законы; психологисты же обращали внимание на методологические правила, которые мы признали антропологическими. Поэтому обе стороны и не могли столковаться. Что психологисты обнаружили мало склонности оценить надлежащим образом действительно существенную часть аргументов своих противников, это легко понять, ибо в этих аргументах соучаствовали все те психологические мотивы и смешения, которых прежде всего следовало избегать. И фактическое содержание произведений, выдававших себя за изложения «формальной», или «чистой» логики, должно было лишь укрепить психологистов в их отрицательном отношении и создать у них впечатление, что в предлагаемой дисциплине речь идет только о стыдливой и произвольно ограниченной психологии познания или об основанном на ней регулировании познания. Антипсихологисты во всяком случае не должны были подчеркивать в своих аргументах⁵⁰, что психология имеет дело с естественными законами, логика же – с нормативными законами. Противоположностью естественного закона как эмпирически обоснованного правила фактического бытия и процесса является не нормативный закон как предписание, а идеальный закон в смысле вытекающей исключительно из понятий (идей, чистых родовых понятий) и потому не эмпирической закономерности. Поскольку формалисты-логики, говоря о нормативных законах, имели в виду этот чисто логический и в этом смысле априорный характер, их аргументация содержала несомненно правильный элемент. Но они упустили из виду теоретический характер чисто логических положений, они не заметили различия между теоретическими законами, которые по своему содержанию предназначаются для регулирования познаний, и нормативными законами, которые сами и по существу носят характер предписаний.

Не совсем верно и то, что противоположность между истинным и ложным не имеет места в психологии⁵¹: она имеется в ней именно постольку, поскольку познание «овладевает» истиной, и идеальное таким путем достигает определенности реального переживания. Однако положения, относящиеся к этой определенности в ее отвлеченно чистом виде, не представляют собой законы реального психического бытия; в этом психологисты заблуждались, они не поняли ни сущности идеального вообще, ни, в частности, идеальности истины. Этот важный пункт будет еще рассмотрен нами подробнее.

Наконец, и в основе последнего аргумента антипсихологистов⁵² наряду с ошибочным элементом содержится и правильный. Так как никакая логика, ни формальная, ни методологическая, не в состоянии дать критерии, на основании которых могла бы быть познаваема каждая истина как таковая, то в психологическом обосновании логики, наверное, нет круга. Но одно дело – психологическое обоснование логики (в обычном смысле технического учения), и совсем другое – психологическое обоснование той теоретически замкнутой группы логических положений, которые мы назвали «чисто логическими». И в этом смысле представляется явной нелепостью (хотя лишь в известных случаях имеет характер круга) выводить положения, которые коренятся в существенных конститутивных частях всякого теоретического единства и, тем самым, в логической форме систематического содержания науки, как таковой, из случайного содержания какой-либо отдельной науки и даже еще фактической науки. Уясним себе эту мысль на примере принципа противоречия, представим себе, что этот принцип обоснован какой-нибудь единичной наукой; в таком случае истина, коренящаяся в самом смысле истины, как таковой, будет обоснована истинами о числах, расстояниях и т. п. или даже истинами о физических и психических фактах. Во всяком случае, эта несообразность сознавалась и представителями формальной логики, Только они опять-таки благодаря смешению чисто логических законов с нормативными законами или критериями, настолько затуманили верную мысль, что она должна была потерять свою убедительность.

Несообразность, если рассмотреть ее в корне, состоит в том, что положения, которые относятся только к форме (т. е. к логическим элементам научной теории, как таковой), выводятся будто бы из положений совершенно инородного содержания⁵³. Теперь ясно, что несообразность эта в отношении первичных основоположений, как принцип противоречия, modus ponens и т. п. становится крутом, поскольку выведение этих положений в отдельных стадиях предполагает их же самих не в форме предпосылок, но в форме принципов выведения, вне истинности которых выведение теряет смысл и истинность. В этом отношении можно говорить о рефлективном круге в противоположность обычному или прямому circulus in demonstrando, где предпосылки и выводы смешаны между собой.

Из всех наук одна чистая логика избегает этих возражений, ибо ее предпосылки, со стороны того, к чему они предметно относятся, однородны с выводами, которые они обосновывают. Далее, она избегает круга еще и тем, что не доказывает положений, предполагаемых той или иной дедукцией в качестве основных принципов в этой же самой дедукции, и что она вообще не доказывает положений, предполагаемых всякой дедукцией, а ставит их во главе всех дедукций в качестве аксиом. Чрезвычайно трудная задача чистой логики должна, следовательно, состоять в том, чтобы, с одной стороны, аналитически возвыситься до аксиом, без которых как исходных пунктов нельзя обойтись и которых без прямого и рефлективного круга нельзя свести друг на друга; с другой стороны, чистая логика должна так формировать и сочетать дедукции для логических теорем (лишь небольшую часть которых составляют силлогистические положения), чтобы на каждом шагу не только предпосылки, но и основные принципы тех или иных частей дедукции принадлежали либо к аксиомам, либо к уже доказанным теоремам.