В. П. Макаренко бюрократия и сталинизм

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 37

266

следовало предположить, что данная схема годится и для объяснения древней истории. Сталин оповестил на весь мир (или «доказал», ибо не существовало различий между декларацией и доказательством), что феодальное общество возникло в результате революции рабой. В этом пункте он повторил свой тезис, первоначально высказанный пять лет назад — в феврале 1933 г. на I Всесоюзном съезде колхозников-ударников: «Революция рабов ликвидировала рабовладельцев и отменила рабовладельческую форму эксплуатации трудящихся. Но вместо них она поставила крепостников и крепостническую форму эксплуатации трудящихся» [44, 13, 239]. С этого момента историки должны были ломать голову (а некоторые ломают до сих пор) над открытием революции рабов, которая создала феодалов.

Ну, а по каким причинам Сталин исключил азиатский способ производства из своей всеохватывающей схемы?

Как известно, в трудах Маркса специфика азиатского способа производства выводится из отсутствия частной собственности на землю. Географические и климатические условия в некоторых регионах мира (Китай, Индия, страны ислама) требовали создания ирригационных систем, организацию и функционирование которых могла обеспечить только централизованная государственная власть. В результате резко возросла роль деспотического государственного аппарата. От его деятельности в значительной степени зависела экономика страны. В азиатском способе производства обмен был развит недостаточно. Города не были центрами торговли и промышленности. Буржуазии почти не было. Традиционная сельская община тысячелетиями находилась в технической и социальной стагнации, консервируя унаследованные социальные отношения. Разложение общины и восточного деспотизма — следствие влияния европейского капитализма, а не внутреннего саморазвития.

Поэтому нетрудно понять, почему Сталин исключил азиатский способ производства из своей схемы. Если признать, что значительная часть человечества тысячелетиями жила в экономических условиях, которые являются не универсальными, а специфическими, то нет смысла ни в каких единообразных схемах развития, обязательных для всего человечества. А схема «рабство — феодализм — капитализм» годится только для части мира. Вплоть до XVII в. Европа была захолустьем по сравнению с Востоком. Во всех остальных частях мира эта схема теряет свою значимость. И нет оснований полагать, что возможна универсальная теория исторического процесса.

Кроме того, Маркс объяснял специфику азиатского способа производства особенностями географической среды. В этом случае неясно, как сохранить тезис об абсолютном примате производительных сил в социальном развитии и подчиненном значении естественных условий. Если геогра-

267

фическая среда определяет способ производства, то отсюда можно заключить: естественные условия жизни определили совершенно иные пути развития в различных частях мира.

Наконец, азиатский способ производства был главной причиной отсталости данных регионов, из которой они смогли выбраться только благодаря вмешательству развитых стран. Значит, прогресс не является имманентной характеристикой истории, а зависит от обстоятельств.

Таким образом, концепция азиатского способа производства поставила марксистов перед, по крайней мере, тремя фундаментальными проблемами: как и в какой степени выражается примат производительных сил? является ли прогресс универсальной характеристикой человеческой истории? существует ли единообразная схема эволюции общества? Ни одна из них в «Кратком курсе» даже не упоминается. И это понятно: марксизм как способ постановки научных проблем Сталин превратил в символ религиозной веры.

Если учесть возможные следствия из указанных проблем, то могло оказаться, что исторический материализм, особенно концепция пяти формаций, значимы только для Западной Европы. Отсюда вытекал уже более важный политический вывод: капитализм как определенный этап общественного развития был просто случайностью. В том отношении, что в его генезисе участвовали многие исторические обстоятельства. Первоначально они проявились в небольшой части земного шара. А затем капитализм стал настолько мощной и экспансивной экономической силой, что смог навязать свои образцы всей планете.

Если социализм следует за капитализмом, то нет оснований отрицать, что он просто наследует всемирно-исторические установки капитализма. И даже социалистическая революция не может их отменить. Короче говоря, концепция азиатского способа производства была отброшена Сталиным из-за того, что она разрушала догматическую версию марксизма. В том числе стереотипы, которые разделял ее выдающийся автор: веру в исторический детерминизм и прогресс.

Не стоит особо доказывать, что издание «Краткого курса» приветствовалось дружным и единым хором идеологов как вершинное достижение марксистской философии и переломный пункт в истории философии вообще. В последующие 15 лет вся философия свелась к дифирамбам в честь четвертой главы «Краткого курса». Все учебники и философские статьи компоновались по одному канону: четыре черты диалектики и три принципа материализма. Задачи философов-профессионалов становились «яснее плеши»: нужно было искать и находить примеры того, что нечто с чем-то связано (подтверждение первого закона), а кое-что изменяется (подтверждение второго закона) и т. д. и т. п. Тем самым вся философия окончательно была сведена к средству прославления вождя.

268

Все философы создавали свои высоконаучные труды в одном и том же стиле. По которому невозможно было отличить одного автора от другого. Одни и те же скучные штампованные формулы повторялись бесконечно. Без малейших поползновений на собственную мысль. Если, не дай бог, такие поползновения все же встречались, хотя и с ритуальной осанной вождю, они тут же подвергались суровой критике. Сказать что-либо от себя — значит признать, что Сталин не затронул какого-то вопроса в своем гениальном философском труде. А поиски своего стиля философского письма — не более чем опасная отсебятина и претензия на то, что можно любой наугад взятый вопрос изложить лучше, чем вождь.

На основе данных схем в философии и других общественных науках появились целые монбланы макулатуры, заполненной философским жаргоном. И разводящие без конца «пожиже» четвертую главу «Краткого курса». По сравнению с философской продукцией 30—40-х гг. даже споры механистов и диалектиков могут показаться эпохой смелой, самостоятельной и творческой мысли.

История философии почти прекратила свое существование. В 30-е гг. еще издавались некоторые сочинения классиков философии. Правда, в основном тех, кто пользовался репутацией (заслуженной или незаслуженной) материалистов. Или писал антирелигиозные трактаты. Читатель мог приобрести время от времени антицерковный памфлет Гольбаха или Вольтера. В лучшем случае — текст Ф. Бэкона или Спинозы. Издавались сочинения Гегеля, который был уже канонизирован как диалектик. Однако в течение почти 40 лет советские граждане не имели возможности прочесть сочинения Платона, не говоря уже о зловредных идеалистах.

Философы цитировали в своих работах исключительно классиков марксизма-ленинизма. Причем частота цитирования противоречила действительной истории и реальному вкладу каждого классика в развитие теории: на первом месте находился Сталин, на втором — Ленин, после него шел Энгельс и, наконец, Маркс. Казалось, что идеологическая ситуация, созданная выходом в свет «Краткого курса», достигла совершенства уже в 30-е гг. Однако послевоенный период показал, что может быть еще хуже.

И все же не следует думать, что сталинское сведение марксизма к катехизису было исключительной заслугой Сталина. И что его труды чем-то существенно отличались от работ других политических вождей. Убожество и примитивизм — главные характеристики сталинского марксизма. Если взять Бее работы Сталина, написанные до 1950 г., то в них можно обнаружить лишь два момента, претендующие на новизну:

Социализм можно построить в одной стране (ранее уже анализировался действительный смысл этой теории).
По мере строительства социализма классовая борьба

269

будет обостряться. Это утверждение не было отменено даже тогда, когда Сталин объявил: антагонистические классы в Советском Союзе больше не существуют. Классов не было, а классовая борьба все обострялась.

Что касается тезиса: «Отмирание государства придет не через ослабление государственной власти, а через ее максимальное усиление» {44, 13, 211], который первоначально был высказан в 1933 г., а в 1939 г., на XVIII съезде ВКП(б), записан на скрижали государственной идеологии на многие годы, то и здесь Сталин не был оригинален. Он просто списал этот тезис из сочинений Троцкого периода гражданской войны. Однако нетрудно догадаться, что идеологическое эпигонство имело определенное политическое содержание. Оно сводилось к обоснованию полицейско-бюрократических методов политического руководства и управления обществом. Этим исчерпывается политический смысл всего сталинского марксизма.

Но напомним еще раз, что определяющей чертой такого марксизма было не его содержание, поскольку всякая идеология требует катехизации, а факт существования верховного авторитета, который может безапелляционно решать все теоретические вопросы. Речь идет об абсолютной институционализации и бюрократизации марксизма. О взаимосвязи бюрократического и идеологического мышления как неотторжимой характеристике бюрократии. И подчинении ей всех сфер экономической, социальной, политической и духовной жизни. Единство теории и практики воплотилось в единстве политического, социального, полицейского и теоретического авторитета.

Сталинский диалектический и исторический материализм — засушенный экземпляр догматического и схоластического марксизма. Существенной характеристикой которого были космические претензии: убеждение в том, что диалектика формулирует универсальные законы природы, общества и мышления. А человеческая история толкуется лишь как частный случай действия этих законов. Такой марксизм выдвигал претензии на научность подобно астрономии. Социальным процессам приписывалось то же самое объективное и предвидимое содержание, что и явлениям природы. Сталинский марксизм не имел ничего общего с марксизмом как теорией революционного преобразования отношения между мышлением и бытием. В процессе такого преобразования исторический процесс и его осознание совпадают в пролетарском движении. Знание об обществе и истории и революционная практика, главной тенденцией которой является историческое творчество масс, сливаются воедино на основе развития и укрепления демократических тенденций революции.

Сталин понимал марксизм через призму вульгарного натурализма и экономического детерминизма, типичного для теоретиков и политиков II Интернационала. Здесь не было места ни историческому творчеству масс, ни демократиче-

270

ским тенденциям революции, ни Марксовому пониманию единства теории и практики. Конечно, принцип единства теории и практики на словах признавался Сталиным и его философами. Но его содержание было сведено к типично бюрократическим рекомендациям, отражающим политический прагматизм и оппортунизм: практика имеет примат над теорией, а теория должна служить практике.

Вмешательство в науку, нарастающее с начала 30-х гг., было следствием применения данной рекомендации. Ученые должны заниматься тем и только тем, что приносит быструю пользу в различных сферах общественной жизни. Давление ка науку проявлялось во всех отраслях естествознания, за исключением математики. Ее содержание никогда не контролировалось с идеологической точки зрения. Даже всезнающие идеологи не притворялись, что понимают в ней хоть что-нибудь. Это позволило отечественной математике сохранить мировые стандарты.

Однако общая тенденция политики в области науки не менялась: естествознание должно обслуживать потребности промышленности, а общественные и гуманитарные науки — партийную пропаганду. История, философия, литература и искусство должны заниматься распространением и разъяснением распоряжений партийной бюрократии.

Такая политика повредила развитию естествознания. Сфера фундаментальных исследований систематически ограничивалась, а без них не могли существовать и прикладные. Еще более сокрушительные последствия принесло идеологическое вмешательство в содержание научных исследований с точки зрения догматической «правильности». В 30-е гг. началась атака на «идеалистическую» теорию относительности со стороны философов и неудавшихся физиков типа А. А. Максимова. В это же время начал свою карьеру Т. Д. Лысенко. Он пытался революционизировать биологию с точки зрения догматического марксизма-ленинизма и разнести в пух и прах «буржуазную» генетику Менделя и Моргана.

Лысенко был агрономом и занимался селекцией, но решил придать ей статус общей теории генетики. Со второй половины 30-х гг., вместе со своим помощником И. И. Презентом, он начал борьбу с теорией наследственности. Стремился доказать, что посредством изменения среды можно устранить влияние наследственности. Ген, утверждал он, есть буржуазная выдумка, подобно различию между генотипом и фенотипом. Субстанция наследственности не имеет смысла.

Убедить партийные власти и Сталина в том, что взгляды Лысенко соответствуют марксизму-ленинизму, было нетрудно. Сталин считал, что советские люди способны на все и могут преобразовывать природу как им вздумается. Отсюда вытекала возможность безграничного преобразования живых организмов за счет изменений среды.

Сталин поддержал Лысенко. Его влияние на научные

271

институты, журналы, присуждение ученых степеней и т. д. постепенно возрастало и закончилось в 1948 г. полной победой «революционной науки». Партийная пропаганда начала прославлять «открытия» Лысенко еще с 1935 г. С оппонентами, показавшими, что эксперименты, на которых строится вся «теория революционной и социалистической генетики », не соответствуют элементарным научным требованиям, расправились быстро. Выдающегося ученого Н. И. Вавилова, не пожелавшего разделить взгляды Лысенко, арестовали и сгноили в тюрьме. Большинство же советских философов приняли «теорию» Лысенко «на ура»!

Карьера этого неуча и шарлатана не является простым недоразумением. Это — социально значимый феномен функционирования всего сталинского режима, в котором партийный аппарат обладал неограниченной властью над всеми сферами общественной деятельности — наукой и культурой, экономикой и управлением. Политическая система строилась иерархически, по принципу передачи указаний сверху вниз. При таком политическом устройстве шансы индивидуальной карьеры во всех сферах деятельности зависят не столько от способностей и таланта, сколько от послушания индивида. Его готовности и предрасположенности к доносительству, лести и всем остальным социальным качествам бюрократа. Способность проявлять инициативу, иметь собственное мнение и хотя бы минимальное уважение к истине — резко отрицательные человеческие качества в бюрократической системе.

Если главная задача власти сводится к ее укреплению и расширению,— неизбежна селекция людей, обладающих положительными качествами для бюрократии. Они и делают карьеру во всех сферах общественной жизни (напомним, что не бывает никакого правила без исключения). Эта закономерность охватывает социальную систему в целом, включая науку и управление. Чем больше наука находится под идеологическим контролем, тем большее значение в ней приобретает посредственность. Особенно з идеологически значимых отраслях — философии, обществоведении, искусстве и т. д. То же самое можно сказать о всей системе управления. Административная бездарность, экономическое расточительство и политическое холуйство — главные характеристики системы управления, созданной Сталиным. И существующей, с незначительными модификациями, до настоящего времени.

Отбор людей с положительными (в бюрократическом смысле слова) человеческими качествами, которые доходят до вершины власти, таинственность управленческих процессов и множество информационных барьеров,— все это тормозит социальное и экономическое развитие страны. Попытки экономической рационализации системы управления, предпринятые в 50—60-е гг., не увенчались успехом. Потому что

272

они противоречили принципам бюрократического управления, которые остались нерушимы. Сталинское понимание единства теории и практики довело эти принципы до совершенства.

Можно отметить еще одну черту культуры 30-х гг.— рост великорусского шовинизма. Конечно, в этот период мы имеем дело только с бутонами, которые расцвели значительно позже. Но и в эти годы они уже были видны. С начала 30-х гг. в публичных выступлениях Сталина все сильнее звучит мотив «сильной России», которую нужно создать и которую создает социалистическая власть. Мотив патриотизма все более распространяется в пропаганде, причем советский патриотизм отождествлялся с русским. Все в большей степени история России используется для восхваления существующего государства. Все более подчеркивается национальная гордость и самодостаточность.

Некоторые нации (например, узбеки) сразу после революции пользовались арабским алфавитом, затем получили в дар от власти латинский, который был заменен кириллицей. В результате одно поколение вынуждено было учить три алфавита. Идея национальных кадров, которые должны осуществлять власть в республиках, со временем стала фикцией. В партийно-государственном аппарате реальная, а не формальная, власть принадлежала людям, назначенным из центра. Идея национального могущества со временем приобрела черты, которые делали ее неотличимой от идеологии царской России.

Эти процессы повлияли на действительную роль марксизма в сталинском режиме. Марксизм перестал быть самостоятельным фактором, влияющим на политику государства. Со временем он стал настолько неопределенным, что с его помощью можно было обосновать любые решения в сфере внутренней и внешней политики: нэп, коллективизацию, дружбу или войну с Гитлером, послабление и усиление внутреннего режима. Если марксизм сводится к тезису: надстройка есть продукт и орудие базиса — и в то же время оказывает обратное воздействие на базис,— то все методы государственно-бюрократической регламентации общественной жизни будут толковаться как вполне соответствующие марксизму.

Если, с одной стороны, индивиды есть только продукты общественных отношений и не могут творить историю, а, с другой стороны, выдающиеся личности, понимающие историческую необходимость, играют значительную роль в истории (и каждый тезис подтверждается соответствующими цитатами из Маркса и Энгельса), то в этом случае марксизму будут соответствовать совершенно противоположные действия: божественные почести социалистическому самодержцу — и квалификация этих почестей как культа личности и отклонения от марксизма. Если, с одной стороны,

10. Зак. Л» 26. 273

все нации имеют право на самоопределение, но, с другой стороны, интерес мировой революции превыше всего, то любая национальная политика неизбежно будет квалифицироваться как марксистская.

А сталинский марксизм строился как раз по принципам «с одной стороны — с другой стороны», «конечно — но» и т. д. Эти принципы назывались диалектикой. С этой точки зрения функциональное содержание официального марксизма существенно не изменилось и после смерти Сталина. Марксизм стал просто риторикой, освящающей текущую политику государства.

Механизм такой метаморфозы описать нетрудно. Если предполагается, что данная страна по определению есть центр мировой цивилизации и человеческого прогресса,— то все, что служит ее интересам, является прогрессивным, а что противодействует — реакционным. Русские цари постоянно поддерживали устремления малых наций, поскольку такая политика наносила удар их сильным конкурентам. Большинство государств поступало точно так же. Такую же политику с самого начала стал осуществлять и Советский Союз. С тем различием, что она по другому называлась. Даже феодальные шейхи и азиатские князья, если они выступают против империалистов, выполняют объективно прогрессивную роль, потому что, как отмечал товарищ Сталин, создают бреши в мировой системе капитализма. Все это соответствовало представлениям о революции как глобальном и универсальном процессе. В котором не только могут, но и должны участвовать несоциалистические, непролетарские и даже реакционные силы.

Однако с помощью диалектического метода эти силы сразу становятся прогрессивными, едва их интересы противоречат интересам других крупных мировых держав. Если своя собственная страна считается центром освободительного движения всех народов, то тогда любое вмешательство в политику другой страны и увеличение территории за счет соседей автоматически становится освобождением. Таким образом, марксизм при Сталине превратился в фразеологию, которая была намного эффективней по сравнению с идеологией царской России. Она успешно могла обслуживать потребности сталинской внешней политики. А по сути дела стала разновидностью дипломатического искусства — необходимой составной части бюрократического управления, распространяющейся на сферу международной политики.

274

Глава 17

Сталин

и Коминтерн

Со временем сталинизм охватил все мировое коммунистическое движение. На протяжении первого десятилетия своего существования Коминтерн был местом дискуссий по различным вопросам теории, стратегии и тактики коммунистов. Но уже с начала 30-х гг. он оказался подчиненным сталинскому руководству. Коминтерн преобразовался в орган внешней политики Сталина и потерял всякую самостоятельность.

Генезис Коминтерна восходит к появлению левых течений в социал-демократических партиях во время первой мировой войны. Не все из данных течений занимали ленинские позиции. Но все соглашались с тем, что вожди II Интернационала предали интересы рабочего класса, скатились к обычному реформизму и шовинизму. Возникла потребность найти новую форму интернационального взаимодействия революционных движений и партий рабочего класса.

Октябрьская революция в России создала мощный бастион нового революционного движения. Большинство революционеров верило, что мировая революция — дело ближайшего будущего. В 1918 г. образовались коммунистические партии Германии, Польши, Финляндии, Венгрии, Литвы, Греции и Голландии. В следующие годы такие партии возникли почти во всех европейских странах. Этот процесс был сложен, сопровождался спорами и расколами. Но в конечном итоге оформилось международное движение, разделяющее ленинскую концепцию партии и революционного процесса в целом.

В январе 1919 г. РКП(б) опубликовала манифест, написанный Троцким и призывающий к созданию нового Интернационала. Первый конгресс состоялся в марте этого же года. В нем участвовали делегаты уже существующих компартий и представители левых групп социал-демократии. Было принято решение о создании международной организации. Со II конгресса (июль — август 1920 г.) началась деятельность III Коммунистического Интернационала.

Выявились различные подходы к пониманию целей и функций данной организации. Существовали правые группировки и фракции, которые стремились к компромиссу с социал-демократическими партиями. Но большинство занимало левые или сектантские позиции. Не соглашались

275

ни с какими формами участия б буржуазных парламентах и не принимали никаких компромиссов с социал-демократией в вопросах тактики. Ленинская работа «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» была написана с целью критики таких подходов к политической борьбе в коммунистическом движении. Левые тенденции в это время были выражены значительно сильнее, чем правые. Господствовало убеждение: в ближайшее время весь мир или, на худой конец, Европа станет Советской Республикой.

Устав Коминтерна строился таким образом, чтобы отсечь новую форму международной организации от традиций второго и подчеркнуть ее связь с I Интернационалом. В уставе определялось, что целью Коминтерна является борьба за создание международной Республики Советов всеми средствами, включая вооруженную борьбу. Такая республика есть форма диктатуры пролетариата и исторический этап на пути к полному преодолению государства. Коминтерн должен быть единой централизованной организацией, в которую национальные партии входят на правах секций. Съезды должны собираться ежегодно. В период между ними всей текущей работой руководит Исполнительный Комитет. Он имеет право исключать из Коминтерна секции, не выполняющие решений центральных органов. Исполком правомочен требовать от секций исключения из коммунистического движения групп и лиц, нарушающих дисциплину.

Один из тезисов программы, принятой на конгрессе, полностью отверг парламентаризм как политическую форму будущего общества. Коммунисты должны использовать все институты буржуазного государства только с целью их уничтожения. С учетом этой главной задачи коммунистические партии могут принимать участие в выборах и парламенте. Но парламентские фракции коммунистов не несут ответственности перед избирателями, а только перед партией и Исполкомом Коминтерна.

Тезисы по национальному и колониальному вопросам написал Ленин. Коммунистам колоний и отсталых стран предлагалось заключать временные соглашения с национально-освободительными движениями, не теряя своей самостоятельности. Они никогда не должны отдавать руководство революционным движением в руки национальной буржуазии, а последовательно бороться за Республику Советов. Отсталые страны могут прийти к коммунизму, минуя капитализм, только под руководством коммунистов. В тезисах подчеркивалась также необходимость поддержки всеми коммунистическими и рабочими партиями Советской России. Это было одной из главных целей III Коминтерна.

Не менее важным документом II конгресса было принятие 21 условия, при выполнении которых та или иная партия может стать членом Коминтерна. Содержание данных условий сводилось к распространению форм революционной

Blog

В. П. Макаренко бюрократия и сталинизм