Основные понятия и проблемы античной философии
Вид материала | Документы |
Содержание8. Разум. структура познавательных способностей Очень важно здесь различение ума-нуса и рассудка-дианойи |
- Темы контрольных работ по курсу «история античной философии» для студентов 1 курса, 92kb.
- Вопрос Космоцентризм и основные понятия античной философии(Космос, Природа, Логос,, 2365.82kb.
- Проблема Единого — Многого в античной философии. Основные типы ее решения в натурфилософии, 2804.04kb.
- Программа Гак по философии (отв ред. Кондрашов В. А.) 2008-2009-2010 год, 231.41kb.
- Ильин В. В. История философии: Учебник для вузов. Спб.: Питер, 2003. Глава 3 античная, 5773.96kb.
- Тема Возникновение античной философии Специфика историко-философского подхода к античности., 91.03kb.
- Задачи и проблемы информатики 9 Инемного философии… 9 Использованная литература, 196.06kb.
- Концепция Аристотеля. Философские школы эллинистического периода. Общие черты средневековой, 15.72kb.
- Экзаменационные вопросы по основам философии философия как отрасль знания. Происхождение, 19.96kb.
- Учебно-методический комплекс дисциплины «философия», 512.67kb.
8. РАЗУМ. СТРУКТУРА ПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ СПОСОБНОСТЕЙ
Античная философия стоит на том, что только разум выявляет — не только показывает, но и доказывает — абсолютную достоверность и непреложность, т.е. истину, только разум сверхсубъективен в человеке и универсален, т.е. всеобщ. Только разум постигает вещи такими, какие они суть в действительности, в своем вечно-сущем прообразе. Только разум причастен наиболее устойчивому, тому, в чем нет постоянной смены состояний. Только разумно выверенное и рационально оправданное может быть допущено в мир, только на нем зиждется точное умозрение-эпистеме. (Ясно, что это относится к тем более поздним периодам, когда в античную философию входит тема “разума” и начинаются дискуссии о нем.)
Одним из важнейших основоположений античной философии является, как сказано, тезис, который в более поздней формулировке именуется тезисом о тождестве бытия и мышления. Разум — это совокупность или система идеальных форм-сущностей, образующих умопостигаемый или ноэтический бытийный неизменный космос, устроенный по принципу всеединства, в котором, как говорит Прокл, “все проникает все”, все идеи находятся каждая в другой и каждая притом отдельно, в котором мыслящее в действительности неотличимо от мыслимого («Начала Теологии», 176; ср. Плотин, «Эннеады» V, 5, 1 слл.). Умопостигаемый этот мир есть чистая энергия, т.е. действителен и деятелен, и есть бытие, подлинное есть.
В соответствии с общеантичным принципом иерархии (зрелая) греческая философия выстраивает и иерархически расчлененную структуру разумных познавательных способностей. При этом, как говорит Платон в «Государстве» (VI, 511d–e), следует, с одной стороны, различать способности, относящиеся к познанию умопостигаемых предметов (а только здесь и возможно подлинное познание) — ум (, или мышление — ) и рассудок (). Разум, вторит ему Аристотель, — “высшее в нас, а из предметов познания высшие те, с которыми имеет дело ум” («Никомахова этика» X 7, 1177a21). С другой стороны, следует выделить постижение, смутное и неверное, телесных и преходящих вещей мнением () и уподоблением (), дающее лишь более или менее правдоподобное представление о том, что не является непреложным и может происходить и так, и иначе. Платон подчеркивает, что четыре указанные способности соотносятся между собой как высшие и низшие, разнящиеся по степени достоверности и точности, отражения и восприятия самодеятельных идеальных сущностей: чем меньше инаковости (проявления действия принципа неопределенной двоицы), тем выше стоит предмет познания в общекосмической иерархии, тем выше соответствующая ему способность познания. И конечно, в такой структуре выполняется принцип телеологии, ибо низшее всегда существует ради высшего как своей цели (Аристотель, «Большая этика», II 10, 1208a 13–15).
Очень важно здесь различение ума-нуса и рассудка-дианойи. Наивысшая из всех познавательных способностей — разум, ибо он в наибольшей мере причастен бытию, он и есть само бытие, само чистое мышление, идеальный космос объективных телосов-целей, — только в разуме и для разума выполняется тождество бытия и мышления. Разум ни с чем не смешан, запределен, трансцендентен миру и есть чистая и последняя данность и деятельность (Аристотель, «О душе» III 5, 430a17–19). Разум и рассудок последовательно различаются в античности как созерцательная — разум и есть созерцание (одновременно постижение предмета мысли в мысли через их совершенное отождествление) — и дискурсивная (имеющая дело с последовательностью сознательных актов) способность; соответственно этому разделению Плотин различает два вида самопознания: разумное и дискурсивное («Эннеады», V, 3, 4). Разум беспредпосылочен (ср. Платон, «Государство», VI 510e), ибо опирается в безопорном Благе, бытийно же зависит только от самого себя. Рассудок предпосылочен и зависит в мышлении от идеальных форм-эйдосов. Разум — это созерцание, как бы единомгновенный целокупный охват всех прообразов сущего; рассудок — это рассуждение, последовательное связывание образов по логическим правилам и канонам, своего рода распутывание по закону логоса единого клубка цельного знания, представленного в разуме. Разум всеобщ, он есть актуальная, полностью завершенная энергийная данность, чистый акт; рассудок — всегда частичен, причастен полноте и возможности. Разум — познание самих принципов, первоначал; рассудок — познание на основе знания принципов. Разум пребывает в сфере вечного и неизменного (Платон, «Федон» 79c–d), рассудок — в сфере длительного и временного. Разум связан прежде всего с актом понимания, рассудок — с процессом объяснения. Разум — это как бы прыжок через пропасть, рассудок — предваряющий разбег. При этом из уже понятого можно post factum выстроить логически оправданную непротиворечивую цепь рассуждений, содержание которых не следует со всей необходимостью из акта разумного понимания, хотя оно и невозможно без предыдущего подготовительного дискурсивного рассуждения и размышления. Если продолжить аналогию, то разбежавшийся не обязательно должен перепрыгнуть через пропасть (а полет — не то же самое, что разбег), хотя перепрыгнувший обязательно должен предварительно разбежаться. Поэтому разум — это синтетическая единораздельность и простота тождественного объединения, тогда как рассудок — аналитическая разделенность, сведенная рассуждением в единство.
Разум — наиболее ценное из того, чему причастен человек, некая абсолютная бытийная данность, не сводимая к одной только индивидуальной субъективности, — потому что разум есть чистое недискурсивное мышление, являет подлинную мудрость, , цель стремления философа, в котором он только и обретает покой и пребывание. И это знание, мудрость, постижимая одним только разумом, есть самое точное и достоверное умозрение (Аристотель, «Никомахова этика» VI 7, 1141a17 слл.), ничего не производящее, не конструирующее, но только открывающее — созерцающее и затем доказывающее, в созерцаемом же уже все есть. Потому и говорит Аристотель, что “ум направлен на первоначала вещей умопостигаемых и сущих; ...ум имеет дело с первоначалами. Мудрость же сложена из знания и ума. Ведь мудрость имеет дело и с первоначалами, и с тем, что происходит из первоначал и на что направлено знание; поэтому в той мере, в какой мудрость имеет дело с первоначалами, она причастна уму, а в той, в какой она имеет дело с вещами доказуемыми, существующими вслед за первоначалами, — она причастна [дискурсивному] знанию” («Большая этика» I 34, 1197a21–29). Разум как всеединая совокупность идеальных форм — первообразов — это своего рода линза, собирающая, фокусирующая божественный свет разума воедино, в пучок, так что идея, эйдос вещи — это как бы фокус, в котором в познании и является сам предмет.
Повсюду — не только в космосе, но и в устройстве души и в работе ума — античная философия обнаруживает ту же иерархичность устроения и твердое отделение бытия от небытия, тождественного от инакового. Структура рациональных способностей предстает в античности в общепринятом, находящем продолжение в византийской и схоластической психологии учения о “частях души” — ее способностей познания, проявляющихся в созерцательной и деятельной жизни (хотя сама душа проста и бесчастна). Учение это представлялось во многих, зачастую значительно разнящихся теориях, опиравшихся на трехчленное либо двухчленное (соответственно четырехчленное) деление способностей души (ср. Ксенофонт, «Киропедия» 6, 1, 41). Платон утверждает наличие бессмертной разумной и смертной частей души, из которых последняя делится на аффективную и вожделеющую («Тимей» 69c слл.; «Федр» 246a слл.; «Государство» IV, 435b; «Филеб» 22c). Аристотель же, принимая двухчленную формулу (впрочем, в другом месте Аристотель следует платоновскому троичному делению душевных способностей — «Топика» II 7, 113a36 слл.; IV 5, 126a8–10), различает разумную, причастную логосу часть души, и неразумную: „Существуют две части души: наделенная суждением и лишенная его; теперь нужно предпринять разделение в той, что обладает суждением. Предположим, что частей, наделенных суждением, тоже две: одна — та, с помощью которой мы созерцаем такие сущности, чьи начала не могут быть инакими; другая — та, с помощью которой [понимаем] те, [чьи начала] могут [быть и такими, и инакими]” («Никомахова этика» VI 2, 1139a5 слл.; ср. I 13, 1102a29; VI 6,1140b26-28; 13, 1144a10-12, b14-17; «Большая этика» I 5, 1185b3). В итоге насчитывается четыре части, способности единой души. Первая из них — 1) научная, ее добродетель — мудрость (sof…a), с ее помощью познаются первые начала, осуществляется познание и мышление, что соответствует платоновским разуму и рассудку; вторая часть души — 2) рассчитывающая, или составляющая мнение, ее добродетель — рассудительность (), что, пожалуй, соответствует платоновским мнению и уподоблению. Не обладающих же суждением частей также две: 3) стремящаяся, или влекущаяся, ей соответствуют нравственные этические добродетели, эта часть отвечает скорее платоновскому “страстному”, аффективному началу души; наконец, это 4) “питательная” часть, или растительная, вегетативная, у которой нет добродетели и которая отвечает вожделеющей части души по Платону.
Как сказано, идея или эйдос для Платона — это вечносущий парадигматический формальный прообраз вещи, во-первых, наделяющий ее бытием и определенностью и, во-вторых, позволяющий знать ее как таковую, т.е. не путать ни с какой другой. Идея — сущая, вещь — не вполне сущая, существующая только по причастности своему бытию-идее, и познание вещей — возвращение к их первообразам, к их сущим истокам. Поэтому Платон вводит учение о припоминании-анамнесисе и врожденных идеях: здесь, в мире находящаяся душа, сталкиваясь с предметом, имеет повод “вспомнить” об уже виденном, уже знаемом ею в качестве прообраза, которому она причастна (ведь она сама — из “того”, т.е. умопостигаемого мира), затемненного и затуманенного сумраком здешнего текучего мира. “Если, — говорит Платон, — рождаясь, мы теряем то, чем владели до рождения, а потом с помощью чувств восстанавливаем прежние знания, тогда, по-моему, ‘познавать’ означает восстанавливать знание, уже тебе принадлежавшее. И, называя это припоминанием, мы бы, пожалуй, употребили правильное слово” («Федон» 72e–76c; ср. «Федр» 249b–250d; «Менон» 81b–d; «Филеб» 34b–c). Врожденные идеи — это присутствие бытия в человеке, которое в нем не зависит от него самого, — от человека зависит только усилие разглядеть в себе нечто большее самого себя.
Вслед за Сократом Платон указывает здесь на то обстоятельство, которое затем станет определяющим в новоевропейской трансцендентальной философии: для того чтобы действительно, т.е. точно что-то знать, надо уже заранее это знать. Скажем, из эмпирического наблюдения трех лошадей, трех деревьев и т.д. мы никогда не извлечем понятие числа “три” — ни как математического, ни как идеального. Чтобы знать строго, иметь возможность обосновать свое знание с помощью формально-логических выводов и рефлексивных, обращенных на себя процедур, необходимо, чтобы разум уже был причастен неким априорным, доопытным структурам, присутствующим также и в природных предметах познания. Эти доопытные формы-структуры разума существуют действительно, объективно (т.е. независимо от нашего произвола и желания), так что одни и те же идеальные формы в виде законов мира (физических), души (психологических), общения и поведения (нравственных), общества (культурно-исторических и политических) разум открывает как в себе, так и в самих вещах.