Многозначность и недосказанность.
Если в научном логическом мышлении все четко и однозначно, то образная мысль – многозначна. Художественный образ так же глубок, богат и многогранен по своему значению и смыслу, как сама жизнь.
Недосказанность, безусловно, является одним из аспектов многозначности художественного образа. А.П. Чехов говорил о том, что искусство писать – это искусство вычеркивать. А Э. Хемингуэй сравнивал художественное произведение с айсбергом. Лишь небольшая часть его видна на поверхности, главное и существенное спрятано под водой. Именно это делает читателя активным, а сам процесс восприятия произведения превращает в сотворчество.
Художник заставляет читателя, зрителя, слушателя додумывать, дорисовывать. Однако это не домысел произвола. Воспринимающемудан исходный импульс для раздумий, ему задается определенное эмоциональное состояние и программа переработки полученной информации, но за ним сохранены и свобода воли, и простор для творчества фантазии.
Недосказанность художественного образа, стимулирующая мысль читателя, с особой силой проявляется в принципе non finita (отсутствие концовки, незаконченность произведения). Как часто, особенно в искусстве XX века, произведение обрывается на полуслове, не договаривает нам о судьбах героев, не развязывает сюжетные линии!
Великий художественный образ всегда многопланов, в нем открывается бездна смыслов, которая становится видна по прошествии многих веков. Каждая эпоха находит в классическом образе новые стороны и грани, дает ему свое содержание, свою трактовку. В XIX веке Гамлета рассматривали преимущественно как рефлексирующего интеллигента. В XX веке в нем увидели борца со злом. Характерна в этом отношении трактовка Гамлета И. Смоктуновским в фильме режиссера Г. Козинцева. Примечательно, что существует множество разных и одинаково правомерных трактовок этого образа.
Столь же многозначен и другой великий шекспировский образ – король Лир. Один из лучших исполнителей этой роли, С. Михоэлс, утверждал, что за несколько веков, которые живет образ, было сформулировано бессчетное количество его «сущностей». Считали, что «Король Лир» – это трагедия вероломства и дочерней неблагодарности, превращали его произведение в интимную, интерьерную, семейную трагедийку, почти мелодраму. Считали, что трагедия Лира – политическая, государственная. Ведь герой делит свое королевство в тот момент, когда историческая необходимость подсказывает стратегию собирания страны. Сам Михоэлс считал, что это трагедия обанкротившейся ложной идеологии.
Художественный образ – это целая система мыслей, идей. Поэтому автор чаще всего не может сказать, какова идея его произведения, – для этого ему пришлось бы вновь написать его от начала до конца.
Э. Хемингуэй в интервью по поводу своей повести «Старик и море» в шутливом тоне высказал положение о смысловой бесконечности художественного произведения: «Я попытался дать настоящего старика и настоящего мальчика, настоящее море и настоящую рыбу, и настоящих акул. И если это мне удалось сделать достаточно хорошо и правдиво, они могут быть истолкованы по-разному»1 .
Если бы художественный образ можно было объяснить, однозначно истолковать, перевести на язык логики, наука легко заменила бы нам искусство. С другой стороны, если бы художественный образ вообще не подлежал осмыслению и истолкованию, ни литературоведение, ни искусствознание, ни художественная критика не могли бы существовать. В том-то и дело, что художественный образ одновременно и переводим, и непереводим на язык логики. Он непереводим потому, что при анализе неизбежно остается «смысловой остаток». Но он переводим, потому что, проникая в суть произведения, мы все полнее, многостороннее выявляем его внутренний смысл. Художественный образ соответствует сложности, эстетическому богатству и многогранности самой жизни. И отношение критического анализа к художественному образу является процессом бесконечного углубления и приближения к сути.