Вторым направлением в психологии России начала XX века являлась "эмпирическая психология", представленная такими известными учеными, как М.И.Владиславлев, М.М.Троицкий, Н.Я.Грот, Г.И.Челпанов, А.П.Нечаев и др.
Общими характеристиками этого направления являлись: непоследовательность и противоречивость методологических позиций; ориентация в большей мере не на национальную традицию в области человекознания, а на современные ученым данного направления европейские концепции и методы исследования психического.
В методологическом плане наиболее важными идеями, развиваемыми в рамках данного течения психологической мысли, являлись: утверждение специфичности психических явлений в силу их независимости от явлений физиологического и физического ряда, приверженность идеям эмпиризма, признание необходимости опытного пути развития психологии и использова-ния эксперимента при сохранении в качестве главного метода исследования психики интроспекции. Иначе говоря, в качестве концептуальной основы понимания природы психического ими использовались учения В.Вундта, Дж.Локка и других основоположников эмпиризма в мировой психологической науке. Например, "метафизический идеализм" Вундта оценивался Челпановым как вершина современной ему философии.
Критикуя материализм, который по их мнению, растворяет психическое в физиологическом, ученые данного направления обосновывали идеи о реальности, автономности и специфичности внутреннего психического мира человека, его несводимости ни к каким другим явлениям, о бесплодности физиологических методов для его изучения. Это определяется, например, согласно взглядам Челпанова, природой самого психического не обладающего протяженностью. А так как протяженные (материальные) процессы не могут выступать в качестве детерминирующих воздействий на непротяженные (психические), то отсюда вытекает утверждение о параллелизме ("эмпирическом параллелизме", по терминологии Челпанова) психического и материального, о наличии собственной психической детерминации: "пси-хическое объясняется только из психического" [48, с. 279].
В соответствии с идеями Вундта, Челпанов считал предметом психологии субъективные состояния сознания человека, что качественно отличает ее от физиологии головного мозга. Признание этого исходного, базисного положения оценивалось как важнейшая предпосылка создания психологии как самостоятельной науки: "Разве если кто-нибудь говорит, что психологии как особой науки нет и что она собственно всецело исчерпывается физиологией мозга, то это не значит понимать психические явления материально?" [там же, с. 7]. Материалистические тенденции в понимании психического рассматривались лишь в их вульгарно-материалистической форме, отсюда острота утверждений о противоположности, принципиальном различии "мира психического" и "мира физического".
Соответственно, главным методом исследования психических явлений, как имманентного внутреннего мира ("внутреннего опыта") субъекта, может быть только интроспекция. Более того, она является и условием психологического познания других людей. Как утверждал Челпанов, только сам человек, непосредственно пережив те или иные психические явления, может посредством апелляции к своим состояниям и испытанным ранее чувствам воспринять аналогичные переживания у другого человека, адекватно интерпретировать их и понять. Этот процесс опосредованного восприятия внешних для человека событий через призму его собственного внутреннего опыта характеризуется как процесс умозаключения, а не непосредственного наблюдения: "следовательно, необходимо мне самому пережить хоть раз то, что переживает другой человек, для того, чтобы судить о его душевном состоянии" [там же, с. 97]. Отсюда делается ,,вывод, что "психология не была бы возможна, если бы не было самонаблюдения" [там же].
Противоречивость эмпирической психологии особенно ярко проявляется в отношении к эксперименту и оценке его места в психологии. С одной стороны, Челпанов как основатель психологического института в Москве (1912), ставшего одним из центров экспериментальных исследований в нашей стране в тот период времени, автор ряда статей по вопросам психологического эксперимента и книги "Введение в экспериментальную психологию" (1915), объективно способствовал распространению экспериментального метода. С другой стороны, в оценке его как метода исследования психических явлений, Челпанов являлся последовательным сторонником Вундта и поэтому рас-сматривал эксперимент лишь как условие улучшения интроспекции, доказывал, что значение экспериментального метода в психологии незначительно и не с ним связано ее дальнейшее развитие. "Современное положение эксперимента таково, — писал Челпанов, — что он не только не имеет решающего значения, а не составляет главной основы психологии" [49, с. 14]. Этот подход качественно отличается от сеченовского, рассмат-ривающего объективные методы исследования психики в качестве важнейшей предпосылки обретения психологией статуса точной, научной дисциплины.
Имена ученых данного направления ассоциируются с их огромным организационным вкладом в создание и развитие психологической науки в России: Владиславлев и Троицкий возглавляли работу по подготовке психологических кадров в Петербургском и Московском университетах; Троицкий, а вслед за ним Грот руководили Московским психологическим обществом;
Грот был организатором и первым редактором журнала "Вопросы философии и психологии"(1899); Челпанов явился основателем психологического семинария и Психологического института, крупным пропагандистом и организатором экперимен-тально-психологических исследований в нашей стране; Нечаев создал первую экспериментально-психологическую лабораторию на базе Педагогического музея военно-учебных заведения в г. Петербурге (1901), был инициатором проведения Педагогических съездов. Этот перечень можно продолжать. Он приводит нас к двум важным выводам: во-первых, наука является результатом коллективного, совокупного творчества ученых разных научных направлений, и во-вторых, необходим всесторонний анализ научного наследия ученых и как сторонников того или иного научного мировоззрения, и как организаторов деятельности научного сообщества.