Образ человека в художественном осмыслении писателей «серебряного века»
Реферат - Литература
Другие рефераты по предмету Литература
верждающее начало поэмы продолжает линию горьковского Человека. Подобно Горькому, поэт преисполнен восторга и удивления перед мощью человека. Мое оружие Мысль, а твердая уверенность в свободе Мысли, в ее бессмертии и вечном росте творчества ее вот неисчерпаемый источник моей силы! провозглашал в свое время герой Горького. По-своему продолжает эту мысль герой Маяковского:
Черепа шкатулку вскройте
сверкнет
драгоценнейший ум.
Есть ли
чего б не мог я?!
Хотите,
новое выдумать могу
животное?
Будет ходить
двухвостое
или треногое. (VI, с. 64)
Настанет день в груди моей сольются в одно великое и творческое пламя мир чувства с моей бессмертной мыслью, жестокое и злое, и буду я подобен тем богам, что Мысль моя творила и творит, низвергает Горький богов, созданных человеком в минуту слабости. Маяковский утверждает человека как чудо земли в противовес чудесам религии:
Это я
сердце флагом поднял.
Небывалое чудо двадцатого века!
И отхлынули паломники от гроба господня.
Опустела правоверными древняя Мекка. (VI, с. 68)
Маяковский высказывается теперь на тему о боге в гораздо более спокойном тоне, чем в прежних поэмах, не трагически, а юмористически. Придавая своему герою некоторые автобиографические черты, поэт полемически, по своему обыкновению, обращается к религиозной легенде о рождении Христа. Рождение человека, говорит поэт, факт гораздо более значительный, чем легендарное событие в Вифлееме:
В небе моего Вифлеема
никаких не горело знаков,
никто не мешал
могилами
спать кудроголовым волхвам.
Был абсолютно как все
до тошноты одинаков
день
моего сошествия к вам.
И никто
не догадался намекнуть
недалекой
неделикатной звезде:
Звезда мол
Лень сиять напрасно вам!
Если не
человечьего рождения день,
тo черта ль,
звезда,
тогда еще
праздновать?! (VI, с. 64)
Теперь Маяковский атеист, скорее, подсмеивается, чем издевается. Если раньше, в Облаке, поэт обращался к ангелам в негодующе-патетическом тоне:
Крыластые прохвосты!
Жмитесь в раю!
Ерошьте перышки в испуганной тряске! (VI, с. 20)
то уже в Войне и мире он замечает снисходительно-иронически:
Трясутся ангелы.
Даже жаль их.
Белее перышек личика овал... (VI, с. 81)
А в Человеке он показывает таким обыденным небесный уклад, что одним этим приемом снимает всякую религиозную мистику:
Кто тучи чинит,
кто жар надбавляет солнцу в печи.
Все в страшном порядке,
в покое,
в чине.
Никто не толкается.
Впрочем, и нечем. (VI, с. 67)
Богоборчество в Человеке кончилось. Тема отрицания бога исчерпана для Маяковского. Это не проблема, а литературно-пародийная и агитационно-просветительная задача. Поэт вплотную подходит здесь к той трактовке темы, которая характерна для Мистерии-буфф.
Любопытно, что в стихотворении После изъятий, написанном в 1922 г. в связи с изъятием во время голода в Поволжье церковных ценностей, Маяковский писал, имея в виду свое дооктябрьское богоборчество:
Известно:
у меня
и у бога
разногласий чрезвычайно много.
Я ходил раздетый,
ходил босой,
а у него
в жемчугах ряса.
При виде его
гнев свой
еле сдерживал.
Просто трясся... (VI, с. 69)
В одном из писем, написанном вскоре после окончания поэмы Человек, Горький сообщал о замысле одноактной пьесы под тем же названием, действующими лицами которой должны были быть человек, природа, черт и ангел. Она должна была быть написана стихами. Эта форма подсказывалась уже и ритмом горьковской поэмы.
В отличие от горьковского Человека герой Маяковского попадает в реальную обстановку на земле. Его появлением встревожено логово банкиров, вельмож и дожей. Оки не согласны терпеть рядом с собой того, кто сердце флагом поднял. Противник человека банкир говорит:
Если сердце всё,
то на что,
на что же
вас нагреб, дорогие деньги, я? (VI, с. 74)
Враг человека силен. Он отнял у него право петь, любоваться природой, запер небо в провода, заставил обладателя пары прекрасных рук воевать.
Хвалился: Руки?! На ружье ж! (VI, с. 68)
Герой Маяковского чувствует себя пленником золота, которое поставило себе на службу государство и церковь.
Загнанный в земной загон,
влеку дневное иго я.
А на мозгах
верхом
Закон,
на сердце цель
Религия. (VI, с. 72)
Из Войны и мира переходит в новую поэму мотив земли, стонущей под властью золота:
Рвясь из меридианов
атласа арок,
пенится,
звенит золотоворот
франков,
долларов,
рублей,
крон,
иен,
марок.
...В горлах,
в ноздрях,
в ушах звон его липкий:
Спасите!
Места нет недоступного стону... (VI, с. 69)
Этот круговорот золота не может не напомнить горьковского Города Желтого Дьявола
Кажется, что где-то в центре города вертится со сладострастным визгом и ужасающей быстротой большой ком Золота, он распыливает по всем улицам мелкие пылинки, и целый день люди жадно ловят, ищут, хватают их. Но вот наступает вечер, ком Золота начинает вертеться в противоположную сторону, образуя огненный вихрь, и втягивает в него людей затем, чтобы они отдали назад золотую пыль, пойманную днем... И жаднее, с большей властью, чем вчера, оно (золото. О. Г.) сосет кровь и мозг людей для того, чтобы к вечеру эта к