Феномен жизнетворчества в литературе на рубеже XIX–XX веков
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
±ственным жизненным примером создать новую религию (его мистические опыты, проводимые совместно с З.Н. Гиппиус, В.В. Розановым и Д.В. Философовым), Д.С. Мережковский не создал четкой философской концепции. Отсюда и его постоянные метания в сочувствии различным политическим движениям в реальной жизни (от монархизма до левых взглядов, а затем и к крайнему антибольшевизму, что привело к эмиграции), нашедшие отражение в его публицистике.
В эмиграции Д. Мережковский писал в основном художественно-философскую прозу с ярко выраженными субъективными суждениями о мире, человеке, истории. О стилевой манере Д. Мережковского тех лет Терапиано писал: …книги для него были не литературными произведениями, а беседою вслух о главном… В таком роде написаны его Тайна трех. Египет. Вавилон, Наполеон, Иисус неизвестный.
Творчество Д.С. Мережковского периода эмиграции, по словам многих современников, носит печать некоторой истерии, как следствия провозглашения им себя великим философом и пророком, когда его учение окончательно оформилось. Его христианство Третьего завета рисует вселенную как систему взаимосвязанных идей, отраженных в индивидуальных и материальных символах, где Христос предстает не конкретной личностью, а некоей абстракцией. Несмотря на все это, важность религиозно-философских взглядов Д.С. Мережковского для формирования символизма неоспорима.
Одним из важнейших связующих звеньев философской традиции с символизмом становится тот факт, что многие из философов уделяли пристальное внимание раскрытию понятия символа, которое для нового литературно-философского направления является базовым. Начиная от неоплатоников, где символ мыслился как совпадение явления и сущности, к средневековой христианской философии, где проявляются два аспекта рассмотрения символа как субстанциональной основы сущего и как определяющей категории гносеологии познания. Но уже в эпоху Возрождения символ становится преимущественно эстетической категорией, что впоследствии переходит и в немецкую классическую философию (И. Кант), а на нее во многом опирались в создании своей творческой концепции символисты. В частности, на В.И. Иванова оказал значительное влияние Шеллинг, рассматривавший символ как синтез схематизма и аллегории.
В отличие от старших символистов, на которых оказали влияние, прежде всего, французские символисты, В. Иванову были более близки традиции немецкого романтизма, в основном иенских романтиков, а из традиций русской философии - славянофильство, воспринятое в духе символистского миропонимания, - вера в особое историческое призвание России и религиозно-мистическая интерпретация русского духа.
Первый сборник стихов В. Иванова Кормчие звезды вышел в 1902 году и сразу принес известность автору. Символика заглавия разгадывалась легко: кормчие звезды - это звезды, по которым кормчий правит корабль, вечные и неизменные ориентиры. В сборнике определились основные темы, мотивы, образы поэзии В. Иванова: образ России (идущий от славянофильской традиции), утопия соборности, противопоставляемая индивидуалистическому сознанию.
Но особенно остро В. Ивановым были прочувствованы воззрения Ф. Ницше, фактически именно в его философии прочно укоренился и европейский, а вслед за ним и русский символизм, где творческий мир грез являет собой аполлоническое начало, а творческий мир опьянения - дионисийское. Эти его взгляды были восприняты и отражены в художественном и публицистическом наследии В.И. Иванова.
В литературе конца XIX - начала XX вв. существует множество эзотерических произведений, трактовка которых требует восстановления исторического, культурного и бытового контекстов их создания. В процессе изучения художественного творчества таких художников, как Вячеслав Иванов, часто особое значение приобретают дневники и письма людей, так или иначе причастных к духу символизма, но оставшихся психологически им не затронутыми.
Е.В. Ермилова в своей монографии Теория и образный мир русского символизма, подчеркивая исповеднический стиль эпохи начала XX в., размышляет о необходимости для исследователя преодолеть некий внутренний барьер при изучении мемуарно-биографических документов, изначально не предназначенных для широкого круга читателей. Есть такого рода мемуарно-биографические источники и в ивановедении.
Полярность оценок атмосферы жизни семьи Ивановых и ее близкого окружения, в первую очередь, свидетельствует о сложных, неоднозначных переплетениях судеб. Оставляя в стороне откровенно негативные высказывания и оценки образа жизни Вяч. Иванова 1900-10-х гг., обратимся для примера к мнению двух людей, сочувственно воспринимающих все происходящее в ивановской семье. Э.К. Метнер писал Вяч. Иванову в 1912 г.: Восхищает меня то, что Вы - свободный, бесконечно свободнее всех других лично известных мне современников. В контексте личной драмы Э.К. Метнера слова эти следует понимать как проявление особого преклонения перед В. Ивановым за реализованное им право на личностное волеизъявление, что и лежит в основе жизнестроительства художника.
Свобода Вяч. Иванова реализовывалась как в реально существовавших любовных отношениях, так и в творчестве. Об этом пишет в своих воспоминаниях С.В. Троцкий. Он подчеркивает значимость для В. Иванова категорий свободы, любви и творчества как сущностных начал индивидуальности - Я. …Может ли быть свободным чел