Проект реформы русской орфографии 2001–2002 гг.: опыт контент-анализа
Реферат - Литература
Другие рефераты по предмету Литература
бще не стоит лезть в эти дебри, ограничиться принятием минимально необходимых новых правил, а все действующие - оставить, как есть?
"Да, конечно, - соглашается Виктор Маркович. - Некоторые предлагавшиеся новации уже изъяты из проекта - в том числе пресловутые(д)- "парашут" и "брошура", вызвавшие резкое неприятие у филологов. Можно и вообще ничего не менять - если нам совсем детей не жалко".
(-) Образ школьника, страдающего от бессилия заучить огромный объем (сам проект "Свода" со всеми его упрощениями занимает около 350 страниц печатного текста - не считая оглавления, вводных пояснительных разделов и списка сокращений) правил, понятий, признаков, исключений и т. п., неизменно всплывает во всех разговорах об изменениях орфографии. Бедного ребенка в самом деле жалко - тем более, что почти все это он заучивает только для того, чтобы отбарабанить на ближайшем уроке, что-то повторить через несколько лет на экзамене и больше никогда в жизни не вспомнить. Взрослый человек в своей орфографической практике почти никогда не "следует правилам". (Когда же обращение к ним становится необходимым - скажем, при неуверенности или споре - дело все равно кончается не напряжением памяти, а снятием с полки Розенталя.) Взрослый человек руководствуется совсем другими представлениями - прежде всего, графическим образом слова, сложившимся у него в течение жизни под действием чтения, переписывания и самостоятельного написания текстов. Если кто-то думает, что это относится только к носителям так называемой "автоматической грамотности" - пусть вспомнит чудовищное "-ти" при некоторых написанных цифрами числительных (вплоть до оборотов "не более 5-ти"!), неистребимую запятую после "однако" в начале фразы, категорическое нежелание склонять топонимы среднего рода ("квартира в Бутово") и прочих монстров, никогда никакими правилами не рекомендованных, но успешно воспроизводящихся именно письменной традицией малограмотных людей и порой даже теснящих литературную норму. Любые, даже самые логичные и небольшие изменения сложившейся орфографии обязательно натолкнутся на сопротивление этого механизма и, в свою очередь, будут мешать ему: каким бы ни был предлагаемый авторами проекта "переходный период" (в течение которого следование старым правилам не будет считаться ошибкой), вряд ли его хватит для полной замены всего массива реально читаемой ребятами литературы(-). А значит, правила будут подсказывать одно написание, а графический образ слова - другое. К тому же при взвешивании слезинок замученных школьников справедливо было бы бросить на другую чашу весов психическую травму грамотных, любящих язык взрослых людей.
То, что изменения (опять-таки любые, даже самые незначительные) обесценивают их кастовую привилегию, которой они гордились и которую старательно защищали от подделок - это полбеды, урок смирения еще никому не помешал. Гораздо хуже - утрата ими уверенности в себе, доверия к собственному языковому чутью и приобретение нервного тика "заглядывания в справочник". Это тем более неприятно сейчас, когда многие из них и так тяжело переживают колебания и крушение устоев, казавшихся им незыблемыми. Когда чем-то напуганный человек прижимается спиной к стенке и вдруг ощущает, что она шевелится - уже неважно, как сильно она качнулась. (С этой точки зрения реакция депутатов Госдумы выглядит не такой уж бессмысленной и вполне отражающей если не волю, то безотчетные движения души их избирателей. "Мы это переносить не будем" - категорически заявила при обсуждении изменений правил переноса слов безвестная аппаратчица одного из думских комитетов. Она была права: мы ведь и в самом деле можем этого не перенести.) Но даже и это еще не самое худшее: многие из них (впрочем, к чему лукавить - нас) просто физиологически неспособны вывести собственной рукой знакомое слово в диком, невозможном, "безграмотном" написании(-).(м) Оно стоит колом посреди строчки и страницы и своим уродливым видом вопиет к небесам. И что нам теперь делать?
Я спросил своего знакомого, профессионального корректора, сколько времени нужно, чтобы признать нормой написание "брошура" и "парашут". "Лично мне - лет десять, - ответил он. - Это чтобы работать. А вздрагивать при виде этих слов я не перестану до конца жизни"(-).
Возможно, профессиональные филологи относятся к этому спокойнее. Должно быть, они - в отличие от нас - знают и чувствуют, как подвижен язык и насколько преходящи всякие формы, в которых его пытаются зафиксировать. Но язык-то (и даже письменность) все-таки принадлежит не им одним, и никто не отдавал им его в доверительное управление. В конце концов, письменной речью пользуемся мы все и потому все имеем право так или иначе влиять на решение вопроса. Не голосованием, конечно - но хоть обсуждением. Пусть проект еще не готов окончательно - так ведь и мы вроде не персонажи русской пословицы, которым полработы не кажут! (+) Защитники проекта "Свода" с неподдельной обидой сетуют на то, что их противники многое им приписывают, питаясь невесть откуда взятыми слухами или даже тиражируя заведомо ложные сведения. И это правда: чего стоит одно только постоянное напоминание о безумных предложениях реформы 1964 года или название статьи о проекте в популярном еженедельнике - "Жы-шы". (Спешим успокоить его читателей - на правило "жи - ши" ни на каком этапе работы над проектом никто не посягал.) Вот только кто виноват в том, что ни зловре