Статья по предмету Литература

  • 41. «Мои посмертные приключения» Юлии Вознесенской как современная повесть-притча
    Статьи Литература

    Важным сюжетным поворотом в изображении райского пространства, в раскрытии антиномии онтологического родства души героини с горним миром и мучительного ощущения собственной временности и чуждости в нем становится ее встреча с близкими людьми Дедом, умершим в младенчестве братом и даже с "прабушкой" Хельгой, первой христианкой из рода Анны. При изображении общения страждущей души рассказчицы с оказавшимися в раю членами ее семьи автору повести удается избежать книжного дидактизма. Такие проникнутые добрым юмором эпизоды, как игра с Алешей в диковинные костюмы или игра с Ангелом в снежки, позволяют представить рай не как иссушение собственно человеческих устремлений, но, напротив, как преображение и гармонизацию лучших из них. Вместе с тем здесь разворачивается напряженное по своему драматизму исповедальное самораскрытие героини например, в ее беседах с Ангелом проступают болезненные для современного сознания попечение о "своей личной независимости", вопросы о соотношении Божественной и человеческой воли, о границах свободы индивидуального "я". В чудесном обретении Казанской иконы Богоматери "из бывшей … московской квартиры" и особенно встреча с Хельгой знаменуют глубинную причастность Анны родовому древу с его как вершинными проявлениями (история Хельги, мученичество Деда), так и греховным бременем. Тема грехов рода, тяготеющих и над судьбами рассказчицы, ее матери, сопряжена в повести с попыткой интуитивно нащупать мистические предпосылки поворотов жизненных путей персонажей, с расширением пространственно-временной перспективы, с открытием не только социально-исторических, но и бытийных факторов духовного оскудения личности, что нашло преломление в рассказанной Хельгой истории о ее муже-варяге, который две тысячи лет назад отвернулся от сошедшего в ад Спасителя.

  • 42. «Московский текст» в русской поэзии ХХ в.: М.Цветаева и Б.Окуджава
    Статьи Литература

    История распорядилась так, что воспетый Цветаевой мир "колокольного града" и впрямь оказался на грани полного уничтожения. В ее стихотворениях о Москве 1917-1922 гг. за явленной деформацией привычных реалий города, активизацией его темных сил, "подполья" ( "Чуть светает…", 1917) ощутимо осознание самой героиней собственной обреченности: смерть прежней Москвы напрямую ассоциируется в ряде случаев с уходом из жизни и ее поэта. Начало "окаменения" столицы становится очевидным в стихотворении "Над церковкой голубые облака…" (1917). Привычные звуки, краски города теперь постепенно растворяются в энтропии революции, прежний колокольный звон, воплощавший музыкально-песенную гармонию, теперь поглощается царящим вокруг хаосом ("Заблудился ты, кремлевский звон, // В этом ветреном лесу знамен"), а наступающий "вечный сон" Москвы оказывается равносильным близкой смерти. В состоящем из трех стихотворений цикле "Москве" (1917), сопрягая историю и современность, в далеком прошлом Цветаева находит примеры проявленной Москвой женской, материнской стойкости в гордом противостоянии "Гришке-Вору", "презревшему закон сыновний Петру-Царю", наполеоновской армии… Здесь, как и в стихотворении "Над церковкой голубые облака…", крушение знакомого мира, ввергнутого в новую смуту, раскрывается ну уровне звуковых лейтмотивов, далеких теперь от прежней музыкальной гармонии ("жидкий звон", "крик младенца", "рев коровы", "плеток свист"), причем в одном из стихотворений цикла особенно психологически убедительна форма прямого диалога героини с "плачущей" столицей, поверяющей ей свои страдания:

  • 43. «Нижегородский текст» в автобиографических повестях М.Горького («Детство», «В людях»)
    Статьи Литература

    Рельефно выделяется в повестях сакральное храмовое пространство - от промелькнувших в начале «Детства» «золотых глав» Успенской церкви вблизи каширинского дома. В повести «В людях» возникает элемент снижения этой сферы вследствие ее кажущегося слияния с царящей вокруг рассказчика непросветленностью, когда он делится унылым, оглушающим впечатлением от великопостного звона: «Удары колокола бьют по голове, как подушкой: не больно, а глупеешь и глохнешь от этого». Однако чаще всего церковный мир видится Пешкову в качестве одухотворяющего инобытия по отношению к текущей повседневности. Как замечает в разговоре с ним церковный сторож, весь город «с колокольни… краше». Позднее и сам герой, попадая в храм, ощутит здесь торжество света, где иконостас «точно плавится в огнях свеч, стекая густозолотыми ручьями на серый каменный пол амвона»; приобщится к духу исцеляющей гармонии, благодаря которой сердце «омывалось в неясных, горячих мечтах». Этот духовный мир подчас выходит за собственно церковную ограду и наполняет собой городскую среду, в связи с чем в повести весьма примечательным становится эпизод, когда «в субботу на Пасхе приносят в город из Оранского монастыря чудотворную икону Владимирской Божией матери». Явная «неканоничность» поведения героя («трепетно поцеловал икону в лицо, в губы») продиктована его подспудным желанием переступить водораздел Божественного и человеческого миров, приблизиться к тому заповедному райскому пространству, о котором он не раз слышал в бабушкиных рассказах: «Я любил Богородицу; по рассказам бабушки, это она сеет на земле для утешения бедных людей все цветы, все радости».

  • 44. «Ночной смотр» В.А. Жуковского
    Статьи Литература

    Явственно локализуется в тексте и само пространство. Движение разбросанных по всему миру наполеоновских ветеранов («И с севера, с юга летят, / С востока и с запада мчатся») направлено в одну точку - к тому месту, где «Из гроба встает полководец». Именно Наполеон оказывается той точкой, к которой центростремительно направляются все персонажи первых двух строф стихотворения. Это центростремительное движение еще раз подчеркивается в 3-й строфе, где и маршалы, и адъютанты, следуют за Наполеоном, словно за магнитом, и едут как будто бы только потому, что и сам он движется, повторяя и отражая его действия (на зависимость их от Наполеона указывает достаточно неожиданное с точки зрения синтаксиса двоеточие, появляющееся вместо запятой после описания Наполеона: «Он медленно едет по фрунту: / И маршалы едут за ним, / И едут за ним адъютанты»). С такой точки зрения и многократное повторение глагола множественного числа «встают» оказывается лишь знаком синхронного повторения егерями, гренадерами, гусарами, кирасирами и так далее одного и того же движения, которое должен совершить и сам «император усопший». Если движение к центру еще динамично, то по мере достижения центра оно явно сходит на нет. Сначала оно замедляется: во 2-й строфе эскадроны на легких воздушных конях «летят» и «мчатся», в 3-й строфе полки уже не мчатся, а «проходят», а сам император сначала «медленно едет» сопровождаемый маршалами и адъютантами, а затем и вовсе останавливается перед армией («Становится он перед нею»). В 4-й строфе и этому замедляющемуся движению приходит конец: стоит Наполеон, рядом с ним кругом стоят генералы (в первой редакции говорилось об этом еще недвусмысленнее - «Потом он генералов / Становит в круг и шепчет»), а действие сводится к речи, к шепоту на ухо, к таинственному знаку - к передаче пароля и лозунга. При этом любопытно, что и в первых двух наиболее «динамичных» строфах движение, по сути, было движением на одном месте: глагол «встают» - передает, конечно, движение, но все же это движение на одном месте, снизу вверх; траектория движения барабанщика в 1-й строфе или трубача во 2-й строфе - почти та же самая: барабанщик бьет в барабан и «ходит <…> взад и вперед», трубач громко трубит и «скачет <…> взад и вперед», то есть оба практически остаются на том же месте. Недаром исчезает эпитет «скорый» из описания действий барабанщика в первой редакции («Идет он скорым шагом»), а также протяженность его действий во времени («Сначала бьет он зорю, / Потом он бьет к молитве, / Потом он бьет тревогу»). Так в стихотворении постепенно сводится к статике и сама динамика.

  • 45. «Песнь о Вещем Олеге» А.С.Пушкина на уроках в начальной школе
    Статьи Литература

    Работа с примечаниями предполагает вторичное медленное, с остановками прочтение стихотворения. Здесь мы не только достигаем цели уяснения того обширного содержания, которое стоит за этим стихотворением, но и вырабатываем навыки внимательной работы с текстом, исключающей привычку бездумно пропускать непонятые места. Примечания имеют разный характер: это и объяснение архаичных, "старинных" слов, и рассказ о реалиях далекого прошлого и здесь, конечно, надо помнить, что в данном случае у Пушкина "реалии" имеют смещенный, литературно-художественный характер. Первая задача освоение архаичной лексики очень важна как для дальнейшего чтения классической литературы, так и для начала понимания многих языковых явлений: дети знакомятся с устаревшими словами, которые являются однокоренными со словами современного русского языка ("кудесник" - "чудесный", "бранное поле" - "браниться"), что дает представление об историческом развитии языка вообще. Вторая задача объяснение слов, обозначающих реалии исторического прошлого ("тризна", "цареградская броня") дает возможность образного и при этом достаточно детального первого ознакомления с важным периодом русской истории. Обсуждение непонятных "исторических" слов дает наилучшие результаты именно в беседе с учениками этот материал вызывает у них живейший интерес и порождает множество вопросов. "Поиск" непонятных слов ведется по тексту читая заново стихотворение, мы побуждаем самих детей выявить незнакомое слово и как бы "вместе" находим его объяснение. В ходе обсуждения отдельных слов необходимо постоянно возвращаться к материалу "Предисловия" (или к иным дополнительным сведениям, данным учителем) к карте, к иллюстрациям, к общей исторической картине - для того, чтобы каждое новое понятие было вписано в соответствующий контекст. Задача приучения к такого рода работе с литературой, возможно, предполагает и перенос некоторой части "примечаний" на домашнее задание (с последующей проработкой) по примеру того, как это уже делалось в классе. Завершением знакомства со стихотворением может быть рисунок - по сюжету стихотворения или по тем историческим темам, которые прозвучали в ходе его обсуждения; дети в этом возрасте очень любят рисовать, и им действительно необходимо излить свои впечатления в самостоятельной работе, выполненной руками. Основательная проработка предлагаемого материала займет три урока, однако это время будет проведено с несомненной пользой большое количество разнообразных сведений и впечатлений, объединенных художественным образом подлинной классической литературы, будет запечатлено в памяти и послужит основой для последующего освоения историко-литературной тематики.

  • 46. «Православное воззрение»: идея романа «Преступление и Наказание»
    Статьи Литература

    В таком сложном и противоречивом единстве предстает в романе трагическая вина Раскольникова его преступная идея. И хотя в первой части "Преступления и Наказания" идея Раскольникова названа, а вся внутренняя жизнь его дана по отношению к этому "ужасному, дикому и фантастическому вопросу" (Ф. Д., VII, 48), предметом изображения в романе идея Раскольникова становится лишь с третьей части уже после того, как она перестала существовать как дисгармоничное целое. Надо сказать, что в набросках первой части романа Достоевский собирался изложить идею героя "от автора": "Главн<ое> NB. Идея эта уже давно сидела у него в голове, как она забрела к нему трудно и рассказать. Математика Чтож это (самая трудная глава. От автора. Очень серьозно, но с тонким юмором)" . В окончательном же тексте автор предпочел отдать герою рассказ о том, в чем он запутался сам. Идея Раскольникова раскрывается в философском диспуте у Порфирия Петровича, в исповеди героя Соне, в спорах его с Дуней и самим собой, ее обсуждают Разумихин и Свидригайлов. В спорах с каждым из них предстают разные аспекты идеи Раскольникова. В диспуте вокруг статьи "О преступлении" раскрывается теория героя, его претензия сказать "новое слово" в духовной истории человечества: Порфирий Петрович провоцирует Раскольникова объяснить свою точку зрения, Разумихин дает ей моральную оценку. В спорах с Дунечкой и с самим собой он судит и оправдывает себя "их законом". На свой лад идею Раскольникова объясняет подслушавший его исповедь Свидригайлов. Почти весь комплекс мотивов представлен в исповеди Раскольникова Соне. Процесс изживания героем своей преступной идеи становится главным в романе: пути к "воскрешению из мертвых" открываются Раскольникову лишь после окончательного освобождения от призрака своей идеи в бредовых снах финала романа.

  • 47. «Скорбь мыслящего интеллигента»: философская элегия в песенной поэзии Евгения Клячкина
    Статьи Литература

    Истоки многих философских элегий Клячкина коренились в его пейзажной лирике. Чаще всего это лирические "ноктюрны", где дремлющий ночной мир оттеняет тревожную гамму переживаний героя. Стихотворения "Ноктюрн" (1969), "Бессонница" (1976), "Размышление в стиле блюз" (1978) это своеобразные элегии-"самоисследования"[5] , основанные на параллелизме ночного пейзажа и потаенного мира души. Клячкину-лирику близка тютчевская антиномия дня как блестящего покрова мироздания и ночи как воплощения его сокровенных глубин. В "Бессоннице" ночные мотивы раскрывают зыбкость очертаний реального мира, изображенных здесь в импрессионистической манере: "И, в ночь погружены, предметы бестелесны, // лишенные всего, чем их наполнил день". Экзистенциальное напряжение души лирического "я" обусловлено ощущением утраты привычных "дневных" ориентиров бытия ("И ни в одном из них ты не найдешь опоры"), проницаемости внутреннего мира перед лицом космической беспредельности "когда звезда любая // пронзительный прокол и в небе, и в тебе". Метафорический образный ряд, импрессионистичные ассоциации облекаются Клячкиным в форму непринужденного разговора, беседы, модус которой явился стилеобразующим фактором искусства авторской песни.

  • 48. «Словесные» портреты
    Статьи Литература

    «Словесные» портреты Анатолий Калинин Портреты обычно пишут маслом, акварелью, углем или карандашом. Но существуют и другие, необычные способы изображения, в том числе с помощью букв и слов. Не только слова Письмо, как известно, развивалось от рисунка к условному значку. До обратного способа превращать текст в картинки люди додумались гораздо позже. В Европе в Средние века портреты, составленные из кусочков текста, уже перестали считаться редкостью. Пример тому гравюра на меди с изображением австрийского императора Леопольда I и его супруги. (В истории Леопольд I известен как большой любитель музыки и покровитель алхимиков.) Текст на гравюре, состоящий более чем из тысячи слов, посвящен описанию достоинств и заслуг императорской четы. При первом взгляде на изображение это кажется неправдоподобным: где же тысяча слов? Оказывается, они спрятаны в кудрях париков, а если точнее, сами кудри нарисованы из десяти тысяч крохотных букв. Брови и усы императора тоже составлены из текста. Обратите внимание: чтобы зрители смогли прочитать написанное, гравер должен был вырезать буквы и строчки задом наперед ведь отпечаток на бумаге зеркален, перевернут слева направо по отношению к изображению на печатной доске (форме). Можете себе представить, какой это сложный и трудоемкий процесс! Тем не менее десять тысяч букв далеко не предел изощренности художников. В самом начале ХХ века в России появились необычные портреты русских писателей. Количество букв в них достигало 80 тысяч! Придумал и организовал производство таких портретов в России издатель С. Б. Хазин. Сведений об этом человеке сохранилось немного. Считается, что родился он (или жил) в селе Ярышеве возле города Могилев-Подольский на Украине, а портреты печатал в Киеве. Для изготовления необычных портретов Хазин выбирал хорошо известные фотографии писателей, и мастер-исполнитель увеличивал их до размера 50х70 см. Лицо на фотографии оставляли нетронутым, а остальную часть изображения одежду, волосы, детали интерьера почти полностью смывали. Поверх бледного контура переписывали от руки текст произведений того или иного писателя в изображения аккуратно вписаны крохотными буковками рассказы и даже целые главы из романов. Неизвестно, сам ли Хазин ретушировал фотографии или кто-то другой, но писателей и их произведения выбирал, конечно, он сам. Первым, в 1900 году, появился портрет с подписью: «Граф Л. Н. Толстой. XIII гл. "Крейцеровой сонаты"». И действительно, Хазин уместил всю главу, которая состоит из 4700 знаков. Желая привлечь покупателей, продавцы уверяли их, что изображение создано для того, чтобы преодолеть запрет цензуры на публикацию «Крейцеровой сонаты». План Хазина будто бы состоял в том, чтобы написать текст на портрете и в таком виде сделать повесть доступной читателям. На самом деле выписанные от руки буквы высотой не более миллиметра, и прочитать такой текст практически невозможно. Трудно даже понять, где начало главы, а где конец. У Толстого действительно были проблемы с цензурой. Но их удалось преодолеть еще в 1891 году, когда повесть вышла в свет. Толстой назвал свою повесть по одной из сонат Бетховена, поскольку немецкое kreiz переводится как «крест», что отвечает содержанию. Канва повести исповедь человека, убившего нелюбимую жену из ревности к музыканту и теперь несущего свой крест. А главу XIII писатель посвятил критике нравов, проблемам супружества, любви и ревности. Следующей работой Хазина стал портрет Горького, изданный в 1903 году. На портрете записан рассказ «Мальва», он состоял уже из 82 000 букв. Исходная фотография сделана в Нижнем Новгороде известным мастером Максимом Петровичем Дмитриевым первым русским фотопублицистом. (В частности, он сфотографировал берега реки Волги от истока до устья все 3530 км! Созданная им серия состоит из четырех тысяч фотографий, то есть более чем по одному снимку на километр. Многие из них можно увидеть в Русском музее фотографии в Нижнем Новгороде.) На фотографии, сделанной Дмитриевым, Горькому чуть более 30 лет. Он уже издал сборник своих рассказов, написал роман «Фома Гордеев» и пьесу «На дне». К работе над портретом Чехова Хазин приступил на следующий год после издания портрета Горького. В это время началась публикация полного собрания сочинений Антона Павловича вышел первый том. Хазин переписал в портрет Чехова четыре рассказа из этого тома: «В бане», «Сирена», «Роман с контрабасом» и «Злой мальчик». Портреты Толстого и Горького появились еще при жизни писателей. И они, скорее всего, были знакомы с работами Хазина, но история не сохранила сведений, как они к ним отнеслись. Чехов не успел увидеть свое необычное изображение он скончался на курорте в Германии через два месяца после начала тиражирования его портрета в Киевской типографии. В 1905 году в Одессе начали печатать еще один портрет Льва Толстого, составленный из букв. Правда, это была уже не фотография, а гравюра. Портрет сделан не в киевской, а в одесской типографии, техника печати тоже отличается от той, в которой работал Хазин. Исходной формой служил литографский камень с рельефным изображением. Имя художника создателя этого портрета неизвестно, но его выбор говорит о глубоком понимании литературы. На портрете записано (88 тысяч знаков!) целиком произведение Л. Толстого «Смерть Ивана Ильича». В дневнике Петра Ильича Чайковского сохранилась запись отзыв о том, что пережил композитор после знакомства с этим шедевром литературы: «Прочел "Смерть Ивана Ильича". Более чем когда-либо я убежден, что величайший из всех когда-либо и где-либо бывших писателей-художников есть Л. Н. Толстой. Его одного достаточно, чтобы русский человек не склонял стыдливо голову, когда перед ним высчитывают все великое, что дала человечеству Европа». Широкое распространение портретов из букв в начале ХХ века не случайность. Причина его изобретение фотографии и появление в связи с этим новых способов размножения рисунков фотомеханических. Раньше над изготовлением печатной формы долго и кропотливо трудился гравер. Резцом и иглой он переносил рисунок художника на печатную доску из камня, металла или дерева. Для передачи цветного изображения требовалось несколько плит их количество доходило до сорока на одну картину (хромолитография). Зато и качество достигалось высочайшее. После появления фотографии исходную картину стали проецировать на печатную форму, покрытую светочувствительным слоем. При последующей химической обработке светлые части изображения растворялись, и на форме оставался рельефный рисунок. Его покрывали краской и прижимали к чистому листу бумаги, на котором появлялся отпечаток. Этот процесс назывался «фототипия». Благодаря ей появилась возможность быстро и дешево копировать нужные изображения. Необычные почтовые открытки В портретах из букв строки текста следуют линиям рисунка, точнее, заменяют их. Существует и другой способ получения изображения одновременно с печатью текста. В этом случае все строки следуют одна за другой горизонтально, без пропусков, как в любой книге. Рисунок появляется на фоне текста из-за изменения плотности шрифта и его высоты. Используя этот способ получения изображения, на рубеже 1900-х годов в России выпустили целую серию почтовых открыток. На их лицевой стороне, там, где обычно располагается рисунок или фотография, напечатан текст, но столь мелкими буквами (две умещаются в миллиметре), что прочесть его можно только при помощи увеличительного стекла. Текст набран типографскими шрифтами разной жирности. Благодаря этому из букв складывается изображение человеческого лица. Начнем знакомство с почтовых открыток с силуэтами императора Александра II и итальянского короля Умберто I. Последняя выпущена в связи с убийством короля его застрелил революционер-анархист, о чем и сообщает текст на открытке, что позволяет достаточно точно определить год ее издания 1900. Видимо, в это же время или чуть ранее напечатана открытка, посвященная жизни и трагической гибели в 1881 году императора Александра II. В тексте открытки перечисляются его заслуги перед Россией, в том числе отмена в 1861 году крепостного права, а в 1863 году телесных наказаний. Еще одна открытка «Тень Гоголя» выпущена, скорее всего, к 21 февраля 1902 года, 50-летию со дня смерти великого писателя. В тексте дана биография писателя, история его тяжелой душевной и физической болезни в последние годы жизни, когда автор дважды писал окончание романа «Мертвые души» и дважды его сжигал. Скорее всего, первоначально портреты существовали в виде настенных плакатов с текстами, а затем их превратили в открытки. Разумеется, и плакаты, и открытки с портретами, напечатанные типографским способом, имели гораздо большие распространение и известность, чем «рукописные» портреты Толстого, Горького и Чехова. Еще одна такого же рода почтовая открытка выпущена во Франции в 1896 году. На ней французскими буквами нарисован портрет императора России Николая II. Открытку издали во время визита в Париж 28-летнего Николая с супругой, отправившихся в заграничное путешествие после коронации в Москве. В тексте приводится биография Николая, сообщается о его прибытии в Париж и встрече с президентом Франции. В 19121913 годах во всей Европе отмечалось столетие победы над Наполеоном. В память об этом событии в России выпустили почтовую открытку с портретом императора Александра I и надписью: «Портрет составлен из многих тысяч букв. В него вошла краткая биография Государя, манифест-обращение Императора к своим верноподданным в Москве 12-го июля 1812 года, эпизоды из Отечествен ной войны, действия русских войск, движение Наполеона и его полчищ». Микроминиатюры советского времени Искусство создания портретов из букв не исчезло и после революции 1917 года. В 20-е годы ими занялись не художники и не издатели, а талантливые самоучки. Естественно, изменились и побудительные мотивы творчества. Если придворный художник, рисовавший австрийского императора, выполнял чей-то заказ, а издатели портретов русских писателей надеялись на коммерческий успех у читающей публики, то при советской власти в большинстве случаев портреты из букв создавались как уникальные произведения, не предназначенные для размножения, это была демонстрация мастерства их создателей. Как и в прежние времена, умельцы рисовали самых известных людей. Чаще всего мастера выбирали образ Ленина. В 1970-е годы всеобщее восхищение вызывало творчество советского мастера микроминиатюры Николая Сядристого. Он, например, ухитрился поместить крохотную алую розу внутрь человеческого волоса. Одну из первых работ Сядристый создал под впечатлением от прочитанной им уже в зрелые годы повести Александра Ивановича Куприна «Гранатовый браслет». В течение двух месяцев мастер выписывал тушью портрет Куприна на крохотном кусочке бумаги полным текстом «Гранатового браслета» (77 000 знаков!). Светлые и темные участки, полутона возникали за счет изменения толщины линий и размеров выписываемых букв. Высота их равнялась в среднем одному миллиметру. Я пытался выяснить у Сядристого дальнейшую судьбу этого портрета, а также следующего, о котором пойдет речь, но мастер, к сожалению, ничего не мог вспомнить. В мемуарах, написанных в 1975 году, Николай Сядристый сообщал лишь о том, что после завершения работы над портретом Куприна, почувствовав уверенность в выполнении такой необычной работы, решил «соткать» из букв портрет Ильича. «Выписывал его полным текстом трудов В. И. Ленина «Очередные задачи Советской власти», «Великий почин», а также текстами отдельных статей о мире. Эти произведения я выбрал, руководствуясь тем, что в них сформулированы главные ленинские принципы построения социализма». Похоже, эти строки мастер писал искренне. На создание портрета Ленина ему потребовалось полгода ежедневной многочасовой работы. В Музее В. И. Ленина в Москве (сейчас филиал Государственного исторического музея) хранятся десятки необычных портретов вождя. В 1976 году в музей пришла посылка из Индии, в которой лежали одно рисовое зернышко и два чечевичных, а также крохотный листок бумаги, заполненный тремя тысячами букв статьи Ленина, переведенной на английский язык. Микроскопические буквы выглядели точками разной плотности. Даже под увеличительным стеклом они сливались одна с другой, превращаясь в профиль вождя. В прилагаемом письме сообщалось: «Уважаемый господин, я, Манту Чакрабарти, художник, посылаю Вам свои поздравления, написанные на рисовом зернышке (надпись читается: «Да здравствует народ СССР и да здравствует индийско-советская дружба!»), а также посылаю «написанный» портрет Ленина и миниатюрные изображения Ленина и Рабиндраната Тагора для Вашего любезного просмотра и замечаний. С почтением Mantu Chakrabarty (возраст 28 лет), Калькутта, Индия». Искусство создания портретов из букв в наши дни не умерло, а преобразилось самым удивительным образом. Но это отдельный рассказ.

  • 49. «Солнечный удар»: беспамятство любви и память чувства
    Статьи Литература

    Кульминацией рассказа можно считать фразу: "Все было хорошо, во всем было безмерное счастье, великая радость; даже в этом зное и во всех базарных запахах, во всем этом незнакомом городишке и в этой старой уездной гостинице была она, эта радость, а вместе с тем сердце просто разрывалось на части". Известно даже, что в одной из редакций рассказа было сказано, что у поручика "зрела упорная мысль о самоубийстве". Так прочерчивается водораздел между прошлым и настоящим. Отныне существует он, "глубоко несчастный" и некие они, другие, счастливые и довольные. И Бунин согласен с тем, что "дико, страшно все будничное, обычное" сердцу, которое посетила великая любовь - то, "новое ... странное, непонятное чувство", которое этот ничем не примечательный человек "даже предположить в себе не мог". И свою избранницу мысленно герой обрекает в дальнейшем на "одинокую жизнь", хотя прекрасно знает, что у нее есть муж и дочь. Но муж и дочь присутствуют в измерении "обычной жизни", как в "обычной жизни" остались простые, незатейливые радости. Поэтому для него после расставания весь мир вокруг превращается в пустыню (недаром в одной из фраз рассказа совсем по другому поводу упоминается Сахара). "Улица была совершенно пуста. Дома были все одинаковые, белые, двухэтажные, купеческие, и казалось, что в них нет ни души". В номере веет зноем "светоносного (а значит, бесцветного, ослепляющего! - М.М.) и совершенно теперь опустевшего, безмолвного ... мира". Этот "безмолвный волжский мир" приходит на смену "безмерному волжскому простору", в котором растворилась, навеки исчезла она, любимая, единственная. Этот мотив исчезновения и одновременно присутствия в мире человеческого существа, живущего в людской памяти, очень напоминает интонацию бунинского рассказа "Легкое дыхание" о сумбурной и неправедной жизни юной гимназистки Оли Мещерской, обладавшей этим самым необъяснимым "легким дыханием" и погибшей от руки своего любовника. Он заканчивается такими строчками: "Теперь это легкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре".

  • 50. «Старое барство» в романе Льва Толстого «Война и мир», или Как Хлёстова и Ноздрёв стали положительными героями
    Статьи Литература

    В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел Ругай с невычистившейся спиной вошёл в кабинет и лёг на диван, обчищая себя языком и зубами" (с. 2, ч. 4, гл. VII). Вглядимся в эту жанровую сцену. Ба, да ведь это наш старый знакомец из поэмы "Мёртвые души" господин Ноздрёв: "Вошедши во двор, увидели там всяких собак, и густопсовых, и чистопсовых, всех возможных цветов и мастей, муругих, черных с подпалинами, полно-пегих, муруго-пегих, красно-пегих, черноухих, сероухих. Тут были все клички, все повелительные наклонения: стреляй, обругай, порхай, пожар, скосырь, черкай, допекай, припекай, северга, касатка, награда, попечительница. Ноздрёв был среди их совершенно как отец среди семейства; все они, тут же пустивши вверх хвосты, зовомые у собак правилами, полетели прямо навстречу гостям и стали с ними здороваться. Штук десять из них положили своим лапы Ноздрёву на плечи. Обругай оказал такую же дружбу Чичикову и, поднявшись на задние ноги, лизнул его языком в губы, так что Чичиков тут же выплюнул. Осмотрели собак, наводивших изумление крепостью чёрных мясов, хорошие были собаки. Потом пошли осматривать крымскую суку, которая была уже слепая и, по словам Ноздрёва, должна была скоро издохнуть, но года два тому назад была очень хорошая сука; осмотрели и суку сука, точно, была слепая" (т. 1, гл. 4).

  • 51. «Текст Баха» в современной отечественной прозе
    Статьи Литература

    В ХХ веке, напротив, актуализируются динамические аспекты полифонической формы Баха. Последняя, в совершенстве отточенная И.С. Бахом, становится основой моделирования композиционных закономерностей прозаических произведений в историко-литературных трудах М.М. Бахтина. Рациональные принципы творчества Баха коррелируют с математическими методами, привлекаемыми при сочинении современной музыки (например, «стохастическая музыка» Я. Ксенакиса). Принцип движения фуг Баха полагается в основу развлечения интеллектуалов «игры в бисер» в романе Г. Гессе. Иозефом Кнехтом формулируется константы восприятия художественного мира классических композиторов: «Манера держать себя, выражением которой является классическая музыка, <…> стремится к одному и тому же характеру превосходства над случайностью. Жест классической музыки означает знание трагичности человечества, согласие с человеческой долей, храбрость, веселье! Грация ли генделевского или купереновского менуэта, возвышенная ли до ласкового жеста чувственность, как у многих итальянцев или у Моцарта, или тихая, спокойная готовность умереть, как у Баха, всегда в этом есть какое-то "наперекор", какое-то презрение к смерти, какая-то рыцарственность, какой-то отзвук сверхчеловеческого смеха, бессмертной веселости» [1: 50]. Константы музыкального мира Баха в позднейшей реинтерпретации оказываются подвижными оппозициями (классицизм барокко, математическая выверенность его музыки, статичность динамизм, религиозность и аскетизм барочная избыточность, аналитизм синтетичность и органичность, «гуманизм» музыкального мышления композитора, который предлагал своим ученикам рассматривать инструментальные голоса как личности, а многоголосное инструментальное сочинение как беседу между этими личностями [2], и дегуманизация, влечение к смерти и страх смерти «плодовитого» композитора).

  • 52. «У нас одна душа, одни и те же муки...»
    Статьи Литература

    Пушкин вписался в эпоху, хотя и появился на свет на рубеже веков и был, по мнению Г. Волкова, "сыном двух столетий". Он впитал в себя дух двух эпох. Несомненно, поэт являлся и наследником, и преемником эпохи Просвещения, которую утверждал воспитанный на идеалах Франции двадцатичетырехлетний Александр I, сменивший Павла I. При нем развернулось издательское дело, расширился круг читателей, набирали силы русская критика и публицистика. Большая библиотека Сергея Львовича Пушкина пристрастила юного потомка Ганнибала к чтению, а литературные вечера, до которых родители были охотниками, напитывали его политическими идеями. Отзвуки войны 1812 года и гром победы над Наполеоном совпали с молодым и звонким голосом сформировавшегося к тому времени самобытного поэта Пушкина. Возвращающиеся с войны победители принесли из Европы новые представления о долге и чести Гражданина. Пушкин накалялся в атмосфере политического действия декабристов, декларируя свободу, оттачивая свой поэтический голос таким образом, чтоб он стал "Эхо русского народа". Свободолюбивым мечтам лучших людей эпохи не суждено было сбыться. Россия не смогла освободиться от крепостничества, а тех, кто продолжал ратовать за обновление Родины, ждали тяжелые путы аракчеевщины. Это вызывало разочарование и протест. Нарастала дворянская оппозиция, возникали тайные союзы и общества. Пушкин оказался в самой гуще политических споров и теорий. Его друзьями становятся П. Я. Чаадаев, братья Тургеневы, А. С. Грибоедов, М. Ф. Орлов, Ф. Н. Глинка, А. И. Якубович, М. С. Лунин, М. П. Бестужев-Рюмин... Как видим, становление русского национального поэта и судьба молодой России начала века удивительно схожи. И если эпоха создала Пушкина, то одновременно приняла и его имя. Она известна нам как "Пушкинская эпоха".

  • 53. «Чистый понедельник»: горькая дума о России
    Статьи Литература

    Наверное, строгие ревнители христианского благочестия не сочтут убедительными доводы писателя в пользу решения героини. По их мнению, она явно приняла его не под влиянием спустившейся на нее благодати, а по иным причинам. Им справедливо покажется, что в ее приверженности церковным обрядам слишком мало откровения и слишком много поэзии. Она и сама говорит, что вряд ли можно считать настоящей религиозностью ее любовь к церковной обрядовости. Действительно - слишком эстетизированно воспринимает она похороны (кованая золотая парча, белое покрывало, вышитое черными письменами (воздух) на лике усопшего, слепящий на морозе снег и блеск еловых веток внутри могилы), слишком восхищенно внимает она музыке слов русских сказаний ("перечитываю то, что особенно понравилось, пока наизусть не заучу"), слишком погружается в атмосферу, сопутствующую службе в церкви ("дивно поют там стихиры", "везде лужи, воздух уже мягкий, на душе как-то нежно, грустно...", "все двери в соборе открыты, весь день входит и выходит простой народ"...). И в этом героиня по-своему оказывается близка самому Бунину, который тоже в Новодевичьем монастыре увидит "галок, похожих на монашек", "серые кораллы сучьев в инее", дивно вырисовывающиеся "на золотой эмали заката", кроваво-красные стены и таинственно теплящиеся лампадки. Кстати, близость героини и писателя, их особую одухотворенность, значительность и необычность сразу же отметила критика. Постепенно в литературоведении укореняется понятие "бунинские женщины", столь же яркое и определенное, как "тургеневские девушки". И подтверждением этого умозаключения, несомненно, служит сходство сюжетного завершения "Чистого понедельника" и одного из самых известных романов И.С.Тургенева "Дворянского гнезда".

  • 54. «Этот необыкновенный лиризм…». Гоголь и церковнославянский язык
    Статьи Литература

    Гоголь был едва ли не единственным русским светским писателем, творческую мысль которого могли питать святоотеческие творения. В один из приездов в Оптину Пустынь он прочитал рукописную книгу на церковнославянском языке преподобного Исаака Сирина (с которой в 1854 году старцем Макарием было подготовлено печатное издание), ставшую для него откровением. В монастырской библиотеке хранился экземпляр первого издания "Мертвых душ", принадлежавший графу Александру Петровичу Толстому, а после его смерти переданный отцу Клименту (Зедергольму), с пометами Гоголя, сделанными по прочтении этой книги. На полях одиннадцатой главы, против того места, где речь идет о "прирожденных страстях", он набросал карандашом: "Это я писал в "прелести" (обольщении. В.В.), это вздор прирожденные страсти зло, и все усилия разумной воли человека должны быть устремлены для искоренения их. Только дымное надмение человеческой гордости могло внушить мне мысль о высоком значении прирожденных страстей теперь, когда стал я умнее, глубоко сожалею о "гнилых словах", здесь написанных. Мне чуялось, когда я печатал эту главу, что я путаюсь, вопрос о значении прирожденных страстей много и долго занимал меня и тормозил продолжение "Мертвых душ". Жалею, что поздно узнал книгу Исаака Сирина, великого душеведца и прозорливого инока. Здравую психологию и не кривое, а прямое понимание души, встречаем у подвижников-отшельников. То, что говорят о душе запутавшиеся в хитросплетенной немецкой диалектике молодые люди, не более как призрачный обман. Человеку, сидящему по уши в житейской тине, не дано понимания природы души".

  • 55. A.C.Пушкин
    Статьи Литература
  • 56. My favourite writers
    Статьи Литература

    Dickens was born in 1812 in Portsmouth. He was the second of the eight children in the family. Although not poor by the standards of the time, the Dickens family lived through a series of financial crises. In 1823 facing a financial ruin, the family moved to London, where Charles began to work in a warehouse for six shillings a week. At that time his father was arrested for debt. Only at the age of twelve Charles was sent to school, where he did well, and at the age of fifteen he got a job in a legal firm. After learning shorthand, he became a reporter for the “Morning Chronicle” and soon wrote “Pickwick Papers”. In 1836, when “Pickwick Papers” were published, he became the most popular living novelist in England and held this position until he died. Then he published novel after novel- “Oliver Twist”, “Nickolas Nickleby”, “The Old Curiosity Shop”, “David Copperfield”, “Little Dorit” and many others. Besides constantly writing novels he was editing newspapers and magazines, giving readings from his books to huge crowds of people.

  • 57. The people must fight for their laws as for their walls
    Статьи Литература

    The Constitution of ane sovereign state is a guarantee of fundamental equal human rights for its citizens. Unfortunately, very often the rights of people are violated, the dignity and worth of the human person are humiliated and this shows only disadvantages of the law system of the country. In the Constitution of any country the observance of human rights and fundamentak freedoms is mentioned, so if someones rights are violated he has the rght to fight for his rights.

  • 58. А. Белый
    Статьи Литература

    Все переходит во все, все перемешивается и проваливается. Исчезает оседлость бытия. Для А. Белого, как писателя и художника, особенно характерна теснейшая связь содержания и формы, которая и проявляет это необычное содержание. В романе кружатся слова и созвучия, и в этом вихре словосочетаний распыляется бытие, сметаются все грани. Стиль переходит в неистовое круговое движение, как бы повторяя стихию вихря космического. Космические вихри словно вырвались на свободу и разрывают, распыляют весь наш осевший, отвердевший, кристаллизованный мир. А в стиле распыляются кристаллы слов, устоявшиеся формы слова, казавшиеся вечными. Всем этим А. Белый очень точно характеризует атмосферу, в которой происходит действие романа. А вот как представляется ему сам город Петербург: "Петербург! Петербург! Осаждаюсь туманом, и меня ты преследовал праздною мозговой игрой: ты - мучитель жестокосердный; ты - непокойный призрак; ты, бывало, года на меня нападал; бегал я на твоих ужасных проспектах и с разбега влетал я на Чугунный тот мост, начинавшийся с края земного, чтобы вести в бескрайную даль; за Новой, в полусветной, зеленой там дали - повосстали призраки островов и домов, обольщая тщетной надеждою, что тот край есть действительность, и что он - не воюющая бескрайность, которая выгоняет на петербургскую улицу бледный дым облаков"16. Н. Бердяев сравнивает стиль А. Белого со стилем кубистов в литературе (В. Каменский, братья Бурлюки) и живописи (Пикассо), когда "срываются цельные покровы мировой плоти к нет уже цельных органических образов..."17. Но оригинальность Белого в том, что свой кубизм и футуризм он соединяет с символизмом. Так, в кубистически-футуристическом "Петербурге" повсюду являющееся красное домино, есть внутренно-рожденный символ надвигающейся революции. В европейской литературе предшественником творческих приемов А. Белого можно назвать Гофмана, в гениальной фантастике которого также нарушались все грани, перемешивались все планы, все двоилось и переходило одно в другое. Роман А. Белого несет в себе и традиции реалистической школы: подобно Гоголю видит он в человеческой жизни больше уродства и ужаса, чем красоты и подлинного, устойчивого бытия. Где-то он следует и за "Весами" Достоевского (сцены в трактире, с сыщиком), но А. Белый более космичен по своему ощущению жизни, Достоевский более психологичен и антропологичен. Автор "Петербурга" погружает человека в космическую безмерность, отдает его на растерзание космических вихрей. А. Белый и любит Россию и отрицает Россию. У него есть такие поэтические строки:

  • 59. А. В. Сухово-Кобылин
    Статьи Литература

    Премьера "Свадьбы Кречинского" 24 ноября 1855 года в Малом театре имела небывалый, феноменальный успех. У кассы случались драки. На первые 20 спектаклей все билеты были распроданы в один день. Судя по авторскому дневнику, Сухово-Кобылин на первых порах не пропустил почти ни одного спектакля и очень переживал за судьбу своей первой пьесы, радовался ее бурно растущей славе. Сразу же волной аншлагов пьеса прокатилась по всей провинции. И на орловской сцене она ставилась часто. В последний раз герои ее выходили на тургеневские подмостки в 1952 году. В комедии привлекала стремительность интриги, неожиданные сюжетные повороты, эффектные зачины и финалы, наполненные правдой жизни характеры, очерченные ярко и рельефно, неподдельный живой юмор. Многие реплики вошли в разговорную речь афоризмами и поговорками, а имена главных действующих лиц - Кречинский и Расплюев стали нарицательными. Пьеса помогла раскрыться такому количеству актерских дарований!

  • 60. А. С. Пушкин и "Поэзия мысли"
    Статьи Литература

    К осуществлению эстетического проекта дидактики как "поэзии мысли" Пушкин подошел ближе, чем кто-либо из его русских предшественников. Дело в том, что в их произведениях мысль как таковая отнюдь не занимала центрального положения. За немногими исключениями (например, "Послание И. М. Муравьеву-Апостолу" Батюшкова) она была банальной, очевидной и не составляла предмета размышления (например, мысль о том, что благородство не определяется родовитостью и богатством ("Сатира к Сперанскому об истинном благородстве" А. Ф. Воейкова, "Сибирякову" Вяземского и десятки других стихотворений); о полезности сатиры ("Послание С. Н. Долгорукову" Д. П. Горчакова); о бесполезности сатиры (ранняя редакция сатиры "К Н. И. Гнедичу" Баратынского); о важности и благодетельности цензуры ("Разговор" А. А. Шаховского); о необходимости для поэта знать грамматику и логику ("К Жуковскому" В. Л. Пушкина); о приоритете в стихах смысла над выражением ("К Жуковскому" Вяземского). Мысль обычно была предлогом для того, чтобы развернуть галерею сатирических портретов. Портреты, как правило, были узнаваемы. В этом видели не слабость, а, наоборот, достоинство. Приличия требовали, чтобы имя жертвы не называлось, но, видимо, эффект стихотворения определялся соотношением между жестокостью насмешки и узнаваемостью лица. В автохарактеристике лирического героя читатель также узнавал черты личности самого поэта. Значит, поэт не отделял свою эмпирическую личность от творческой, не отделял жизнь от поэзии, жизненные дела от литературных. Свое произведение он располагал в реальном жизненном пространстве, намеревался его посредством разделаться с врагами и самоутвердиться. Такое намерение свидетельствует об известной неадекватности сознания, смешивающего реальность и фантазию: если классицизм в целом - сублимирующая эстетика, то сатира зачастую оказывается неврозом классицизма. Не говоря уже о том, что подобная практика нередко оборачивалась обыкновенной непорядочностью. Вяземский, издевающийся над Каченовским, едва ли выше Зоила Пахома из пушкинской эпиграммы. Мысль, реально определяющая произведение, потому и маскируется дидактической риторикой, что эгоистична и нечиста: в произведении слишком много автора.