Статья по предмету Культура и искусство

321. Маргарет Мид \"Как растут на Новой Гвинее\"
Статьи Культура и искусство

Этот тип обучения можно оценить до его результатам. Дети манус чувствуют себя в воде, как дома. Они не боятся ее и не смотрят на нее как на что-то сложное и опасное. Требования, предъявляемые к ним, сделали их глаза острыми, реакции быстрыми, а тела умелыми, как у их родителей. Среди них нет пятилетнего ребенка, который не умел бы хорошо плавать. Ребенок манус, который не умел бы плавать, был бы таким же отклонением от нормы, насколько патологичным был бы американский ребенок пяти лет, не умеющий ходить. До того как я поехала к манус, меня мучила проблема, как я смогу собрать маленьких детей в одно место. В моем воображении вставало специальное каноэ, каждое утро подплывающее к домам и берущее детей на борт. У меня не было никаких оснований для беспокойств. Для ребенка манус перейти из дома в дом не проблема. Он сделает это либо в большом каноэ, либо в своем маленьком или же проплывая нужное расстояние с ножом в зубах. И другие проблемы приспособления детей к внешнему миру решаются тем же самым методом. Каждый успех ребенка, каждая его честолюбивая попытка получают одобрение; слишком амбициозные проекты мягко отстраняются; на небольшие неудачи просто не обращают внимания, а серьезные ошибки наказываются. Так, если ребенок, уже научившись ходить, спотыкается и набивает себе шишку на лбу, он не будет подхвачен сострадательными руками матери. Мать не будет осушать своими. поцелуями его слезы, создавая тем самым роковую связь между физическим страданием и дополнительной лаской. Вместо этого маленького неумеху поругают за его неловкость, а если он к тому же очень глуп, то и звонко отшлепают в придачу. В следующий раз, когда ребенок оступится, он не будет искать глазами сочувствующую его страданиям аудиторию, как это очень часто делают паши дети; скорее он очень будет хотеть, чтобы никто не заметил его faux pas3. Эта педагогическая установка, сколь бы суровой и несострадательной она ни казалась, заставляет ребенка вырабатывать у себя совершенную моторную координацию. Среди четырнадцатилетних детей невозможно выделить ребенка, отличающегося от других меньшим развитием моторных навыков. Это можно сделать, только давая им специальные упражнения, например по метанию копья, где выделяются некоторые. Но в повседневных видах деятельности — в плавании, гребле, управлении лодкой, лазании — у всех очень высокий ypoвень развития навыков. А неуклюжесть, физическая неуверенность и потеря самообладания у взрослых вообще не встречаются. Манус очень чувствительны к индивидуальным различиям в навыках, познаниях и быстро клеймят глупого, плохо обучаемого человека, мужчину или женщину с плохой памятью. Но у них нет слова, которое обозначало бы неловкость. Меньшее умение ребёнка сделать что-либо описывается просто: “еще не понимает”. Что он в недалеком будущем не усвоит искусства владеть своим телом, управлять каноэ, считается чем-то немыслимым. Во многих обществах момент, когда ребенок начинает ходить, знаменует и начало больших трудностей для взрослых. Ходящие дети — постоянная угроза собственности, они разбивают тарелки, проливают суп, рвут книги, запутывают пряжу. Но у манус, у которых собственность священна и ее потеря оплакивается так же, как смерть, уважение к собственности прививается детям с самых первых лет. Еще прежде чем они начнут ходить, их бранят и наказывают, если они дотронутся до чего-либо им не принадлежащего. Иногда было очень утомительно слушать, как какая-нибудь мать монотонно увещевает своего ребенка, ковыляющего среди пантах странных для него и незнакомых вещей: “Это не твое. Положи. Это принадлежит Пияп. Это тоже. Это тоже. Положи сейчас же”. Но мы пожали плоды этой неусыпной бдительности: все наше имущество — завораживающие красные и желтые банки консервов, фотоматериалы, книги — находилось в полной безопасности от двух-трехлетних детей, которые в большинстве других обществ стали бы неукротимыми вандалами, лесными грабителями. Как и в случае с воспитанием физической ловкости, никогда не делалась попытка облегчить ребенку задачу, потребовать от него меньше, чем он может дать. Вещи не убирают от ребенка, чтобы он не мог их достать. Мать рассыпает свои маленькие, ярко окрашенные бусины на циновку или же в мелкую тарелку и ставит ее на пол, так что ее ползающий ребенок вполне может схватить их. И ребенка учат не прикасаться к ним; там, где даже собаки надрессированы настолько, что рыбу можно положить на пол на несколько часов без всякого риска, там и для маленьких человеческих существ не делают никаких поблажек. Хороший младенец — это младенец, который ни к чему не прикасается, хороший ребенок — это ребенок, который ни к чему не прикасается и никогда не попросит ничего ему не принадлежащего. Это единственные заповеди пристойного поведения, соблюдение которых требуется от детей. И как их физическая подготовленность позволяет без всякого риска оставлять их одних дома, так и тщательно воспитанное в них уважение к собственности позволяет без всякого риска оставлять толпу шумных ребятишек в доме, полном вещей. Они не притронутся ни к одному горшку, не стянут ни одну копченую рыбу с полки, ни одна нить раковинных денег не будет разорвана в пылу борьбы, и раковины не будут брошены в море. Малейшее нарушение беспощадно карается. Однажды каноэ из другой деревни пристало к маленькому островку. Три восьмилетние девочки забрались на оставленное каноэ и спихнули один горшочек в море, где он ударился о камни и разбился. Всю ночь в деревне раздавались призывы тамтамов и сердитые голоса, обвиняющие, осуждающие или извиняющиеся за причиненный ущерб и поносящие беспечных детей. Отцы в своих речах, полных гнева и стыда, описывали, как они не оставили живого места на юных преступницах. Подружки провинившихся не только не восхищались дерзким преступлением, но и отделились от них в высокомерном неодобрении и высмеивали их хором.
322. Маргарет Мид \"Культура и преемственность\"
Статьи Культура и искусство

Мы сталкиваемся с сохранившимися или восстановленными постфигуративными культурами у народов, переживших огромные и как-то отложившиеся в их памяти исторические перемены. Балийцы в течение многих веков подвергались сильнейшим иноземным влияниям — китайским, индуистским, буддийским, другой и более поздней ветви индуизма, принесенной вторгшимися яванцами, которые убегали от мусульманских завоевателей. В 30-х годах па острове Бали древность и современность сосуществовали друг с другом в балийских танцах и скульптуре, в китайских разменных монетах, в западных акробатических танцах, вывезенных из Малайи, в велосипедах торговцев мороженым с контейнерами, подвешенными к рулю. Посторонний наблюдатель и немногие образованные балийцы могли различить влияние высоких культур Востока и Запада, выделить элементы ритуала, относящиеся к различным периодам религиозных влияний, указать различие между брахманскими ритуалами Шивы и ритуалами буддийского происхождения. Не умудренный познаниями хранитель храма, принадлежащий к низшей касте в балипскои деревне, также мог сделать это: когда в храм входил представитель высшей касты, он переставал употреблять привычные имена богов деревни, простое и удобное имя Бетара Деса, бог деревни, и взывал к имени высшего бога индуизма. У каждой деревни был свой, только ей присущий стиль, свои храмы, сиои экстатические состояния, свои танцы. Каждая деревня, где господствовала одна из высших каст, отличалась от другой, где господствовала другая. И тем не менее на всем Бали властвовали две идеи, бесконечно и неустанно повторяемые одна за другой: «Каждая балийская деревня отличается от другой»; «Все на Бали одинаково». Хотя у них и было свое летосчисление и памятники иногда датировались, жили они по календарю, состоящему из циклов дней и недель. Некоторые периодически повторяющиеся комбинации недель отмечались праздниками. Когда завершают переписку новой книги, сшитой из пальмовых листьев,— новые книги у них копии старых, сделанных много лет назад,— то в конце ее ставится день и неделя, но не год. Изменения, которые в Меланезии сочли бы признаком, отличающим один народ от другого, в Полинезии просто бы отрицались или же сглаживались, а в культуре, преданной идее развития и прогресса, признавались бы за подлинное новшество,— эти же изменения на Бали рассматриваются как всего лишь капризы моды в мире циклических повторов, в мире, в своей основе неизменном, где в семьях вновь и вновь рождаются дети, чтобы прожить счастливую или несчастливую жизнь.
323. Маргинальный опыт Мишеля Фуко
Статьи Культура и искусство

Первоначальная творческая интенция Фуко восходит к предыдущему «маргинальному» периоду в развитии культуры ХХ в., а, точнее говоря, к философии Фридриха Ницше, который вводит новый принцип философствования неоднозначность, принципиальную антисистематичность. Его способ доказательства метафоры, а не четкие логические построения. Философия жизни, основоположником которой выступил Ницше, вводит принципиально новое понимание опыта как личностного переживания, предельного состояния. Это в корне отличается от тенденции предыдущей эпохи видеть в опыте совокупность действий, результаты которых должны быть объективно значимы и одинаково воспринимаемы всеми. К введенным философами жизни понятиям воления, жизненного порыва, интуиции, страха и трепета в середине ХХ в. добавляется опыт-предел. «Идея некоторого опыта-предела, функцией которого является вырвать субъекта у него самого, именно это и было для меня самым важным в чтении Ницше, Батая и Бланшо; и именно это привело к тому, что какими бы академичными, учеными и скучными ни были книги, которые я написал, я всегда писал их как своего рода прямые опыты, опыты, функция которых вырвать меня у меня самого и не позволять мне быть тем же самым, что я есть», писал Фуко. Батай и Бланшо, не будучи философами по профессии, выходили за рамки философской традиции и видели ценность именно в том, что связано с личным опытом. Фуко и его предшественники стремятся пережить такой опыт, который дает возможность вырвать субъекта из его субъектности, в пределе это опыт, близкий к тому, что пережить нельзя.
324. Мастерство Фаворского
Статьи Культура и искусство

Метод Фаворского оказался особенно плодотворным, когда он принялся за серию, посвященную „Годам революции". Оба выполненных им листа представляют собой синтез зрительных впечатлений, характерных для 1917 года и для последующих лет. Кадры не сменяют друг друга, но составляют единое целое. Каждый лист расстилается, как ландкарта, в нем соединено несколько моментов, каждый из которых представлен с особой точки зрения. Оба листа требуют внимательного разглядывания, ибо тема раскрыта в них через сложный клубок образов. В первом листе центральное место занимает фигура Ленина на трибуне. Перед ней, как бурное море, кипит митинг за прекращение империалистической войны и раздачу народу земли. Эту главную тему дополняют, с одной стороны, окопы на западном фронте, с другой картина борьбы народа с внутренним врагом, с белогвардейцами. Не забыта и фигурка мальчишки, продавца газет, бегущего по нижнему краю. В самой композиции листа выражена взрывная сила революции. Даже разорванный шрифт надписи „Октябрь 1917" подчиняется этой стихийной силе. В листе, рисующем годы гражданской войны, сильнее выражена концентрация революционных сил. В центре его Ленин с руководителями Красной Армии. Следуя их призыву, Красная конница устремляется на отвоевание Крыма и Сибири; партизаны торопливо уходят в леса; на юго-востоке встает призрак голода в образе издохшего верблюда и погребальной арбы. Даты „191919201921" сбиты в колонку, и только слово „голод" перевернулось, как обглоданный собаками скелет лошади.
325. Математика и мифология о «Чужом»
Статьи Культура и искусство

Если рассматриваемое явление можно представить как линейную комбинацию привычных представлений (а такие операции в математике полностью формализованы), то оно находится в «нашем» мире. Например, такие привычные понятия, как «сухие листья чайного куста (заварка)», и «кипяток» в нужной пропорции дают «чай» не менее понятную вещь, мы не вышли из плоскости привычных «базисных» понятий. В случае же, когда он содержит еще какие-либо вкусовые добавки (сахар, экстракты фруктов или ягод и т. п.), перед нами нечто новое «непривычное», «чужое». И сделать его объектом «нашего» мира можно, лишь расширив набор базисных понятий. Если вы всегда пьете чай без сахара, и не знаете, что можно по-другому, то для вас все ожидаемые ситуации чаепитий описываются как сочетание заварки и кипятка, геометрически изображающихся плоскостью, проходящей через вектор «кипяток» и вектор «заварка». Если же вам принесут чай с сахаром, то ситуация не может быть описана в прежних терминах такой вкус вы не получите никакой комбинацией кипятка и заварки, вектор этой ситуации «торчит» из плоскости привычных понятий и не исчерпывается ими.Первое предложение достаточно понятно. Если мы не подозреваем об иных измерениях, а все события стараемся толковать только в терминах понятий мира «Нашего», то в результате, не видя всей ситуации в целом, остаемся «слишком плоскими» и попадаем в ситуацию с Мерлином, описанную в начале статьи, или удивляемся, почему американцы до сих пор не говорят по-русски, хотя уже столько москвичей приехали в Нью-Йорк.
326. Математика и стиховедение. Экспериментальная эстетика. Ярхо.
Статьи Культура и искусство

Андрей Белый, сочетавший широкие философские интересы с владением некоторыми математическими методами и практическими знаниями пишущего поэта, был первым, кто попытался внести строгие методы математической статистики в изучение русского стиха (хотя опыты количественной оценки античных метров и предпринимались раньше в классической филологии, они не носили систематического характера). В статьях, написанных в конце первого десятилетия ХХ-го века и включенных потом в его сборник статей «Символизм» (Андрей Белый 1910), Андрей Белый сформулировал постановку задачи и наметил основные выводы. Они в общих чертах на протяжении всего последующего столетия были подтверждены многочисленными работами стиховедов и математиков (Б.В. Томашевского, создавшего «русский метод» построения вероятностной модели стиха, К.Ф. Тарановского, А.Н. Колмогорова, М.Л. Гаспарова и др.). На основании простых статистических и вероятностных соображений, пользуясь данными о частотах слов в русской нестихотворной речи (например, в прозе), можно построить теоретическую модель русского стиха (скажем, четырехстопного ямба, которым в основном занимался Андрей Белый). В ней будут показаны те количественные соотношения между разными вариантами размера, которые вытекают из свойств языка, но могут существенно отличаться от поэтической практики. Согласно «русскому методу» (термин Бейли, принятый М.Л. Гаспаровым) эту теоретическую вероятностную модель (введенную Б.В. Томашевским в 1916г.) статистическое стиховедение сравнивает с данными о реальном распределении вариантов у конкретного поэта в разные периоды его творчества. Удалось также установить основные характеристики определенных эпох и динамику их развития (преобладание в 18-ом в. вариантов с ударным первым сильным слогом и следующим за ним безударным сменяется в пушкинский период преимущественной ударностью второго сильного слога). Андрей Белый выявил формы ямба, которые возможны в теоретической модели и в слабой степени представлены (в пропорции, не соответствующей языковым возможностям) у Пушкина и в традиции, за ним следующей. В частности, на протяжении 19-го в. редкой оставалась форма четырехстопного ямба с пропуском ударений на обоих серединных сильных слогах. Белый в своих стихах сознательно вводит несколько строк подряд, написанных таким вариантом:
327. Математика как языковая игра
Статьи Культура и искусство

Рассмотрим еще один вывод, к которому пришел Витгенштейн при анализе математического знания. Он отказывает математике (математике, как универсальному языковому средству науки) в познавательной способности вообще, в силу того, что будучи языковой игрой та не способна на познавательную деятельность в общепринятом смысле (поскольку, по мнению Витгенштейна, математик не открывает, но изобретает). Но при этом возникает естественный вопрос о том, как в таком случае возможно развитие математики вообще. По мнению Витгенштейна, среди форм существования математического знания наличествуют определенные ресурсы, позволяющие его расширять. Одной из таких форм является математическое доказательство, на данную интерпретацию которого обратил внимание и А.Ф. Грязнов. Вот как он об этом пишет [1, с.151]: «самое важное, на взгляд Витгенштейна, в том, как именно доказательство конструирует то или иное математическое предложение. Оно заставляет одну структуру порождать другую. В силу этого доказательство выступает как определенный инструмент языка». Данный фрагмент является для нас показательным в том аспекте, что для А.Ф. Грязнова показалась существенной способность одной языковой структуры порождать формы других структур. Именно это является характерным для функционирования такой структуры существования знания, как дискурс в том понимании, в котором его чаще всего принято рассматривать. Более того, мы рискнем предположить, что доказательство является одной из возможных форм высказывания в том смысле, в каком понимал его Фуко в работе «Археология знания» (как составляющую дискурса). Заметим: не какое-либо конкретное доказательство, входящее в тот или иной математический текст, а доказательство как одна из форм существования математического текста. Данное предположение открывает следующие перспективы исследований: возможно предположить, что закономерности, установленные Витгенштейном при анализе математики как языковой игры, позволяют рассматривать ее как некую дискурсивную практику в том смысле, что закономерности ее построения определяются законами функционирования дискурса, а концепция «языковых игр» нашла свое развитие в концепции дискурса М. Фуко.
328. Материализм и атеизм Белинского
Статьи Культура и искусство

Почти все эти и ряд других, не приведенных здесь, утверждений Белинского имеют ценность не сами по себе, а лишь для характеристики его просветительства. Как и всякий просветитель революционного типа, т.-е. человек, который по обстоятельствам места и времени бывает вынужден, вопреки своему темпераменту, проталкивать революционизирующие идеи в умы, вместо того, чтобы проводить их в жизнь и весьма мало считается с подлинными причинами и действительными следствиями. А между тем, если мы поглубже заглянем в мастерскую его ума, мы найдем, что в иные минуты действительная связь идей и вещей понимается им правильно. Так, мы видели, что от него не была скрыта зависимость содержания идеологии от принадлежности данного идеолога к определенному общественному классу. Здесь же он совершенно идеалистически связывает религиозность с цивилизацией. Он младенчески не понимает того, что просвещенные и образованные французы все еще католики и верят в «какого-то бога» не потому, что французы «по натуре» религиозный народ, а вследствие того, что французская буржуазная интеллигенция на данной ступени развития капиталистического строя вынуждена занимать охранительные позиции. Религиозность у нее теперь оружие защиты и нападения против мятежных стремлений вышедшего из пеленок и опеки пролетариата, тогда как в период борьбы с пережитками феодализма эта религиозная «по натуре» интеллигенция поражала весь мир своим воинствующим неверием. Его вера в русский народ, в его особенный ум и в возможность для него каких-то необыкновенных путей развития совершенно противоречит не раз высказывавшимся им пессимистическим взглядам на тот же самый народ. Здесь он превозносит русский народ, правда, в обратном направлении, совсем как те славянофилы, против которых он всегда ожесточенно боролся и в своем презрении к которым он положительно не знал меры. И между прочим, он сам говорил (письмо к П. В. Анненкову, 15 февраля 1848 г.), что «мистическое верование в народ» помогли ему сбросить те же славянофилы, которые «высосали из социалистов (правильнее сказать социалистов-утопистов) свои «народные» убеждения». Но стоит ли углубляться в ошибки Белинского и объяснять их? Нашему читателю они должны так же бросаться в глаза, как бросались в глаза, по словам Белинского, гимназисту его времени нелепости гоголевской «Переписки с друзьями».
329. Междисциплинарные связи культурологии
Статьи Культура и искусство

Наука о культуре имеет давнюю историю. Ученые и писатели в течение многих веков стремились не только исследовать культуру тех или иных народов, но и понять тенденции ее развития, найти те главные пружины или закономерности, которым подчиняется это богатое и многообразное явление. Уже в Древней Греции, а также на Востоке во многих трактатах можно найти необычайно точные и глубокие суждения о культуре. Как наука культурология формируется в XVII! в., и немецкий философ Иоганн Готфрид Гердер является одним из первых, кто заложил научные основы теории культуры. Впоследствии культурология становится объектом пристального внимания ученых: Н.Я.Данилевский, П.А.Сорокин, Б.Малиновский, О.Шленглер, А.Тойнби, М.Вебер, Ф.Ницше, Х.Ортега-и-Гассет, З.Фрейд, Э.Тайлор, Л.Уайт, Л.Морган, К.Маркс, Ф.Энгельс, Н.А.Бердяев, Э.Фромм, Н.К.Рерих, Й.Хейзинга, Э.Дюркгейм, Р.Бенедикт, Т.Парсонс, М.Мид, О.Тоффлер и многие другие всемирно известные исследователи стремились познать и объяснить культуру как целостное общественное явление. Изучение этих подходов, поисков, учений и теоретических концепций - дело не менее увлекательное, чем сама история культуры. История культурологии, процесс движения человеческой мысли в ее попытках научного осмысления культуры, еще ждет своих исследователей. Не всегда те или иные теории были достоверными, нередко в них отражалось стремление выдать желаемое за действительное, представить процесс развития культуры в иллюзорном виде или наполнить его мрачными предчувствиями духовного кризиса и распада человеческих отношений. Периоды "бури и натиска", глубоких перемен в сознании и жизнедеятельности людей сменялись временем относительного спокойствия, тревожные предчувствия иногда становились пророческими предвидениями, а надежды превращались в утопии. История культурологии дает необычайный простор творческому мышлению. При этом необходимо отметить, что неоценимый вклад в развитие культурологии внесли историки, философы, этнографы, социологи, писатели, педагоги и многие другие. В их теоретическом наследии можно обнаружить такие глубокие мысли о культуре, которые не подвластны времени.
330. Место России в мировой истории
Статьи Культура и искусство

С крайним долготерпением, с великой любовью и скорбью верный Бог обучал Израиль наказаниями, обличая через пророков. "Вол знает владетеля своего, и осел - ясли господина своего; а Израиль не знает [Меня], народ Мой не разумеет. Увы, народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные! Оставили Господа, презрели Святаго Израилева, - повернулись назад. Во что вас бить еще, продолжающие свое упорство? Вся голова в язвах, и все сердце исчахло. От подошвы ноги до темени головы нет у него здорового места: язвы, пятна, гноящиеся раны, неочищенные и необвязанные и не смягченные елеем. Земля ваша опустошена; города ваши сожжены огнем; поля ваши в ваших глазах съедают чужие; все опустело, как после разорения чужими. И осталась дщерь Сиона, как шатер в винограднике, как шалаш в огороде, как осажденный город. Если бы Господь Саваоф не оставил нам небольшого остатка, то мы были бы то же, что Содом, уподобились бы Гоморре. Слушайте слово Господне, князья Содомские; внимай закону Бога нашего, народ Гоморрский! К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота, и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу <…> Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие и празднование! Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Тогда придите и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, как снег убелю; если будут красны, как пурпур, как волну убелю. Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли; если же отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас: ибо уста Господни говорят" (Ис. 1:3-11,13-19).
331. Метафизика ислама
Статьи Культура и искусство

Некоторые мыслители задаются вопросом: из чего Бог сотворил мир? Пытаясь найти логический ответ на этот вопрос, они вдавались в бесконечное и пустое философствование, которое всегда приводило в тупик. Сам Аристотель пришел к неожиданному мнению, что наряду с Богом существует некая первоматерия, из которой Бог и создал все вещи. Аристотель наделил эту первоматерию некоторыми божественными атрибутами, например, такими, как вечность. Получались уже две божественные субстанции... С точки зрения метафизики ислама, наряду с Богом не было и нет ничего такого, что подобно Ему в божественных качествах и атрибутах. Таким образом отрицается любая извечная первоматерия. Впоследствии, в ответ на вопрос «из чего?» некоторые мыслители громогласно заявили, что Бог сотворил весь материальный мир из Самого Себя (!), а это, однако, ничем не подтверждено. Что натолкнуло их на такой вывод, мне до сих пор не известно. Ведь будучи совершенно бездоказательным, это предположение, однако, имеет весьма чреватые последствия. Ислам не приемлет эту идею. Нигде в источниках исламского вероучения мы не встретим даже ее косвенных подтверждений. Да и зачем? Нужно помнить, что Всевышний Аллах Всемогущ и Самодостаточен. Если пожелает, Он может сотворить вселенную из ничего! Те, кто пытается рассуждать в поисках ответа на вопросы «как?» и «из чего?», просто до конца не верят во Всемогущество Аллаха или не осознают его. Аллах не пояснил, как именно Он творил и как была сотворена воспринимаемая нами материя, следовательно, человек не должен задаваться этими вопросами, ему этого все равно не понять. Такие вещи являются сакральной тайной, непостижимой для ограниченного человеческого разума. «Из тех, кто на небесах и на земле, только Аллах ведает сокровенное, а [люди] не знают даже, когда их воскресят.» (Коран, 27:65). Всегда нужно помнить хадис, в котором сказано: «И о некоторых вещах Аллах умолчал, но не по забывчивости, а из жалости к вам, так не стремитесь же понять это!» С другой стороны, Всевышний пожелал открыть нам некоторые тайны, и они важны для человека. К примеру, Он поведал о том, что человек сотворен из земли, из глины звучащей. Ангелы сотворены из света, а джинны из огня. Подробно изучить такие вещи мы не в состоянии, однако способны понять принципиальные различия между Его творениями.
332. Метафизический фактор в "язычестве"
Статьи Культура и искусство

В такой перспективе весь "языческий" комплекс обретает совершенно особый смысл. Проявление и его структура, акцентируемые и детально разбираемые "язычеством", перестают быть не очень важным следствием Перво-Деяния Творца, ценным лишь относительно и с оговорками. Они становятся текстом Проблемы одинаково значимой и для Творения и для самого Творца. Отсюда логически вытекает Цель Проявления, уже одним только фактом своего наличия (или возможности такого наличия) свидетельствующего средствами качественно низшими по сравнению с Принципиальным Небытием о Чем-то несравнимо и бесконечно это Небытие превосходящем. Именно в этом смысле "языческая" Вселенная теоморфна, а еще точнее, "ангеломорфна". Ее элементы суть откровения о "Световом Мире" по ту сторону Небытия, по ту сторону Творца. И если мы внимательно присмотримся к качеству этой ангеломорфной "языческой" вселенной, мы увидим, что никакой оппозиции между гностическим "анти-демиургическим" пафосом и имманентистскими акцентами "язычества" не существует и существовать не может. "Анти-демиургизм" объясняется отказом от понимания самости Творца как Единственного ответа на вопрос о цели Творения; такой "анти-демиургизм" полемичен и метит в первую очередь именно в монотеистическую метафизику, в основополагающую логику этой метафизики. Под таким углом зрения гностики суть крайние трансценденталисты. Но негативность Демиурга (а точнее, его полная неудовлетворительность в качестве универсального Ответа) ничего не убавляет в миссии Проявления, которое само по себе уже есть гностический выпад против своего Создателя, своего Автора. Знак, зашифрованный в Космосе и почитаемый в "язычестве", имманентен и визуализируем вполне только в имманентном. Но такой имманентизм "язычников" фактически равен по выводам, по своей логике и по своему истоковому импульсу гностическому трансцендентализму. Ведь никакого серьезного указания на недостаточность Небытия в рамках его чистого самотождества быть не может. Такое указание можно почерпнуть лишь из глубинной расшифровки его Антипода (Бытия), в котором разоблачается, с одной стороны, его неудовлетворительность (как Творца чего-то несовершенного), а с другой стороны, открываются некие трансцендентные потенции, которые остаются проблематичными и скрытыми при сохранении метафизического status quo, но могут и пробудиться как световое измерение Вселенной, как воскресающий бессмертный Дух, как вечное "Я". Боги "язычества" суть субъектные параметры Проявления, они не столько самодостаточные и самодавлеющие принципы (как Бог монотеизма), сколько Ангелы в этимологическом смысле, "посланники", "духи". В соответствии с этой логикой и Иоанн Богослов в своем наиболее очевидно гностическом Евангелии произносит совершенно чуждую ортодоксальному монотеизму формулу -- "Бог есть дух". В рамках чистого монотеизма подобное принижение Принципа, Истока Всего сущего (как духовного, так и "материального" !) до одной из его модальностей, до духа, звучит почти как кощунство, тогда как, исходя из "языческой" перспективы, трудно сказать нечто более истинное и более справедливое. И не случайно, именно Иоанн Богослов стал патроном европейкого экзотеризма в средневековую эпоху подлинно христианской цивилизации. Святой Дух в христианской перспективе является Утешителем, Параклетом, главным и основным "Заместителем" в Бытии других, отсутствующих в данный момент, ипостасей. К примеру, д о прихода Сына-Христа он "глаголет пророки", т.е. "говорит через пророков", "после" Вознесения Христа он "утешает и наставляет" вновь осиротевший мир. Только благодаря ему осуществляются Таинства Церкви. Святой Дух в Христианстве -- это наиболее имманентная ипостась Божества, но именно на тождество этой ипостаси с сущностью Божественного указывает формула Иоанна Богослова. Только в таком метафизическом подходе следует искать понимание языческого отношения к Божественному. Если говорить в богословской терминологии, можно было сказать, что "язычество" в целом -- это традиция Святого Духа по преимуществу.
333. Методы толкования Ветхого Завета в новозаветной Церкви
Статьи Культура и искусство

Прежде всего надо заметить, что обвинение христианской Церкви в механическом использовании ветхозаветных пророчеств содержит в себе намек на так называемый метод аккомодации, или механического приспособления текста писания комментатором под современные ему события. Известно, что этот метод был в ходу у иудеев накануне пришествия в мир Христа. Среди текстов Мертвого моря содержится несколько толкований ветхозаветных книг, целиком построенных на методе аккомодации (например, толкования на Аввакума, Наума и др.). Метод заключается в том, что возвышенные пророчества ветхозаветных авторов, произнесенные по отношению к напряженной ситуации в древнем Израиле, предназначенные для вразумления современников пророка и не всегда относящиеся к грядущим временам, используются комментатором для объяснения каких-то текущих исторических событий, лишь внешне сходных со библейской ситуацией. Например, пророчество Наума о гибели города Ниневии, которое в библейской книге пророка звучит таким образом: «1 Горе городу кровей! весь он полон обмана и убийства; не прекращается в нем грабительство. 2 Слышны хлопанье бича и стук крутящихся колес, ржание коня и грохот скачущей колесницы. 3 Несется конница, сверкает меч и блестят копья; убитых множество и груды трупов: нет конца трупам, спотыкаются о трупы их» (Наум. 3:13). В свитке Мертвого моря в Толковании на Наума (4Q169 фр.34, кол. 2, 12) находим такое приспособление данного пророчества к современной исторической ситуации: «Горе городу крови, весь он полон обмана и грабежа» имеется в виду город Ефрема, те, которые ищут легкого толкования в последние дни, которые ходят в обмане и лжи». Легко видеть, что в данном случае автор кумранского свитка всего лишь хватается за внешнюю аналогию, за похожесть обстоятельств, и скорее иллюстрирует ветхозаветной книгой современную ему ситуацию, нежели толкует пророчество Наума в его первоначальном значении как неминуемое разрушение Ниневии.
334. Меч
Статьи Культура и искусство

Встреча воина и меча не была случайной. Никогда священное оружие не отдавало себя в недостойные, нечистые руки. Дюрандаль Роланда, Жуаёз Карла Великого, Экскалибур легендарного короля Артура, Хрутинг, Атвейг ни разу не подвели они воинов, шедших навстречу опасности. На таком оружии клялись. Таким оружием вершили суд божий. Западноевропейские рыцари накануне сражения втыкали в землю свои мечи с крестообразными рукоятями и в молитве преклоняли перед ними колена. В средние века в рукоять меча часто вкладывали священные реликвии. Воин, присягнувший на подобной святыне и нарушивший данное слово, был уже не просто клятвопреступником он совершал святотатство.
335. Мечта об идеальном городе
Статьи Культура и искусство

Построение теории города было тесно связано с изучением наследия античности и, прежде, всего трактата «Десять книг об архитектуре» Марка Витрувия (вторая половина I в. до н.э.) архитектора и инженера в войске Юлия Цезаря. Этот трактат был обнаружен в 1427 г. в одном из аббатств. Авторитет Витрувия подчеркивали Альберти, Палладио, Вазари. Самым большим знатоком Витрувия был Даниеле Барбаро, который в 1565 г. выпустил его трактат со своими комментариями. В работе, посвященной императору Августу, Витрувий обобщил опыт архитектуры и градостроительства Греции и Рима. Он рассматривал ставшие уже классическими вопросы выбора благоприятной местности для основания города, размещения главных городских площадей и улиц, типологии зданий. С эстетической точки зрения Витрувий советовал придерживаться ординации (следования архитектурным ордерам), разумной планировки, соблюдения равномерности ритма и строя, симметрии и соразмерности, соответствия формы назначению и распределения ресурсов. Сам Витрувий не оставил изображения идеального города, однако многие архитекторы Возрождения (Чезаре Чезарино, Даниеле Барбаро и др.) создали схемы городов, в которых отразили его идеи. Одним из первых теоретиков Возрождения был флорентиец Антонио Аверлино по прозвищу Филарете. Его трактат целиком посвящен проблеме идеального города, он выдержан в форме романа и повествует о строительстве нового города Сфорцинды. Текст Филарете сопровождается множеством планов и рисунков города и отдельных зданий.В градостроительстве Возрождения теория и практика развиваются параллельно. Строятся новые здания и перестраиваются старые, формируются архитектурные ансамбли и одновременно пишутся трактаты, посвященные архитектуре, планировке и укреплению городов. Среди них знаменитые работы Альберти и Палладио, схемы идеальных городов Филарете, Скамоцци и других. Мысль авторов далеко опережает нужды практического строительства: ими описываются не готовые проекты, по которым можно спланировать конкретный город, а графически изображенная идея, концепция города. Приводятся рассуждения о размещении города с точки зрения экономики, гигиены, обороны, эстетики. Ведутся поиски оптимальных планов жилых кварталов и городских центров, садов и парков. Изучаются вопросы композиции, гармонии, красоты, пропорции. В этих идеальных построениях планировке города свойственны рационализм, геометрическая ясность, центричность композиции и гармония между целым и частями. И, наконец, то, что отличает архитектуру Возрождения от других эпох, человек, стоящий в центре, в основе всех этих построений. Внимание к человеческой личности было столь велико, что даже архитектурные сооружения уподоблялись человеческому телу как эталону совершенных пропорций и красоты.
336. Мир искусства и мир перформанса
Статьи Культура и искусство

Интерес к беспредметности и супрематизму Малевича, к его теории о белом фоне и "Ничто" очевиден также и в перформансах группы "Коллективные действия". "Коллективные действия" полностью отказались от визуальных структур традиционного искусства и работали с таким абстрактными, метафизическими категориями, как время, пространство, созерцание, пустота. Группа в своих перформансах активно развивала теорию Малевича об эстетизации "Ничто": "всю (нашу) деятельность кратко можно охарактеризовать как своего рода "путешествие в страну Ничто"114. "Пустое"115, "пустое действие" (у Малевича "Ничто") играло очень важную роль в теоретических конструкциях акций группы. Заснеженное белое поле было нейтральным, свободным от всякой принадлежности пространством, на котором "экспонировались" переживания зрителей. Белые, покрытые снегом пространства, на которых обычно происходило действие перформансов группы "Коллективные действия", отсылали к белым фонам Малевича. Белый цвет у Малевича, как уже отмечалось выше, есть условное метафоричное обозначение, с одной стороны, пустоты, нейтрального, а с другой - бесконечного, насыщенного всевозможными смыслами пространства - "чистота и прозрачная ясность белого цвета у Малевича есть воплощение скрытой высшей сложности"116. В своих "Супремах" на нейтральном фоне Малевич размещал композиции из геометрических фигур. Белое поле мыслилось участниками группы "КД" как пространство, освобожденное от "всевозможных смыслов" и идеологической нагрузки, которое они в ходе своих перформансов насыщают новым смыслом. Это особенно важно для ранних работ группы, которые имели знаковый метафизический характер (акции "Лозунг 77", "Шар", "М"). В результате акции "Лозунг-77" участники, повесив лозунг в лесу, "оставили его висеть на месте и, уходя и оборачиваясь, видели, как он из длинной ярко-красной полосы с белыми буквами превращался в красную черточку на черной полосе леса между серым зимним небом и белым полем, как он перестает быть чужеродным телом"117. Участники акции наблюдали супрематическую композицию, сложившуюся из природных компонентов (лес, небо, заснеженное поле) и искусственного, инородного компонента (красного лозунга). Здесь, как и в перформансах Франциско Инфантэ, супрематические формы оказываются противопоставленными природе и в то же время включенными в нее, подобный синтез вызывает метафизический "провал" в пустоту, чего, собственно, и добивались устроители акции. Таким образом, действие перформанса развертывалось перед глазами участников-зрителей как предельно простая графическая вещь, и носило подчеркнуто плоскостной характер. Момент эстетического созерцания пустотных пространств - неотъемлемая часть акций группы. У Малевича эстетическое начало в процессе развития супрематизма как бы сопровождало главную тему супрематического постижения мира.
337. Мирча Элиаде "Священное и мирское"
Статьи Культура и искусство

Миф о вечном возвращении был известен и в Греции. Там также философы более поздней эпохи довели до крайних пределов концепцию кругового Времени. Приведем прекрасное наблюдение Г. Ш. Пуэка: «По известному платоновскому определению, время, определяющее и измеряющее обращение небесных сфер, есть подвижный образ неподвижной вечности, которую оно имитирует, разворачиваясь по кругу. Следовательно, становление космоса в целом, а также развитие того мира зарождения и разложения, коим является наш мир, будут происходить по кругу или в определенной бесконечной последовательности циклов, в ходе которых одна и та же реальность образуется, разрушается и создается вновь в силу какого-то непреложного закона, каких-то неизменных чередований. При этом не только сохраняется та же сумма вещества - ничто не утрачивается, ничто не создается вновь, - но и, по предположению некоторых мыслителей поздней античности - пифагорейцев, стоиков, платоников, - на протяжении каждого из этих временных циклов, этих aeva*, aiones, воспроизводятся те же ситуации, которые уже имели место в предшествующих циклах; они будут воспроизводиться и в последующих циклах, и так до бесконечности. Никакое событие не уникально, не происходит лишь единожды (например, осуждение и смерть Сократа), а проигрывается и будет проигрываться вечно: те же самые индивидуумы, что уже появлялись, появляются вновь и будут появляться в будущем с возвращением цикла на "круги своя". Космическая продолжительность - это повторение и anakuklesis, вечное возвращение»17. По сравнению с древними и древневосточными религиями, а также с мифологически-философскими концепциями о Вечном Возврате, в том виде, в каком они были разработаны в Индии и в Греции, иудаизм вводит фундаментальное новшество. Для иудаизма Время имело начало и будет иметь конец. Идея цикличного Времени превзойдена. Яхве уже проявляется не в космическом Времени (подобно богам других религий), а во Времени историческом, необратимом. Каждое новое проявление Яхве в истории сводится к какому-либо предшествовавшему проявлению. В падении Иерусалима нашел свое выражение гнев Яхве на свой народ, но это был вовсе не тот гнев, что обрушил Яхве на Самарию*. Деяния Яхве - это его личные шаги в Истории: они открывают свой глубокий смысл лишь его народу, тому народу, что был избран Яхве. Историческое событие приобретает при этом новое звучание: оно становится теофанией18.
338. Мистерии звездных сказок. «Снежная королева»
Статьи Культура и искусство

Пофантазировав, можно представить трон Снежной Королевы в великом созвездии «Трона» Кассиопеи. Возможно, именно этот трон-лестница изображен на голове Исиды, символизируя не только власть, но и ступени Посвящения. У созвездия Кассиопеи есть и еще одно замечательное название «Ключ». Таким образом, это созвездие, в котором в одну из древних эпох находился северный полюс мира, может (наряду с Большой Медведицей) условно представлять ключ к Мистериям Гипербореи или других традиций. Треснувший на тысячи одинаковых и правильных кусков лед удивительно напоминает сетку небесных координат. «Сеть неба, говорится в «Дао дэ цзин», имеет широкие ячейки, однако ничто не проходит сквозь них». Эти слова поясняют ту идею, что индивид не в состоянии вырваться из уз Вселенной. Сами звезды считались в целом ряде древних традиций находящимися в узлах ячеек огромной небесной сети. Но многие традиции также сравнивали и связывали звезды с душами людей. Центр неба в небесных полюсах (мира или эклиптики). Полюс же это универсальный символ Единого, изначального, непроявленного, «Великий Предел» китайской философии, изначальная неуничтожимая суть, из которой творятся Вселенная и каждый из ее циклов и эпох. Именно здесь Кай пытается сложить из кусочков льда слово «Вечность». И именно здесь, в чертогах великой гиперборейской доктрины Кай и Герда вновь становятся единым целым...
339. Миф и символ
Статьи Культура и искусство

Уверенно высказанное суждение о том, что слова, означающие “мать” в индоевропейских языках (латинское mater, санскритское mata, древнепрусское muti и т. п.) происходят от *ma “детской речи” [555в, с. 583], не может быть принято в качестве несомненного хотя бы потому, что при этом остается не объясненным суффикс t. Слова, сходные с индоевропейскими, означающими “мать”, есть и в неиндоевропейских языках. Одно из дравидийских имен богини-матери Mata или Uma. Поклонение этой богине специфично для дравидийской, неарийской Индии. У древних египтян богиня-родительница носила имя Mut (mw.t “мать”). Маа или Maat древнеегипетская богиня правосудия, нередко отождествлявшаяся с Исидой и Хатор, имела хтонический характер, изображалась с пером на голове, ее эмблемой служили пять лучей; фараоны считались ее почетными жрецами. Mah имя древнесемитской богини-матери [744в, с. 1042]; это слово содержится в имени шумерской богини-матери Ninmah и в одном из вариантов имени верховной богини племен дравидийской Индии Mahamai. В Аккаде одно из имен Великой богини было Mama. В мифологии маньчжуров Mama покровительница деторождения; несмотря на столь благую функцию, представлялась обитающей в мире мертвых и имеющей страшный облик. В мифологии дагестанцев Mamov - название духов, ведающих рождением детей и в то же время злобных, насылающих на детей болезни. У дагестанцев и вайнахов слово mat означает “язык, народ”. В Вавилоне matu имело значение “земля”, что, видимо, связано с понятием “мать-земля”.В нанайском языке “мать” - mama, В Древнем Перу богиня-прародительница носила имя Mama. По-еврейски `em, `ima “мать”, а `ema “страх, ужас, террор”. У сербов слово мама означает не только “мать”, но и “ярость”, а в России словом матка (т. е. мать) иносказательно называли лихорадку [555в, с. 581]. Этим именам и терминам есть мужская параллель: Mutu, Mot (m.t “смерть”) в западносемитской мифологии бог смерти и подземного мира мертвых…
340. Мифологические конструкции в советской культуре и искусстве
Статьи Культура и искусство

Большинство крупных мастеров 30-х годов Ю. Пименов, А. Самохвалов, Г. Ряжский, В. Мухина внесли свой вклад в создание образа женщины. Общая черта соединенного женского образа это преобладающая в соцреализме ориентация на ставший классическим идеал античности и Возрождения, сочетающий дорическую целостность и эллинистическое совершенство. Причем идеал, лишенный внешней сентиментальности, деталировки, с акцентом на большую физическую силу, не свойственную классическим образцам. Во всех наиболее тиражируемых женских изображениях социалистического реализма можно увидеть такой образ. Это касается и серии «Метростроевок» Самохвалова, где физическая мощь героинь приобретает карикатурный характер, и персонажей А. Дейнеки («Раздолье» и др.), и картины С. Рянгиной «Все выше!» и т.д. Причина здесь заключается в трансформации классического изображения под влиянием собственных советских мифологических систем, вместивших в себя многие элементы европейской философии, в частности философии Ницше. Под влиянием его, несомненно, величественной концепции сверхчеловека, находились уже упоминавшийся Горький, как один из идейных вдохновителей соцреализма, а так же Луначарский. Дионисийское освобождение через революцию, в умах социалистических ницшеанцев сочетается с образом революционера, воплотившего в себе все черты сверхчеловека. В изобразительном искусстве эта характеристика переносится на любого положительного героя. Вызывающая физическая сила новой героини имеет ницшеанское происхождение и в контексте этого происхождения оценивается, несомненно, положительно. Заметим, влияние Ницше на советскую культуру Горьким камуфлируется. Советская система не терпела рядом с собой другой идеологии. Это был скорей рефлекс ницшеанства. Но почему сверхчеловек воплощен в женском образе?

Blog

Статья по предмету Культура и искусство