Geum.ru

Живописец, график, посвятивший себя изображению высоких гор

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   43   44   45   46   47   48   49   50   ...   55

На широкоскулых лицах якменов широкие дружелюбные улыбки.

Яки абсолютно без эмоций. Как танки.

Высотные шерпы, которых богатые экспедиции привозят с собой из Непала, отлично экипированы. У них пуховые, поларовые и гортексовые костюмы, пуховые спальники, двойные пластиковые высотные ботинки, современные титановые кошки и ледорубы, телескопические лыжные палочки, газовые горелки, кислородные баллоны и маски. Они провесят по маршруту перильные верёвки, поднимут по ним снаряжение и установят высотные лагеря. Для тех, кто за это заплатил.

Наши восходители всё делают сами.

…Сразу после завтрака взялся за живопись. Работал с желанием, не отрываясь, и в пятом часу вечера, вроде бы, закончил этюд. Завтра оценю его свежим взглядом. Дописывал работу опять при сильном шквалистом ветре – свежая живопись запорошилась песком.

Команда весь день готовилась к завтрашнему выходу наверх. Олег Кравченко напомнил мне, как управляться с электрогенератором. В базовом лагере под Макалу это у меня хорошо получалось, но уж два года с той поры миновало.

Ваня Аристов научил Эдуарда пользоваться спутниковым телефоном.

Всю ночь снегопад.


Утром две первые четвёрки: Аристов, Бершов, Кадошников, Якимов, Захаров, Александров, Фуколов и Афанасьев пошли вверх. Третья четвёрка стартует завтра. Задача второго высотного выхода – поднять груз из передового базового лагеря (6400) на Северное седло (7050), оборудовать там первый высотный лагерь, и обработать ребро до высоты 7800, где предстоит установить второй высотный лагерь.

Спал я сегодня отвратительно. Вернее совсем не спал. Кашель замучил. И боль, жжение в груди. И насморк, от которого задыхаюсь. Самочувствие гадостное. И настроение такое же. От завтрака отказался. Попробовал писать этюд – не могу. Погода позволяет живописью заняться, а самочувствие – нет.

Алексей Боков, в отсутствие Пасанга, в кухонной палатке на газовой плите стал греть воду для стирки. Газ вдруг так пыхнул, что вмиг выгорел угол палатки. Но удачно обошлось. Будь доктор Лёша менее расторопным, наша кухня сгорела бы полностью. Могли взорваться газовые баллоны и канистры с горючим. А тандемом, вход ко входу, стоит палатка кают-компании, забитая продуктами и снаряжением. Тут бы наша экспедиция и закончилась...

Дыра получилась большая. Алексею пришлось отказаться от стирки и заняться ремонтом. Распорол два мешка из-под продуктов и нашил на палатку заплату. Белая в красную полоску, как матрац в пионерском лагере нашего детства, она получилась весёлой и Пасангу понравилась. Во всяком случае, вернувшись, он какое-то время рассматривал появившееся на его палатке украшение с удивлением, а потом молча вошёл внутрь и занялся своим привычным поварским делом.

- Спасибо, Лёша – сказал Бокову вернувшийся с видео и фотосъёмок Гончаров, – пожар яркое событие в нашей скучной жизни!

…Погода весь день – то снег, то солнце. Аристов вышел на вечернюю радиосвязь уже с 6400 – добрались благополучно. Но в передовой базовый лагерь поднялись не все, некоторые заночевали в промежуточном лагере 5900.

К вечеру мой кашель ослабел, грудь болит не так сильно. Но заболела голова. И из носа потекло. Это расплата за мой вчерашний удачный этюд на морозном пронзительном ветру. Наглотался таблеток, закапал в нос нафтизин, и завалился в палатку. От постоянного сильного ветра с песком, всё синтетическое снаряжение наэлектризовано – когда снимаешь пуховку и забираешься в спальник, вокруг с треском вспыхивают колючие искры.

С полночи нос заложен – задыхаюсь и не могу спать. Нафтизин замёрз, отогреваю его под мышкой. Закапал в нос, начал дышать – засыпаю. Так несколько раз за ночь. Утром я разбитый и совершенно недееспособный. С трудом заставил себя поесть. За завтраком Гончаров предложил пройтись в сторону Эвереста. Я согласился – всё равно на живопись нет сил.

…Тропа поднимается то в кармане, то по гребню правобережной морены ледника. Вдоль тропы дыбится стена отвесных скал, опасных частыми камнепадами. Недавно здесь убило яка.

Поднялись примерно до 5800. Пумори в облаках, долго ждали, пока откроется. Эдик поснимал бегающих между камнями кекликов и ещё каких-то красивых птичек, похожих на дроздов.

У меня опять сильный кашель, иногда доводящий до рвоты. И грудь сильно болит, и нос наглухо заложен, задыхаюсь.

Пошли на спуск и встретили поднимающихся навстречу Кравченко, Неделькина, Седусова и Бокова. Они в специальных масках, делающих вдыхаемый воздух не таким холодным. А мы с Эдуардом широко открытыми ртами мороз глотаем. Пробовали дышать через ткань, но она быстро намокает от выдыхаемого пара и замерзает – начинаешь задыхаться. Так что бронхита и ангины нам с Эдиком не избежать.

Когда спустились в базовый лагерь, Пасанга в кухне не оказалось. А мы голодные. Эдик заглянул в кастрюли, нашёл замёрзшие остатки плова и бараньего бульона. Разогрели на газовой горелке, перемешали, пообедали. Вернее, Эдуард разогревал и перемешивал. А я только ел. Конечно, как всякий путешественник, готовить я умею. Но не люблю. А Гончаров и умеет, и любит – мне с ним очень повезло.

Поднялся сильный ветер, палатки оглушительно загрохотали, на зубах опять захрустел песок. Хоть ночами регулярно идёт снег, пыли не становится меньше. Днём под солнцем снег исчезает бесследно – быстро испаряется в сухом воздухе, не тая, не оставляя влаги. Но Эверест постепенно перестаёт быть траурно-чёрным, засеребрился, выглядит не столь зловеще. Но становится из-за снегопадов лавиноопасным.

…Чувствую, что у меня сильный жар, глотаю таблетки…

Появился Пасанг, и мы попытались заказать ужин. Эдуард показал автоклав, воду, картошку, масло, мясо. Изображал, что всё перемешивает. И доходчиво по-русски растолковывал, что хотим отварной картошечки с тушёным мясцом. Не было ни слова, ни жеста про капусту. Но через час Пасанг притащил полный дасятилитровый автоклав борща. Ваня Аристов научил его варить кубанский борщ.

Вечером Эдик пожаловался на сильный озноб, забился в свою палатку и затих. Меня тоже знобит. Известно, что все болезни от воздержания. Но почему электрогенератор не заводится? Предупредил Пасанга: «Тррр – ноу!» - чтобы он заранее, до темноты лампы керосиновые подготовил. А завтра, может быть, Эдик оживёт и определит, что с генератором – он всю жизнь за рулём то мотоцикла, то автомобиля, не такой, как я, технически бестолковый.


Утром приехали Гюрза и Тотже – привезли в БЛ ещё кого-то. Встретились мы, как родные. Наобнимались, нацеловались. Гюрза, страстная тибетская женщина, нас с Гончаровым чуть не задушила.

Проводили их, и Эдуард отправился прогуляться до развалин старого монастыря Ронгбук. А я забрался в палатку, прямо в пуховке завернулся в спальник, и продремал до десяти часов, до радиосвязи с верхом. Ночью опять не спал из-за надсадного непрерывного кашля и насморка.

Аристов по рации сказал, что у них всё нормально – по стене Северного седла Эвереста поднимаются по перилам с грузом, необходимым для организации высотного лагеря 7050.

Погода сегодня небывалая – яркое солнце и полный штиль. Утром было четырнадцать градусов мороза, а сейчас двадцать градусов тепла. Это, конечно, на солнце. А в тени мороз – мои постиранные носовые платки висят на репшнуре твёрдые, как кафельные плитки.

Эдик вернулся и, пока тепло и тихо, нагрел воду и искупался. Я не решился.

Воспользовавшей хорошей погодой, взялся за живопись. Работал на пленэре, пока в шестнадцать часов опять не началась пыльная буря. Укрылся в кают-компании и продолжил этюд у открытого палаточного окошка на пыльном сквозняке, умостив этюдник с холстом на коробках с консервами. Очень холодно, тело мёрзнет, ноги стынут. Одежда и обувь не греют сами по себе, а лишь сохраняют тепло тела. А какое тепло в теле, которое на морозе недвижимо, лишь чуть-чуть двигает кистью правой руки с зажатой в ней кистью с краской…

Ветер рвёт палатки. Эвереста не видно за плотными тучами. Вниз по ущелью тоже непроглядная непогода.

Альпинисты сверху сообщили, что восемь человек с грузом взошли на Северное седло и установили лагерь. Остаются на 7050 ночевать.

В течение дня несколько раз пытались запустить генератор, но он не заработал.

Вечером Эдуард через спутник передал в Краснодар очередной репортаж, принял радиограмму для Шуры Фуколова от семьи: «Любим, обнимаем, целуем, ждём!» и передал её по рации Аристову в Передовой Базовый лагерь. А Фук в это время работает на Седле. Вскоре услышали, как Иван вызвал Фуколова на связь.

- Шура, как там у тебя дела?

- Нормально, а что?

- Из дома сообщение срочное.

- Что там?

- Дом сгорел, мебель спёрли, собачка сдохла…

- Что ещё?

- Остальное всё нормально: любят, обнимают, целуют, ждут.

- Спасибо, Ваня!

- Будь здоров.

…Я провозился со своим холстом до темноты, но не закончил.


Всю ночь валил снег при полном безветрии. Утром лагерь в сугробах. Эверест ярко искрится в чистом тёмно-синем небе, но вдоль всего Северо-Восточного гребня трепещут снежные флаги – там жутко дует. Аристов по рации сообщил, что первая группа, превозмогая ураганный ветер, поднимается по гребню к площадке, где нужно установить лагерь 7800. Вторая группа начала спуск с Северного седла в ПБЛ. Третья группа поднимается с 6400 на 7050 с грузом, необходимым для обустройства будущего лагеря 7800.

Эдик отправился в монастырь Ронгбук пообщаться с монахом-отшельником, с которым познакомился вчера.

Я начал писать Эверест с заснеженным базовым лагерем на переднем плане. Но вскоре и у нас на 5200 задул шквальный ветер, и пришлось прятаться в кают-компании.

…На дневной радиосвязи сверху никто не откликнулся. Значит им там сейчас не до нас. На Эверест, в клубящихся вокруг него чёрных тучах, страшно смотреть. Держу рацию включённой на постоянное прослушивание. В 16-00 услыхал переговоры наверху, понял, что первая группа из-за ураганного ветра вверх по гребню не пробилась. Сейчас ребята сидят в лагере 7050, кипятят чай для третьей группы, всё ещё карабкающейся к ним с грузом по стене Северного седла.

В 18 часов Иван сообщил, что первая и третья группы соединились в лагере 7050. Ураганный ветер, сильная пурга и мороз. Вторая группа благополучно спустилась на 6400, завтра вновь пойдёт вверх на Северное седло с очередной порцией груза. И, если погода позволит, завтра будет предпринята новая попытка подняться по ребру на 7800.

…Доделываю вчерашний этюд и почти доволен им.

Начался сильный снегопад. Тут как раз Эдик с прогулки вернулся. Не тревожа Пасанга, и меня от работы не отвлекая, сам поджарил яичницу с говяжьей тушёнкой, открыл банки с зелёным горошком, свёклой, нарезал редьку и позвал к столу. Я разлил по кружкам коньяк. В кают-компании стало тепло и уютно.

Самочувствие моё постепенно улучшается, приступы кашля стали реже, и уже без рвотных спазмов, грудь и горло болят не сильно, насморк проходит, ночью не задыхаюсь – сплю.

…Палатка грохочет на ветру и ходит ходуном, готовая, вместе со мной, сорваться с места и катиться вверх по ущелью до самого ледника. А ночь сегодня, несмотря на бешеный ветер, необычно тёплая.

В 10 утра альпинисты доложили, что начали работу. И я за кисти взялся. И Эдик с фотоаппаратом и видеокамерой, в поисках сюжетов, полез на крутую древнюю морену, возвышающуюся над базовым лагерем. Я бы тоже походил по округе с огромным удовольствием, да надо работать. А работа моя, к сожалению, требует долгой, напряжённой, сосредоточенной неподвижности.

…Эдуард вернулся к обеду исхлёстанный ветром, но очень довольный – удачно снял на видео и фото стадо диких коз.

Дневная связь с верхом не получилась. Едва я включил рацию, она просигналила, что аккумулятор разряжен. Пока подключал новый аккумулятор, альпинисты уже отключились. А может и совсем на связь не выходили. Им сейчас не до того.

Эверест не виден в страшных тучах, там снежная буря. Если даже у нас на 5200 ветер ураганный, то легко представить, какая жуть творится на два километра выше!

Доделал живопись. Сквозь плотный порывистый ветер с трудом пронёс холст в пустующую палатку. Я в ней устроил сушилку для живописи. А то в своём жилище задыхаюсь. И голова болит не только от высоты и простуды, но и от запаха красок и разбавителя. Палатка-сушилка оранжевого цвета, в ней этюд неожиданно очень красиво изменился и стал смотреться по-новому. Надо бы специально написать холст в таком колорите.

Пасанг куда-то смылся, уже шестой час вечера, а ни повара, ни обеда. Гончаров опять взялся за стряпню. Я ему не просто благодарен – я им восхищён.

Пытаюсь писать очередной холст – в одной руке кисть, в другой носовой платок. Нос опять не дышит. А капли от насморка у меня закончились. И таблеток от кашля уже нет. Скорей бы наши доктора в БЛ спустились!

По вечерней связи узнали, что первой группе удалось обработать ребро – провесили не нём перила до 7500. Там, под скальной стенкой, оставили палатку, газовые баллоны и ещё кое-что, по мелочи, для будущего лагеря. И спустились на 6400. Свою рацию отдали ребятам второй группы – они сегодня ночуют на 7050. Завтра, с двумя радиостанциями, им будет работать удобнее. Завтра вторая группа попытается поставить лагерь на 7800.


Всю ночь шёл снег. И утром продолжает валить. Видимости нет, работать не могу.

И восходителям наверху работать невозможно. Погоды нет.

Аристов сообщил по связи, что все три группы начинают спуск в БЛ. Лагерь 7800 установить не удалось.

С первого подъёма на Северное седло Эвереста прошло десять дней опасной, упорной работы с напряжением всех сил. А продвинулась экспедиция вверх всего на четыреста пятьдесят метров...

Вместо завтрака, Эдик опять отправился в сторону монастыря Ронгбук в гости к своему знакомому монаху-отшельнику. При столь частом внимании представителя прессы к этому монаху, его уже едва ли можно считать отшельником. Надо бы как-нибудь выбрать время, да тоже сходить, помешать его уединению.

Снегопад прекратился, но видимости нет – плотные тучи вокруг. Поднялся сильный ветер, заметно похолодало. И продолжает холодать.

Пытаюсь по памяти дописать начатый вчера холст. Вокруг меня в кают-компании мороз и сквозняк. Самочувствие скверное, горло болит, и ещё ухо заболело. Работаю через силу, преодолевая себя. Хочется погулять по окрестностям, подвигаться активно, пофотографировать беззаботно. А потом хлебнуть коньячку и завалиться спать, забравшись в спальник с головой, прямо в пуховке. И ещё хочется, чтоб кашля не было. И чтоб нос дышал… и ничего не болело!

…Очень устал. Чувствую себя совершенно опустошённым. Не помню, чтоб мне на Макалу работалось так трудно и тяжело. А ведь там базовый лагерь распологался на полкилометра выше. Но на северной стороне Эвереста работать труднее, условия здесь суровее. А может это мне кажется. Старею?..

Абсолютно точно – самочувствие отвратительное. И по дому очень соскучился. Тревожные сны замучили. Гнетёт нарастающее беспокойство за семью. В горах-то всё просто, ясно, понятно и предсказуемо – легко. А в городе жизнь сложна, трудна и полна опасных неожиданностей.

…Ветер прекратился, полное безветрие установилось. Лагерь завален снегом. Пасмурно. И очень холодно – днём так холодно ещё не было.

Пасанг добыл для кухни упаковку китайских спичек. Вот это спички! Не то, что наши, которые на этой высоте только шипят, дымят, но не горят.

К обеду вернулся Эдик усталый, но бодрый и очень довольный – целую плёнку удачно отснял. А как только он появился, и солнышко в небе возникло, начало жарить сквозь быстро редеющие тучи. В палатке кают-компании стало душно, как в парнике. Пришлось окна и дверь открывать, специально сквозняк устраивать.

Снег под солнцем исчезает быстро и бесследно – не таянье, а возгонка – из твёрдого состояния сразу в газообразное.

В 16 часов пришёл Коля Кадошников, минут через пятнадцать Андрей Якимов, потом и все остальные подошли. Хрипят, сипят, чихают, сморкаются и кашляют. Но выглядят уверенно, матерятся весело. И хотят жрать. Пасанг их ждал, у него заранее всё готово. Выпили коньячку под грибной супчик и амлет. Олег Кравченко легко завёл генератор. Разомлев после выпитого и съеденного, сквозь дрёму слушаем диск с песнями Эдуарда Гончарова. Эдик слушает себя вместе со всеми. Сам петь ленится.


Следующий день для отдыха идеальный – тёплый и безветреный. Но лучше бы такой день использовать для работы наверху. Кажется, для нашей экспедиции начал действовать «закон подлости» – пока альпинисты отдыхают внизу, наверху стоит отличная погода, и шерпы устанавливают высотные лагеря для других экспедиций. Но стоит кубанцам подняться в передовой базовый лагерь, погода ломается.

Паяльной лампой раскалили камни в бане. Попарились, искупались, постирались. Теперь народ ест, читает, ест, слушает музыку, ест, играет в преферанс и ест. И, конечно, активно лечится. У всех сильно болит горло, у всех бронхит. Таблетки и аэрозольные ингаляторы помогают мало. Спросом пользуется лечение паром. На газовых горелках в кастрюлях кипит вода, в которую доктор Боков добавляет какую-то особую соль, привезённую им из Харькова. Парят горло, накрыв голову вместе с кастрюлей гортексовыми куртками.

- Дышите глубже, - советует Алексей.

- Уже пробовал, не помогает, - жалуется Олег Кравченко.

- Значит, скоро само пройдёт, - успокаивает добрый доктор.

Мне он рекомендует есть лук, постоянно его нюхать, и в нос луковый сок закапывать.

- Подобное лечится подобным, - учит мудрый Боков, - у нас весь лук, как ты, промороженный.

- А может, чтоб от ангины избавиться, лучше горло коньяком полоскать? – задумался Неделькин.

- Конечно лучше, - легко согласился доктор, - тем более, алкоголь в два раза сокращает жизнь.

- Это как? – насторожилась команда.

- Нашему уважаемому Эдуарду Васильевичу сейчас шестьдесят пять лет. А если б не пил, было бы сто тридцать.

- Хороший тост! – сказал Эдуард.

…Вечером провели коллективный опыт по проверке достоверности изречения «Истина в вине». И, одновременно, отпраздновали день рождения сына Андрея Александрова – Андрюши Александрова. Он родился два года назад, когда мы были на Макалу.

Эдик Гончаров сегодня поёт охотно, много, очень хорошо.

Я к началу застолья очередной портрет Эвереста закончил, очень доволен – настроение у меня питейное. И у Гончарова тоже. Посидели от души.

…После хорошей работы и хорошей выпивки хорошо спится.


…К тем, кто много выпивает, утро добрым не бывает... Не знаю ничего страшнее собственного отражения в зеркале поутру, когда вечер удался...

Завтракать не смог, только выпил чай с мёдом. И, превозмогая похмельную немощь, начал писать новый холст.

А в голове, отзываясь болью, очень дружелюбно тукает песенка Эдика Гончарова, мне посвящённая. С эпиграфом «Непримиримый пьянству бой нас не касается с тобой» он подарил мне её однажды на учебно-тренировочном сборе в Приэльбрусье: «По Баксану, по Баксану снегопады, снегопады. Эту белую палитру впору чуть подголубить. Загрустил мой друг Серёга, завалясь на старый спальник. У него свои резоны снегопады не любить. Мой Серёга любит горы. Он писал бы их в охотку акварелью или маслом на холсте и на листках. Но гудит метель в Баксане, мы с ним пьём то чай, то водку, и ругаем непогоду, матеря её слегка. Нам бы топать с ним к Эльбрусу, задыхаясь от нехватки кислорода в наших лёгких, кверху головы задрав. Но сидим мы на «Динамо» - два спортсмена староватых, разомлев от жаркой баньки, дуем пиво под тарань. За окном два Когутая, про которых Юрий Визбор сочинил когда-то песню – нам как вызов и укор. Мы б, конечно, - ноги в руки и вперёд на этот вызов, но в Баксане непогода под хычины с коньяком. Ну, а чем ещё ответить февралю на шутку злую? Наливай и пей, дружище, всё же чаще нам везло. Вот прислал письмо мобильник и в конце: «Люблю, целую!» Как бывает одиноко на Земле без этих слов! По Баксану, по Баксану толстым слоем снег ложится. Мы сюда ещё приедем как-нибудь разок-другой. Не грусти, мой друг Серёга, всё нормально в этой жизни, были б песни, были б письма и под вьюгу алкоголь».

…К обеду Эверест закрылся плотными тучами, пришлось работать по памяти. Вокруг толпятся любопытствующие – со всех континентов Земли. Восторгаются. В какой-то момент живопись действительно была очень удачной. Но потом я начал детализировать, и стало хуже.

Эверест, выше 7000, скрыт в тучах. А нас в Базлаге слепит солнце. Снег под солнцем бьёт по глазам, как электросварка. Чтобы видеть реальный цвет пейзажа, работаю без светозащитных очков.

Бершов, Захаров и Седусов ходили в гости к москалям, принесли от них презент – пучёк зелёного чеснока и веточку вербы. Это Люся, жена Саши Абрамова снизу привезла – они спускались на неделю для отдыха и лечения ангины.

Вербу поставили в кают-компании под иконой Покрова Пресвятой Богородицы. Скоро Пасха. Икону, перед отъездом из Краснодара, подарил экспедиции худрук Кубанского казачьего хора Виктор Гаврилович Захарченко.

…Под вечер на грузовике приехала ещё одна экспедиция, небольшая – какие-то азиаты. Суровые и непривычно нелюдимые. Ни с нами, ни с нашими соседями британцами, датчанами, испанцами, китайцами и японцами даже не поздоровались, ни разу никому не улыбнулись. А поставили свой лагерь впритык к нашим тесно стоящим палаткам.


Как ни старался, так и не смог всю ночь заснуть. Слушал, как наши ребята играли в преферанс и хохотали. Потом угомонились, отключили движок. Слушал, как камни с морены падают. Как яки вокруг лагеря бродят, хрюкают. Как ледник ухает. Как ветер в растяжках палаток и в антенне посвистывает.

Потом ветер усилился до шторма, загрохотал палатками, затрещал флагами.

Несколько раз я широко расстёгивал спальник, чтобы замёрзнуть, а потом застегнуться, согреться и заснуть счастливо. Так и не удалось.