Живописец, график, посвятивший себя изображению высоких гор
| Вид материала | Документы |
- Рабочая программа дисциплины профессиональная этика юриста Направление подготовки, 385.21kb.
- Марокко Сокровища Марракеша и древние крепости гор Атлас + отдых в Агадире, 41.65kb.
- Лар Леонид Алексеевич, 837.38kb.
- Лар Леонид Алексеевич, 837.5kb.
- Матисс (Matisse) Анри Эмиль Бенуа (31. 12. 1869, Ле-Като, Пикардия, 11. 1954, Симьез,, 37.3kb.
- Шехтель, Фёдор Осипович, 271.44kb.
- Эфир Обманы чувств, 257.47kb.
- «И дольше века длится день…», 29.9kb.
- Шагал (Chagall) Марк Захарович (р. 1887, Лиозно, ок. Витебска), живописец и график., 48.56kb.
- Песниптицыгамаю н первыйклубо, 1530.12kb.
…2 апреля. В 4-00 поднялись и, загружая багаж в машины, к пяти часам проснулись. Утро пасмурное, ветреное, холодное. Ожидаем прибытия джипов. Городок Зангму очень красив. Он как бы завис на крутом склоне ущелья над глубокой пропастью, по дну которой с нескончаемым грохотом несётся через пороги бурная река. Грязные, симпатичные, весёлые молодые тибетки лезут под руки, путаются под ногами, заглядывают в лицо, мешая разбираться с грузами, и раздражая. Все они в кедах и спортивных трикотажных штанах, но в национальных кофтах и полосатых передниках, все с большими серебряными бляхами на поясах. На бляхах сложный, тонкий орнамент. На грязных руках драгоценные браслеты и перстни. На немытых шеях жемчужные бусы, ожерелья из бирюзы, кораллов и янтаря; в ушах золотые серьги.
…Таможня неожиданно конфисковала большую полиэтиленовую бочку с копчёной колбасой, корейкой, салом, окороками, балыками и прочим высококалорийным продуктом, необходимым для двухмесячной работы на высоте в Тибете. Объясняют тем, что ввоз копчёных мясных продуктов в Китай недавно запрещён. Неожиданный, сильный удар по работоспособности экспедиции!
…12-10. Мы давно готовы в путь, но джипов нет. Ничего не понятно. Переводчик с китайского, прикомандированный к нашей экспедиции, говорит на таком английском, который мы не понимаем. И никто из нас его уже не слушает, перестали на него внимание обращать. Кто-то из тибетцев сказал, а кто-то из наших перевёл, что джипы ждут нас на выезде из города. Народ полез в грузовики, начал рассаживаться поверх багажа, а несколько человек – Александров, Джеус, Гончаров, Боков, Горбачевский и я, кинув в кузов свои дорожные рюкзачки, отправились через город к джипам пешком. Грузовики сначала медленно ехали впереди, но в районе дорожных ремонтных работ, отстали от нас.
…Идём и идём под палящим солнцем по пылище, уже начало надоедать. Вдруг, навстречу едут джипы. Как могли, поговорили с водилами, хотели сесть в машины, но они медленно покатили мимо – вниз, навстречу грузовикам. Мы остались ждать. Опять с багажом ерунда получается – наши рюкзачки, приготовленные для езды, будут перегружаться в джипы без нас, и всё перепутается, и если в дороге что-то понадобится, ничего не найдёшь, как было вчера с паспортами.
…Пока мы сомневались, что делать – бежать вниз или здесь дожидаться, джипы уже к нам снизу подъехали. В первом нет пассажиров. Гончаров, Боков, Горбачевский и я в него втиснулись и поехали. За нами идут остальные машины с ребятами и с грузами.
Едва двинулись, застряли в грандиозной дорожной пробке. Узкая гравийка над глубоким обрывом забита огромными нагруженными грузовиками, едущими навстречу друг другу. Даже нашим юрким «тойотам» сквозь это скопище машин и людей не пробраться. Повлиять на ситуацию невозможно, безропотно дремлем в клубах сизого выхлопного дыма. Удивляет отсутствие скандалов, все водители невозмутимы и улыбчивы, дружелюбно пропускают друг друга. Но происходит всё страшно медленно.
Наконец, с горем пополам, протиснулись сквозь пробку, и помчались вперёд, навёрстывая время. Но лучше здесь не спешить – из-за плотной пыли от идущих впереди машин, ничего не видно. Наш джип пилотирует тибетец по имени Пензо – что-то тихонько напевает, и небрежно гонит машину так, словно едем не по гравийному серпантину над пропастью, при нулевой видимости, а по автобану на равнине. Наш страх ему не передаётся. Согласно учению индуизма и буддизма, смерть лишь звено в непрерывной цепи превращений-перерождений, и нет повода для страха. Но мы-то не буддисты!..
Вдруг на дороге, прямо перед нашей машиной, возникла из пыльной завесы каменная глыба, размером с письменный стол. Вокруг валяются острые каменные осколки, ещё не раскатанные машинами – камнепад рухнул только что. Пензо успел затормозить в последний миг, сдал назад, подпрыгивая на камнях, объехал препятствие, и невозмутимо понёсся дальше сквозь непроглядную пыль. Что в наших руках, а что предопределено и неизменно? – Жизнь это всего лишь стечение обстоятельств, - констатировал Гончаров.
…Дорога трудная – разбитая, очень крутая и узкая. Разъезжаться со встречными машинами мучительно трудно. Опять пропасть в нескольких сантиметрах от колёс - бездонная пропасть. Опять вверх и вниз от дороги уходят бесконечные отвесные скалы. Опять по скалам низвергаются красивейшие многокаскадные водопады, вдоль них – радуги.
…Становится всё холоднее, пыли меньше, в верховьях боковых ущелий засверкали остроконечные снеговые вершины. В одном месте едем по снежной траншее со стенами высотой метров пять – след сошедшей на дорогу снежной лавины.
…15-30. Прибыли в посёлок Ниалам, высота 3735. Вокруг абсолютно голые, без деревца, без кустика, без травиночки, крутые осыпные склоны, вверху переходящие в скалы. Из-за скал высятся снеговые горы. Ветрено, но на солнце тепло. Солнце яркое ослепляет. Когда его закрывают облака, становится холодно. Кое-где, в затенённых местах ешё лежит снег, оставшийся с зимы. Стены всех жилищ и хозяйственных построек, все глинобитные заборы облеплены лепёшками из навоза – когда они высохнут, их используют, как топливо – дрова в Тибете большой дефицит.
Приехали не все, нас здесь пока только двенадцать. Поселились в убогой гостиничке с почти отвесными скрипучими деревянными лестницами – в нетрезвом виде по ним лучше не ходить. Обед в ресторанчике напротив, тоже с убийственными лестницами. Но мы уверены в себе – давно привыкли к таким лестницам в альплагере «Безенги». Продегустировав все наименования местного пива, посетили общественный туалет во дворе гостиницы – по обеим сторонам от распахнутой двери, на каменной стене намалёваны большие красные свастики. Здесь уж точно вечный круговорот жизни...
…У женщин Ниалама, практически у каждой, на правой руке браслет из продольно распиленной морской раковины. На левой руке обязательно несколько браслетов из золота и серебра, кораллов и бирюзы. Обязательны золотые перстни и серьги, жемчужные, коралловые, бирюзовые, лазуритовые бусы, и серебряные украшения на поясах.
Мужчины одеты в европейские обноски, волосы заплетены в косы и уложены вокруг головы, в них вплетены красные тряпочки... На грязных руках перстни с камнями, кольца и браслеты. На поясах ножи в серебряных ножнах, инкрустированных самоцветами.
…Отставшие машины не появляются, и начинает нарастать беспокойство. Особенно волнуемся за тех, кто едет в кабинах грузовиков с багажом. Если что-то случится на этой сумасшедшей дороге, как они справятся с разгрузкой, переноской грузов? А с Александровым и Джеусом вообще непонятки – утром они шли с нами но, когда мы садились в джип, они были где-то впереди за поворотом и мы думали, что догоним их и подберём по пути. Но мы их не встретили. Неужели что-то случилось?
…^ 17-30. Джипов с людьми и машин с грузом всё ещё нет, волнуемся всё сильнее.
…В 18 часов пошёл дождь, потом он перешёл в снег, и подморозило. А мы в маечках, все наши вещи в рюкзаках где-то ещё едут. Сидим в комнате втроём: Гончаров, Боков и я, завернувшись в гостиничные одеяла. Эдик вслух читает Левитанского.
…^ 18-40 –пришли машины! Мы скатились по отвесным лестницам, радостные выскочили на улицу и сразу получили втык от генерала. Непонятно, за что.
Оказывается, утром были какие-то распоряжения гида Момо, их с китайского на английский озвучил наш бездарный переводчик, но они адресовались группе трекинга, потому никто из восходителей их не воспринял, а мы – ни Гончаров, ни Горбачевский, ни я – ничего не понимаем по-английски. Оказывается, трекинговая группа должна была ехать в других джипах, отдельно от команды восходителей. Мы считали, что потерялись Александров и Джеус, а генерал, Джеус и Александров считали, что потерялись Гончаров, Горбачевский и я. Неразбериха получилась изрядная.
^ Не по нашей с Эдиком вине, но досталось нам: второго числа генерал Агафонов всыпал нам по первое число.
Оказалось, что и поселились мы не в ту гостиницу, и обедать должны были не с альпинистами, а отдельно, и вообще, альпинистская команда и группа трекинга – две большие разницы, и обслуживаются разными турфирмами...
И Буйленко отправил Бокова к альпинистам, а нас с Гончаровым повёл туда, где трекингисты должны на ночлег устроиться. При этом выяснилось, что Аристову и Бершову генерал разрешил-таки поселиться с жёнами. А вот Сашу Горбачевского оставил ночевать с командой. Вобщем, ситуация меняется постоянно и прогнозировать её невозможно, в любой миг могут поступить самые неожиданные распоряжения. Потому следует прекратить любые самостоятельные дейстия, несанкционированные руководством. И нужно постоянно находиться возле начальника экспедиции и начальника штаба, чтобы всегда быть в курсе всех планов и событий, точно знать ситуацию, и не пропускать приказов.
…Лишь в девятом часу, уже в морозной темноте, пришли грузовики с экспедиционным багажом. На них приехали Кадошников и Неделькин, конечно, в одних маечках. Аристов унюхал в багаже запах керосина, и пришлось машину разгрузить. И точно, протекли две канистры, и оказались они, конечно, на самом дне. Привели их в порядок, загрузили весь багаж обратно, в процессе погрузочно-разгрузочных работ отыскали свои рюкзаки, наконец-то утеплились.
…В десять вечера Агафонов переселил Горбачевского, Гончарова и меня в номер, расположенный рядом с ним, и пригласил отметить благополучное завершение сегодняшнего сумбурного дня. Видимо, он тоже решил, что спокойнее будет нам находиться около него.
В нашем номере все курящие. Люда Аристова с Таней Бершовой заходят к нам в гости, закрыв лица противопыльными масками. Объясняем бестолковым дамам, что это мы приучаем свои организмы к высотной кислородной недостаточности…
У Татьяны подробная карта Тибета, по ней определили, что проехали сегодня тридцать пять километров. На завтра запланирована днёвка и акклиматизационное восхождение…»
Утром в гостиничном номере изо рта идёт пар. На улице лужи под коркой льда. Восхождение начали от буддистского молельного домика рядом с гостиницей.
Обходя снежники, поднимаемся по довольно крутому глинисто-осыпному склону с выходами разрушенных скал. Чем выше, тем сильнее и пронзительнее ветер. И грандиознее панорама – всё выше дыбятся из-за окружающих скалистых гор, огромные, полностью заснеженные, остроконечные вершины с ледниками.
Вот уже крохотные домики посёлка видятся далеко-далеко внизу, меж ними тоненькая ниточка дороги, теряющаяся в мутной дымке на востоке.
Идётся нелегко, но с удовольствием – соскучились по работе вверх. Набрали, примерно, метров шестьсот высоты. Очень сильный ветер на гребне подарил замечательное чувство – если широко расставить ноги, развести в стороны руки, закрыть глаза и навалиться грудью на плотный поток ветра, то его шум и давление, создают реальное ощущение быстрого полёта...
Переночевав ещё раз в Ниаламе, 4 апреля поехали дальше. Перед нами открылось знаменитое Тибетское нагорье – бескрайняя, суровая, каменистая пустыня на высоте около пяти тысяч метров, с бесснежными скально-осыпными хребтами, высотой до семи километров. Климат суровый, холодный даже летом, с постоянными пыльными бурями. Земля малоплодородная, растительность скудная, и жизнь здесь тоже скудная, очень трудная. Но без привычной для нас суеты, шума и гама. Здесь безлюдно, уединённо. Здешняя жизнь требует неприхотливости и самоуглублённости. И учит радоваться самому факту жизни. Эта жизнь воспитывает терпение и способствует сосредоточенности, рождающей мудрецов, философов и поэтов.
О, если б я мог умереть
В этом уединении,
Я был бы доволен
Своею судьбой…
Это стихи тибетского поэта, монаха-отшельника Миларэпы, написанные в одиннадцатом веке.
Мы побывали в монастыре, в котором почти тысячу лет хранится отпечатавшийся в камне след стопы Миларэпы. Монастырь недалеко от дороги, ниже её по склону, маленький – альпинисты его не заметили, проскочили мимо. И мы проехали бы, но гид Момо привлёк внимание Агафонова к этому буддистскому монастырю, и мы остановились, к нему спустились, и памяти поэта поклонились, и за успех восхождения на Эверест помолились. Настоятель монастыря, лама высокого посвящения – высокий атлет в красивых дымчатых очках, с умным, интеллигентным, энергичным лицом, похож на нашего Эдуарда Гончарова, только вдвое моложе. И, наверняка, тоже имеет склонность к стихосложению.
Монастырь красив и, при абсолютном отсутствии роскоши, великолепен. Он гармоничен и внутри себя, и во внешних пропорциях и украшениях. В его декоративном оформлении, как при оформлении экстерьеров любых, хоть культовых, хоть жилых тибетских строений, использованы три цвета: белый и чёрный – как символ аскетизма тела, и огненно-красный – как символ торжества духа, величайшей мощи и высоты духовной устремлённости. Тело и дух взаимосвязаны и зависимы друг от друга, а от них зависит всё – созерцательная и созидательная жизнь немыслимы друг без друга. Цветовая триада выражает единство мнимых противоположностей, фактически, взаимно способствующих максимальному проявлению каждой из них. Об этом, по-моему, стихотворение Миларэпы:
Стремясь к уединению,
Я пришёл в безлюдные места,
К крутым ледникам Чомолунгмы.
Здесь Небо и Земля держат совет,
Мчится яростный ветер – их посланец.
Ветер и вода взбунтовались,
Катятся тёмные тучи с юга.
Благородная пара – Солнце и Луна пойманы,
Пленены двадцать восемь созвездий мирового пространства,
Восемь планет скованы железной цепью,
Призрачный Млечный путь полностью скрылся,
Маленькие звёздочки исчезли в тумане.
Когда чёрные тучи заволокли небо –
Девять дней бушевал шторм,
Девять ночей шёл снег.
Восемнадцать дней и ночей длился снегопад,
Подобно птицам парили хлопья снега,
И ложились на землю.
Сверх всякой меры навалило снега,
К самому небу вздымается белая вершина
Снежной горы.
Внизу долины покрыты снегом,
Чёрные горы оделись в белый наряд,
Ледяной покров лёг на зыбкое зеркало озера,
И глубоко в чреве земли спрятался голубой поток.
Всё вокруг, и вверху, и внизу, стало плоским.
Падающий сверху снег и жестокий зимний ветер
Встретились с лёгкой одежонкой Миларэпы,
И закипела битва на вершине снежной горы.
Снег потом растаял и превратился в воду,
Ветер, который выл так громко, стих,
А одежда Миларэпы сгорела, как костёр…
Я полностью победил демона со снежным лицом.
…Пожертвовали на монастырские нужды немного денег, сколько смогли. Лама благословил экспедицию на восхождение и одарил ёмкостью со святой водой – все альпинисты потом сделали из неё по нескольку глотков…
По желтовато-коричнево-фиолетово-серой каменисто-глинисто-песчано-ледяной пустыне, вызженной высотным ультрафиолетом, дорога размашистым серпантином вознеслась на перевал – его высота, по карте, 5200. Это уже высота нашего будущего базового лагеря. Гирлянды молельных флажков, белые шарфы с мантрами, ступа с нишей для жертвенного огня и ослепляющая панорама гигантских гор.
Неспешный осторожный спуск в широкую плоскую долину. По ней дует сильный морозный ветер, несёт плотные облака пыли, закручивая в смерчи.
…Через два часа стоим на следующем перевале. Впереди, над грядой округлых бесснежных гор, в тёмном ультрамарине близкого неба ярко сверкают ледниками великие, прекрасные горы Макалу, Лхоцзе, Эверест, Чо-Ойю, Шиша-Пангма.
Спускаясь с перевала, встретили тибетцев-кочевников. Длинные узкие повозки на больших тонких колёсах и конская сбруя украшены флажками, кистями и плюмажами, в гривы тощих осликов и низкорослых лошадок, в волосы людей вплетены красные ленточки. Выглядят, как агитбригада советских времён. Сфотографировались с ними – Юрий Агафонов, держа в руках длинное доисторическое ружьё с кремнёвым затвором. Возвращаясь к джипам, Гончаров продекламировал из Бродского:
…За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звёзды дрожат над ними –
и хрипло кричат им птицы,
что мир останется прежним.
Да. Останется прежним.
Ослепительно снежным.
И сомнительно нежным…
И, значит, не будет толка
От веры в себя и в Бога,
и, значит, остались только
Иллюзия и Дорога…
Выехали на равнину, где дорога распрямила петли серпантина, и устремилась к далёкому горизонту прямая, как выстрел.
Очередной ночлег в селении Тингри, на высоте 4400. Ветрище с пылищей дыханье забивают. В крохотной гостиничной комнатушке с одним мутным окошечком, без отопления, поселились втроём: Гончаров, Горбачевский и я. Когда затащили внутрь рюкзаки, нам самим места почти не осталось. Тесно, как в палатке. Стены и низкий потолок комнатки задрапированы яркой тканью с красными розами в белых овалах на синем фоне.
- Впервые буду ночевать в конуре, обтянутой изнутри весёленьким ситчиком, - сказал Эдуард.
Ни прихожей, никакого тамбура – звонкая жестяная дверь открывается прямо в пыльную бурю, и все завидуют Саше Горбачевскому: протёр лысину туалетной бумажкой, и голова чистая.
…Ночью буря утихла, небо ясное, с огромными звёздами. Утро солнечное, безветренное, морозное. Из военного городка, где расположился китайский гарнизон, доносятся резкие крики команд, топот сотен марширующих ног, хоровое скандирование. Больницы, школы, дороги, мосты в Тибете строятся китайцами с привлечением своей армии. Чумазые дети в красных пионерских галстуках поверх грязных обносков, весело бегут в школу – обязательная учёба здесь длится пять лет, потом, самые достойные, продолжают обучение ещё три года.
…В Тингри у нас опять днёвка и акклиматизационное восхождение. Здесь впервые увидели Эверест. Над его вершиной и над всем длинным Северо-Восточным гребнем, по которому будет проходить восхождение, трепещет огромный, страшный снежный флаг – там ураганный ветер.
Ближе к нам колоссальный снежно-ледовый массив Чо-Ойю. Правее глубокий провал – перевал, ведущий в Непал. Так много интересного, что хочется увидеть вблизи, где хотелось бы побывать!
Колорит пейзажа очень нежный, очень сложный – перламутровые переливы жёлто-коричневого, розово-сиреневого, зеленовато-голубого цвета.
Из дневника:
…Побывали в буддистском святилище, где, из-за невозможности кремации (дров здесь нет), трупы умерших тибетцев расчленяют и оставляют на растерзание птицам и диким зверям. Эдик принёс оттуда хвост яка. Я бы его не брал. Но Гончаров не я – он убеждённый, бесстрашный атеист. Ещё он принёс телескопическую лыжную палку – оказалось, что её потерял Андрюша Александров.
Юрий Агафонов купил двух баранов, и теперь контролирует процесс их умерщвления, разделки и приготовления в пищу. Обед сегодня совмещён с ужином. Попробовали чанг – не хуже непальского, можно пить. В завершение вечера песни под крокодиловую гитару Гончарова – он сегодня великолепен, и мы все в голосе. Тибетцы подпевают.
^ Перед сном Джеус обнаружил, что потерял фотоаппарат. Думаю, найдётся – было уж так с моей поларовой курткой.
Поздно ночью в нашей каморке Агафонов, Аристов, Гончаров и я, на фоне спящего Горбачевского, обсуждаем варианты завтрашних и послезавтрашних действий. И тут Саша Джеус ворвался к нам счастливый – нашёлся его фотоаппарат! Под кроватью.
При отъезде из Тингри, по буддистской традиции, всем нам на шеи одеты тонкие, прозрачные шёлковые шарфы с мантрами – они должны защитить от злых духов, непогоды и несчастий техногенного характера..
.
С основной прямой трассы, ведущей в сторону Лхасы, свернули на извилистый просёлок, стопорнули встречного туземца:
- Куда к Эвересту?
- Прямо и направо.
Поперёк каменистой дороги – многослойно промёрзшие ручьи. По набирающей крутизну равнине носятся пыльные смерчи.
При въезде в посёлок Сегар, упираемся в шлагбаум, охраняемый китайскими военными. При проверке документов возник недолгий спор, и Момо с Агафоновым уехали куда-то вниз платить пошлину за проезд к подножию Эвереста. Раньше деньги принимали прямо здесь, теперь требуют предоставить квитанцую об оплате. Ожидая генерала, бродим по замороженному пыльному посёлку – Гончаров снимает видеокамерой, я рисую. В недавно построенном здании сельской школы с десяток учеников и их юный учитель, живущий при школе в маленькой комнатке с жёстким топчаном, железной печкой, на которой он готовит себе скудную еду, деревянным табуретом и таким же столом, на котором стопка книг. Одет бедно и неопрятно, как и его ученики – доброжелательные и любознательные, бодрые и весёлые, улыбчивые. Видно, что дети любят своего наставника.
…Вновь трудная тряская дорога. Медленно набирая высоту, въезжаем на перевал, высотой 5220. Очередная, в новом ракурсе, потрясающая панорама величайших гор. Они уже рядом.
На спуске развалины древнего монастыря – он простоял семь столетий, и в шестидесятых годах двадцатого века был уничтожен хунвейбинами во время китайской «культурной революции». Рядом с руинами, выше на склоне, высокая отвесная скала с большим гротом. Вход в него заложен крепкой каменной стеной с маленькими окошками-бойницами. Отсюда защитники монастыря пытались противостоять захватчикам.
Обед в селении Таши-Дзонг: рис, амлет, жареная картошка, вяленое ячье мясо, овощной салат, солёный чай. И цзампа – основная еда тибетцев: грубая, крупного помола мука из прожаренного ячменя, перемешанная с зелёным чаем и ячьим маслом.
На ровной глиняной площадке женщины ткут. Ткацкого станка, собственно, нет, но грубая толстая ткань медленно возникает: прямо на земле камнями натянута её основа, пожилая тибетка медленно ткёт, а молодая, исполняя функцию челнока, переносит нить пряжи, перебегая от камня к камню, вперёд и обратно.
За посёлком крестьяне пашут на яках деревянной сохой коричневую глинисто-песчаную землю. Дует сильный ветер, густая пыль взвивается смерчами. На рогах яков трепещут красные флажки.
…Дорога трудная, тряская, «тойоты» наши на подъём почти не тянут, часто глохнут. Но всему приходит конец, закончилась и дорога – мы добрались до знаменитого, самого высокогорного буддистского монастыря Ронгбук. Правильнее говорить Новый Ронгбук, ведь он восстановлен, фактически полностью отстроен заново после жестокого, бессмысленного уничтожения его китайскими коммунистами в шестидесятых годах прошлого века. Несколько десятков монахов живут здесь круглый год. Есть небольшая гостиница для туристов и паломников. От монастыря открывается великолепный, величественный вид на высочайшую гору Земли Чомолунгму – так тибетцы называют Эверест. Понятно, почему именно здесь сотни лет назад монахи построили свой чудесный, священный монастырь: отсюда вид на Гору лучше, чем из альпинистского базового лагеря у языка ледника – там ближестоящие вершины до половины скрывают трёхкилометровую Северную стену, и обрамляющие её гребни перестают походить на орлиные крылья.
От монастыря Эверест виден во всём великолепии и величии, и вновь потрясает и ужасает своей чудовищной, неимоверной грандиозностью. Сколько надо смелости, чтобы решиться на восхождение, сколько силы и выносливости, чтобы взойти на гигантскую вершину! Невольно где-то в глубине души возникает холодок сомнения: - Да возможно ли это?..
До базового лагеря ещё семь километров мучительной езды – сорок минут жестокой тряски по заледенелым камням...
В 16-35 прибыли на место, где всегда распологают свои базовые лагеря альпинистские экспедиции, идущие на Эверест с севера. Высота 5200 – два месяца предстоит прожить здесь, сюда восходители будут спускаться на отдых после трудной работы на больших высотах.
Мы у языка ледника Ронгбук на горизонтальной каменной плоскости, обрамлённой крутыми осыпными склонами, над которыми высятся скальные бастионы с отвесными стенами высотой по километру, а может и больше. Скалы коричнево-красного оттенка. Ледник завален камнями, полностью скрыт под плотным панцирем поверхностной морены. Из-под ледника вытекает одноимённая речка, сейчас она вся подо льдом. На высоком валу конечной морены, на фоне неба высится буддистская ступа с жертвенником. Пониже на склоне стоит скучное серое каменное здание под китайским флагом. И ещё ниже – монументальный каменный многоместный туалет. В здании распологаются китайские офицеры связи – чиновники, контролирующие работу экспедиций. Под склоном правобережной морены уже стоят палатки британской экспедиции.
Выгружаем, распаковываем багаж, устанавливаем большие палатки, в которых размещаем кают-компанию и кухню. Рядом ставим две палатки чуть поменьше – в одной будет баня, в другой лечебница. Поодаль расставляем маленькие индивидуальные палатки. Очень мешает сильный порывистый ветер. В одиночку невозможно справиться с раздувающимися, как парашюты, рвущимися из рук нашими тряпичными жилищами. Обкладываем палатки камнями, придавливаем их днища и тенты, чтоб не сорвало шквалами, строим из камней вокруг палаток ветрозащитные стены. Высота даёт о себе знать – голова болит, есть одышка, а сил нет, сердце бьётся неровно, захлёбываясь – то спешит и колотится, то пугающе замедляется и останавливается…
Агафонов с Гончаровым настроили спутниковый телефон, связались с Краснодаром, и Эдуард передал первый репортаж: