Geum.ru

Живописец, график, посвятивший себя изображению высоких гор

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   45   46   47   48   49   50   51   52   ...   55

14 мая Аристов, Александров, Кадошников и Фуколов поднялись на 8300. Не оказалось здесь ни обещанной палатки, ни кислородных баллонов, ни самих шерпов, которые за 2100 долларов обещали занести сюда палатку и кислород.

О восхождении на Эверест можно забыть...

Ночевать на этой высоте без палатки – верная смерть. Или, если очень повезёт, сильные обморожения. И потом сложные, опасные спасработы. И многочисленные ампутации...

Нужно срочно уходить вниз!

А если шерпы с грузом поднимутся?..

В неподвижности стали замерзать.

Начали вырубать в ледовом склоне площадку для палатки.

Через два часа снизу подошли шерпы, принесли палатку. Потом ещё несколько шерпов принесли кислородные баллоны. Сбросили груз на вырубленную площадку, и скорее вниз.

Появился шанс взойти на вершину!

Ребята палатку установили, забрались внутрь, наплавили из снега водички для питья. В 23 часа легли спать, надев кислородные маски.


15 мая. В два часа ночи проснулись и стали собираться вверх. Им предстоял кошмарный путь, который в своей книге «Восхождение Мира на Эверест» описал знаменитый украинский альпинист Мстислав Горбенко. Мы с ним в позапрошлом феврале на Эльбрусе в «бочках» вместе жили.

«…Скальные стенки перемежались снежными полками. Ощущение было не из самых приятных: ночь, температура минус 30 градусов, громадные просторы, да порой на скалах теряешь след.

В наиболее трудных местах снимаешь рукавицы, чтобы взяться за скалы, и пальцы примерзают, как к металлу. Вдруг упираюсь в уходящую в ночь стену, высотой метров тридцать. Обхода нет, цепляюсь за старый пятимиллиметровый репшнур и на цырлах влезаю на полочку, затем снова, нарушая все классические заповеди безопасности в альпинизме, прохожу это препятствие. Ухожу траверсом вправо и останавливаюсь там, где под ногами – пропасть, а надо мной – навес. Я в тупике. Пытаюсь вернуться обратно. Если сорвутся руки или проскользит ботинок с кошкой – конец. Вспомнил историю гибели Мэллори и Ирвина, наверное, здесь или рядом улетели, но взял себя в руки и потихоньку вылез из капкана…

Ключевое место маршрута – вторая ступень, скальная предвершина гребня. Это тридцатиметровая, почти отвесная стенка 4-5 категории трудности. Редкая для высоты 8700 картина: в верхней части стены висит и болтается дюралевая лестница шестиметровой длины, закреплённая всего на двух крючьях, причём левый – советский крюк «морковка» – забит всего на два-три сантиметра. Щекотливое место – без страховки, так как её невозможно здесь организовать, подъём продолжался по неприятным складчатым, крутым скалам вершинной башни. Срыв почти наверняка означает конец. Скалы такие, что ни встать ногой, ни взяться рукой, а идти надо!..

После выхода на вторую ступень открылись гималайские горизонты. Меня охватило волнение, напоминающее тот душевный трепет, когда я делал своё первое восхождение. Это было предчувствие чего-то необычного и радостного, чего так не хватает человеку внизу.

С крутых скал я перешёл на осыпные скалы и далее по глубокому снегу вышел на крутой снежно-ледовый склон восточной башни Эвереста. Я протоптал траншею в снегу метров двести и упёрся в ледовую стену. Недолго думая, пошёл прямо в лоб на передних зубьях кошек, но через сорок метров, когда мой нос стал касаться льда, боковым зрением увидел, что открылась зияющая пропасть Кончунгской стены Эвереста. Это заставило меня остановиться и прикинуть, что этим путём, при всём моём уважении к ледовой технике участников первой группы, никто не шёл.

Осторожно, с превеликим трудом мне удалось буквально сползти к развилке на исходный рубеж, и я ушёл круто вправо на скалы, где метров через пятьдесят увидел след кошек. Это были чрезвычайно неприятные для лазания скалы, крутые, складчатые и черепицеобразные, да ещё присыпанные снегом. Но увиденный след прибывания человека здесь вселил надежду, что я на правильном пути. Аккуратно по этим хлипким, мерзким скалам прошёл траверсом вправо метров восемьдесят. Зигзаг влево вверх, вверх вправо и, наконец, выход на лёд родной. Но это была не вершина. Слева по ходу возвышались грандиозные ледовые сбросы, справа – полоска скал. По границе льда и скал прошёл ещё два взлёта и увидел на фоне неба маленький тибетский флажок, воткнутый в снег. Вершина! Упал на колени, снял кислородную маску и впервые в жизни поблагодарил Бога за помощь в достижении цели…»


…Думаю, будет правильно, если и наши ребята сами расскажут о своём восхождении.


Кадошников: «Сомнений было много. Уверенности, пока не поднялись на 8300, не было…»

Захаров: «Эта Гора выматывает, высасывает…»

Седусов: «Маршрут на вершину – это маршрут между жизнью и смертью…»

Бершов: «Такое не всем национальным сборным удаётся. А у нас весь состав взошёл на вершину…»

Аристов: «Конечно, удача должна быть…»

Фуколов: «Нелегко было, скажем так…»

Кравченко: «Опасно! Один неверный шаг ничего не прощает…»

Александров: «Мы были там, откуда не все возвращаются…»

Бершов: «Это была слаженая единая команда…»

Захаров: «Эта команда, конечно, заявила о себе…»

Аристов: «Каждый сделал то, что мог…»

Аристов: «…Говорить о нашем успехе как-то неудобно. Но когда в базовый лагерь приехало снимать нас телевидение Китая, а несколько дней спустя, уже в Катманду, мы увидели себя на спутниковом канале американского телевидения, у нас у всех была гордость за Россию.

Мы были готовы взойти на Эверест. И мы взошли. Некоторые из тех, кто в тот раз пытался это сделать, считают, что нам просто повезло. Но ничего в этом мире не бывает случайным. За время работы на Горе было дней пять хорошей погоды. Три из них оказались нашими. Итогом огромной работы стало успешное восхождение всей команды.

Мы были командой в полном смысле этого слова. Если проводить аналогию с футболом, то каждый игрок работал на общий результат, каждый получил свой голевой пас и каждый его использовал.

…Мы были первыми, кто штурмовал вершину в этом году. Нам пришлось бить ступени, навешивать перильные верёвки, то есть испытать всю трудность и прелесть первовосхождения.

Трудным и опасным было передвижение по Северо-Восточному гребню. Те верёвки, которые у нас были, мы закрепили при выходе на гребень. Глубокий снег не только спрятал верёвки предыдущих восходителей, но и создавал опасность срыва. Ни у кого из нас не было опыта использования кислородного оборудования, поэтому только через несколько часов работы каждый из нас смог определить оптимальный для себя расход кислорода с таким расчётом, чтобы его хватило на спуск в штурмовой лагерь на 8300. Кроме того, конструкция кислородной маски не позволяет видеть своих ног на крутом рельефе, поэтому на особо опасных участках приходилось просто сдёргивать её на подбородок. Очень много времени и сил у меня занимала видеосъёмка, но все мы двигались довольно плотно, не отпуская друг друга больше чем на тридцать метров.

Первым на вершину вышел Коля Кадошников, за ним Шура Фуколов. Честно говоря, у меня комок застрял в горле, когда я увидел их наверху. Тут же я поделился своей радостью с ребятами внизу. Серёжа Бершов очень бурно поздравил нас с победой и попросил быть максимально осторожными на спуске.

В 15-20 вся наша четвёрка взошла на вершину. Мы знали, что за нами наблюдают в оптические приборы альпинисты, собравшиеся у подножия вершины со всех континентов, когда мы подняли над всем миром флаги России и Кубани. Обычно победы или поражения альпинистов происходят без зрителей, но здесь мы испытали в полной мере те чувства, которые испытывает чемпион олимпийских игр, когда над огромным стадионом поднимают флаг его Отечества...»

Кадошников: «…От максимального напряжения всех внутренних сил организм работает, как часы. Ровно без пяти минут два просыпаюсь. Всем подъём! И всё сначала: туалет, котелок, горелка, полар, гортекс, система, варежки, в рюкзак кислород. У меня икона, вымпелы, запасные варежки. На Макалу улетела одна варежка, поэтому сейчас запасная обязательно нужна. Ещё в запасе очки. К четырём утра вроде бы все собрались, медленно, с большими усилиями. Наконец, выходим. В темноте фонарики выхватывают отдельные черты рельефа. Сильнейший мороз. Ветра, слава Богу, нет. Проходим первые сто - стопятьдесят метров. Показались какие-то прошлогодние перильные верёвки. Иван сказал, чтобы мы с Фуколовым отрезали пару верёвок, они могут понадобиться. Из-под снега откопали два куска верёвки метров по тридцать. На мою просьбу взять одну верёвку, Шура отреагировал отрицательно – старт даётся ему очень тяжело. Пришлось обе верёвки сунуть себе в рюкзкак. Отстал от Ивана, иду последним в четвёрке. Очень жёсткий крутой фирн, на таком обычно вешают перила, а мы идём на передних зубьях кошек. Начинаю понемногу догонять мужиков. Иван уже вышел на скалы. Метров за сто его фонарь периодически то пропадает, то появляется совершенно в разных местах. Начали лезть по скалам с фонарями. Занесённые снегом полки – путеводная нить, маршрут один – вверх и вправо. Кое-где приходится лезть с использованим всех навыков скалолазания, и это на высоте 8500! Ивана я догнал где-то чуть выше середины стены. Он уже подустал. Ещё бы, разгрести столько снега, выбирая лучший проход для группы. Ну, вот и мне придётся поработать первым. Неожиданно проскальзывает кошка, обрывается старая верёвка, за которую я пытался придержаться, соскальзываю вниз. Иван всем телом пытается меня задержать, одной из кошек наступаю ему со всего маху на руку. Хорошо, что много одежды. Рука целая. Теперь надо оглядеться и выбрать правильный путь. Начинаю с абсурдного лазания вниз. Через три-четыре метра нахожу хорошую снежную полку, уходящую вправо. Проходим метров сто. Просматривается проход вверх, но надо вешать перила, на спуске без дюльфера не обойтись. Медленно по скалам прохожу и вешаю одну верёвку, вторую, и вот – гребень. Уже рассвет начинает пробиваться. Подтягиваются Фуколов, Аристов, Александров, больше никого нет, значит, мы одни. На этом месте оставляем придавленный камнем флаг, чтобы на спуске не проскочить, как это было с некоторыми восходителями в прошлые годы. По связи передаём, где мы, и двигаемся вверх по гребню. Кое-где приходится преодолевать небольшие стенки по три – четыре метра. Слева – карнизы, справа склон градусов шестьдесят. Верёвок больше нет. В нашем распоряжении только обрывки старых перил, торчащие иногда из-под снега. Кое-где приходится обходить жандармы. Подхожу к знаменитой лестнице, которая находится на высоте 8600. Когда делаешь первый шаг по этой лестнице, понимаешь, что здесь сотворили в своё время китайцы. Иван умудряется ещё что-то снимать на видеокамеру. Солнце уже взошло высоко, впрочем, не так уж высоко относительно нас. Облако довольно быстро растворилось среди гор и ледников, погода становится просто отличной. Идти тяжело, и пора менять кислородный баллон. Останавливаемся у большого камня, до вершины ещё метров двести по вертикали. Оставляем полупустые баллоны, на Гору хватит и одного, эти подберём на обратном пути. Первым начал работать Шура Фуколов, ему уже значительно легче, чем на старте. Движение по глубокому снегу выбивает из сил, поэтому догоняю его очень скоро и начинаю тропить сам. Андрей идёт тяжело, но много снимает на фотоаппарат, молодец. Иван тоже не прячет камеру, значит, будет много фото и видео материалов. Достаточно тепло, снимаю пуховку. Вершинная башня – вот она! Но её надо обойти справа. Да когда же она кончится! Мысль о том, что на этом участке мы, как на ладони, из Базового лагеря, конечно, придаёт сил. Вот они мы, смотрите, почти на вершине, ещё чуть-чуть! Приходится идти по гладким плитам, по которым кошки скользят. Шура идёт чуть сзади, а Иван и Андрей поотстали. Выход на башню. Всё? Куда там! Ещё метров триста по почти ровному полю. Кто ходил на Западную вершину Эльбруса, тот знает: когда из последних сил выползаешь, казалось бы, уже наверх, то до вершины ещё идти и идти. Чувствую, носки совсем сползли в ботинках, ноги собью, спускаться будет очень тяжело. Медленно бреду к вершине. Надо скорее снять ботинки и поправить носки. Подходят Шура, Андрей, Иван. Следов людей нет. Значит, мы первые. Это награда за ту пахоту, которую мы проделали в предыдущих выходах, работая впереди всех и таская при этом кучу груза. Обнимаем друг друга, радость искренняя, её незачем скрывать. Ну что, мужики! Ведь это не просто расстаться с мечтой, которой уже не один десяток лет? Сбылась, как жаль, как прекрасно и как жаль! Нахожу полиэтиленовый пакет прошлогодней китайской экспедиции, там вымпелы, флаги. Разгружаю свой рюкзак, достаю икону, флаги, вымпелы. Надо скорее обуться, уже минуты три хожу босиком по Эвересту. Пытаюсь зафиксировать это на мой цифровой фотоаппарат, но, кажется, он замёрз. Наш праздник кончается. Пора уходить. А это такая тяжёлая работа, которую надо исполнить без единой ошибки. Ведь за нами идут ещё две наши четвёрки. И у нас нет права лишать их шанса подняться на Эверест».


Афанасьев: «С кислородом спать одно удовольствие. Впервые спал нормально. Прежние ночи – то камни, то мужики мешают, а тут – в какой позе заснул, в той проснулся.

Собирались долго. Хотели выйти в 3-00, но вышли ровно в 4. С вечера шёл снег, и нам достался не лучший вариант.

Погода хорошая пока: звёзды, полная луна.

Начинаем идти. Мы не одни. Впереди огни, сзади идут фигуры. Постепенно обгоняю всех.

По следам определяю, что передо мной впереди только один человек, но я его не вижу. Нам надо подняться на гребень. Места встречаются очень неприятные: перил нет, приходится идти на передних зубьях.

В 6-00 выхожу на гребень, за мной идёт Коля Захаров, а я думал, что это шерпа. Начинаем двигаться по гребню. В 7-00 у нас связь с ребятами внизу. Мы под первой ступенью.

Справа снизу обходим первую ступень. Иду на трёх литрах кислорода в минуту. Выходим на узкую «психологическую» полочку между первой и второй ступенями. Когда уже прохожу её, чувствую, что что-то держит ногу, а я в движении, и тело идёт вперёд, надо ставить ногу, иначе упаду. А лететь можно на выбор: налево – в Непал, направо – в Тибет. Быстро делаю движение ногой, чтобы освободиться от невидимых пут, подаю ногу вперёд и чувствую, что освободился. Когда прошёл и встал в безопасном месте, обернулся посмотреть, что меня держало. Оказывается, из старых верёвок образовалась петля на конце этой полки, за неё я кошкой и зацепился.

Снимаем и оставлем первые баллоны, подключаем вторые. Ждём Борю Седусова. Начинают подходить японцы, шерпы. Коля отпускает меня вперёд, чтобы хоть я прошёл лестницу на второй ступени без очереди, сам остаётся ждать Бориса.

Подхожу к знаменитой лестнице. Она, оказывается, высоко наверху, а до неё ещё надо по стенке пролезть метров пятнадцать. Есть новые перила и куча старых верёвок. На жумаре начинаю подниматься и запутываюсь в старых перилах. Внизу стоят шерпы с японцами, смотрят. Я спешу, дёргаюсь. Наконец, освобождаюсь и выхожу на свободный участок. Дышать нечем, задыхаюсь. Быстро кислород на максимум – семь литров в минуту, и буквально всасываюсь в маску. Стою, постепенно восстанавливаюсь.

Поднимаюсь по лестнице. Стоит как новенькая. Закреплена она, в общем-то, надёжно. Вокруг гирлянда верёвок разных.

Иду дальше. Прохожу скалы, выхожу на снег. Иду очень медленно, тяжело. Прохожу снег вправо вверх, там по хлипким скалам ещё вправо. За мной идёт японец. Колю с Борей не видно.

Прохожу по черепитчатым наклонным плитам вверх. Оказываюсь на снежной площадке. Впереди какой-то пупырь, по-видимому, это и есть вершина. Медленно поднимаюсь. Ё-моё! До вершины ещё пилить и пилить! Как Западная на Эльбрусе. Японец не отстаёт. Вижу на вершине что-то большое, круглое, колышется на ветру. Шар, что ли, рекламный?

И вот последние метры! В воздухе звучит музыка из фильма «Профессионал», под которую Бельмондо шёл к своей судьбе.

Вершина представляет собой возвышенность в виде гребня, на котором могут сидеть человек 6-7. С противоположной стороны видны последние метры южного классического маршрута, оттуда идут следы, значит, со стороны Непала тоже уже поднимались. А большое круглое оказалось… маленьким пластиковым подсолнухом, занесённым и воткнутым кем-то в снег.

Время 11-30. Поднялся японец. Протягиваю ему руку. Он непонимающе смотрит на меня, потом до него доходит. Жмём друг другу руки, поздравляем. За японцем поднимается вся его интернациональная экспедиция: корейцы, японцы, шерпы, китайцы, в том числе женщина-шерпани из Намче-Базара, всего человек семь.

Я фотографирую своей мыльницей, хотя не знаю, что из этого получится. Я не рассчитал с плёнкой, и она быстро заканчивается. Обидно.

В 12-00 поднимаются Коля с Борей. Быстро.

Стоим, вернее, сидим на самой высокой горе в мире. Радость, конечно, есть, но, как всегда, больше радуешься оттого, что не надо больше идти вверх. И постоянно думаешь о спуске. Забыл даже камень с вершины взять, потом у Андрея Александрова выпросил.

В 12-30 начинаем спуск. Встречаем Бокова Алексея. Ему осталось 20-30 минут. За ним ещё идут вверх люди из других команд.

Шерпани из той интернациональной команды спускалась почему-то одна. На перилах упала в снег, встать не может, схватилась за мою ногу. Просит её спустить, а это уже не шутки. У Бори у самого кислород заканчивается, надо спешить. Тащим её до второй ступени, там у какого-то шерпы, видать, совесть проснулась – принимает её и сопровождает дальше.

У Бориса закончился кислород. Николай отдаёт ему свой баллон. Недалеко от лестницы в снегу мы видели при подъёме торчащий кислородный баллон. Коля говорит, что это Ильич (Владимир Неделькин) уронил при спуске, и там есть 60 атмосфер. Я дюльферяю к этому баллону, вытаскиваю его и ставлю рядом с тропой. Через некоторое время Захаров снова с кислородом.

Доходим до наших оставленных первых баллонов. За ними сразу проклятая «психологическая» полка. Страшно, блин. Но идти надо. Иду, вроде пронесло. Прохожу первую ступень, иду по гребню. Дохожу до места, где начинается спуск вниз. Видны все три верхних лагеря. Нахожу на снегу кубанский флаг. Оказывается, первая группа его оставила, как знак, чтобы никто не промазал на гребне мимо спуска. А я такой простой – смотрю, флаг лежит, дай, думаю, заберу.

Где-то в 16-45 подхожу наконец-то к палатке. Снимаю кошки, беру несколько кусков снега, кидаю их к входу и залажу внутрь. Ищу воду, нахожу оставшуюся с утра овсянку. Каша осела на дно банки, а сверху какая-то жижа образовалась. Несколько глотков сделать удаётся. Падаю и пытаюсь решить, что делать: снять ботинки, начать топить снег или всё-таки отлежаться.

Чуть-чуть лежу, потом начинаю заниматься делами.

Приходят Коля с Борей. Бокова нет. Пьём, пьём, дышим кислородом. Приходит Лёша. Всё! Все сходили, все живые. Можно успокоиться, поразмышлять, дать оценку тому, что же со мной произошло.

Занимаясь двенадцать лет альпинизмом и равняясь на лучших российских восходителей, по-прежнему считаю себя недалеко ушедшим от начала, а если говорить о Гималаях, даже не сомневаюсь в этом. Весной 2000-го волею судьбы я попал в экспедицию «КУБАНЬ – ЭВЕРЕСТ – 2000» и был… удивлён.

Удивила судьба – рановато мне было в 28 лет мечтать об Эвересте, я и не мечтал.

Удивила подготовка к экспедиции – два года отбора в команду, ежемесячные сборы в горах, барокамера, медкомиссии, выбор снаряжения и т. д.

Удивила столица Непала – Катманду. Действительно, многое там, как читал в книгах, но удивляют современные отели, Интернет-кафе через каждые пятьдесят метров в Тамеле и палатки, ларьки, магазины с китайским товаром, знакомым до рвоты.

Удивила искренняя религиозность непальцев. Нет лжи, это не дань моде, они действительно верят в своих богов.

Удивили китайские пограничники – взяли и отобрали у нас бочку с продуктами, это всё равно, что в душу нам наплевать.

Удивила красота Гималаев. Эверест, Макалу, Лхоцзе, Шиша-Пангма, Пумори – какие горы, какие имена! Тибетское нагорье – как иллюстрация к восточной сказке!

Удивили буддийские храмы. Бедные, не сравнить с золотом наших церквей, но душу почему-то радуют.

Удивили пылевые бури в Тибете – ну уж очень они пылевые.

Удивила Гора – оказывается, она существует. Огромная, могучая, засыпанная снегом и легендами.

Удивило количество экспедиций на Эверест с севера! Наверное, «ЭВЕРЕСТ – 2000» не только на русском языке звучит круто.

Удивила тоска в базовом лагере. Происходит одно из самых значимых событий в твоей жизни, а у тебя одно желание – быстрей бы «отстреляться» и домой – в Россию.

Удивила горняшка, которая пришла ко мне в Передовом Базовом лагере (6400) в первый же выход наверх и без труда свалила с ног. Такой немощи в горах я в жизни не испытывал. Бегая по Эльбрусу, думал, что я такой могучий и непобедимый, а тут…

Удивил пожилой японец, несколько десятилетий, по его утверждению, не бравший в рот спиртного. Во время отдыха перед штурмом вершины его подготовкой занялся Владимир Ильич Неделькин (в миру просто Ильич), большой специалист по непьющим японцам. Удивило, что японец вообще выжил после этого, а то, что он поднялся на Эверест, это предмет особой гордости Ильича.

Удивил другой японец, упорно пытавшийся обогнать меня перед вершиной. Думаю, я тоже его удивил.

Удивило несоответствие между рекламой зарубежных экспедиций, красочными фильмами, книгами, в которых восходители подаются как национальные герои, и реальной подготовкой иностранных альпинистов. Вообще, оказывается, на восьмитысячники поднимаются совсем не боги, их можно слегка потеснить на пьедестале и пристроиться где-нибудь рядышком. Но справедливости ради надо сказать, что видел я одного сильного швейцарца. 19 мая, в день восхождения нашей 3-й четвёрки, на вершину поднялось около 20-ти человек. Я шёл первым во всей этой череде и весь день видел перед собой чьи-то следы. Примерно на высоте чуть ниже 8800 метров мы встретились. Я шёл вверх, а он уже спускался. На мой вопрос, во сколько он вышел, ответил, что в 12 ночи (мы вышли в 4-00). Я успокоился, а потом обалдел, услышав «…из лагеря на 7800»! А мы ночевали на 8300. Это ж насколько нужно быть сильным! Когда я высказал своё мнение по этому поводу, он сказал, что с кислородом это легко. Вот так.