Проблема свободы в контексте теории деятельности

Вид материала

Диссертация

Содержание 2.2. Свободная деятельность в контексте диалектики

Подобный материал:

• Московская Государственная Академия Приборостроения и Информатики реферат, 152.33kb.
• A rel="nofollow" href=", 1934.75kb.
• Проблема свободы и несвободы в романах М. Булгакова и Ч. Айтматова, 671.89kb.
• Темы рефератов диалектическая, метафизическая и креационистская модели развития мира, 52.45kb.
• Лингвистическое обеспечение динамично меняющихся информационно-библиотечных систем, 237.23kb.
• «Исследование актуальных проблем теории и истории литературы в контексте современного, 118.09kb.
• Проблема «риторика в пространстве теории коммуникации» поставлена в связи с обсуждением, 157.82kb.
• Автореферат проблема совершенствования деятельности банков в условиях перехода к рыночной, 65.59kb.
• Общая психология, 89.83kb.
• С. Ф. Сутырин Международная торговая система в контексте, 764.41kb.

^ 2.2. Свободная деятельность в контексте диалектики

сущности и явления


Поиск и определение сущности в предлагаемом аксиологическом подходе исследования свободы будет осуществляться в специфических рамках категорий деятельности. Напомним, что сущность свободной деятельности наиболее полно разворачивается в субъективном способе существования социальной активности – рефлексии.

Однако антисвобода в своей сути также опирается на рефлективную деятельность, но только с отрицательным аксиологическим коэффициентом. Поэтому для однозначного определения понятию свободы в теории деятельности необходим сопутствующий признак, фиксирующий исследуемую проблему как социально-позитивное образование. Для полноты и точности определения сущности свободы ее логичней сочетать с положительно интерпретируемой стороной деятельности – творчеством.

Утверждению важнейшей роли и места творчества в свободе посвящено множество работ¹⁶³. «Творчество – это естественный мир свободы»,¹⁶⁴ поэтому, свобода без креативной компоненты – в лучшем случае выбор. Наряду с этим существенным моментом понимания места творчества в свободе является его адекватное определение. Так, рассматривая творчество, Я.Ф. Аскин выделяет «творчество как свойство человеческой природы, родовой признак человека; во-вторых, творчество как атрибут исторического процесса – процесса развития общества в целом; в-третьих, творчество как специфический вид человеческой деятельности» ¹⁶⁵.

______________

¹⁶³См.: Батищев Г.С. Введение в диалектику творчества. – СПб., РХТИ, 1997, 304 с.; Диалектика свободы как творчества. Алма-Ата: Наука, 1989, 243 с.; Климова С.В. Духовность и творчество. Саратов, 1998, 178 с.; Цапок В.А. Творчество (философский аспект проблемы). Кишинев, 1989, 276 с.

¹⁶⁴Зотов А.Ф. Метафизика свободы. // Свободная мысль. 1992. №3. С.113.

¹⁶⁵Аскин Я.Ф. Категория творчества и проблема детерминизма // Социальное знание: логико-методологический анализ. Саратов, 1987, С.6.


Мы полагаем, что в контексте аксиологического подхода более приемлемым будет понимание творчества не просто как креативности и инновации, а как непременно свободной деятельности, направленной на самоактуализацию и совершенствование человека и развитие социума В данной связи свобода получает отличительный оценочный признак, способствующий ее адекватному определению.

Главный вывод из социально-философского анализа фактора свободы заключается в постулировании истинного бытия последней, прежде всего, в рефлективной деятельности. Только рефлектируя, человек может быть подлинно свободным, поскольку окружающий мир строго детерминирован. Существующая реальность «скована» непреодолимыми связями и закономерностями, которые могут быть сняты только субъективностью. Объективная действительность в этом смысле является условием и воплощением свободной деятельности и средством ее дальнейшего развертывания.

Вместе с тем, постижение сущности без раскрытия ее как универсального явления является неполным, односторонним. Так, Г. Гегель не без оснований писал, что «свобода мысли имеет лишь чистую мысль в качестве своей истины, которая лишена жизненного наполнения; следовательно, эта свобода есть так же лишь понятие свободы, а не сама живая свобода»¹⁶⁶.

Проблема свободы – многогранный, неоднозначный и нередко неожиданный в своих проявлениях феномен, который трудно подвести под какое-либо определение. Однако существует необходимость в промежуточной дефиниции. Так, в деятельностно-аксиологическом исследовании свободы мы поддерживаем и присоединяемся к определению


<sup>_______________________________

166</sup> Гегель Г. Сочинения: В 8-х Т. М. 1956,Т.4, С.108-109.


сущности последней как творчески-рефлективного выбора (И.И. Булычев)¹⁶⁷.

В то же время отметим, что устоявшаяся исследовательская практика осмысления определенного феномена путем поиска его сущности применительно к свободе малоэффективна. Многочисленные способы ее исследования свидетельствуют о полиморфности свободы и принципиальных трудностях сведения сущности последней к одному из существующих определений. Так, свободу можно понимать как «осознанную необходимость», как возможность выбора (наиболее ярко это представлено в экзистенциализме), как творчество (Н.А. Бердяев)¹⁶⁸, доопределение бытия, «овозможнение невозможного» (С.А. Левицкий)¹⁶⁹. Помимо этого сущность свободы в правовой, экономической, политической, социокультурной и т.п. плоскостях исследователями мыслится неодинаково, поскольку преломляется, испытывая на себе влияние той или иной среды. Поэтому говорить о сущности свободы более или менее адекватно можно только в определенном отношении, применительно к определенному срезу ее бытия и со многими оговорками и допущениями. В таком случае перспективным направлением исследования свободы и основ ее концептуализации мы считаем предельно широкий анализ ее разнообразных и порой противоречивых проявлений.

Мы полагаем, что постановка проблемы концептуализации свободы, т.е. ее предельно широкого понимания, и необходимость анализа последней на уровне явления инициирована накоплением огромного историко-философского и современного теоретического и практического материалов, которому необходимо придать последовательный и непротиворечивый вид.

Так, в частности, открытие бессознательного сделало проблематичным обоснование подлинно ответственной и творческой свободы, опирающейся в классических репрезентациях последней преимущественно на сознательного

<sup>_______________________________

167</sup> Булычев И.И. Основы философии, изложенные методом универсального логического алгоритма. – Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1999, С.287.

¹⁶⁸ Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., Правда, 1989, 607 с.

¹⁶⁹ Левицкий С.А. Трагедия свободы. М.: «Конон», 1995, 510 с.

субъекта деятельности. Психоанализ ставит под сомнение автономность сознания в принятии и реализации свободных замыслов, поскольку для сторонников фрейдизма активностью обладают лишь глубинные, неосознаваемые порывы и инстинкты.

Необходимо отметить, что методологические принципы, лежащие в основе психоанализа, ограничивают пространство функционирования фактора свободы темным спектром сознания. В результате неосознанные мотивы поведения: половой инстинкт, инстинкты смерти, агрессивности – возвращают человека в рамки жесткой детерминации, которая фактически исключает творческую и ответственную свободу. Наряду с этим фрейдизм отводит второстепенную роль подлинно активному источнику свободы – мышлению. Психоанализ недооценивает возможности социальности по формированию у индивида высших потребностей и игнорируется тот факт, что при достаточно сильной мотивации человек вполне осознанно и свободно может сделать выбор не в пользу инстинктов, поскольку «новые устойчивые факторы общественной жизни людей также закрепляются в структуре человеческой психики и становятся дополнительными доминантами поведения социальных групп»¹⁷⁰.

Преувеличение роли и значения бессознательных мотивов в свободной деятельности человека и общества входит в противоречие со всей предыдущей общественно-исторической практикой освоения и представления последней, а также подрывает фундаментальные пласты социального знания, базирующегося на классическом понятии свободы как осознанной необходимости, использующем преимущественно сознательного субъекта.

Однако влияние фрейдизма на изучение свободы в ряде зарубежных философских течений было во многом определяющим. Отметим постмодернизм, который отличает современную духовную жизнь. В наиболее влиятельных трудах его представителей («археология знания» М. Фуко и т.д.)¹⁷¹

_____________

¹⁷⁰ Булычев И.И. Алгоритмические основы классификации философских школ и направлений: монография. Тамбов, 2003, С.243.

¹⁷¹ Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Спб.: А-саd, 1994, 406 с.

речь идет об изучении целостных системных объектов культуры в условиях их происхождения и функционирования независимо от человека, его сознания и воли. Структурализм фактически предпринял еще одну попытку превратить все человеческое знание в строгую формально-логическую систему. Утверждения структуралистов, что жизнь, действительность определяются логическими структурами, закономерностями языковых кодов, непосредственно перекликаются с рядом направлений неопозитивизма¹⁷².

Структуралисты ориентируются на лингвистическую практику, гиперболизируют значение языка в познавательной деятельности, что ведет к абсолютизации роли языково-символических систем культуры, отождествлению их с социальной реальностью в целом. «Язык связан теперь не с познанием вещей, но со свободой людей: «язык» есть явление человеческое: он обязан своим возникновением и развитием человеческой свободе; язык есть наша история, наше наследство»¹⁷³.

Таким образом, непоследовательность структурализма заключается в отрицании им значения деятельности личности в качестве полноценного субъекта творческой активности и замены последнего безличными надиндивидуальными структурами (в индивиде они срабатывают якобы бессознательно), что также послужило непреодолимым препятствием для адекватного осмысления свободы. Тем не менее, к позитивным моментам структуралистской интерпретации свободы необходимо отнести стремление мыслителей этой философской концепции неразрывно связать последнюю с языковой реальностью, которая является продуктом сущностного момента свободы – мышления.

Особый интерес проблема свободы вызвала и в аналитической философии. Влияние работ З. Фрейда на последнюю привело к тому, что языковая мотивация для представителей аналитической философии (Л. Витгенштейна)¹⁷⁴ также превращается в основополагающую характеристику

¹⁷² Личность в буржуазном обществе: тенденции 80-х годов. Киев, 1988, С.215.

¹⁷³ Grimm. L'Origine du language, p. 50.

¹⁷⁴ Витгенштейн Л. Философские работы. В 2-х Ч. М.: Гнозис, 1994.

мыслительной деятельности.

В рамках данной концепции интенциональность мышления понимается как производная от интенциональности языка. Поэтому возможны лишь чисто «языковые очевидности». В качестве своего обоснования последние отсылают к процессу и характеру осуществления языковой игры. И хотя Л. Витгенштейн говорит о фундаментальной вере в неочевидные пропозиции как об основе любых очевидностей и возможности функционирования языковой игры вообще, все же остается неясным, от чего зависит «выбор» фундаментальных пропозиций.

Тем не менее, и представители аналитической философии (Л. Витгенштейн), и структурализма (М. Фуко), пытаясь преодолеть тупики психоанализа в исследовании свободной деятельности, обосновали последнюю в языковой реальности. Рациональное зерно, на наш взгляд, здесь заключено в том, что языковая игра является продуктом и противоречащей стороной сущностного момента свободы – мышления. Однако последователям аналитической философии и структурализма не удалось создать непротиворечивую концепцию свободы, т.е. доказать ее существование вне языковой реальности, и преодолеть жесткий детерминизм последней бессознательными мотивами.

Таким образом, историко-философское осмысление проблемы свободной деятельности изобилует массой фактов существования, фиксирующих ее как разнообразный в своих проявлениях феномен. Поэтому существует необходимость в концептуализации свободы как целостного явления. Мы полагаем, что исследование свободы приобретает характер концептуального, если не ограничивается изучением лишь сущности свободной человеческой деятельности.

Так, творческий выбор является неотъемлемым элементом подлинной свободы. Тем не менее, многоуровневый феномен свободной деятельности свидетельствует о возможности нетворческого выбора на различных уровнях исследуемой проблемы. К примеру, современная российская действительность изобилует примерами, когда люди в своей трудовой деятельности занимаются не тем, что им доставляет моральное удовлетворение через творческое самовыражение, а тем, что приносит материальный достаток. Подобную деятельность назвать полностью контрсвободной нельзя, поскольку ее субъектам доступен примитивный выбор еды, одежды, места работы, пусть и не всегда отражающий их чаяния и коренные интересы. В итоге, несмотря на творчески-рефлективную сущность свободы, ряд явлений последней, например, простейший выбор дороги, продуктов в магазине, лишены подлинного творческого начала, но все же свидетельствуют о наличии ее определенного уровня.

Но наиболее ярко свобода проявляется на уровне субъективной реальности, в основе которой лежит рефлексия Духа. Так, когда ни одна из наличных возможностей не удовлетворяет субъекта и он обращается к творчеству новых возможностей развертывания и наиболее значимых результатов собственной социальной активности. Свобода, таким образом, определяется глубинными процессами человеческого духа, определяющими возможность и характер самореализации в творчестве социально-позитивного, выбором существующих возможностей, идущим от человека, и осознанием условий реализации этих возможностей.

Между тем, нетворческая реализация свободной деятельности – так же неотъемлемый элемент последней, свойственный, в том числе и ряду современных ее явлений, обусловленных новейшими научно-техническими достижениями.

Интересным будет анализ проблемы свободы в виртуальной реальности в ее взаимосвязи с феноменом творчества. Постановка вопроса о виртуальной реальности и свободе в ней была инициирована, прежде всего, распространением информационных технологий и системы Интернет. На глазах одного поколения произошел слом формировавшейся в течение нескольких столетий медиаимперии, основанной на письме и чтении. Взамен


искусства влиять на поведение людей понятиями и рациональными аргументами сложилась иная техника, основанная на образах, рефлексиях. По словам Б.В. Маркова, в современных масс-медиа все большее место занимают иллюстрации и картинки, и постепенно главным источником удовлетворения потребности в информации и эстетических ценностях становится голубой экран. Культура интерпретации и понимания письменных текстов стала стремительно закатываться. Наши дети уже не так охотно читают книги и гораздо больше времени проводят за телевизором¹⁷⁵.

Наряду с этим, осмысление специфики виртуальной свободы и творческой составляющей в ней необходимо начинать с анализа виртуального бытия. Наиболее часто под виртуальной реальностью понимают созданную с помощью компьютера искусственную реальность¹⁷⁶. Дело в том, что виртуальная реальность разительно отличается от объективной, в которой мы существуем. На наш взгляд, в содержательном плане виртуальное бытие – это, прежде всего, образная внутрикомпьютерная, параллельная объективной реальность. Компьютерные технологии вызывают у пользователя с помощью мультимедийного оборудования только ощущения присутствия в неком искусственном мире, значительно отличающегося от привычного нам, где он может моделировать любые предметы, ходить, бегать и даже летать. Однако материальным субстратом образов виртуальной реальности являются не объективные предметы, их вызывающие, а периферийные устройства персонального компьютера с соответствующим программным обеспечением. Тем не менее, главные достоинства виртуальности, приобщающие ее к реальности — это интерактивность, способность мира игры реагировать, откликаться на наши действия тем или иным образом, меняться в зависимости от наших поступков.

Эффект погружения и ощущение реальности по-настоящему возникает _________________

¹⁷⁵ Б.В. Марков Проблема человека в эпоху масс-медиа // Перспективы человека в глобализирующемся мире / Под ред. ссылка скрыта СПб.: ссылка скрыта, 2003. С.62

¹⁷⁶ Говорунов А.В. Человек в ситуации виртуальной реальности // Информация, коммуникация, общество. СПб., 2000.

только тогда, когда не просто наблюдаешь качественную картинку, но и действуешь в ней. Интерактивность дает ощущение сопротивления этого мира действиям пользователя, его самостоятельности, субстанциальности. За интерактивностью стоит главный признак любой реальности — ее субстанциональность. Другой важнейший атрибут субстанциальности — каузальность. Самостоятельная реальность сама является причиной последующих событий. В этом смысле виртуальная реальность обладает некоторой каузальностью, которая как раз и воплощается в интерактивности.

Наряду с этим, вопрос о роли творческой деятельности в виртуальной реальности при ближайшем рассмотрении не так прост. Так, без виртуальной реальности невозможно представить себе проектирование автомобилей, самолетов и космической техники, без нее уже становится трудно работать архитектору, перед которым стоит задача вписать новое здание в городской контекст при максимальном сохранении прежнего градостроительного образа. Виртуальную реальность осваивают в молекулярной биологии, при управлении сложными математическими расчетами, когда визуальное представление оказывается удобнее чисто логического. С помощью виртуальной реальности можно побродить по виртуальным залам Лувра или многих других музеев мира, можно попасть в виртуальную галерею и рассмотреть картину или инсталляцию иногда лучше, чем находясь рядом с ней. Наконец, можно даже стать свидетелем рождения Вселенной и самому присутствовать при Большом Взрыве, как это позволяет сделать проект CAVE (Computer Assisted Virtual Environment), где в пространстве 10х10⁹ м наблюдателю представляют гипотетическую модель эволюции Вселенной, начиная от точки сингулярности и до появления первых признаков жизни. Зритель помещается в центр этого пространства и управляет программой при помощи трехмерной мышки, которую авторы назвали «волшебной палочкой». Иными словами, как бы мы к ней ни относились, виртуальная реальность достаточно прочно вошла в наш мир, и убрать ее оттуда не удастся уже никакими силами.

Однако с таким же успехом могут быть претворены в жизнь и контртворческие замыслы: моделирование, конструирование и объективация новейших средств вооружения, химического оружия с заданными отравляющими свойствами, благодаря определенным программным продуктам виртуальной реальности. К тому же Интернет и некоторые аспекты виртуальной реальности становятся наряду с привычными СМИ и рекламой мощным рычагом, воздействующим (не всегда позитивно) на психологию человека начала XXI века. Так, в ситуации существования в двух реальностях – объективной и виртуальной (внутрикомпьютерной) – человек нередко отдает предпочтение последней. Сталкиваясь в обыденной жизни с «озадачивающими» явлениями, современный индивид нередко отказывается от самостоятельного, творческого поиска ответов на новые вопросы, а находит более легкий и приятный путь посредством погружения в киберпространство. Отсутствие стремления к личностной самореализации, неспособность человека сформулировать жизненные ориентиры и нежелание создавать собственные социальные нормы компенсируются вседозволенностью в киберпространстве. Такое погружение позволяет человеку сделать более легким становление личностного бытия посредством нахождения готовых ответов. Пафос современного мира состоит в том, что формирование личности на фоне воздействия виртуальной реальности происходит не путем творческого анализа ситуации, поиска новых форм утверждения себя в социальном мире, а посредством усвоения готовых программ и их считывания, что неизбежно приводит к порабощению творческих способностей личности этими программами.

Благодаря легкости обращения с виртуальной реальностью, чувства доминирования в последней, у пользователя возникает ощущение безграничной свободы в ней, поскольку манипуляции в виртуальном бытии значительно упрощены до нажатия кнопок на клавиатуре или компьютерной мыши. Тем не менее, источником оригинальных идей, обладающих высокой социальной значимостью, остается человек, а компьютер и полностью подчиненное ему автоматизированное производство берет на себя только их совершенствование и реализацию. Именно в таком контексте можно говорить о творческой свободной деятельности в виртуальном пространстве.

В таком случае, виртуальная реальность порождает лишь иллюзию творческой свободы выбора (исключение составляет лишь творчество определенных элементов самой виртуальной реальности). Дело в том, что виртуальная реальность ограничена программой ее задающей, и человек внутри нее принципиально не может ни изменить, ни вообще как-то воздействовать на программу. Компьютер можно просто выключить, выключившись тем самым из мира, в котором ты находился еще минуту назад, или переключиться на другой сайт. Это вырабатывает иллюзию свободы личностного полагания, когда человек считает себя свободным от множества обязательств реальной жизни. Но на самом деле он оказывается еще более зависимым от виртуальной реальности, не способным вне виртуального мира принимать решения и отвечать за свои поступки. Творческий потенциал виртуальной свободы в таком случае, оказывается скован внутренними издержками последней – ограниченностью и тривиальностью программ виртуального бытия, бесполезными в плане выработки у индивида креативных способностей.

К тому же, доминирование виртуальной реальности в жизни человека уводит его от решения конкретных реальных проблем, например, от участия в политической жизни страны. Уже сейчас вполне обыденна ситуация, когда геймер после выхода в свет какой-нибудь новой игры пропадает недели на две-три: пока не пройдет до конца все уровни — не оторвется. Человек способен по несколько дней жить на кефире с булкой, лишь бы не расставаться с любимой игрушкой. В целом психологический механизм такого рода явлений хорошо знаком, например, в алкоголизме и наркотической зависимости, — это компенсация. На той стадии, пока еще не возникло физиологической зависимости, наркомана и пьяницу влечет в искусственный мир то, что он гораздо красочнее, концентрированнее, а потому и реальнее, чем сама реальность. Точно так же и геймер: в реальном мире он может быть жалким неудачником, зато в виртуальной реальности — великий стратег, непобедимый боец, прозорливый политик, определяющий судьбы целой цивилизации.

Человеку задана реальность, в которой он приучается жить; в ней проще изменить допущенную ошибку, легче управлять и контролировать ситуацией. В виртуальной реальности нет границ реализации свободы, и это формирует у человека иллюзии мифологического сознания об абсолютной пластичности мира, определяет установку на абсолютную подчиненность мира воле человека. Однако в предметной реальности всегда существуют объективные сдерживающие факторы, поэтому такая установка обрекает в конечном счете на движение в тупик.

Поэтому вполне логичным выглядит утверждение об отсутствии кардинального влияния виртуальной реальности на формирование творческой составляющей свободы. Программные продукты виртуальной реальности являются только средством воплощения и повышения эффективности как творческой, так и контртворческой деятельности личности, поскольку искусственное внутрикомпьютерное бытие не может быть источником креативных идей. Дело в том, что, несмотря на семимильные темпы развития компьютерных технологий, решение проблемы создания искусственного интеллекта сравнимого с человеческим, в том числе и в плане творческих способностей – дело далекого будущего.

Осмысление виртуальной свободы свидетельствует о сложном и неоднозначном взаимодействии ее творческих и нетворческих элементов. Творческая составляющая виртуальной свободы, по нашему мнению, заключена в возможностях и способности безграничного воплощения, репрезентации, изменении и моделировании практически любого предмета или явления, будь то автомобиль, здание или эволюция Вселенной. Наряду с этим, границы творческой самореализации человека в виртуальном бытии ограничены программой, задающей последнюю, и, следовательно, препятствуют безграничной эволюции креативных потенций личности. К тому же превалирующее использование виртуальной реальности в качестве развлечения, игры делает мышление человека тривиальным и стереотипным, нередко вырабатывает психологическую зависимость, аналогичную наркотической.

В итоге историко-философское наследие, а также реальные эмпирические факты свидетельствуют о том, что свобода как целостное явление не всегда полностью сводится к своему творчески-рефлективному эквиваленту. Однако, несмотря на утверждение, что свобода на социальном уровне может быть адекватно описана в первую очередь в теории человеческой деятельности, сложность феномена свободы такова, что полностью пространством человеческой деятельности она не ограничивается. Отметим нетождественость феномена свободы наиболее яркому проявлению последней – свободной деятельности. Фактор свободы значительно шире свободной деятельности. Об этом можно судить по многочисленным исследованиям проявлений свободы в различных контекстах: на уровне биореальности – в поведении животных, на уровне элементарных частиц – в движении электронов, свободных радикалов.

Но даже в своей наиболее благоприятной среде – человеческой деятельности – свобода не всегда однозначно сводится к своей сущности, а пытается освободиться от ее рамок. Дело в том, что свободная деятельность в своей аутентичности предполагает как рефлективные, мыслительные акты, так и акты, связанные с наличием возможности выбора вариантов поведения.

Несводимость проявлений свободы к ее сущности имеет место и на всех уровнях социального (индивид, социальная общность, население в целом). Любое явление общественной или личной жизни в определенном ракурсе упирается в понимание и оценку свободы (и даже проблема «вкусов, о которых не спорят» – это проблема свободы собственного мнения, продиктованная индивидуальными физиологическими особенностями).

К примеру, на индивидуальном уровне, обозначив ореолом обитания свободной деятельности мышление, можно сказать, что одинаково свободны как инвалид, так и здоровый человек. Тем не менее, первый заявит о своей


контрсвободе (прежде всего двигательной), несмотря на то, что его мыслительная деятельность не ограничена жесткими рамками. Подобные случаи свидетельствуют об ограничении свободы, хотя и не входят в противоречие с понятием свободы как творческой рефлексии.

В контексте изучения свободы социальной группы мы имеем похожую ситуацию. Так, ограничение диссидентов в законных правах на проживание, творческую самореализацию, самовыражение в СССР послевоенного периода не сказалось на их мыслительных способностях, тем не менее, это была одна из самых ущемленных в гражданских свободах социальных групп.

Применительно к населению в целом ситуация не меняется: в 90-х годах прошлого столетия российскому обществу был предоставлен гораздо больший уровень свободы, чем существовал до этого, но несмотря на обилие работ идеологического характера, количество не перешло в качество – объединяющая (национальная) идея не была создана. В итоге творчески-рефлективный выбор российского общества по различным причинам не привел к выработке консолидирующей идеологии – важного фактора социальной свободы, однако не заметить расширения рамок последней в обществе нельзя.

В оценке свободы населения ряда стран (Россия, Франция, Англия) так же необходимо отметить ряд судьбоносных явлений (революции, перевороты, коренные реформы), которые привели к новому социальному устройству, но на первых этапах его сопровождались рядом ограничений (стагнация производства, торговли) в силу разрушения (реформации) старых экономических, политических, культурных связей. В результате свободный выбор определенной части населения страны на практике первоначально привел к ограничениям и несвободам, связанным с разрушением или кардинальным изменением старого порядка и отсутствием (проблемами функционирования) новых социально-экономических, правовых инфраструктур.

Таким образом, сущность свободной деятельности – творчески-рефлективный выбор – не является достаточным теоретическим обоснованием ряда фактов как социального, так и природного характера (наличие протосвободы в биотическом мире, отсутствие консолидирующей идеологии как фактора социальной свободы на фоне постсоветского либерализма). Между тем, устранить сложившееся противоречие, на наш взгляд, позволит расширенное понимание свободы как диалектического единства сущности и явления. Несомненно, что сущность свободы находится в творческой рефлексии, но эта формула не исчерпывает всю поливариантность и неоднозначность свободы.

Особое место в исследуемой проблеме занимает вопрос объективации свободной деятельности, т.е. ее выхода из мыслительной в предметную реальность, из пространства своего сущностного функционирования в область ее явлений. Мы полагаем, что соединительным моментом субъективного и объективного способа бытия свободы на человеческом уровне играет самодетерминация.

Спектр мнений по поводу роли самодетерминации в свободе широк, но многие специалисты¹⁷⁷ сходятся во мнении, что последняя – неотъемлемый элемент исследуемого феномена.

Между тем, существует необходимость в раскрытии сущности самодетерминации и роли последней в свободе. К.А. Новиков полагает, что «суть самодетерминации заключается в том, что сознательные действия субъекта включаются в ход событий, в их детерминацию. В силу того, что человек благодаря наличию у него сознания может предусмотреть последствия своих действий, он самоопределяется во взаимодействии с действительностью»¹⁷⁸. Действительность, еще не реализованная,

¹⁷⁷ Диалектика свободы как творчества. Алма-Ата: Наука, 1989, 243 с.; Зотов А.Ф. Мировоззрение на рубеже тысячелетий // Вопросы философии. 1989. №9; Левицкий С.А. Трагедия свободы. М.: «Конон», 1995, 510 с.; Новиков К.А. Свобода воли и марксистский детерминизм. М.: Политиздат, 1988, 175 с.

¹⁷⁸ Новиков К.А. Свобода воли и марксистский детерминизм. М.: Политиздат, 1988, С.63.


детерминирует действия, посредством которых она реализуется¹⁷⁹. Таким образом, человек продуцирует череду детерминирующих факторов (целей, мотивов, установок), отталкиваясь от познанных законов действительности и собственных нужд.

С.А. Левицкий, рассматривая роль самодетерминации в свободе, утверждал, что «закон диалектического перехода свободы к детерминации при осуществлении свободы остается в силе, имея универсальное значение. Смысл этой «диалектики свободы» – в самодетерминации. Детерминация осуществления свободы раскрывает свой конечный смысл как самоосуществление и самоопределение свободы»¹⁸⁰.

На наш взгляд, самодетерминация занимает одно из первых мест в процессе объективации свободы. Самодетерминация обозначает начало выхода свободы из области своего мыслительного существования в пространство предметного бытия. Этот факт обусловлен настоятельной необходимостью объективации конечного результата рефлексии – цели.

Самодетерминация, начинающаяся с процесса определения цели, обозначает границу, с одной стороны которой свобода функционирует как Дея-

тельность, выводящая человека за рамки необходимости, а с другой – как социальная активность, возвращающая индивида в пространство жесткой предопределенности, поскольку «именно через цель свобода входит в необходимость»¹⁸¹. Другими словами, после определения цели деятельности насущная потребность в ее осуществлении заставляет человека действовать в рамках объективной детерминации. Свобода от этого не становится беднее, а наоборот, находит собственную законченность в конечном результате деятельности.

Логическим продолжением целеполагания является процесс целеисполнения, заключающийся в практическом следовании задуманным _____________

¹⁷⁹ Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. М., 1957, С.284.

¹⁸⁰ Левицкий С.А. Трагедия свободы. М.: «Конон», 1995, С.216.

¹⁸¹ Ермолина Г.К. Личность. Равенство. Свобода. Ярославль: Верх. Волж. Кн. Изд-во, 1990, С.129.

действиям, направленным на достижение цели. Реализация свободной деятельности (переход ее от сущностного момента к явлению) сопровождается своеобразной обратной связью. Случай, когда поставленная цель и средства ее

достижения не уточняется, является идеальным, и потому редким. Реальный механизм свободы сопровождается промежуточным результатом деятельности, который предшествует моменту осознания подлинной цели. В основе этого процесса лежит постоянная работа рефлексии, сопровождающаяся накоплением знаний и навыков (достаточно подвергнуть сравнению цели, какие человек преследует в детстве, а какие в зрелости). Непрерывный характер свободной деятельности заключен в нескончаемой череде целеполагания и целеисполнения, находящейся в подчиненном положении по отношению к высшей ценности человеческой жизни, ее смыслу.

Таким образом, свободная деятельность на уровне явления представляет собой многогранный и неоднозначный феномен. Тем не менее, постоянно увеличивающееся значение фактора свободы на первый план выводит проблему ее критерия.

Среди аспектов свободной деятельности проблема отграничения свободы от ее антиподов наименее изучена. Отчасти этому способствовала противоречивость и неоднозначность исследуемой сущности, которая к тому же выразилась в несогласованности и многозвучии мнений многих авторов. Отметим что, несмотря на определенные положительные результаты в изучении феномена свободы в гносеологической парадигме, проблема ее критерия все же не была решена.

Решая проблему критерия свободной деятельности, мыслители всегда опирались на доступное им понимание сущности исследуемого феномена. В настоящее время, учитывая преимущественно аксиологический акцент свободной деятельности, необходимо уточнить и дополнить существующие мнения по поводу ее доминантного признака, высказанные в контексте гносеологического ракурса изучения.

Существует настоятельная необходимость в определении того, что называют критерием определенного феномена. Так, критерием какого-либо феномена чаще всего обозначают признак, на основании которого производится оценка, определение или классификация чего-либо, мерило суждения, оценки. Необходимо дополнить, что критерии могут быть как количественными, так и качественными.

В истории науки существует ряд исследователей, пытавшихся охарактеризовать свободу количественно. Такие попытки исходили, в основном, от представителей точных наук (математиков, физиков). К примеру, Нильс Бор на протяжении всей своей жизни вынашивал идею математического описания свободы воли. А Комптон в 30-е г.г. написал книгу «Свобода человека», где обсуждение проблемы осуществлялось на материале новейшей физической науки и сопровождалось любопытными историко-философскими экскурсами¹⁸².

Однако мы считаем неосуществимой математическую и физическую модель свободной деятельности. Нельзя с помощью цифр и физических явлений учесть все многообразие человеческой субъективности и внутренней закономерности. Человек не укладывается в сухую опытную статистику, и его свобода функционирует далеко за гранью цифр. Поэтому из невозможности количественного описания сущности свободы следует отсутствие и его количественного критерия. Таким образом, все наши усилия логичней направить на поиск качественного критерия свободы.

Поиск критерия любой сущности – задача трудная, достаточно вспомнить философскую полемику по поводу критерия истины, длившуюся не одну сотню лет. Были предложены различные факторы: ясность и отчетливость мышления, общезначимость, прагматический критерий, эстетический критерий (более применимый к сфере искусств), критерий экономии мышления, энергетический критерий, логический критерий, аксиологический и мн. др. Логическую законченность попыткам мыслителей найти критерий истины придало

_________________________

¹⁸²Compton A. Freedom of Man. New Haven , 1935.

признание практики (сочетающей в себе адекватность рефлексии о предмете и сущности самого предмета) в качестве мерила адекватного знания. И, пожалуй, глубокая существенная связь истины со свободой поможет нам в поиске критерия свободной деятельности.

Однако феномен свободы может проявить себя как самостоятельно, так и во взаимодействии с другими сущностями. Поэтому решение проблемы отграничения свободы от ее противоположностей должно идти по пути поиска явлений, которые наименее всего испытали на себе влияние других сущностей.

Поиск критерия должен осуществляться с учетом рефлективно-творческой сущности рассматриваемого феномена. Учесть всю разносторонность последней только лишь в одном явлении просто невозможно, поэтому вполне реально выглядит предположение о комплексном (составном) характере критерия свободы. Особенность здесь заключается в соединении воедино нескольких, существенных по своему содержанию параметров свободы.

В истории философии спектр взглядов на проблему критерия свободы разнообразен. Так, И. Бентам в «Паноптикуме» провозгласил дискриминацию человека человеком критерием свободы. Искаженное видение смысла свободной деятельности привело его к убеждению, что «свобода одних оборачивается полной зависимостью других»¹⁸³.

Казалось бы, такая точка зрения может вызывать у современников только негодование, однако более пристальный взгляд на социальные и международные противоречия позволяет увидеть новую жизнь этого критерия. Очень ярко подобная «свобода» проявляется в экономической и военной политике сверхдержав по отношению к слаборазвитым странам. В их бедах во многом виновата технико-экономическая и политическая стратегия наиболее ___________________

¹⁸³ См.: Иванов А.В. О свободе определений и об определении свободы // Философские науки. 1990. №11. С.152.


развитых стран¹⁸⁴.

Дискриминация, но в скрытой, завуалированной форме присутствует в деятельности политических лидеров ряда государств (члены блока НАТО), которые ратуют за импорт демократии и свободы в развивающиеся страны, что, якобы, не замедлит принести положительные плоды.

Экономическая политика Запада не менее страшна, полюсы богатства и бедности постоянно удаляются, и социальная напряженность прямо пропорциональна расстоянию между ними. Материальное благополучие «золотого миллиарда» во многом построено на бедности остального населения планеты.

Схожая позиция иногда бытует в общественном мнении, считающем деньги критерием свободы. Несомненно, что их тотальная нехватка ставит под сомнение не только свободу, но и жизнь человека. Обретение денег сродни появлению у человека возможности нового внешнего выбора. Однако в сопоставлении свободы и денег прослеживается излишняя апелляция к внешним факторам, в то время как свобода – это творчество новых возможностей и, прежде всего внутренних, в общем случае, осуществляемое без денег.

Отечественные исследователи так же осуществляли поиск критериев свободы, но интерпретировали их в духе материалистического учения. Внимание мыслителей, преимущественно, было направлено, прежде всего, на процесс объективации возможностей личности и общества в экономическом становлении как на доминантный признак свободной деятельности. К примеру, критерий свободы виделся Р.И. Косолапову в уровне развития производительных сил.

На наш взгляд, уровень развития производительных сил непосредственно не определяет свободную деятельность, а является необходимым условием

_____________________

¹⁸⁴ Булычев И.И. Основы философии, изложенные методом универсального логического алгоритма. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1999, С.173.

для нее, причем оставляющим возможность для отклонений как в сторону опережения, так и в сторону отставания. К примеру, существующий сейчас уровень развития производства (или производительных сил), исходя из предложенного критерия, позволяет утверждать, что современный человек обладает гораздо большей свободой, чем, скажем, человек эпохи Возрождения. Реально же существует прослойка людей в обществе прошлого и настоящего, обладающая свободой выше и ниже соответствующего ей уровня развития производства.

Казалось бы, экономическое развитие освободило человека от тяжелого физического труда и предоставило ему возможность заняться трудом творческим, умственным. Тем не менее, число «гениев» не увеличилось лавинообразно, на смену нищете Средневековья пришли иные путы, мешающие стать человеку свободным, в частности средства массовой информации, которые культивируют сомнительные стандарты и ценности. В результате, уровень производства, не объясняет единичные «скачки» свободы в лице конкретных людей, которые своими способностями и возможностями опережают свое время, а характеризует ее главное материальное условие.

Соглашаясь с Р.И. Косолаповым, что между свободой и экономическим развитием существует связь, отметим, что он несколько преувеличивает связь материального производства со свободой. Между свободой и экономическим развитием существует связь кондициональная, заключающаяся в формировании необходимых условий для добывания свободы общей массой членов развивающегося общества. Экономическое развитие – это отправная точка свободной деятельности, ее непременное условие, но не доминирующий признак. Тем не менее, в теории социальной активности перспективным является поиск критерия свободы не в экономической сфере, а в пространстве деятельности.

Позволим себе выдвинуть предположение, что, анализируя существовавшее в нашей стране понимание фактора свободы как господство над природой, обществом, собственной психофизической природой, можно прийти к мнению, что критерием подобной свободы должно являться овладение средствами, помогающими осуществить определенную, заранее поставленную задачу.

С одной стороны, это суждение является аксиоматичным, поскольку в общем схватывает механизм свободы в ее развитии от актуальности к потенциальности через взаимосвязь цели и средства. С другой стороны – простота и схематизм предложенного критерия малоэффективны в вопросе отграничения свободы от ее антиподов. Многочисленные упрощения, свойственные предложенному мнению, не учитывают всю полифоничность и многоаспектность свободной деятельности.

Во-первых, механизм, который реализуется формулой «постановка цели и овладение средствами для ее достижения» примитивен и характерен как для свободы, так и для антисвободы, и с помощью него просто невозможно вычленить первую из всего спектра деятельности. Во-вторых, в предложенном критерии не учтена моральная, правовая и другие составляющие.

Отметим также мнение О.А. Пучкова, считающего, что «общим критерием уровней социальной свободы является относительное совпадение или несовпадение индивидуальной жизни человека с главной тенденцией развития общества, в котором он живет» ¹⁸⁵. Эту точку зрения можно понимать двояко. С одной стороны, совпадение индивидуальной жизни человека с главной тенденцией развития общества устраняет ряд противоречий между обществом и человеком. Недостаток здесь заключен в отсутствии противоречивости, некоторой доли революционности, заложенной в индивидуальности и обеспечивающей ее поступательное развитие. С другой стороны, все свободные и дерзкие замыслы – это несовпадение с общепринятым мнением, сопровождающееся борьбой за их отстаивание. К примеру, И.И. Мечникову потребовалось 20 лет для того, чтобы убедить мировое научное сообщество в действенности и истинности своей

_____________

¹⁸⁵ Пучков О.А. Социальная свобода. Теоретико-правовые вопросы сущности. Екатеринбург, 1999, С.16.

теории фагоцитоза, лежащей в основе иммунитета. А.И. Лобачевский потратил всю жизнь, что бы доказать правильность критики V постулата Евклида и основать свою, неевклидову геометрию. В то же время, чрезмерное, постоянное несовпадение с мнением общества может содержать в своей основе заблуждение и привести к негативным явлениям.

Мы считаем, что свобода находится где-то между совпадением и несовпадением с тенденцией развития общества, поскольку ее субъекту присущи как конфронтация и противоречивость, так и согласие. В случаях, когда и совпадение, и несовпадение индивидуальной деятельности повторяет направление развития общества, осуществляется в рамках законов, морали и приносит положительные плоды, то его можно оценить как свободное. Однако возводить предложенное мнение в ранг критерия было бы опрометчиво, поскольку тенденция развития общества – зыбкое основание для свободы, и не застраховано от тупиков.

На социальном уровне нет полных гарантий прогрессивного развития, на которые должен ориентироваться человек, поскольку сам прогресс противоречив и сопровождается регрессивным движением в некоторых отношениях. Так, при революционном и эволюционном переходах на новую ступень общественного развития наблюдаются нарушения экономических, политических, культурных связей, сковывающие индивидуальную свободу.

Применение критерия, предложенного О.А. Пучковым, проблематично в том смысле, что им фиксируется только результат деятельности, а процесс как бы остается в стороне. Рассматривая совпадение или несовпадение с обществом, мыслитель абстрагировался от тех сущностных основ, на которые опирается свобода. Процесс рефлексии в этом критерии не заметен, не видно также, истиной или ложью руководствовался человек и на какие ценности опирался. Сам фактор согласия и несогласия с тенденцией развития общества может протекать как свободно, так и несвободно вследствие различных причин: психического расстройства, запугивания, заблуждения, зомбирования.

В целом критерий свободы, предложенный О.А. Пучковым, носит описательный характер и с одинаковы успехом может характеризовать как свободу, так и антисвободу. Излишняя привязанность к направлению общественного развития не позволяет с полной уверенностью дать оценку уровня свободной деятельности человека. Общее содержание рассматриваемого критерия не затрагивает самый глубокий пласт сущности свободы – рефлективно-творческую деятельность, а характеризует деятельность человека в обществе без апелляции к каким-то твердым духовно-практическим основаниям.

Представители следующей, третьей группы критериев в качестве мерила свободы выбрали творчество, причем вкладывая в определение последнего различные смыслы. Так, А.Н. Бугреев полагает, что «определяющим критерием истинной свободы должна быть активная, творческая деятельность»¹⁸⁶. К.М. Никонов, Ю.С. Никольский считают «творчество нового – одним из решающих критериев высшего уровня свободы»¹⁸⁷. Однако новизна не является единственным и наиболее важным признаком творчества. Новым было изобретение ядерного, химического и бактериологического оружия, но последние не заключают в себе высокой социально-позитивной значимости, присущей подлинному творчеству.

Более приемлемым в категориальном отношении является утверждение, что объективным критерием подлинной свободы следует считать свободный от эксплуатации труд, ставший внутренней потребностью и внутренним долгом трудиться в интересах прогрессивного развития, удовлетворения своих материальных и духовных потребностей, наиболее полно раскрывающих сущностные силы личности. Изложенный критерий не назван творческим, но как по содержанию он таковым является.

<sup>____________________________

186</sup> Бугреев А.Н. Свобода: иллюзии и реальность // Рационализм и культура на пороге III тысячелетия: Материалы третьего Российского Философского конгресса (16-20 сентября 2002 года). В 3 Т. Т.3. Ростов н/Дону: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002 – 494 с.

¹⁸⁷ Никонов Н.М. Никольский Ю.С. Свобода личности при социализме М. Высшая школа, 1984, С.72.


Однако не следует забывать об одном немаловажном моменте. Самый легкий путь поиска критерия свободы – это его выведение из определения последней. В определении представлены две грани свободы: рефлексия и творчество. Но в этой паре существенных признаков свободы творчество не является ведущим, поэтому и возведение его в ранг критерия не приемлемо. Дополнительным аргументом «против» становится также необходимость поиска критериев самого творчества (мерило свободы, в таком случае, редуцирует к явлениям, обнаруживающим творчество), что еще более усложняет проблему критериев свободной деятельности.

Напомним, что существенной чертой свободной деятельности является субъективный способ существования последней – рефлексия. Поэтому логичнее направить все усилия по поиску критерия свободы в сторону определения адекватности характера и содержания рефлективной деятельности.

Постулирование адекватного критерия свободы логичней начать с анализа специфики функционирования и объективации рефлексии. В общем случае, этот атрибут социальной активности свидетельствует о способности человеческого мозга к отражению существенных черт и закономерностей поведения предмета, мысленному моделированию своей дальнейшей деятельности при стремлении к цели на основе познанного. Возможность к экстраполяции своей деятельности на основании данных рефлексией знаний, таким образом, служит важнейшим механизмом свободы.

Однако содержание рефлективной деятельности не всегда соответствует логике вещей, поэтому существует настоятельная необходимость в проверке и уточнении полученных знании, а так же реальной возможности объективации целей свободной социальной активности. Вопрос о предметной истинности человеческого мышления, – вовсе не теоретический, а практический. В практической деятельности должен доказать человек адекатность своего мышления.

Мы поддерживаем мнение ряда специалистов (Э.И. Рудковский, Н.И.

Рубцов)¹⁸⁸, которые в качестве критерия свободы предлагают практику. К тому же практика является также и критерием истины, и без соответствия знаний о предмете его объективному существованию невозможна не только свобода, но сознательная деятельность вообще. Несомненно, что познавательный базис в свободной деятельности продолжает быть достаточно весомым, поэтому вполне логичным выглядит утверждение практики критерием последней.

В своем наиболее распространенном определении, феномен практики предстает как преобразующая деятельность. Между тем, теоретические знания как база и источник рефлективной деятельности являются неотъемлемым элементом практики. В практической деятельности противоречиво уживаются процессы опредмечивания и распредмечивания, объективации и субъективации, что делает свободу цельной и к тому же ограждает от умозрительности. Для практики и теории, как и для всех остальных диалектических категорий, необходимым условием плодотворного противоречивого взаимодействия является их соответствие, т.е. солидные теоретические знания могут быть материализованы благодаря соответствующей или превосходящей их по уровню практике.

В результате материальная и духовная практика, применительно к нашему исследованию, является критерием адекватности и реализуемости всего пространства рефлексии и важнейшей составляющей последней – цели деятельности. Под практическим критерием истинности рефлективной деятельности, таким образом, логичней понимать степень соответствия мысленного образа результата деятельности его предметной реализации. Материальная и духовная практика является эффективным способом проверки тождественности между рефлексией и истинной сущностью предмета, что делает ее использование плодотворной для поиска свободной деятельности.

Между тем, практическое применение может найти как новое средство вооружения и массового уничтожения, так и передовая технология лечения

______________

¹⁸⁸Рубцов Н.И. Коммунизм и свобода. – Минск, 1978, - 198 с

неизлечимой болезни. Практический характер может носить как поощрение свободной деятельности, так и ее ограничение. Поэтому в общем случае применение практического критерия свободы корректно в присутствии иных, вспомогательных критериев последней.

Среди дополнительных наиболее значимых критериев свободной деятельности отметим нравственность. Неоценимая заслуга этических критериев как раз и заключается в способности проводить черту, отделяющую свободную рефлексию от контрсвободной, а также продуктивную деятельность от деструктивной.

Так, рядом исследователей на первый план в вопросе критериев свободы выдвигались определенные этические явления, ведущее место среди которых занимает ответственность. В данном случае, аксиоматичной считается мысль Ж.П. Сартра о том, что «человек свободен, он за все платит сам», четко фиксирующую ответственность в качестве критерия свободы. Отечественные мыслители поддерживают эту точку зрения. Так, Н.В. Омельченко полагает, что мера свободы есть мера ответственности¹⁸⁹.

Дальнейшая разработка проблемы признаков свободы в рамках этического направления сводилась к дополнению ответственности сопутствующими признаками, что, не способствовало решению проблемы отграничения свободы от ее противоположности. При этом, если в теоретическом плане критерием свободы для субъекта может быть только позиция автономии выбирающей воли, при которой личность становится собственным агентом любого решения, то в плане теоретическом, в мире реального поступка этим критерием (придающим смысл и нравственную сущность всякому выбору, и без которого акт решения повисает в воздухе или вырождается в своеволие) становится принципиальная ответственность любого социального субъекта за все содеянное им.

Тем не менее, по поводу роли ответственности в свободе необходимо _____________

¹⁸⁹ Омельченко Н.В. Первые принципы философской антропологии. - Волгоград: Изд-во Волгоградского государственного университета, 1997. - 196 с. С.80

сделать одно важное дополнение: в общем случае поступок или действие, за которое человеку пришлось отвечать, свободным в полной мере не является (исключение, конечно же, составляют расовые, политические репрессии тоталитарных режимов, когда личность подвергалась неоправданно жесткому наказанию как за несогласие с политическим режимом, так и за мелкие идеологические проступки). С позиций деятельностно-аксиологического подхода, скорее, деятельность, не несущая с собой ответственности (уголовной, административной, материальной, моральной), является свободной.

Дело в том, что ответственность – слишком неоднозначный критерий, к тому же он выступает в форме запрета. Применительно к исследованию критериев свободы необходимо отличать послеопытную и доопытную ответственность.

Послеопытная ответственность как наиболее распространенный вид последней заключается в применении к человеку мер физического, юридического и морального воздействия за нанесенный вред (в основе которого лежит деятельность, приведшая к негативным результатам, из-за отсутствия знаний и представлений о последствиях своей социальной активности). Действительность, в рамках которой осуществляется активность, личностью не отрефлектировна (т.е. нет возможности предугадать дальнейшее развитие событий), что и приводит к негативному итогу.

В основе доопытной ответственности лежит адекватная работа рефлексии по формированию знаний о совокупности последствий практической деятельности, в первую очередь негативных. Доопытная ответственность задает границы деятельности и представляет собой предположительную информацию о том пространстве, где свобода не перерастает в свою противоположность, а так же информацию о содержании антисвободы.

В рамках исследования свободной деятельности соотношение между доопытной и послеопытной ответственностью определяется степенью истинности рефлексии отражаемой реальности. Несомненно, что доопытная ответственность превалирует над послеопытной, и в то же время первая формирует последнюю. Применительно к поиску критерия отметим, что свободу в полной мере может характеризовать доопытная ответственность.

Несомненно, что использование ответственности для поиска свободы способствует раскрытию социального аспекта последней, поскольку индивиды должны осознавать, что «свобода одних махать руками заканчивается там, где начинается нос другого человека». Так, возникает ситуация ответственности. Однако применение ответственности в качестве единственного критерия свободы является односторонним. Ответственность в обыденном понимании (послеопытная) задает юридические, моральные границы деятельности субъекта свободы, но не регламентирует поведение последнего внутри них.

Вместе с тем, из всей совокупности нравственных категорий служить мерилом свободы может не только ответственность. С не меньшим успехом о свободной деятельности субъекта могут заявить долг, совесть, честь. Поэтому более эффективен путь поиска дополнительного критерия, в соответствии с которым свободу в полном объеме характеризуют и раскрывают все нравственные образования. Так, В.Г. Сокуренко и А.Н. Савицкая полагают, что этические «нормы выполняют функцию объективного критерия свободы человека, его действий»¹⁹⁰. Поэтому только весь положительно оцениваемый моральный пласт индивидуального и общественного сознания способен служить гарантом и критерием свободы.

Отметим, что при более детальном рассмотрении, феномен нравственности предстает перед нами как практическое осуществление необходимости справедливого и обоюдовыгодного регулирования общественных отношений (не случайно, этику иногда называют практической философией).

Таким образом, наряду с практическими, нравственные факторы свободы вполне способны послужить признаком, обнаруживающим положительную _____________

¹⁹⁰ Сокуренко В.Г., Савицкая А.Н. Право. Свобода. Равенство. Львов: «Вища школа», 1981, С.13.

значимость последней. К недостаткам моральных критериев свободы необходимо отнести отсутствие явлений, прямо свидетельствующих об адекватности рефлективной деятельности. Несомненно, что этические критерии свободной деятельности осуществляют контроль как за средствами и процессом социальной активности, так и предъявляют высокие требования к конечным целям и результатам деятельности. Однако сам свободный мыслительный процесс здесь остается незаметным. Человеческая деятельность в некотором роде подвергается оформлению со стороны нравственности, которая, в то же время не меняя кардинально содержание мышления и социальной активности, меняет направленность их развертывания.

Следует помнить, что человеческая рефлексия способна обосновать правильность применения насилия во благо, реально представая перед нами в несвободной форме. Несмотря на тот факт, что сами этические нормы есть результат адекватной рефлексии, нравственность без практического критерия, малоэффективна. О моральности наших размышлений и целей можно рассуждать, но если они не реализуемы, свободная деятельность в любой своей форме становится абсурдной. В результате использование нравственных признаков свободы оправдано в условиях доминирования практического критерия, характеризующего процесс адекватной рефлексии и наличия вспомогательных критериев иного характера.

Не менее важными критериями свободной деятельности являются юридические. В некотором роде, право – это узаконенная мораль. Если этические факторы не носят обязательного характера, то законы – это принудительный элемент социальных отношений, тем не менее ограничивающий человеческую деятельность от произвола. В настоящее время юридические нормы представляют собой совокупность установленных или санкционированных государством общеобязательных правил поведения, соблюдение которых обеспечивается мерами государственного воздействия. Тем не менее, даже современное правовое регулирование социальных отношений несовершенно, что является объективной предпосылкой для манипулирования законом и, следовательно, способствует стагнации свободы. Так, для российского общества 90-х годов в определенной степени был характерен правовой нигилизм. Сложное экономическое положение, «грабительская» приватизация и передел собственности предприимчивыми гражданами, финансовые пирамиды как проявления бессилия правовой системы перед лицом сменившегося социального устройства страны способствовали нагнетанию социальной напряженности и росту преступности. Сращивание мафиозных структур с государственным аппаратом на фоне бюрократизации власти сделали трудным (и практически невозможным без дачи взяток) решение имущественных, семейных вопросов обычного человека. В ряде мегаполисов (Москва, Санкт-Петербург) расширение влияния криминалитета послужило мощным сдерживающим фактором развития предпринимательства из-за многочисленных поборов за «крышевание» бизнеса. В результате, если использовать правовые критерии, анализ этих и другие фактов функционирования отечественной правовой системы позиционируют низкий уровень свободы человека в современной России.

Таким образом, демократические принципы, справедливость и гуманность, степень реализации прав человека, уважение к его достоинству, неотвратимость наказания за совершенное преступление, обеспечение правопорядка и т.д. – так же являются важнейшими критериями свободной деятельности. Между тем, многие аспекты права: законы и подзаконные акты, суд, исполнение наказаний – также носят практический характер. К тому же юридические мерила свободной деятельности выступают объективной основой, продолжением и выражением других элементов составного критерия исследуемого феномена: этических, имущественных.

Наряду с правовыми критериями о свободной деятельности будут свидетельствовать и политические факторы: господствующий режим, позитивная для прогрессивного развития внешнеполитическая ситуация. Политическая составляющая критерия не менее важна для поиска свободы в индивидуальной и социальной деятельности, чем предыдущие. Демократические режимы, диалогичность как неотъемлемый атрибут политики в идеале являют собой яркий пример высокого уровня развития как индивидуальной, так и социальной свобод, а так же выступают необходимым условием последней. Однако современная реальность далека от идеала. Так, в отечественной политической системе после нескольких десятилетий однопартийности в начале 90-х появилась тенденция к образованию партий, преследующих как частные цели отдельных социальных групп (Партия любителей пива), так и политические цели (ЛДПР, Яблоко). Многочисленность появившихся партий, с одной стороны свидетельствует о поступательном развитии политической системы, а с другой – превращает в «броуновское» движение все попытки социального переустройства в законодательных органах власти. Поэтому позитивно следует оценить тенденцию современного политического законотворчества к увеличению ценза для политических партий (с 5 до 7%) на прохождение в Государственную Думу и на количество членов в партии (свыше 50000 человек). В таком случае на политической арене должны появиться 2 – 3 политические партии, между которыми и развернется борьба, что и будет соответствовать сложившейся веками мировой политической практике.

Между тем, внешнеполитическая ситуация также является важным фактором, критерием исследуемого явления. Так, изоляция Советского Союза от западных капиталистических держав исключила свободу передвижения наших соотечественников в мире, практически полностью ограничила их знакомство с мировыми культурными достижениями (архитектурными, литературными), способствовала «охоте» за шпионами западных спецслужб в 30-е годы прошлого столетия, в результате которой безвинно пострадали тысячи. Приведем еще один пример: вследствие агрессивной политики по отношению к Кувейту Ирак оказался в экономической блокаде, девальвировавшей его политический статус и ограничивающей свободу на международной арене, что негативно сказалось на гражданах страны (продовольственные проблемы, свертывание культурных программ).

Таким образом, политические критерии свободы наряду с вышеперечисленными, также являются важнейшими признаками последней. Между тем, их аномалии незамедлительно способствуют появлению препятствий на пути расширения социальной и индивидуальной свобод.

Тем не менее, этот ряд вспомогательных критериев свободы не ограничивается нравственными, правовыми и политическими. «Степень свободы в обществе определяется также и другими, не менее важными факторами: социальным и экономическим устройством общества, например, уровнем образования и здравоохранения»¹⁹¹.

Так, развитие здравоохранения на фоне капиталистического переустройства российского государства оставляет желать лучшего. Низкая заработная плата врачей и медсестер послужили причиной появления товарно-денежных расчетов за медицинские услуги. Образ бесплатного отечественного здравоохранения развеялся и стал отдаленно напоминать западный – доступный не всем. На наш взгляд, проблемы медицинского обслуживания затрагивают фундаментальное онтологическое основание свободы – человеческую жизнь, и, наряду с этим, свидетельствуют о ее низком уровне.

Таким образом, поиск свободы в определенных видах деятельности должен сопровождаться применением как основного, практического критерия, так и вспомогательных (нравственных, правовых, политических, материальных).

Однако специфика определенных видов человеческой деятельности накладывает на применение критерия свободы свой отпечаток. К примеру, в мировоззренческой деятельности отличающейся универсальностью, всеобщностью своих положений имеет место не специфический вид практики, а вся совокупность исторической практики людей. В таком случае критерием свободы в мировоззренческой деятельности является степень объективации в _______________

¹⁹¹Сен А. Свобода как развитие / Пер. с англ. под ред. и с послесловием Р.М.Нуреева. М.: Новое издательство, 2004, С.21.

личной и общественной жизни, накопленных за всю историю идеалов социального устройства, нравственных принципов.

Иначе проявляет себя свобода в коммуникативной деятельности. Так, смысл общения и коммуникации заключается в установлении между субъектами оптимальной организации взаимодействия, а также отношений понимания, симпатии и эмпатии, базирующихся на высоких моральных, юридических принципах, учитывающих интересы и потребности сторон. Критерием свободы в общении в данном случае является оптимальное опредмечивание сущности и предназначения коммуникативной деятельности в интересах общающихся.

Тем не менее, несмотря на специфику практического критерия свободы в различных видах деятельности, общим должно являться его понимание как степени практической реализации позитивно направленных целей, замыслов, установок субъекта социальной активности в его деятельности, поставленных в русле общечеловеческих ценностей, потребностей личности, норм законов, морали в рамках существующих политических, экономических условий.

Если рассматривать свободу в широком контексте, то необходимо сделать важное уточнение. Свободная деятельность в диалектике сущности и явления не исчерпывается только процессом творческой рефлексии. К таким вариантам свободы практический критерий не применим. Мы полагаем, что в данной ситуации ведущими будут вспомогательные составляющие мерила свободной деятельности, например, нравственные и правовые.

Завершая параграф и главу, отметим, наиболее важные итоги:

• свобода на социальном уровне может быть адекватно описана, в первую очередь, с помощью аксиологической теории человеческой деятельности в рамках ее субъективного способа существования – рефлексии. Для полноты и точности описания сущности свободы ее логичней совместить с позитивно интерпретируемой стороной деятельности, т.е. творчеством;
  
• сущность свободы в правовой, экономической, политической, социокультурной и т.п. плоскостях, неодинакова, поскольку преломляется, испытывая на себе влияние специфики той или иной среды. Поэтому говорить о сущности свободы более или менее адекватно можно только в определенном отношении, применительно к определенному срезу ее бытия и со многими оговорками и допущениями. В таком случае, перспективным направлением исследования свободы и мы считаем предельно широкий анализ ее разнообразных и порой противоречивых проявлений;
  
• анализ роли творчества в виртуальной свободе позволяет сделать вывод об отсутствии кардинального влияния виртуальной реальности на формирование творческой составляющей свободы. Программные продукты виртуальной реальности являются только средством воплощения и повышения эффективности как творческой, так и контртворческой деятельности личности, поскольку искусственное внутрикомпьютерное бытие не может быть источником креативных идей;
  
• свобода не сводится к ее творчески-рефлективной сущности как в биотической, так и социальной (наличие протосвободы в биотическом мире, отсутствие консолидирующей идеологии как фактора социальной свободы на фоне постсоветского либерализма) реальностях, что свидетельствует о принципиальных трудностях, связанных с ее описанием;
  
• теоретической основой концептуализации свободы является диалектическая взаимосвязь ее сущности и явления, которая может выходить за рамки понимания исследуемой проблемы как творчески-рефлективного выбора. В таком случае, свобода, будучи в своей основе творчески-рефлективным выбором, на уровне явления не всегда сводима к своей сущности;
  
• критерием свободы мы полагаем практику. В то же время, свобода является положительным разрешением противоречия в сфере рефлексии, и практика с одинаковым успехом может характеризовать и ее противоположность – антисвободу. Поэтому существует необходимость совмещения практического критерия с этическими (идеалы, социальные нормы), юридическими (демократические принципы, степень реализации прав человека, уважение к его достоинству, неотвратимость наказания за совершенное преступление), политическими (демократический режим, позитивная для прогрессивного развития внешнеполитическая ситуация, стремление к диалогу).