I. Комната в Царском ~ Совершеннолетие Володи Дешевова Лида Леонтьева, Поездка на Валаам Нешилот Юкс и Юкси 7 дневник

Вид материала

Документы

Содержание Н.н.пунин - а.е.аренс-пуниной. Н.н.пунин - а.а.ахматовой. Н.н.пунин - и.н.пуниной Н.н.пунин - а.е.аренс-пуниной Н.н. лунин А.е.аренс-пунина - н.н.пунину

Подобный материал:

• Экскурсии по Гродненской области, 50.92kb.
• Знамя Мира Рериха на Валааме, 35.21kb.
• «Нить судьбы», 276.34kb.
• «Нить судьбы», 276.09kb.
• Всё началось в 19ч. 00м. Как и во всяком сказочном государстве у нас в школе были различные, 8.53kb.
• Загородная поездка в мемориальный комплекс «Хатынь». Поездка в историко-культурный, 20.89kb.
• Боливийский дневник 7 ноября 1966 года, 1056.64kb.
• В фонд поддержки Володи Ланцберга, 16.58kb.
• «кижи + валаам + соловки» Москва – Петрозаводск – Кижи – Сортавала Валаам – река Шуя, 123.75kb.
• Конкурс рисунков Кл комната Кл комната, 157.14kb.

^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС-ПУНИНОЙ.

сентября 1928 года. Сочи

Заказал билет на 28-е. Денег мне пока не надо и, думаю, не понадобится до Москвы; если же Вы хотите мне сделать при­ятное (а себе горькое), предложите эти деньги А.А., чтобы она съездила в Москву на выставку, мне очень стыдно, что она ни­куда не поехала, об этом я все время думаю.

В Вашу честь был в Гаграх, как уже писал Вам, и бродил по парку, думая о Вас и о том, как Вы жили там в счастливые времена; в Гаграх много лучше, красивее и как-то ближе к ми­ру, хорошо было возвращаться вечером, гасло солнце в море, огромный шар, глазом было видно, как он катился вниз, дыша огнем; потом быстро стемнело и мерцали огни селений по скло­нам гор.

^

Н.Н.ПУНИН - А.А.АХМАТОВОЙ.

сентября 1928 года. Сочи

Больше я уже не жду от тебя писем, «милый демон», и ску­чаю о тебе покорно, как в тюрьме. Еще шесть дней — и к тебе, к твоим северным серым глазам. Как бы ты меня ни встретила, все равно — к тебе. Но помни: никаких больше разговоров о каком бы то ни было отъезде без тебя. Лучше во вражде и холо­де, но с тобою. И больше об этом ни слова.

Как это может солнце светить изо дня в день, с таким бес­страстием, и как тяжело видеть это постоянно лениво колеблю­щееся море; скука в каждом листе растопыренной пальмы и в мертво торчащих кипарисах. Только небо нежное, как твои за­бытые тобою слова. Я мрачен (держите меня: я горяч!), нику­да не хожу и в тягость всем тем, которые хотят быть со мною; таких много: одним (женщинам, конечно) жалко меня, потому что у меня дергается лицо; другим нравится моя профессия: лю­ди любят искусство; третьим импонирует моя резкость. Все они куда-то ходят, к какому-то «к морю», организуют — бестолково при этом и шумно какие-то экскурсии — но у меня нет денег, а брать в долг не хочу, еще надеясь, что ты приедешь в Моск­ву. Так и живу - от одной дачи до другой, и от них обеих до моря. Научился наконец сносно плавать и купаюсь «неумерен­но», по мнению «старичков» из моей комнаты, на самом деле не более получаса. Солнце уже перестало жечь; оно теплое, как летом вода в графине; днем валяюсь в гамаке, читая Ампа и Дюамеля.

Ну, а ты, мое зимнее, холодное солнце? Все вспоминается, как плакала ты в кухне, когда вернулась усталая, а я кричал.

«Но строк печальных не смываю».

О, милая!

Посылаю тебе вырезки из «Известий»: это происшествие взволновало все-таки здешнее общество*. Я за Асеева хотя бы потому, что он написал «Не враг я тебе, не враг...»*.

Хоть бы поскорей тебя увидеть. Ан, Сердце! К.-М.


Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС-ПУНИНОЙ.

сентября 1928 года. Сочи

Милый друг мой, чрезмерно доверчивая Галочка — сегодня получил Ваше письмо с рассуждениями о любви. Налетаете Вы, как бабочка, на огонь; немногое могу сказать Вам; как бы ни была молода наша любовь, она, как мои аполлоновские статьи — тоже молодые -г где-то там, так что я даже не узнаю их — я ли писал. Что же касается А.А., то я не знаю и не мне судить о том, есть ли там синтез или нет, но это, действительно, как жизнь; не рискнул бы назвать это счастьем.

Милый, ласковый и трепетный друг, не спорьте Вы с Н.К.* обо всем этом; не знаю почему, но он все хорошо понял и поч­ти всегда прав. Только Вы почувствовать никогда этого не можете, потому что к Вам все повернулось другой стороной. Ха­рактер же у Вас твердый, и Вы верите только тому, что чувст­вуете сами.

Что касается нашей жизни (общей), то она не столько тя­жела для всех нас — и тяжелее всех, конечно, для А.А.,— сколько безобразна и бесформенна, но виноваты в этом только некото­рые ложные Ваши чувства, они главным образом мешают вне­сти ясность в отношения.

Но все это мучительно и лучше об этом не думать. Между тем думаю об этом больше, чем о чем-либо другом.

Прервали звонком к чаю и все эти печальные размыш­ления, заворошившиеся во мне после Вашего письма, упали, как все наши дни, в то, чего не вернуть.

Радостно знать, что еду к милому серому Северу и увижу тех немногих, с которыми каждое сказанное слово, действитель­но, Слово.

А.А. меня очень тревожит: и ее здоровье и состояние; если Инна Эразмовна, действительно, вынуждена будет уехать с Са­халина, что делать?

Жду вообще тяжелой и трудной зимы.

Целую Вас и еще раз за все благодарю, за дружбу и за до­брые глаза. Ника.

^

Н.Н.ПУНИН - И.Н.ПУНИНОЙ

<22 июля 1929 года. Ленинград>

Милый мой Друг Иркуси!

Спасибо тебе за письмо. Ты ничего не пишешь, хорошо ли тебе. Приехал Верблюд*, но «Еж»* еще не вышел. Сегодня я уезжал на лодке в море, очень далеко, и жалел, что тебя не бы­ло, очень было хорошо. По утрам, когда моюсь, пою: «Добин, Бобин, Барабек», за это меня Ванька ругает*, но я о тебе ску­чаю и поэтому пою. Напиши, какие у вас фрукты. Целую тебя. Твой папа.


^ Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС-ПУНИНОЙ.

июля 1929 года. <Ленинград>

Милый друг, сегодня надел, вспоминая Вас, белую рубашку; она хоро­ша. День с утра был теплый, грозовой, к вечеру нагнало и ста­ло душно.

Как-то раз был на островах, ну, конечно, «Парус» Лермон­това написан там — только там и могла быть эта серо-серебря­ная «грусть»... И белые ночи прошли, так что еще один (из по­следних? ) год надо снять со счета; в саду темно, сильно пахнет липами и шумят вершины — внизу тихо.

Целый день читал о Риме, об императорском, и это гораз­до увлекательнее Достоевского. Много узнал нового о катаком­бах и совсем не то, что обыкновенно о них думают.

.Среди событий, взволновавших нашу музейную реку-лету, было: запрещение и изъятие из продажи первого номера жур­нала Главискусства — «Искусство» за статью Луначарского*; за­тем снятие Киселиса (помните, декан живописного факультета Академии, из-за которого Лебедев не хотел идти в профессора) с работы. Но Лебедев уже на даче, под Лугой. Все остальное медленно и тихо, и «никаких боишек».


^ Н.Н. ЛУНИН - А.Е.АРЕНС-ПУНИНОЙ.

июля 1929 года. <Ленинград>

Время неспокойное. Хотя все волны возмущения против Ки­тая* прошли, но о войне продолжают упорно говорить на всех собраниях и митингах; из газет же решительно ничего нельзя понять.

Все продолжаю читать книги; иногда скучно, иногда ка­кой-то молодостью дохнет от этих чтений. На что они теперь? Для современников — я и так достаточно, слишком, может быть, знаю; для себя — никогда не буду знать столько, чтобы спокой­но смотреть на «все сие» и умно вспоминать прошлое. Написал сегодня Львову письмо и завез его к нам на несколько дней, пусть отдохнет и попишет острова; как-нибудь прокормимся. Острова сейчас дивны, прозрачны и вместе живописны той осо­бой живописностью, какая бывает только в наших валерных местах.

Город сильно поопустел, поэтому легче получить мясо, а вечером колбасу и пр.; зелени только мало и дорога она... Фу, все о деньгах. Неужели же опять о римских императорах, о гре­ческих колониях в Тамани и о скифских оленях? Ведь это то­же никому не интересно. Заклинаю Вас во имя любви к чело­вечеству, не делайте революции. Целую Вас крепко и крещу.

2 августа Милый беспокойный ангел — скоро уже приедете и будете удивляться многим переменам.

У нас живет Львов и потихоньку устраивается в Институ­те гражданских инженеров через Тырсу. Ухаживает за А.А. и страшно радуется, что без Гути*! Собирается вообще жить здесь один, по крайней мере этой зимой. Часто бывает Тырса, т.к. должен присутствовать на экзаменах, а по вечерам скучает.


Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС-ПУНИНОЙ и И. Н ЛУНИНОЙ.

августа 1929 года. <Ленинград>

Возможно, что с Вами будет в это время Верблюд, т.к. его дела таковы, что он должен выехать совершенно срочно в Ва­ши края*.

.Львов еще не уехал и, кажется, не собирается уезжать; по-моему, влюбился в А.А.- хочет ее лепить.

<<Еж>> вышел и Макар Свирепый* убил львов. Ванька тебе кланяется и ждет читать «La marmotte» [сурок, - фр.]. Целую, папа.


^ А.Е.АРЕНС-ПУНИНА - Н.Н.ПУНИНУ.

августа 1929 года. <Кабардинка>

В 12 часов должен прийти письмоносец из Беты, не знаю, придет ли по такой липкой дороге. Взяла читать «Дневник писателя», еще не начинала, кончила «Бесов»; не знаю, что ска­зать. Нелепая жизнь, бессмысленны и гадки все наши идеи, во­площенные в реальность, хороши только наши мысли и стрем­ления... Скучаю без Вас, мало красивых людей и душевно, и физически. На Вас приятно любоваться, а близко необходимо бороться и спорить, необходимо требовать; всю жизнь Вам ус­тупала, заботилась до унижения, — так казалось Вам и другим, только не мне - никогда не чувствовала унижения сама, слиш­ком велика любовь. Вас это шокировало, мешало, но в момен­ты глубины душевной поражало и лишало желания сопротив ляться. Раз в жизни я осмелилась за то потребовать много, и в самом серьезном моменте нашей жизни Вы не посмели отказать. Я не решилась отступить и отказаться от собственной воли. Хо­рошо или плохо, судить Вам...