I. Комната в Царском ~ Совершеннолетие Володи Дешевова Лида Леонтьева, Поездка на Валаам Нешилот Юкс и Юкси 7 дневник

Вид материала

Документы

Содержание Анна ахматова ДНЕВНИК. 1923 год

Подобный материал:

• Экскурсии по Гродненской области, 50.92kb.
• Знамя Мира Рериха на Валааме, 35.21kb.
• «Нить судьбы», 276.34kb.
• «Нить судьбы», 276.09kb.
• Всё началось в 19ч. 00м. Как и во всяком сказочном государстве у нас в школе были различные, 8.53kb.
• Загородная поездка в мемориальный комплекс «Хатынь». Поездка в историко-культурный, 20.89kb.
• Боливийский дневник 7 ноября 1966 года, 1056.64kb.
• В фонд поддержки Володи Ланцберга, 16.58kb.
• «кижи + валаам + соловки» Москва – Петрозаводск – Кижи – Сортавала Валаам – река Шуя, 123.75kb.
• Конкурс рисунков Кл комната Кл комната, 157.14kb.

^

АННА АХМАТОВА

НОВОГОДНЯЯ БАЛЛАДА

И месяц, скучая в облачной мгле,

Бросил в горницу тусклый взор.

Там шесть приборов стоят на столе,

И один только пуст прибор.

Это муж мой, и я, и друзья мои

Встречаем новый год.

Отчего мои пальцы словно в крови

И вино, как отрава, жжет?

Хозяин, поднявши полный стакан,

Был важен и недвижим:

«Я пью за землю родных полян,

В которой мы все лежим!»

А друг, поглядевши в лицо мое

И вспомнив бог весть о чем,

Воскликнул:

«А я за песни ее,

В которых мы все живем!»

Но третий, не знавший ничего,

Когда он покинул свет,

Мыслям моим в ответ

Промолвил: «Мы выпить должны за того,

Кого еще с нами нет». 3

^

ДНЕВНИК. 1923 год

2 января

Нет еще, не кончилось; вся душа в угаре. Встречая Новый год, было забыл, а потом как пошло, как пошло огненными язы­ками, не было мне ни места, ни покоя, и так посейчас...


3 января

Почему я думал, кончилось, когда ничего не кончилось, а только началось. Сегодня в концерте несколько шагов был с нею — все заметили, кто был из знающих нас; нет, нам не дадут покоя. Чего я жду, чего хочу? — что я знаю. Имя вспомню, произнесу - горит внутри, позову, вспомню ее — все смешается, провалится, она г одна, не могу без нее. Разлучит нас жизнь -тяжелей муки не придумать для меня.

Ничего не кончилось; страшно глядится в будущее жизнь.

Ни с кем не был еще так скрытен и сдержан, как с нею, че­го боюсь? и боюсь ли?

7 января

Весь день с трепетом ждал ее. Днем пришел Татлин с Мо­лекулой (прозывается его жена), не был рад и ему. Потом чи­тал Лосского -т пустяки; не без остроумия, умно выходит из труд­ностей; в какой попал «идеализм» (субстанция) - только не в этом дело. Очень в культуре; в методе непогрешим, с такой осторожностью говорит о правде, что не веришь; пусть лучше ложь, чтоб только верилось, чтоб стало легче жить.

Двадцать минут девятого позвонили; была так легка и про­ста; было у меня немного хереса; за Артурову мировую славу вы­пили втроем. Бедный скудный вечер втроем. Только она одна могла бы помочь, если бы только хотела.

Теперь глубокий вечер, как в мягком снегу (петербургской зимы) от нее.

8 января

Ездили с Галей в Павловск. Мою вину перед ней мог бы ис­купить только любовью, а любви нет, и ее не сделать. Нельзя ска­зать, чтобы была только привычка, но любовь — привязанность, а не любовь; вроде как к веселой и милой сестре. Из всего, что есть, самое мучительное — ее обманывать, а самое ужасное — ее мучить, делаю и то и другое. Ан. все это понимает и бережет ме­ня беспримерно; зачем только? что она знает, что предвидит?

Целый день чувствовал ее со светлой нежностью, в темноте и шуме Павловского парка темный ее лик. В моей любви — бла­гоговение; больше всего боюсь причинить ей боль, и все — же­лание повторять слова о ее внешнем облике: о лице, о волосах, о руках, и как сидит на полу; она сидит, как девушка с кувши­ном в Царскосельском парке.

9 января

Нет, с существующей оценкой Блока не согласен. По фор­ме он — замок на пушкинской эпохе, конец классической (ренес-сансной, как я говорю) формы -- во что выродился Пушкин, можно бы так сказать. По содержанию — романс, отчаяние, пья­ные ночи, тройки, цыгане, рестораны, седое утро, все надрывы Достоевского, приведенные к петербургской влюбленной попой­ке, весь старый, весь буржуазный мир с брезжущим образом Да­мы не то в прошлом, не то в предчувствии. Весь старый мир. И никакого отношения к революции, ни слухом, ничем ее не почувствовал и не понял, а когда почувствовал — перестал пи­сать и умер от духоты; нечем было, не осталось, чем дышать этому старому миру. Как неверно и внешне понята революция в «Двенадцати», например. Непостижима аберрация и современ­ников. Я ничего не говорю, он большой человек, но его роль не та, которую стремятся придать ему сейчас, он — конец, прошлое и отчаяние..


января

Два дня Ан. была какая-то беспокойная, мучащаяся, по­давленная; не понимал; думал, действительно: Рождество, оди-

.ноко; я сам всегда в такие праздники чувствую одиночество. Вче­ра, долго борясь, сказала не своим голосом: я изменила тебе.

Потом плакала. Мне ли прощать ее. Было столько боли, сколько органически, в стихии дано мне, никакими выводами и сопоставлениями ее не увеличил в себе, был чисто честен; ни не­нависти, ни озлобления против нее не было («Мне отмщение и аз воздам»). Как я изменил, так и мне изменили — так почувст­вовал; еще почувствовал, нет вины в мире, что она придумы­вается, что по совести не могу осудить никого; нет такого гре­ха, который не был бы человечески ничтожен. И вот эта ее измена упала куда-то на самое дно и любви не тронула.

Не знаю, как я устроен — мое начало действительно ли свет или тьма и тогда уже глухая и страшная?

А сегодня и сейчас очень нервы... только нервы реагирова­ли (вчера била дрожь в ногах и спине, когда сказала, крупная, как барабанная дробь), ни сознание, ни дух, ни сердце не отве­тили ничем; только кротости и нежности было больше, от этого она и заплакала. Не скажу — я простил, но — не мне прощать ангела. Даже если мое начало свет, ее начало — ангельское. Не ее — во грехе, в суете, в тщеславии и в распутстве не смел оби­деть, но ангела в ней. Ангел ее много уже страдал от нее, но я не знаю человека, в котором жил бы такой большой и чистый ан­гел в таком темном греховном теле. Это милое и страшное тело и лицо люблю за то, что оно жилище этого ангела.

Знаю, что изменила, знаю, что изменишь, но люблю тебя не той любовью, которой можно изменить; и твои руки, которы­ми, как вчера, обвила мою шею, говоря: мальчишка мой. Нет у тебя, Ан., силы, чтобы заставить меня причинить тебе боль — такая уж моя любовь. Мое темное счастье согласится ли еще кто-нибудь пить со мною. И я пью жадно, не размышляя, пью без сознания, пью мое счастье точно из губ самой жизни - ка­кая она темная, сладкая, манящая, как люблю ее, уже не раз­личая, где ты и где она; только чувствую слепо, что недолго мне пить...