Книга Н. Смита рекомендована слушателям и преподавателям факультетов психологии и философии вузов по курсам общей психологии и истории психологии, системных методов ис­следования и преподавания психологии

Вид материала

Книга

Содержание Эллинистическая Греция и психофизический дуализм Стоики (stoics) Эллинистическая наука.

Подобный материал:

• Первые программы психологии как самостоятельной науки. 20. Роль Вундта в оформлении, 24.84kb.
• Морозов А. В. М71 История психологии: Учебное пособие для вузов, 3214.19kb.
• Современная Гуманитарная Академия, 197.44kb.
• Темы рефератов по дисциплине «История психологии», 21.19kb.
• План: Предмет и задачи психологии как науки > Место психологии в системе наук и структура, 1231.11kb.
• Программа минимум кандидатского экзамена по курсу «История и философия науки», 121.23kb.
• Лекция по дисциплине «Методика преподавания психологии» тема: Предмет методики преподавания, 128.25kb.
• Модуль Социальная психология как наука, 415.34kb.
• Методические рекомендации по методике преподавания психологии. Тематика семинарских, 78.25kb.
• Вопросы к зачету по методике преподавания психологии, 18.95kb.

Аристотель (384-322 гг. до н. э.). Первое систе­матическое психологическое учение Запада возник­ло из биологических исследований Аристотеля. Учи­тывая этот факт, можно было бы предположить, что его психологическая система должна являться орга-ноцентрической, однако она обнаруживает родство со взглядами Сократа и Платона, рассматривающих психологические явления как нечто большее, чем просто функции отдельных частей тела. Тем не ме­нее Аристотель все же признавал участие в психоло­гических явлениях биологических структур и функ­ций и отводил сердцу и связанным с ним кровенос­ным сосудам регулирующую роль (Everson, 1997). Благодаря своим биологическим исследованиям он пришел к пониманию того, что многие проявления активности живых организмов представляют собой не просто функции биологических органов и тканей, но также неразрывно связаны с объектами, с которы­ми эти организмы вступают во взаимодействие. Та­ким образом, психологические явления представля­ют собой результат совместного действия объекта и организма (Kantor, 1963; Randall, 1960; Shute, 1944; Smith, 1971, 1974, 1977, 1993b; Tolman, 1994)⁷.

Его понятие псюхе⁸, или души, как актуализации потенциала тела (De Anima, 412a, 28-29)⁹ до неко­торой степени органоцентрично, однако он описыва­ет актуальную активность как взаимодействие или







⁷ Переводам трудов Аристотеля были даны латинские названия. Основная часть его психологического учения со­держится в трактате «О душе» («De Anima»), однако важные мысли можно встретить и в его небольших работах. Трак­тат «Об ощущениях» («De Sensu») и другие сочинения собраны в книге под названием «Parva Naturalia», а также в книгах VIII и IX («Historia Animalium»). Система нумерации в его книгах основана на пятитомном издании Беккера (Bekker) на греческом языке, опубликованном в Берлине в 1831-1870 гг. Обозначения типа: (О душе, 4126, 31) означа­ют: страница 412, колонка б, строка 31 по изданию Беккера. Данная система не соответствует разбивке на страницы, печати в одну колонку и количеству строк в странице, используемых в других изданиях. Тем не менее, поскольку нуме­рация по Беккеру является последовательной, нахождение нужного фрагмента текста не представляется сложным.

Тем, кто хотел бы подробнее ознакомиться с источниками, в которых рассматривается психологическое учение Ари­стотеля, помимо переводов его собственных сочинений, а также тем, для кого понимание написанных сложным языком трудов Аристотеля представляет трудности, мы рекомендуем три работы, которые могут послужить наилучшим вве­дением к изучению его философии: небольшую книгу Шют (Shute, 1944), главу 5 книги Рэндалла (Randall, 1960) и главу 9 книги Кантора (Kantor, 1963).

⁸ В большинстве переводов слово «psuche» переводится как «душа» («soul»), — перевод вполне приемлемый, если вкладывать в это слово тот первоначальный смысл, который заложен в нем в «Беовульфе», однако способный ввести в заблуждение тех, кто будет склонен придавать ему современное религиозное значение.

⁹ «Псюхе есть форма живого тела. Придать телу форму — значит определить, какого рода вещью является данное тело. Быть живым телом — значит обладать способностью к активности; таким образом, псюхе является той способно­стью к активности, обладание которой определяет род рассматриваемого тела» (Everson, 1997).

32

совместное действие организма и объекта. На рис. 2.1 схематически представлено различие между более поздним пониманием псюхе как причинного агента (как правило, сверхъестественного) и значением это­го слова в понимании Аристотеля.

В первом случае объект является причиной, по­буждающей псюхе производить ощущение, мотив, или ментальный акт, вызывающий, в свою очередь, реакцию организма. Аристотель же рассматривает псюхе как взаимодействие, что отражено двойной стрелкой. Это не вещь и не агент; псюхе не обладает самостоятельным существованием, а потому не мо­жет являться причиной чего-либо. Душа в понима­нии Аристотеля существует лишь как отношение. Действие же разворачивается исключительно между реагирующим организмом и объектом.

Например, процесс ощущения требует, с одной сто­роны, наличия у организма способности к ощущению, с другой — объекта, который может стать предметом ощущения, ощущаемым объектом (De Anima, 418-25; De Sensu, 436-40). Орган чувств должен изменяться таким образом, чтобы приспособиться к форме ощу­щаемого объекта (Everson, 1997). Ощущение также требует наличия контактной среды, каковой являет­ся свет или звук. Что касается зрительного ощущения, то лишь в том случае, когда (а) свет обеспечил про­зрачность среды — воздуха или воды, когда (б) при­сутствует потенциально ощутимый объект и когда (в) присутствует организм, обладающий способнос­тью ощущать данный объект, совместное действие ощутимого объекта и ощущающего организма состав­ляет акт ощущения (Smith, 1971, 1983). Объект и организм хоть и взаимозависимы, но не сливаются друг с другом, обладая самостоятельным существова­нием. «Действие воспринимаемого чувством объекта и действие воспринимающего [этот объект] чувства тождественны, но различие между их бытием сохра­няется» (De Anima, 425b, 26-27), так же как звук из­дает и ударяемое, и ударяющее, но различным обра­зом (De Anima, 420a, 19-20). Таким образом, ощуще­ние представляет собой совместную актуализацию двух потенциалов и локализовано не в органе и не в объекте, но в их отношении. Оно также не является превращением света в репрезентацию объекта, как полагает ряд ведущих современных ученых, занима­ющихся теорией восприятия. Аристотель считает лучи света одним из необходимых условий зрения, однако мы не видим сами световые лучи. Зрение же представляет собой взаимодействие способного ви­деть организма и доступного восприятию объекта, на­ходящегося в воздушной среде и достаточно освещен­ного. Когда Аристотель переходит от анализа сенсор­ных качеств к рассмотрению более сложных актов распознавания и обозначения объектов, как в выска­зывании «это сын Диара» (De Anima, 418a, 20-24), он

признает, что этот акт требует участия уже не отдель­ного органа чувств, а всего организма.

В акте воображения (De Anima, 428-434) орга­низм реагирует на отсутствующий объект благода­ря наличию другого объекта. Даже такие существа, как муравьи, пчелы и личинки, наделены ощущени­ем. Однако Аристотель утверждает, что они не спо­собны к воображению. Кроме того, он считает, что ощущения, как правило, достоверны (в отличие от Платона), тогда как воображение в основном обман­чиво. Тем не менее функции воображения тесно свя­заны с ощущениями и реализуются в тех же орга­нах, когда ранее ощущаемый объект уже не доступен для организма. Совместное действие воображения и ощущения позволяет нам определять такие харак­теристики вещей, как единство, движение или по­кой, величина, пространственная форма (figure), ко­личество и другие, не ощущаемые непосредственно (indirect) качества вещей, как это происходит, ког­да мы, скажем, опознаем в белом объекте «сына Ди-ара». Образ является репрезентацией отсутствую­щего объекта как остаточного движения. Мышле­ние, рассуждение и счет возможны благодаря отвлечению detachment) от исходного объекта (Kantor, 1963; Randall, 1960).

Как и ощущение, мышление не локализовано в организме. Оно требует предшествующего ощуще­ния, но затем становится независимым от него, и это относительное отвлечение от объекта позволяет осу­ществлять сложный акт мышления. Как суждение, так и воображение принимают участие в мышлении и являются потенциальными источниками ошибок, тогда как ощущения, поскольку они предполагают контакт с объектом, за редким исключением досто­верны. Мышление предполагает сравнение и умоза­ключение, что позволяет нам постигать универсалии, то есть не отдельные вещи, а общности (generalities), как, скажем, прямота или единство. Со стороны объекта те «вещи», о которых размышляют, облада­ют лишь формой, но не материей; а значит, то, о чем размышляют, и сама мысль — тождественны. Средо­точием мыслей является ну с, высшая функция псю­хе¹⁰, однако сам нус не имеет локализации. Он обла­дает существованием лишь как мыслительный акт сам по себе, являющийся совместным продуктом формы вещи, о которой размышляют, и мыслящего организма (De Anima, 429b, 33) «В любом случае активно мыслящий нус есть то, что он мыслит» (De Anima, 431b, ft.) В частности, силлогизм или матема­тическая формула существуют лишь как акт «нуси-рования» (nousing).

Аристотель также рассматривает запоминание и вспоминание (remembering and recollecting), рассуж­дение, аппетит или мотивацию, грезы и сновидения (dreaming), знание, аффекты, интеллектуальную дея-

¹⁰ Нус обычно переводят как «ум» («mind»), хотя такой перевод определенно вводит в заблуждение. Правильнее ос­тавить этот термин без перевода и следить за тем, как его использует Аристотель. См. также его использование Гомером ранее в данной главе.

33

тельность и, кроме того, ряд тем, которые мы скорее отнесли бы к биологии (физиологии), а не к психоло­гии, такие как сон и бодрствование, молодость и ста­рость, жизнь и смерть, дыхание (respiraton), краткость или продолжительность жизни, питание и перемеще­ние в пространстве (locomotion), — как относящиеся к сфере действия псюхе. Все эти темы объединяет его биопсихологическая ориентация. Результатом этой ориентации явился и вывод Аристотеля о том, что не все виды активности могут быть поняты как функции биологических структур, но предполагают другой уро­вень организации, включающий отношения организ­ма и объекта. Таким образом, уже в IV в. до н. э. Ари­стотель приходит к точке зрения, альтернативной све­дению психологических явлений к таким биологическим структурам, как органы чувств или мозг. Несмотря на свой биопсихологический подход, он явился первым мыслителем, разработавшим систе­матическое психологическое учение, которое не явля­лось органоцентрическим и не содержало психофизи­ческого дуализма в любой из его форм.

Переводчик и комментатор Аристотеля Ричард Сорабьи (Sorabji) придерживается несколько мента-листской интерпретации учения Аристотеля о памя­ти, сближая его с представителями английского эм­пиризма, хотя и признает, что «у Аристотеля не было слова или какого-либо понятия, соответствующего нашему пониманию "ментального" (Sorabji, 1972). Дебора Модрак (Modrak, 1987) сначала приписыва­ет Аристотелю дуалистические взгляды на душу и тело, а затем пытается продемонстрировать, как ма­стерски он обращается с теми понятиями, которые она сама же ему приписывает. Для Аристотеля пси­хологическое событие не локализовано в душе или каком-либо другом органе, но находится на ином уровне организации, чем уровень функционирования отдельных органов, — на уровне взаимодействия организма и объекта. Взгляды, предполагающие вза­имозависимость организма и объекта, не только не содержат сведения психологических событий к био­логии, но и избавляют психологию от дуализма внешнего и внутреннего, свойственного ментализму. Психология Аристотеля «знаменует собой более глу­бокое понимание, требующееся от позднейших пред­ставителей этой науки, чем свойственное многим из современных психологов» (Everson, 1997).

Выводы. Проведенный нами краткий обзор пока что не выявил никаких свидетельств существования психофизического дуализма у охотников-собирате­лей и индоевропейцев, а также у мыслителей клас­сической Греции, Японии и Китая. Вместо этого он показал, что органоцентрический взгляд на психоло­гию являлся преобладающим лишь до тех пор, пока его не отверг Сократ, и что этого взгляда уже не при­держивается Платон, а Аристотель, разработав пер­вую натуралистическую и систематическую психо­логию, предложил ему конкретную альтернативу. Эта историческая тенденция свидетельствует о том, что психофизический дуализм, вопреки мнению ряда

современных психологов (см. с. 27), является отнюдь не вечным и не единственно возможным способом психологического мышления. Альтернатива как ор-ганоцентрической, так и дуалистической психологии была предложена уже в IV в. до н. э. В следующем разделе мы познакомимся с историческими учения­ми, которые проливают свет на другие вопросы, а именно где, когда и при каких исторических услови­ях возникает психофизический дуализм.

^ Эллинистическая Греция и психофизический дуализм

Философия совладания. Эллинистический пери­од греческой истории сменяет классический период, начавшийся в 323 г. до н. э. и продолжавшийся до эпохи Римского господства, наступившей в 30 г. до н. э. Первые полтора столетия этой эпохи (323-146) были отмечены властью диктаторов, образованием воинственных империй, научными и техническими достижениями и развитием философских направле­ний, не столько ориентированных на познание мира (как это имело место в школах Платона и Аристоте­ля), сколько стремившихся справиться с растущим чувством непрочности существования.

Окончательная победа Спарты над Афинами в 404 г. до н. э. и последовавшее за ней столетие вражды об­легчили завоевание Греции Филиппом и его сыном Александром (356-323 гг. до н. э.). Именно в этот пе­риод военных действий совершается казнь Сократа (399 г. до н. э.). Вслед за завоеванием Александром Греции, а также огромных территорий, простираю­щихся на юг (Египет) и на восток (Индия), наступа­ет короткий период мира. Затем смерть Александра и распад образованной им империи приводят к но­вой вспышке взаимной вражды, и Аристотель вы­нужден покинуть Афины, чтобы избежать участи Сократа. С упадком и полным распадом политичес­кой организации и государственных институтов, яв­лявшихся для граждан Афин предметом гордости и основой стабильности и достижений их города-госу­дарства, уверенность греков в себе сильно пошатну­лась. Система полисов, или греческих городов-госу­дарств, начинает распадаться, и на смену ей прихо­дит авторитарный режим. Утрата столь высоко чтимого полиса и личной идентификации с ним ли­шила греков «твердой почвы и смысла существова­ния, что явилось одной из наиболее характерных черт, присущих Греции на протяжении всего эллини­стического периода» (Green, 1990). Видный историк, изучавший эллинистическую Грецию, так описыва­ет это смутное время:

«Одна война следовала за другой — войны меж­ду могущественными монархиями, региональные войны, местные (domestic) войны внутри монархий и городов-государств, восстания коренного насе­ления против греков. Эти войны становились все более и более разрушительными, жестокими и де-

34

морализующими. Не удовлетворенные разруше­нием только что созданного своими же собствен­ными руками, правители Греции вовлекают нового участника в свою разрушительную игру. Тень Рима появляется на западном горизонте, и вскоре Рим начинает принимать активное участие в полити­ческой жизни эллинистического мира, сначала как защитник свобод греков от монархий, затем как благосклонный советник по внутренним делам эл­линистических государств, и, наконец, как требо­вательный и¹ безжалостный господин и греческих городов, и эллинистических монархий» (Rostovtsev, 1938-1939, р. 16).

Интерес к природному миру, включая психоло­гические события, способствовал решению соци­альных проблем и философским течениям, пытаю­щимся совладать с растущей нестабильностью жиз­ни. Поначалу эти философские течения были натуралистическими, унаследовав обращенность классической Греции к внешнему миру, но затем ин­терес греков к природе начинает угасать. Наиболее известны пять таких философских направлений, а названия четырех из них стали терминами, которы­ми мы пользуемся и сегодня: скептики, циники (ки­ники), стоики и эпикурейцы. Хотя эти течения мыс­ли не рассматривают непосредственно психологичес­кую проблематику, они сами по себе являются психологическими продуктами социальных условий.

Скептики подвергли сомнению способность лю­дей познать истину. Человеку следует воздерживать­ся от суждений, отказаться от привязанностей, и то­гда он сможет обрести покой в этом опасном мире. Взгляды скептиков способствовали как развитию негативного (пессимистического) отношения к жиз­ни, так и выработке здорового подозрения к голо­словным утверждениям.

Наиболее негативистскими являлись взгляды ци­ников (или киников / cynics", буквально: «собакопо-добных»), которые пожелали жить, подобно собакам, отрицая все человеческие нормы и ценности. Цини­ки считали, что единственным благом является доб­родетель. Она одна может привести человека к счас­тью, и ее следует достигать путем ограничения всех желаний и свобод. (Отметьте параллели с буддиз­мом, который также сформировался в условиях не­стабильности и согласно учению которого не имею­щий желаний не будет подвержен страданию, что бы ни случилось.) Богатство, честь, свобода, здоровье, даже сама жизнь были не только безразличны цини­кам, но фактически ими презираемы. Человек не дол-

жен уважать цивилизацию, ее законы и моральные принципы. Он должен отрицать верность всему, включая семью, друзей и государство. Циники выс­тавляли напоказ свою бедность, презрение к удо­вольствиям и безразличие к другим людям как выс­шие проявления своей добродетели. Их отвержение мира и безразличие к нему делало их неподвержен­ными страданиям; им нечего было терять.

^ Стоики (stoics), чье название происходит от слова stoa (стоа) — крытая колоннада или porch (портик) — крытая галерея, где они излагали свое учение, также пытались учить людей добродетели или искусству пра­вильно жить. Для ее достижения человек должен знать логику и физику, чтобы понять вселенную. В соответ­ствии с физическими взглядами стоиков, теос (боже­ство), псюхе, вещество, сила, отношения, порок и доб­родетель — все это является материальным. По своим физическим качествам люди отличаются от всей ос­тальной части вселенной только наличием разума (reason), посредством которого они могут управлять своими действиями. Благодаря разуму люди знают, что добродетель есть пребывание в гармонии со своей ис­тинной человеческой сущностью. Разум говорит нам, что власть, слава, богатство, здоровье и даже сама жизнь не является добродетелью, равно как и желание, боль, бедность, нищета и смерть не есть зло. Поэтому стоики равнодушны ко всему этому. Благодаря разуму люди могут стать свободными от желаний и научиться управлять собой. Мудрый приемлет все, что выпадает на его долю. Он может приспособиться к тяжелым об­стоятельствам (именно это мы понимаем под стоичес­ким характером), поскольку его сила кроется в рацио­нальном постижении жизни. Когда жизнь становится невыносимой, стоик может победить ее, покончив с со­бой. Стоики отказываются от жизни так же, как они от­казываются от желаний, что является для них сред­ством сохранить свою независимость. Другой аспект стоической философии заключается в том, что разум­ная жизнь невозможна без социальных обязанностей, справедливости, милосердия и дружбы. Разум являет­ся основой общества и объединяет людей. Гражданство человека не имеет особого значения, но социальная общ­ность всех рациональных человеческих существ, при­надлежащих ко всем обществам, имеет огромную цен­ность. Эти взгляды подготовили почву и для универ­сального христианского братства людей. Стоицизм принимает более мистические формы в Римской импе­рии, еще более способствуя распространению в ней христианского учения.

Греческий город Кирены, расположенный к югу от Афин на побережье, был богатым и процветающим. Первоначально киренаики искали непосредственно-

¹¹ Слово «циники» (cynics) произносилось также как «куники» (латинское kunikos от греческого kuvikos), что делает эти слова совершенно непохожими друг на друга, поскольку, во-первых, звук «к» фонетически переходит в «ц» (анало­гично, в латыни передача звука «к» с помощью буквы «с» приводит к тому, что во французском языке этот звук превра­щается в «s», а вместе с завоеванием Англии норманнами такое произношение распространяется и на территории Ве­ликобритании) и, во-вторых, звук «у» в европейских языках в ряде случаев фонетически переходит в «и» (это связано с тем, что в греческом языке заглавная буква «ипсилон» писалась как «Y»).

35

го получения наслаждения как высшего блага, одна­ко разным людям доставляют наибольшее насла­ждение различные вещи. В то же время Эгееий (Hegesias), известный под именем Искатель смерти, утверждал, что счастье — не более чем иллюзия и единственной вещью, достойной стремления к ней, является смерть и избавление от страданий. Таким образом, данное направление представляет собой не что иное, как бегство от действительности.

Учение эпикурейцев (названное именем своего ос­нователя Эпикура, 340-270 гг. до н. э.) гласит, что главная цель человеческой жизни — наслаждение, а высшим наслаждением является безмятежность и покой. Как путь потворства своим желаниям, так и путь отрешения или самоограничения не может быть правильным. Человек должен стремиться получить максимум удовольствий, испытывая минимум печа­лей. Добродетель является не конечной целью, но средством достижения счастья, и следовать ей следу­ет лишь в той степени, в которой она приводит чело­века к счастью. Эпикурейцы считали, что все вещи и события во вселенной состоят из атомов. При таком взгляде не оставалось места вере в паранормальное или сверхъестественное, распространению которой способствовали смутные времена IV-III вв. до н. э. Даже смерть, писал Эпикур, «для нас ничто, посколь­ку пока мы есть — нет смерти, а когда приходит смерть — нет нас». Эпикурейцы рассматривали ато­мы и пустоту как целостность бытия, ища в них ис­точник определенности, спокойствия и уверенности, столь необходимых для того, чтобы совладать с окру­жающими их политическими и социальными условиями. Ученый и мудрый свободен от страха.

^ Эллинистическая наука. В эллинистический пе­риод греческой истории основной интеллектуальный центр перемещается из Афин в Александрию — го­род, основанный Александром в дельте Нила после захвата Египта. Этот город лежал на пересечении торговых путей и привлекал к себе людей с различ­ными интеллектуальными традициями, от мистичес­ких учений Востока до объективного натурализма греков. Великая Александрийская библиотека и му­зей выполняли функции современных университе­тов, предоставляя ищущим знаний даже пропитание и жилье. Библиотека хранила множество рукописей классического периода, большинство из которых до нас не дошло. Такая среда способствовала процвета­нию таких наук, как астрономия, физика и, отчасти, биология. Психологии, однако, после Аристотеля уделялось лишь весьма ограниченное внимание. Преобладание чисто словесных интеллектуальных практик (использование аллегорий, загадок, компи­ляций и формальных построений) явилось одной из основных причин возникновения психофизического дуализма, сменившего натуралистическую филосо­фию. Определенный парадокс заключается в том, что психология как научная дисциплина не участвовала в общем процветании наук, хотя сама по себе смена научной ориентации, заключающаяся в утрате инте-

реса к природному миру и обращении к трансприрод­ной или нефизической реальности, явилась психологи­ческой реакцией на социальные условия.

Аристарх Самосский (310-230 гг. до н. э.), чьим учителем был слушатель основанного Аристотелем Лицея, официально придерживался мнения, что Зем­ля и другие планеты вращаются вокруг Солнца, а ре­зультатом вращения Земли вокруг своей оси являет­ся смена дня и ночи. Из отсутствия эффектов парал­лакса (звезды не смещаются друг относительно друга при взгляде с различных точек земной поверхности) он сделал правильный вывод, что звезды удалены от нас на огромные расстояния. Точка в центре земной орбиты относится к ее величине так же, как сама эта орбита относится к расстоянию до звезд (Sarton, 1959). Чтобы определить расстояние от Земли до Луны и Солнца, Аристарх использовал метод триан­гуляции (Singer, 1959). Хотя полученные им данные были неточны, сам метод измерения был правильным. Эратосфен Киренский (275-195 гг. до п. э.) был све­дущ во многих дисциплинах и служил главным алек­сандрийским библиотекарем. Измерив угол падения тени в день летнего солнцестояния в двух городах, находящихся на различных широтах, расстояние меж­ду которыми было известно, он смог вычислить раз­меры Земли с погрешностью менее одного процента. К числу великих мыслителей этой эпохи принадлежа­ли также Евклид (ок. 300 г. до н. э.), создатель систе­мы геометрии, носящей его имя; Архимед (287-212 гг. до н. э.), известный своими физическими открытия­ми и техническими изобретениями, Диофант (III в. до н. э.), способствовавший значительному развитию математики; и Гиппарх, составивший точную карту звездною неба с координатами звезд. Однако работы психологического характера по большей части служи­ли развитию философии приспособления к суровым условиям окружающей действительности, а не пресле­довали цели понимания таких психологических явле­ний, как восприятие, мышление или воображение.