Geum.ru

Санкт-Петербург Издательство "азбука" 2001 Nesmrtelnost ё Milan Kundera, 1990 Перевод с чешского Нины Шульгиной Оформление Вадима Пожидаева

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   ...   62

1




На вечном суде, творимом над Гете, прозвучало бесчисленное множество

обвинительных речей и показаний по делу "Беттина". Дабы не утомить читателя

перечнем пустяков, приведу лишь три свидетельства, которые кажутся мне

важнейшими.

Во-первых: свидетельство Райнера Марии Рильке, самого крупного после

Гете немецкого поэта.

Во-вторых: свидетельство Ромена Роллана, в двадцатые-тридцатые годы

одного из самых читаемых романистов от Урала до Атлантики, пользовавшегося к

тому же высоким авторитетом прогрессиста, антифа шиста, гуманиста, пацифиста

и друга революции.

В-третьих: свидетельство поэта Поля Элюара, блистательного

представителя так называемого авангарда, певца любви, или, скажем его

словами, певца любви-поэзии, ибо эти два понятия (как свидетельст вует о том

один из самых его прекрасных сборников стихов "L'amour la poesie") сливались

у него воедино.


2




В качестве свидетеля, вызванного на вечный суд, Рильке пользуется в

точности теми же словами, какие он написал в своей самой знаменитой книге

прозы, изданной в 1910 году, "Записки Мальте Лауридса Бригге", где обращает

к Беттине эту длинную апострофу:

"Возможно ли, что доныне все еще не твердят о твоей любви? Случилось ли

с той поры что-либо более примечательное? Что их занимает? Сама-то ты знала

цену своей любви, ты говорила о ней величайшему поэту, чтобы он очеловечил

ее, ибо любовь эта была еще стихией. Но он, когда писал тебе, разубеждал

людей в ней. Все читали его ответы и верят им больше, потому что поэт им

понятнее природы. Но возможно, когда-нибудь обнаружится, что здесь-то и был

предел его величия. Эта любящая (diese Liebende) была ему поручена

(auferlegt), а он не постиг ее (er hat sie nicht bestanden: местоимение sie

относится к "любящей", к Беттине: он не выдержал экзамена, коим для него

была Беттина). Что значит, что он не сумел откликнуться (erwidern)? Такая

любовь ни в каком отклике и не нуждается, она сама содержит в себе и зов

(Lockruf) и отклик; она сама себя восполняет. А ему следовало покориться

перед нею во всем своем величии и то, что она диктовала, писать, как Иоанн

на Патмосе, пав на колени, обеими руками. У него не было никакого иного

выбора в присутствии этого голоса, который нес "службу ангелов" (die "das

Amt der Engel verrichtete"); который явился, чтобы окутать его и увлечь за

собой в вечность. То была колесница для его огненной дороги по небесам. То

был уготованный на случай его смерти темный миф (der dunkle Mythos), которым

он не воспользовался".


3




Свидетельство Ромена Роллана касается отношений между Гете, Бетховеном

и Беттиной. Романист подробно излагает их в своем сочинении "Гете и

Бетховен", изданном в Париже в 1930 году. Хотя он тонко оттеняет свою точку

зрения, однако совсем не утаивает, что наибольшую симпатию питает к Беттине:

он толкует события примерно так же, как и она. Он не отказывает Гете в

величии, но его удручает политическая и эстетическая осторожность, столь

мало приличе ствующая гениям. А Христиана? Ах, о ней лучше и не говорить,

это "nullité d'esprit", духовное ничтожество.

Эта точка зрения выражена, повторяю еще раз, с тонкостью и чувством

меры. Эпигоны всегда радикальнее, чем их вдохновители. Читаю, например,

весьма обстоятельную французскую биографию Бетховена, изданную в

шестидесятые годы. Там уже прямо говорится о "трусости" Гете, о его

"сервилизме", о его "старческом страхе перед всем новым в литературе и

эстетике" и так далее. Беттина же, напротив, наделена "прозорливостью и

даром ясновидения, которые придают ей чуть ли не масштабы гения". А

Христиана, как всегда, не что иное, как жалкая "volumineuse épouse",

объемистая супруга.


4




Рильке и Роллан, пусть и принимают сторону Беттины, говорят о Гете с

почтением. В эссе "Тропинки и дороги поэзии" Поль Элюар, подлинный Сен-Жюст

любви-поэзии (он написал его, да будем к нему справедливы, в худшую пору

своего поэтического пути, в 1949 году, когда был восторженным приверженцем

Сталина), находит слова много жестче: "Гете в своем дневнике упоминает о

своей первой встрече с Беттиной Брентано лишь такими словами: "Мамзель

Брентано". Признанный поэт, автор "Вертера", предпочитал спокойствие

домашнего очага неистовым безумствам страсти (delires actives de la

passion). И никакая фантазия, никакой талант Беттины не смогли бы нарушить

его олимпийский сон. Если бы Гете отдался любви, возможно, его пение

опустилось бы на землю, но мы любили бы его не менее, ибо в таких

обстоятельствах он, вероятно, не решился бы на роль придворного и не заразил

бы свой народ убежденностью, что несправедливость предпочтительнее

беспорядка".


5




"Эта любящая была ему поручена", - написал Рильке. Мы можем спросить:

что означает эта пассивная грамматическая форма? Иными словами: кто ему ее

поручил?

Подобный же вопрос приходит на ум, когда мы читаем в письме Беттины,

отправленном Гете 15 июня 1807 года, такую фразу: "Я не должна страшиться

этого чувства, потому что это не я заронила его в мое сердце".

Кто же заронил ей его в сердце? Гете? Этого Беттина явно не имела в

виду. Тот, кто заронил его ей в сердце, был некто выше ее и выше Гете, если

не Бог, то по крайней мере один из ангелов, о которых говорил в

процитированном отрывке Рильке.

В этом месте нам следует заступиться за Гете: если некто (Бог или

ангел) заронил чувство в Беттинино сердце, то, естественно, Беттина будет

послушна этому чувству, это чувство в ее сердце, это ее чувство. Но Гете,

видимо, никто никакого чувства в сердце не заронил, Беттина была ему

"поручена". Поручена как обязанность. Auferlegt. Так может ли Рильке

упрекать Гете, что он противился обязанностям, которые были ему поручены

против его воли и, так сказать, без всякого предупреждения? Почему он должен

был пасть на колени и писать "обеими руками" то, что ему диктовал голос,

нисходящий с высот?

Очевидно, никакого рационального ответа на этот вопрос нам не найти и

потому придется прибегнуть к сравнению: представим Симона, который рыбачит в

водах Галилейского озера. Приходит к нему Иисус и призывает его бросить сети

и последовать за Ним. А Симон говорит: "Оставь меня в покое. Мне дороже мои

сети и моя рыба". Такой Симон мгновенно стал бы комической фигурой,

Фальстафом Евангелия; Гете в глазах Рильке стал Фальстафом любви.