Geum.ru

Санкт-Петербург Издательство "азбука" 2001 Nesmrtelnost ё Milan Kundera, 1990 Перевод с чешского Нины Шульгиной Оформление Вадима Пожидаева

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   62

ПРОРИЦАТЕЛЬНИЦА




Если в споре с Медведем Полю хотелось предстать остроумным приверженцем

фривольности, то отчего же он почти лишался ее в отношении сестер, сидевших

у него на коленях? Объяснение таково: фривольность в его понимании была

благотворным клистиром, который он охотно прописывал культуре, общественной

жизни, искусству, политике; клистир для Гете и Наполеона, однако заметим:

никоим образом не для Лоры и Бернара! Его глубокое недоверие к Бетховену и

Рембо искупалось его безмерным доверием к любви!

Понятие любви сочеталось у него с образом моря, этой самой бурной из

всех стихий! Проводя с Аньес каникулы на побережье, он оставлял в номере

отеля на ночь распахнутым настежь окно, чтобы ро кот прибоя пронизывал их

соитие и они сливались с его величественным голосом. Он любил свою жену и

был с нею счастлив; и все-таки в потаенном уголке души тлело слабое, робкое

сожаление, что их любовь ни разу не проявилась более драматичным образом. Он

чуть ли не завидовал Лоре, что на ее пути возникают преграды, ибо только

они, на взгляд Поля, способны превратить любовь в историю любви. Он искренне

сопереживал свояченице, и ее любовные муки причиняли ему страдания, будто

все происходило с ним самим.

Однажды Лора позвонила ему и сообщила, что Бернар через несколько дней

летит на Мартинику, на фамильную виллу, и что она готова за ним туда

отправиться вопреки его желанию. Если она найдет его там с другой женщиной,

тем хуже. По крайней мере, все станет ясным.

Чтобы оградить ее от бесполезных ссор, он пытался отговорить ее от

этого решения. Но разговор становился нескончаемым: она все время приводила

одни и те же аргументы, и Поль уж было смирился с тем, что наконец, пусть и

неохотно, скажет ей: "Раз ты действительно так глубоко убеждена, что твое

решение правильное, то не сомневайся и поезжай!" Но не успел он произнести

эту фразу, как Лора вдруг сказала:

- Только одна вещь могла бы меня удержать от этой поездки: если бы ты

мне ее запретил.

Так она весьма однозначно подсказала Полю, как ему следует поступить,

чтобы отговорить ее от намеченного шага, но при этом помочь ей сохранить

перед самой собой и перед ним достоинство женщины, го товой идти до самого

конца отчаяния и борьбы. Вспомним, что Лора, впервые увидев Поля, услышала,

как в ней прозвучали те же слова, что когда-то Наполеон сказал о Гете:

"Какой мужчина!" Но будь Поль на самом деле мужчиной, он без колебаний

сказал бы, что он запрещает ей эту поездку. Однако, на беду, он был не

мужчина, а человек твердых принципов: он уже давно исключил из своего

лексикона слово "запрещать" и гордился этим. Он возразил:

- Ты же знаешь, что я ничего никому не запрещаю. Лора настаивала на

своем:

- Я хочу, чтобы ты мне запрещал и советовал. Ты же знаешь, что ни у

кого нет на это права, кроме тебя. Я сделаю то, что ты мне скажешь.

Поль пришел в смущение: уже битый час, как он объясняет ей, что не

следует ехать к Бернару, а она битый час толкует ему свое. Почему, вместо

того чтобы дать убедить себя, она требует от него запрета? Он помолчал.

- Боишься? - спросила она.

- Чего?

- Навязать мне свою волю.

- Если я не сумел убедить тебя, то не имею права ничего тебе запрещать.

- Это именно то, что я говорю: боишься.

- Я хотел убедить тебя, взывая к разуму.

Она засмеялась:

- Ты прячешься за разум, потому что боишься навязать мне свою волю. Ты

боишься меня!

Ее смех поверг его в еще более глубокое смущение, и, чтобы закончить

разговор, он сказал:

- Я подумаю об этом.

Затем спросил Аньес, каково ее мнение.

Она сказала:

- Ей нельзя к нему ехать. Это была бы страшная глупость. Если будешь

говорить с ней, сделай все, чтобы она не поехала!

Однако мнение Аньес значило немного, ибо главным советчиком Поля была

Брижит.

Как только он объяснил ей положение ее тетки, она отреагировала

мгновенно:

- А почему ей туда не поехать? Человек должен делать то, что ему

хочется.

- Но представь себе, - возразил Поль, - что она там встретит любовницу

Бернара! Она учинит ему дикий скандал!

- А он ей сказал, что там с ним будет другая женщина?

- Нет.

- Но он обязан был ей об этом сказать. Раз не сказал, значит, он трус,

и нет никакого смысла щадить его. Что потеряет Лора? Ничего.

Нам впору спросить: почему Брижит дала Полю именно такой, а не другой

совет? Из солидарности с Лорой? Нет. Лора часто вела себя так, словно была

дочерью Поля, а Брижит это было смешно и противно. У нее не было ни

малейшего желания солидаризироваться с теткой; для нее важно было

единственное: нравиться отцу. Она чувствовала, что Поль обращается к ней как

к некоей прорицательнице, и жаждала упрочить свой магический авторитет.

Чутко уловив, что ее мать против Лориной поездки, она решила занять позицию

прямо противоположную: стать рупором голоса молодости и очаровать отца

жестом безрассудной отваги.

Она быстро вертела из стороны в сторону головой, поднимая плечи и

брови, и Поль вновь испытал это прекрасное чувство, что в лице своей дочери

он обрел аккумулятор, откуда он черпает энергию. Возможно, он был бы

счастливее, если бы Аньес преследовала его и садилась в самолет, чтобы на

далеких островах искать его любовниц. Всю жизнь он мечтал о любимой женщине,

готовой ради него биться головой о стену, кричать от отчаяния или прыгать от

радости по комнате. Он подумал, что Лора и Брижит - поборницы мужества и

сумасбродства и что без кру пицы сумасбродства жизнь не стоила бы того,

чтобы жить. Пусть Лора следует голосу своего сердца! Почему каждый наш

поступок должен быть десять раз перевернут на сковороде рассудка, как

блинчик?

- Все же прими во внимание, - возразил еще Поль,- что Лора женщина

чувствительная. Такая поездка может обернуться для нее новыми страданиями.

- На ее месте я бы поехала, и никто бы меня не удержал, - заключила

Брижит разговор.

Вскоре ему снова позвонила Лора. Чтобы предвосхитить долгие разговоры,

он тотчас сказал ей:

- Я опять все продумал и хочу тебе сказать, что ты должна сделать

именно то, что собираешься сделать. Раз тебя туда тянет, поезжай!

- А я уж была готова не ехать. Ты с таким недоверием отнесся к моей

поездке. Но коли ты одобряешь ее, я завтра же лечу.

Поля обдало холодным душем. Он понял, что без его явного поощрения Лора

бы на Мартинику не полетела. Но он уже ничего не мог ей сказать: разговор

был окончен. Назавтра самолет уносил Лору через Атлантику, и Поль знал, что

он лично ответствен за эту поездку, которую, как и Аньес, в глубине души

считал полной бессмыслицей.

САМОУБИЙСТВО

С того момента, как она села в самолет, прошло два дня. В шесть часов

зазвонил телефон. То была Лора. Она сообщила сестре и зятю, что на Марти

нике как раз полночь. Ее голос был неестественно оживленным, по чему Аньес

тут же решила, что дела оборачиваются скверно.

Она не ошиблась: Бернар, увидев Лору на пальмовой аллее, ведущей к

вилле, побледнел от гнева и строго сказал ей: "Я просил тебя не приезжать".

Она начала что-то объяснять ему, но он, не говоря ни слова, швырнул в

чемодан кое-какие вещи, сел в машину и уехал. Она осталась одна и, блуждая

по дому, в шкафу нашла свой красный ку пальник, который бросила туда в свой

последний приезд.

- Один он ждал меня здесь. Один купальник, - говорила она и от смеха

перешла к плачу. Плача, продолжала: - С его стороны это было мерзко. Меня

рвало. А потом я решила остаться. Все кончится в этой вилле. Когда Бернар

вернется, он найдет меня здесь в этом купальнике.

Лорин голос разносился по комнате; они слышали его оба, но трубка была

одна, и они передавали ее из рук в руки.

- Прошу тебя, - говорила Аньес, - успокойся, главное, успокойся.

Постарайся быть хладнокровной и спокойной.

Лора снова рассмеялась:

- Представь только, что перед дорогой я запаслась двадцатью коробочками

барбитала, но все оставила в Париже. Так я была взволнована.

- О, это замечательно, замечательно, - говорила Аньес и в эту минуту

действительно испытывала некое облегчение.

- Но здесь в ящике я нашла револьвер, - продолжала Лора, снова смеясь.

- Бернар, видно, опасается за свою жизнь! Боится, что нападут чернокожие! Я

вижу в этом знамение!

- Какое знамение?

- Что он оставил здесь для меня револьвер.

- Не сходи с ума! Ничего он для тебя не оставил! Он вообще не

рассчитывал на то, что ты приедешь!

- Разумеется, он не оставил его здесь умышленно. Но он купил револьвер,

которым здесь никто не воспользуется, кроме меня. Выходит, он оставил его

здесь для меня.

Аньес вновь охватило чувство отчаянного бессилия. Она сказала:

- Положи, пожалуйста, этот револьвер туда, где он был.

- Я не умею с ним обращаться. Но Поль... Поль, ты слышишь меня?

Поль взял в руки трубку:

- Да.

- Поль, я рада слышать твой голос.

- Я тоже, Лора, но прошу тебя...

- Я знаю, Поль, но я уже не могу больше... - и она разрыдалась.

Настало короткое молчание. Оборвала его Лора:

- Передо мной лежит револьвер. Я не могу оторвать от него глаз.

- Так положи его на место, туда, где он был, - сказал Поль.

- Поль, ты все-таки служил в армии.

- Да.

- Ты офицер!

- Младший лейтенант.

- Значит, ты умеешь стрелять из револьвера. Поль был в растерянности.

Но пришлось сказать:

- Да.

- Как узнать, что револьвер заряжен?

- Если он выстрелит, значит, заряжен.

- Если я спущу курок, раздастся выстрел?

- Должен раздаться.

- Как это "должен"?

- Если с револьвера снят предохранитель, произойдет выстрел.

- А как узнать, снят ли предохранитель?

- Однако не станешь же ты ей объяснять, как ей застрелиться? -

выкрикнула Аньес и вырвала у Поля трубку.

Лора продолжала:

- Я только хочу знать, как с ним обращаться. Мне же надо знать, как

обращаться с револьвером. Что значит, что с него снят предохранитель? Как

это снимают предохранитель?

- Хватит, - сказала Аньес. - Ни слова о револьвере. Положи его туда,

где он был. Хватит, хватит уже этих шуток.

У Лоры вдруг стал совершенно другой, серьезный голос:

- Аньес! Я не шучу! - И она вновь заплакала.

Разговор был бесконечным. Аньес и Поль повторяли одни и те же фразы,

убеждали Лору в своей любви, просили ее остаться с ними, не покидать их,

пока наконец она не пообещала им положить револьвер в ящик и пойти спать.

Опустив трубку, они почувствовали себя такими измученными, что не могли

вымолвить ни единого слова.

Потом Аньес сказала:

- Зачем она это делает! Зачем она это делает! А Поль сказал:

- Это моя вина. Я ее туда послал.

- Она поехала бы туда а любом случае. Поль покачал головой:

- Не поехала бы. Она уже готова была остаться. Я сделал самую большую

глупость в своей жизни.

Аньес не хотела, чтобы Поля мучило чувство вины. Не из сочувствия,

скорее из ревности: не хотела, чтобы он ощущал себя столь ответственным за

сестру, чтобы был столь привязан к ней мыслями. Поэтому она сказала:

- А ты можешь быть до конца уверен, что она нашла там револьвер? Поль

не сразу понял:

- Что ты хочешь этим сказать?

- Что, возможно, там вообще нет никакого револьвера.

- Аньес! Она не ломает комедию! Это чувствуется! Аньес постаралась

сформулировать свое подозрение осторожнее:

- Возможно, там есть револьвер. А возможно, у нее с собой барбитал, и

она нарочно говорит о револьвере, чтобы сбить нас с толку. Но нельзя

исключить и того, что там нет ни револьвера, ни барбитала и она просто хочет

нас помучить.

- Аньес, - сказал Поль, - ты злишься на нее.

Упрек Поля вновь насторожил Аньес: Поль даже не осознает, что Лора в

последнее время стала ему ближе ее, Аньес; он думает о ней, интересуется ею,

беспокоится о ней, умилен ею, и Аньес вынуждена вдруг предполагать, что Поль

сравнивает ее с сестрой и что в этом сравнении из них двоих она оказывается

менее душевной.

Она попробовала защитить себя:

- Я не злюсь. Я хочу только сказать тебе, что Лора сделает все, чтобы

привлечь к себе внимание. Это естественно, потому что она страдает. Все

склонны посмеяться над ее несчастной любовью и пожать плечами. Когда в руке

у нее револьвер, уже никто смеяться не может.

- А что, если ее стремление привлечь внимание к себе приведет к тому,

что она покончит с собой? Разве такое не может случиться?

- Может, - сказала Аньес, и между ними вновь наступило долгое молчание,

исполненное тревоги. Потом Аньес сказала:

- Я также могу себе представить, что человек мечтает покончить с собой.

Что уже не в силах переносить боль. И злобу людскую. Что хочет исчезнуть с

глаз людских и что исчезнет. Каждый имеет право убить себя. Это его свобода.

Я не имею ничего против самоубийства, которое является способом

исчезновения.

Она хотела помолчать, но ярый протест против того, что делает сестра,

заставил ее продолжать:

- Но это не ее случай. Она не хочет исчезнуть. Она думает о

самоубийстве, ибо видит в нем способ, как остаться. Как остаться с ним. Как

остаться с нами. Как у всех у нас навсегда запечатлеться в памяти. Как

навалиться всем своим телом на нашу жизнь. Как нас раздавить.

- Ты несправедлива, - сказал Поль. - Она страдает.

- Я знаю, - сказала Аньес и расплакалась. Она представила себе сестру

мертвой, и все, что она только что сказала, явилось ей мелким, и низменным,

и непростительным.

- А что, если она хотела нас только успокоить своими обещаниями? -

сказала она и начала набирать номер виллы на Мартинике; на звонок никто не

отвечал, и у них уже снова на лбу выступила испарина; они знали, что не

смогут повесить трубку и до бесконечности будут выслушивать эти гудки,

которые означают Лорину смерть. Наконец раздался ее голос, звучавший

довольно неприветливо. Они спросили, где она была. "В соседней комнате", -

ответила она. Они вдвоем говорили в трубку. Говорили о своей тревоге, о том,

что должны еще раз услышать ее, дабы успокоиться. Они повторяли ей, что

любят ее и что с нетерпением ждут ее возвращения.

Оба ушли на работу с опозданием и целый день только и думали о Лоре.

Вечером позвонили ей снова, и разговор снова длился целый час, и они снова

уверяли ее в своей любви и в том, что с нетерпением ждут ее.

Несколькими днями позже она позвонила в дверь. Поль был дома один. Она

стояла на пороге, на ней были черные очки. Она упала ему в объятия. Они

пошли в гостиную, сели друг против друга в кресла, но она была так

возбуждена, что тут же встала и начала ходить по комнате. Говорила

лихорадочно. Потом поднялся с кресла и он и стал тоже ходить по комнате и

тоже говорить.

Он с презрением отзывался о своем бывшем ученике, подопечном и друге.

Можно было, конечно, объяснить это тем, что так он хотел облегчить Лоре

разрыв с ним. Но он сам был поражен, что все, что говорил, думал всерьез и

искренне: Бернар - избалованное дитя богатых родителей; человек заносчивый и

самоуверенный. Лора, прислонившись к камину, смотрела на Поля. И вдруг Поль

заметил, что на ней уже нет очков. Она держала их в руке, уставив на него

свои глаза, опухшие от слез, влажные. Поль понял: Лора уже какое-то время не

слушает, что он ей говорит.

Он помолчал. В комнате воцарилась тишина, какой-то таинственной силой

она толкнула его к Лоре. Лора сказала:

- Поль, почему мы не встретились раньше? До всех остальных...

Эти слова простерлись между ними словно туман. Поль вступил в этот

туман и протянул руку, точно незрячий, что пробирается ощупью; рука его

коснулась Лоры. Вздохнув, Лора позволила руке Поля остаться на ее коже.

Потом она отступила на шаг и снова надела очки. Этот жест заставил туман

рассеяться, и они уже снова стояли друг против друга, как свояченица и зять.

Минутой позже в комнату вошла вернувшаяся с работы Аньес.