Научно-исследовательская программа история безгина О. А. Кпроблеме возникновения сельской кредитной кооперации в России

Вид материала

Содержание

Развитие системы общественного питания и торговли
Коллективизация в ставропольском районе
Коллективизация в Ставропольском районе
Наличие сельхозтехники в Ставропольском районе

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 19

Примечания

ГАУО. – Ф. 2720. – Оп. 1. – Д. 63. – Л. 50.
ТГА. – Ф.Р-80. – Оп. 1. – Д. 65. – Л. 29.
РГАЭ. – Ф. 396. – Оп. 3. – Д. 544.
РГАЭ. – Ф.396. – Оп. 3. – Д. 9. – Л. 14.
ГАУО. – Ф. 134. – Оп. 1. – Д. 44. – Л. 73.
РГАЭ. – Ф. 396. – Оп. 2. – Д. 154. – Л. 4, 12.
РГАЭ. – Ф. 396. – Оп. 3. – Д. 535.
ТГА. – Ф. 227. – Оп. 1. – Д. 114. – Л. 22.
РГАЭ. – Ф. 396. – Оп. 2. – Д. 63.
ГАСО. – Ф. 80. – Оп. 1. – Д. 6. – Л. 113.
РГАЭ. – Ф. 396. – Оп. 1. – Д. 2.
ГАСО. – Ф. 81. – Оп. 1. – Д. 561. – Л. 90.
ТГА. – Ф. 87. – Оп. 1. – Д. 59. – Л. 176.
ТГА. – Ф. 80. – Оп. 1. – Д. 71. – Л. 12.
РГАЭ. – Ф. 396. – Оп. 1. – Д. 5.
РГАЭ. – Ф. 396. – Оп. 3. – Д. 364. – Л. 45.

УДК 94(47+57):642(470.4)

^ РАЗВИТИЕ СИСТЕМЫ ОБЩЕСТВЕННОГО ПИТАНИЯ И ТОРГОВЛИ

НА ПРОМЫШЛЕННЫХ ПРЕДПРИЯТИЯХ ГОРОДА ТОЛЬЯТТИ

В 1970–80-е ГОДЫ

Н.Е. Рогожникова

Статья посвящена проблемам развития системы общественного питания и торговли на предприятиях города Тольятти в 1970–80-е годы. Выделены особенности организации заводского общепита, методы и формы борьбы с нарушениями. Показаны изменения, произошедшие в конце 1980-х годов, связанные с распространением новых производственных отношений.

Общественное питание на промышленных предприятиях города было важнейшей составной частью общегородской системы общественного питания. Более 70% всех предприятий, находящихся в ведомстве городского треста столовых, располагались на территории заводов [1, л. 13]. Забота о поддержании системы заводского общепита ложилась на администрацию предприятий и городские организации общепита, а её финансирование входило в себестоимость промышленной продукции.

Система общественного питания любого крупного промышленного предприятия города представляла собой сеть столовых и буфетов. Их строительство закладывалось в техническом проекте предприятия. Столовые и буфеты на заводах располагались таким образом, чтобы их услугами могли воспользоваться работники нескольких соседних цехов или производств. Буфеты старались разместить в каждом цехе завода так, чтобы в свободную минуту работникам не нужно было покидать территорию производства.

Распределение продовольствия в системе заводского общепита представляло собой разновидность карточного обеспечения населения. Ежемесячно работники могли получить некоторое количество талонов на питание, либо денежную компенсацию за них. Лица, работавшие на вредных и особо вредных производствах, обеспечивались специальным лечебно-профилактическим питанием по талонам.

Обслуживание на крупных промышленных предприятиях осуществлялось по следующим направлениям:

организация продажи комплексных обедов;
продажа абонементов на питание сотрудникам;
организация отпуска обедов на дом (с 10% скидкой по сравнению со стоимостью обедов в заведениях общепита, расположенных в черте города) [2].

Система общественного питания, сложившаяся на промышленных предприятиях города Тольятти, позволяла достаточно сносно обслуживать своих работников, хотя качество услуг общепита было предметом постоянных нареканий со стороны заводчан. Не устраивали качество и ассортимент подаваемых блюд, плохо обслуживались работники, выходившие на работу во вторую смену. Вызывали недовольство и санитарные условия помещений общепита. Постоянной проблемой была невнимательность и грубость по отношению к работникам со стороны обслуживающего персонала.

Ежегодные проверки, проводимые представителями профкомов совместно с администрацией заводов, выявляли факты обвесов и недостачи продукции, низкого качества блюд, подпольной торговли алкогольными напитками и т. д. [3, л. 34, 35]. Такое положение дел в системе заводского общепита было связано, прежде всего, с нехваткой продовольствия в городе и с отсутствием свободной конкуренции в системе обслуживания промышленных предприятий. В условиях нарастающего дефицита продовольственных товаров система заводского общепита была тем «хлебным местом», реальные ресурсы которого в виде продовольственных талонов могли поправить имущественное положение ее работников. Поэтому заведения заводского общепита были объектами пристального контроля со стороны заводской администрации, парткомов и профкомов заводов.

Меню заводских столовых составлялось таким образом, чтобы первые блюда состояли из одного мясного, одного молочного и одного овощного изделия. Вторые блюда состояли из 1–2 мясных, одного молочного, 1–2 мучных и 4–5 овощных изделий. Также в заводских столовых старались в наибольшей степени представить производимую выпечку с тем расчётом, чтобы работники могли не только пообедать, но и перекусить на ходу. В результате до 70% производимой выпечки в городе реализовывалось на крупных предприятиях [1, л. 14].

Для промышленных предприятий важным был вопрос об организации диетического питания и спецпитания для лиц, занятых на вредных и особо вредных производствах. Такие производства существовали на всех химических заводах города, на заводе ртутных выпрямителей и в отдельных производствах Волжского автозавода. Организация спецпитания на заводах началась с 1960–61 гг. В столовых небольших заводов, а также в столовых, обслуживающих отдельно стоящие вредные производства, для спецпитания выделялись специальные столики, или, если столовые были крупные, отдельные диетические залы. Комплекс вредных производств обслуживался специализированной столовой. Меню таких заведений составлялось под наблюдением заводских врачей и инженеров по технике безопасности. Качество обслуживания в спецстоловых было намного лучше, чем в обычных столовых.

Проверка деятельности комбинатов общественного питания на предприятиях города находилась в преимущественной юрисдикции профсоюзных комитетов. Для осуществления контроля выбирались общественные контролёры от трудовых коллективов производств. Их число на больших заводах было достаточно велико. Перед тем, как приступить к выполнению обязанностей, выборные контролёры проходили специальные курсы, организованные Госторгинспекцией, на которых изучались правила ведения контроля за работой торговых предприятий. Особое внимание контролёры уделяли проверке качества блюд, нормам закладки продуктов и весу готовых блюд, системе расчётов с покупателями. Проверялась исправность весовых приборов, санитарное состояние помещений, готовность столовых к работе в зимнее и летнее время.

Кроме профкомов, проверкой деятельности комбинатов со стороны государственных органов занималась Госторгинспекция. Такие проверки имели плановый характер и осуществлялись по специальному графику, составленному на год. Практиковались и внеплановые проверки. Их проводили по фактам поступления жалоб на то или иное подразделение общепита. Такие проверки проводились преимущественно при содействии групп народного контроля предприятий.

В 1980-е годы были разработаны и внедрены новые формы контроля за системой общественного питания промышленных предприятий. Общественными контролерами и руководством комбинатов общепита стали проводиться регулярные очные конференции с посетителями, на которых разбирались жалобы работников и их предложения по улучшению системы питания. Вопросы, связанные с питанием рабочих, всё чаще выносились на повестку дня профсоюзных конференций, освещались в заводской прессе. С появлением на предприятиях в конце 1980-х годов «телефонов доверия» по фактам нарушений работники могли непосредственно обращаться к дирекции предприятий. В целом данные новые формы контроля носили вспомогательный характер, так как большинство нарушений продолжало выявляться после проведения плановых и внеплановых инспекций.

При выявлении нарушений против виновных работников применяли санкции. За мелкие хищения судил товарищеский суд, наказывали штрафом или депремированием. Случаи увольнения были единичными, только при выявлении хищений в особо крупных размерах, когда к расследованию подключались правоохранительные органы. Администрация заводов не была заинтересована в контроле сторонних организаций за деятельностью собственной системы общественного питания, так как опасалась выявления теневых схем распределения продовольствия, имевшихся на предприятиях. Создание этих схем было следствием усиливающегося дефицита продовольственных товаров и создания на предприятиях собственной инфраструктуры производства части продовольственных товаров.

Регулируемое предприятием распределение дефицитных товаров становилось действенным средством проведения экономической и кадровой политики [4]. Была создана особая форма зависимости работника от предприятия – работодателя. Впервые факт использования дефицита как средства проведения кадровой политики был отмечен в Тольятти в конце 1960-х годов. Во время строительства Волжского автомобильного завода перед его руководством остро встала проблема обеспечения вводимых в эксплуатацию производств квалифицированными кадрами. Для ее решения, в частности, начали переманивать квалифицированных рабочих (станочников и сварщиков) и ИТР с химических предприятий города. Ассортимент и качество предлагаемых блюд, возможность предприятия производить натуральные выплаты (мясом, рыбой, колбасой), наряду с возможностью распределять дефицитные услуги и товары народного потребления, стали важным фактором закрепления ценных работников.

Создание закрытых систем производства и распределения продовольствия в условиях усиления дефицита провоцировало рост коррупции в системе общественного питания, проявлявшейся, прежде всего, в виде так называемого «блата». Люди, так или иначе связанные с работниками системы общественного питания на крупных заводах, имели преимущественную возможность получения дефицитного продовольствия, льготное право на посещение кафе и ресторанов, принадлежащих заводам и пр. Остальные работники вынуждены были либо стоять в очереди на получение благ, либо производить доплаты работникам сферы общественного питания для того, чтобы при необходимости получить товары нужного качества. Такие доплаты не были законными и квалифицировались как взятка. В настоящее время, в связи с тем что архивы МВД, в которых хранится информация о коррупции в СССР, остаются закрытыми для исследователей, мы не в состоянии определить масштабы коррупции в системе общественного питания на промышленных предприятиях города. Однако выборочная проверка материалов, оставшихся от деятельности групп народного контроля и товарищеских судов трёх крупнейших заводов города, даёт возможность предположить, что с течением времени коррупция только нарастала [3, л. 36, 39, 40].

Коррупция в системе общественного питания выступала как одно из проявлений кризиса социалистической системы производства и распределения продукции в целом, следствием неспособности существующей системы обеспечить всё более возрастающие потребности граждан. Работники системы общественного питания на местах пошли по самому простому пути – создали две параллельные клиентские базы: простую и привилегированную, с последующим распределением благ в пользу последней.

Постепенный переход к новым экономическим отношениям в системе торговли и общественного питания города начался с 1986–87 гг. Заводы города постепенно были переведены на самоокупаемость и получили право создавать из отчислений от прибыли специальный фонд, средства которого расходовались на закупку товаров народного потребления и продовольствия для своих работников. В среднем промышленные предприятия города в конце 1980-х годов тратили на эти цели не менее 100 млн рублей в год, при этом 75–80% этой суммы приходилось на фонды Волжского автозавода [5, л. 6].

Для того чтобы стимулировать экономический рост на предприятиях, некоторым из них было разрешено создать собственную фирменную торговую сеть. К 1990 году в городе имелось четыре фирменных магазина, принадлежавших местным заводам: магазины «Эластик» (владелец – завод синтетического каучука), «Люкс» (владелец – обувная фабрика), «Эффект» (владелец – объединение «Мебельхозтовары»), «Новинка» (владелец – трикотажная фабрика) [5, л. 5]. На правах самостоятельного подразделения функционировал УРС (Управление рабочего снабжения) Волжского автозавода. Остальные предприятия распределяли поступавшие к ним товары через магазины розничной торговли, находившиеся в городской торговой сети. Однако распределение шло неравномерно: товары проходили через один-два «подшефных» магазина, имеющих особые привилегии.

Создание собственных фирменных магазинов привело к хаосу на местном потребительском рынке. Получив право на реализацию собственной продукции, предприятия города перестали в достаточной мере снабжать товарами городскую торговую сеть, переключившись на обслуживание собственных магазинов. Так, фирменный магазин «Люкс», торгующий обувью, присваивал себе 51% всех городских фондов, в результате чего обеспеченность фондами данного магазина составила 215% от плановой, в то время как городская торговая сеть обеспечивалась лишь на 80%. Фирменный магазин «Новинка», продающий трикотаж, забирал 41,8% соответствующих фондов, выделяемых городу, остальное распределялось по 27 городским магазинам, реализующим трикотажные изделия [5, л. 2, 5]. При таком неравном распределении ресурсов в пользу фирменных магазинов лишь два из них приносили незначительную прибыль, а остальные, как свидетельствуют официальные документы, были убыточными. Убытки покрывали предприятия-владельцы [5, л. 3]. Однако трудно поверить в убыточность фирменных магазинов, торгующих остродефицитным товаром. Скорее всего они приносили своим владельцам огромные прибыли, которые проходили через «чёрную» кассу.

Особое место в городе занимал УРС Волжского автозавода – крупнейшая торговая организация города с годовым объёмом реализации в 80 млн рублей. УРС ВАЗа обслуживал по талонам только работников Волжского автозавода, либо лиц, которым удалось достать эти талоны. Импортный ширпотреб и дефицитное продовольствие реализовывались по спекулятивным ценам, установленным согласно директивам ВАЗа – государственного предприятия, находящегося на хозрасчёте и стремящегося к максимальному увеличению прибыли. Предприятие закупало у поставщиков продукцию по одним ценам, а продавало по другим, более высоким. На продукцию собственных подсобных хозяйств цены устанавливались и вовсе произвольно. Госплану СССР УРС ВАЗа фактически не подчинялся. Придание самостоятельного статуса УРСу ВАЗа привело к массовым жалобам на социальную несправедливость по обслуживанию между районами [5, л. 5]. Если в 1960–70-е годы лучше обслуживалось население Центрального района, то теперь в преимущественном положении оказались жители Автозаводского района, в большинстве своём связанные с ВАЗом.

Администрация города и народные депутаты были прекрасно осведомлены о сложившемся положении, но ничего не могли изменить, так как предприятия чаще всего являлись поставщиками соответствующих товаров на прилавки городских магазинов и на предприятия общепита.

Стремительное внедрение капиталистических отношений в систему потребления сильно отразилось на предприятиях общественного питания, связанных с промышленностью города. С принятием закона о государственном предприятии в 1987 году и постепенным переходом заводов на самоокупаемость остро встал вопрос о содержании заводской системы общественного питания. Руководство заводов не имело права отказываться от её содержания, так как законодательно оно всё ещё было обязано обеспечивать своих работников горячим питанием. В то же время уменьшение дотаций на ведение производственной деятельности из центра побуждало директоров заводов искать пути уменьшения себестоимости продукции для того, чтобы получить прибыль. Первым разделом, на который накладывался секвестр в бюджете промышленного предприятия, был раздел «непроизводственные расходы», включавший в себя содержание объектов соцкультбыта, оказание помощи сотрудникам и др.

В условиях тотального продовольственного дефицита в годы перестройки дирекция заводов не пошла по пути сокращения дотаций и ликвидации комбинатов общественного питания, которые также входили в сферу «непроизводственных расходов». Более того, наблюдается расширение финансирования и введение новых объектов в данной сфере.

Особенно показателен пример тольяттинского завода синтетического каучука. Здесь был введён тепличный комплекс площадью 1,3 га, в котором выращивали овощи и цветы. Первую продукцию выдало производство товарной рыбы, организованное на пустующих площадях одного из цехов. Завершилось строительство свинокомплекса на 500 голов. Началось строительство ещё одного свинокомплекса. В 1987 году был заложен заводской сад. Введены в эксплуатацию крупные мощности по производству колбасной продукции, фарша и т. д. [6]. Это позволило в значительной степени улучшить текущее обеспечение столовых мясом и овощами. Каждый работник имел право в течение месяца получить дополнительно 1 кг колбасных изделий (государственная система снабжения обеспечивала население колбасными изделиями из расчёта 600–800 гр на человека в месяц), мог приобрести продовольствие, выращенное на подсобных предприятиях завода по льготным ценам.

Администрация заводов увеличивала расходы на производство продовольствия и систему общественного питания, так как, помимо обеспечения своих работников, она извлекала прибыль от реализации продукции частным лицам и сторонним организациям по «договорным» ценам.

Промышленные предприятия приняли активное участие в складывании частного сектора в системе общественного питания города путём оказания шефской помощи в организации так называемых «молодёжных» кафе. Впервые о молодёжных кафе заговорили в период «хрущёвской» оттепели. Они должны были превратиться в своего рода молодёжные клубы, в которых можно было организовать встречи с интересными людьми, выступления начинающих артистов и т. д. В Тольятти молодёжные кафе появились в 1960-е годы посредством переименования из обычных кафетериев [7]. К началу 1980-х годов на каждый район города приходилось по одному молодёжному кафе. Но какой-то специфики в их работе не прослеживалось.

Ситуация начала меняться с 1986–87 гг. Особую активность в этом направлении проявил Автозаводский РК КПСС, поддержанный комсомольской организацией Волжского автозавода. В короткий срок в Автозаводском районе было создано десять молодёжных кафе и баров. Горисполком высоко оценил активность комсомольцев ВАЗа и рекомендовал распространить эту инициативу в других районах города [8, л. 36].

В действительности инициатива создания молодёжных кафе стала прикрытием захвата предприятий общественного питания. Кафе создавались на уже имеющихся площадях. Главное – менялись поставщики. Ими становились организации, так или иначе связанные с Волжским автозаводом. Как только вазовские комсомольцы закрепляли своё шефство над заведением, около них начинали появляться фирмы и кооперативы, предоставляющие различные хоздоговорные услуги по «договорным» ценам [8, л. 37]. Такие «молодёжные» кафе были рассчитаны не на целевую аудиторию, а на всех клиентов, способных платить за услуги.

Наличие «молодёжных» кафе позволяло эффективно манипулировать продовольственными ресурсами, уводя их «на сторону» с целью извлечения прибыли. Такие кафе, как «прогрессивные заведения», получали дополнительные фонды, а также могли рассчитывать на постоянную помощь своих шефов, имевших свой корыстный интерес.

Подводя итоги, необходимо отметить, что изменения в системе общественного питания и торговли на промышленных предприятиях наметились в конце 1980-х годов в связи с распространением капиталистических отношений. Все эти изменения проходили на фоне падения темпов роста товарооборота и уменьшения товарной массы, доступной рядовому потребителю. Регресс в области общественного питания первоначально не привёл к существенным изменениям инфраструктуры. Общественное питание на крупных промышленных предприятиях продолжало оставаться важным способом социальной поддержки работников. Закон об обязательной организации заведений общественного питания на предприятиях и в организациях с численностью сотрудников свыше 1000 человек не был отменён.

Не претерпев существенных изменений, заводской общепит, однако, начал постепенно приходить в упадок. Перестроить заведения общественного питания для рабочих не получилось. Руководство промышленных предприятий, ставших акционерными обществами, всеми силами пыталось сделать общественное питание прибыльным или сократить затраты на его содержание. Полностью этого сделать не удалось.

Примечания

ТГА. – Ф.Р-229. – Оп. 1. – Д. 96.
ТГА. – Ф.Р-229. – Оп. 1. – Д. 200. – Л. 3.
ТГА. – Ф.Р-165. – Оп. 1. – Д. 399.
Косалс, Л.Я. Монополизм – тормоз развития советского общества./ Л.Я. Косалс // Постижение: социология, социальная политика, экономическая реформа. – М., 1989. – С. 129–131.
ТГА. – Ф.Р-165. – Оп. 1. – Д. 470.
СОГАСПИ. – Ф. 656. – Оп. 197. – Д. 89. – Л. 40.
ТГА. – Ф.Р-229. – Оп. 1. – Д. 73. – Л. 1.
ТГА. – Ф.Р-94. – Оп. 1 – Д. 1060. – Л. 36.

УДК 94(47+57)(470.4)

^ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ В СТАВРОПОЛЬСКОМ РАЙОНЕ

Г.В. Здерева

В статье раскрывается политика коллективизации на территории Ставропольского района, в котором она, согласно документам, должна была быть завершена осенью 1930-, весной 1931 гг. Представлена динамика колхозного строительства, показана специфика развития сельского хозяйства Ставропольского района в 30-е годы, что позволило сделать вывод о негативных последствиях ускоренной коллективизации для района.

Политика сплошной коллективизации начинается с 1929 года после опубликования 7 ноября в газете «Правда» статьи И.В. Сталина «Год великого перелома». Тогда же вошел в обиход и сам термин «коллективизация».

10–17 ноября 1929 г. состоялся пленум ЦК ВКП(б), на котором уже говорили не о кооперации, а о коллективизации сельского хозяйства. Большое место в работе пленума уделялось вопросу об укрупнении колхозов и вовлечении крестьян в коллективные хозяйства. В резолюции Пленума «О контрольных цифрах народного хозяйства на 1929/30 год» подчеркивалось: «1929/30 год должен быть годом дальнейшего и значительного шага вперед в деле обобществления сельского хозяйства. Посевные площади… должны возрасти… в колхозах – до 15 млн га против 4,3 млн га.

В 1929/30 г. должны влиться в сельское хозяйство 40 тыс. тракторов.., из числа которых должны быть организованы 102 машинно-тракторные станции…» [1, с. 627].

В резолюции Пленума «Об итогах и дальнейших задачах колхозного строительства» был поставлен вопрос об активизации классовой борьбы по отношению к кулачеству. Требовалось усилить борьбу против капиталистических элементов деревни, развить решительное наступление на кулака, пресекать его попытки пролезть в колхоз. Хотя и не было прямых указаний на применение административно-репрессивных мер по отношению к зажиточным крестьянам, решения пленума именно к этому и подводили [1, с. 643–644].

5 декабря 1929 г. Политбюро ЦК создало специальную комиссию во главе с наркомом земледелия Я.А. Яковлевым для разработки планов организации коллективизации. В комиссию из 18 человек вошел и секретарь Средне-Волжского крайкома партии М.М. Хатаевич. На основе его предложений и редакторских правок И.В. Сталина 5 января 1930 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Согласно этому постановлению Среднее Поволжье, а следовательно, и Ставропольский район входили в зону сплошной коллективизации, где ее сроки определялись осенью 1930 года или во всяком случае весной 1931 года» [1, с. 665].

Ставропольский район был середняцко-бедняцким. Однолошадных хозяйств было 50%, безлошадных – 35%. Одну корову имело 64% хозяйств, 23% были бескоровными [2].

В районе еще до ноябрьского пленума и даже до XV съезда ВКП(б), определившего в качестве основной задачи преобразование «мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы» [3 с. 1282.], насчитывалось 25 колхозов, объединявших бедняцкие хозяйства [4]. В соответствии с решениями пленума в районе был организован еще 21 колхоз. В Ставрополе, к примеру, был создан колхоз «Новый путь к социализму» [5]. Но процент объединенных хозяйств был незначителен – всего 12%, так как каждый колхоз включал в себя не более 14 хозяйств [6].

Не было в Ставропольском районе и образцовых колхозов, которые можно было бы ставить в пример при организации новых колхозов.

Провозглашение «сплошной коллективизации» в 1929 году поставило целый ряд задач: обобществление всех крестьянских хозяйств, борьбу с кулачеством, увеличение посевных площадей, выполнение планов хлебозаготовок.

Еще на объединенном пленуме Средневолжского Крайкома ВКП(б) и Краевой Контрольной Комиссии, проходившем 23–27 ноября 1929 г. было заявлено, что сохраняется проблема хлебозаготовок в Средне-Волжском крае. Хлебозаготовки по Ставропольскому району в 1929 году были выполнены на 70%, по Ставрополю – на 35%. Бедняки выполнили план хлебозаготовок на 64%, середняки – на 52%, а зажиточные, саботируя, лишь на 22%. Общее собрание населения Ставрополя сделало выводы о действиях кулаков: «Они плачут, а между тем находят у них хлеб зарытым». Обязуясь найти кулацкий хлеб, бедняки и середняки заявляли: «Позорное пятно нужно смыть…и назло кулакам сказать: «Мы строим социализм», «Может быть через трупы кулаков, но все-таки вперед» [7].

В 1929 году по району «за злостное сокрытие в ямы» были привлечены к суду 47 кулаков, 22 зажиточных и один середняк. Конфисковано более 47 тыс. пудов хлеба. Проведено восемь показательных судебных процессов. В результате план хлебозаготовок был выполнен. Сдано государству более миллиона пудов хлеба [8]. Однако удельный вес колхозов в хлебозаготовках составил лишь 25% [9]. Это означает, что основную тяжесть хлебозаготовительной кампании несли на себе индивидуальные крестьянские хозяйства.

Выполнение планов хлебозаготовок требовало активизации колхозного строительства, отмечалось, что «урожайность в колхозах, по сравнению с индивидуальными хозяйствами была выше на 30%» [10]. В действительности, в колхозах просто невозможно было укрыть хлеб, как делали это единоличники, и планы хлебозаготовок выполнялись бы без осложнений.

В связи с этим выполнение плана хлебозаготовок и создание колхозов проводилось под руководством шефов: в Ставрополе – завода № 42 г. Москвы [11].

Ставропольским районом был заключен договор о социалистическом соревновании с Бауманским районным рабочим обществом потребителей г. Москвы. Обязательства Ставропольского района предусматривали расширение посевных площадей на 14%, повышение урожайности на 6,5%, расширение социалистического сектора до 50% путем коллективизации [12].

Постановление от 30 января 1930 г., провозгласившее начало ликвидации кулачества как класса, давало право раскулачивать и выселять кулаков. Для разъяснения методов этой политики партии 31 января на закрытом заседании самарского партактива выступил секретарь Крайкома М.М. Хатаевич. Главной причиной перехода от вытеснения и ограничения кулачества к политике ликвидации его как класса Хатаевич назвал то, что в январе 1930 г. сплошная коллективизация в основных зерновых районах (Средне-Волжский край, Нижняя Волга, Северный Кавказ) стала уже свершившимся фактом. В своем выступлении он особо подчеркнул: «Крестьяне должны идти в колхозы не для того, чтобы о них позаботилось государство. Крестьянин в каждой коммуне, в каждой артели должен увидеть нечто такое, чему государственная власть помогает, и найти в них новые способы земледелия, показывающие преимущества перед старыми» [13, с. 15]. Большое значение в докладе получил вопрос об использовании кулацкого имущества. Все: орудия производства, земля, постройки – должно было поступить в неделимый фонд колхозов в качестве паев за батраков и бедняков, не имеющих средств для их внесения. Завершал свой доклад Хатаевич предостережением от извращения партийной линии, подчеркивая, что основной способ ликвидации кулачества является коллективизация бедняков и середняков. В то же время он уточнял, что «если в отдельном случае бедняк или середняк выступает против советской власти, если он организует террористические акты и прямое сопротивление мероприятиям советской власти, тогда мы с ним церемониться не станем и примем по отношению к нему все меры, которые имеются в нашем распоряжении» [13, с. 29].

III съезд Советов Ставропольского района, проходивший в январе 1931 г., принял решение к весне 1931 года добиться объединения 75% хозяйств на основе ликвидации кулака как класса [14]. На съезде отмечалось, что «недостаточен нажим на кулака», помимо этого в условиях жесткого налогообложения «кулак, чтобы скрыть доходы, пытается пролезть в колхоз» [15].

В соответствии с принятыми постановлениями в центре и на местах, процесс коллективизации сопровождался активной борьбой против зажиточного крестьянства. Для решения вопроса о лишении кулаков земельного надела во всех сельсоветах создавались комиссии из представителей батрацко-бедняцкой части населения, которые обсуждали каждый двор и относили его к бедняцкому, середняцкому или кулацкому. В некоторых селах, помимо перечисленных трех, выделяли еще категорию зажиточных крестьян [16]. Поскольку не было выработано критериев определения кулака, да и район был середняцко-бедняцким, в списках одних сельсоветов отсутствовали лица, относящиеся к кулакам, в других, наоборот, наблюдалось раскулачивание середняка. В этой ситуации последнее слово оставалось за партийными организациями, которые и определяли «лица явно кулацкого вида». Списки лиц, лишенных прав на землю, оглашались на собраниях бедноты и затем утверждались сельсоветами [17].

Процесс социалистических преобразований в районе сопровождался раскулачиванием и лишением избирательных прав всех, применявших наемный труд, занимавшихся частной торговлей, живших на нетрудовые доходы, бывших жандармов и служителей религиозного культа.

В 1929–30 гг. в районе было лишено избирательных прав более полутора тысяч человек. Восстановлен в правах лишь каждый шестой [18]. В Ставрополе в этот период были лишены избирательных прав и раскулачены 68 человек [19], хотя по статистике было всего пять зажиточных [20]. Среди них были: Лошкарев Константин Андреевич (61 год) за то, что до революции имел 30 десятин арендованной земли, применял наемный труд и торговал семенным луком. Кердановский Михаил Ильич (54 года) применял до и после революции наемный труд, торговал луком и хлебом. Нестеров Иван Иванович (43 года) имел арендованную землю, применял наемный труд, торговал хлебом. Будучи членом сельсовета, был замечен в злоупотреблениях при разделе земли и сослан по линии ГПУ и др. [21].

Борьба с кулачеством, безусловно, привела к росту числа колхозов. Однако при создании колхозов нарушался принцип добровольности. Кроме того, не все колхозы были оформлены документально, не составлялись планы работ в колхозах, не проводились учет и нормирование труда [22].

С целью достижения поставленных задач по сдаче хлеба государству, процесс коллективизации сопровождался привлечением к суду, в том числе и колхозников, по разным причинам: за хищения, спекуляцию, за уклонения от выполнения обязательств, за хищническое отношение к скоту [23] и т. п.

В результате многие колхозы распались после выхода 2 марта 1930 г. в газете «Правда» статьи И. Сталина «Головокружение от успехов». Если к началу 1930 года в районе было создано 65 колхозов, в которых было объединено 37% крестьянских хозяйств, то к лету осталось всего 33 колхоза, объединявших 17,5% крестьянских хозяйств [24]. Однако план «сплошной коллективизации» оставался определяющим в развитии сельского хозяйства.

С целью улучшения работы по колхозному строительству был создан Райколхозсоюз [25]. Провозглашались десятидневки коллективизации. Но это не изменило ситуацию. Райколхозсоюз больше надеялся на самотек в этом процессе, поэтому обеспечить сплошную коллективизацию, согласно планам, не удалось [26]. В 1931 году в Ставропольском районе было объединено в 40 колхозов [27]: лишь 35% хозяйств за счет бедняцко-середняцкой части деревни [28].

К концу первой пятилетки крестьянское население района должно было быть коллективизировано на 93–94%. На 1 января 1934 г. было создано в районе 63 колхоза [29], которые объединили только 73,5% крестьянских хозяйств [30].

^ Коллективизация в Ставропольском районе [31]

	1928	1929	1930	1931	1932	1933
Количество колхозов	46	65	33	40	55	63
Объединенных хозяйств (%)	12	37	17,5	35	65,6	73,5

Колхозы были привлекательны для крестьян из-за обещаемой колхозам техники, так как выполнение главной задачи – расширения посевных площадей – при наличии в районе более 1/3 безлошадных хозяйств было невозможным [32].

Но в районе завозу сельскохозяйственных машин уделялось мало внимания. Было создано лишь три МТС, одна из которых находилась в Ставрополе, которые обслуживали 53 колхоза [33].

Численность тракторного парка была явно недостаточной. В 1928 году было всего 12 тракторов, в 1929 – 27, в 1930 – 41 [34]. Количество тракторов заметно увеличилось лишь в 30-е гг., но большинство из них подлежало ремонту [35].

^ Наличие сельхозтехники в Ставропольском районе [36]

Количество сельско-хозяйственной техники	1928	1929	1930	1931	1932	1933	1934
Тракторов	12	27	41	58	80	123	226
Комбайнов	–	–	–	–	1	12	14

Первый комбайн на территории района появился лишь в 1932 году, в 1934 году на полях Ставропольского района работало 14 комбайнов.

В основном колхозники опирались на живую тягловую силу, численность которой ежегодно сокращалась из-за использования молодняка на тяжелых работах и частой смены работающих на лошадях. Только за 1932–33 гг. сокращение живой тягловой силы составило более 40% [37].

В период сплошной коллективизации в Ставропольском районе на протяжении 1931–33 гг. отмечался неурожай из-за суховеев, в особенности тяжелые последствия были в результате засухи 1933 года. Из 63 колхозов района 59 испытывали значительные трудности из-за неурожая [38].

Из-за сложных природных условий, сказавшихся на развитии сельского хозяйства, население района к 1934 году сократилось наполовину [39]. Многие из района уезжали на временные заработки, но в район не вернулись.

Во второй половине 30-х гг. Ставропольский район оставался аграрным. Сельским хозяйством было занято 77% населения [40]. На территории района выращивались разные сельскохозяйственные культуры: рожь, пшеница, овес, просо, подсолнух, бобовые. Но посевная площадь района существенно сократилась. Если в середине 30-х гг. пашней было занято 174 тыс. га [41], то к концу 30-х – всего 41 тыс. га. Всего было 132 трактора и 148 комбайнов [42], сосредоточенных в четырех МТС [43]. По-прежнему, как и в начале коллективизации, использовали на пашне лошадей, волов и коров.

Из 46 объединенных колхозов планы хлебозаготовок выполняли только 26. Вместо сдачи хлеба государству многие колхозы продавали его кооперации [44]. Шестнадцать колхозов выполняли планы поставок государству капусты, огурцов, помидор, корнеплодов и ягод [45].

Большое внимание уделялось животноводству. На территории района было три совхоза по производству мясомолочной продукции. Разводили в районе бестужевскую племенную породу крупного рогатого скота, свиней белой английской породы, овец породы меринос и рамбулье [46]. Особенно было развито овцеводство. В 1938 году начало развиваться кролиководство [47].

Несмотря на проведенную коллективизацию, в районе сохранялись 215 единоличных крестьянских хозяйств [48]. Как единоличники, так и колхозники должны были платить налоги государству, среди которых наиболее тяжелым был ежегодный мясоналог. Помимо этого, колхозники должны были сдавать – 110 л, единоличные хозяйства – 170 л молока с одной коровы в год [49]. Пассивный протест налогообложению выливался в уничтожение скота [50]. Имело место огромное количество обращений в сельсоветы с просьбой снизить мясо- и молокопоставки [51]. Но государственные планы определяли иные цели. В результате к концу 30-х гг. в ряде колхозов отмечалось значительное сокращение крупного рогатого скота. Причины падежа скота, сокращения его поголовья связывались преимущественно с «вредительством» и «плохим уходом», что определяло новый виток в репрессивной политике по отношению к колхозникам и единоличникам [52].

Несмотря на то, что животноводство в своем развитии, особенно племенное, набирало обороты, Ставропольский район в конце 20-х–30-е годы сохранял свой аграрный характер. Но ускоренная коллективизация оказала негативное воздействие на развитие сельского хозяйства в районе и самого района. Она привела не только к сокращению производства зерновых культур, но и посевных площадей, а самое главное – к сокращению населения Ставропольского района.

Blog

Научно-исследовательская программа история безгина О. А. Кпроблеме возникновения сельской кредитной кооперации в России

Содержание