Борьба крестьян с властью как фактор общенационального кризиса в истории россии 1917-1921 гг

Вид материала

Документы

Содержание Город как объект культурологического анализа Библиографический список О трех типах художественно-образной конкретизации Раскачалася грушица Бежало-бежит тридцать три корабля Библиографический список и источники Русская усадьба в рассказе и. бунина «в поле»

Подобный материал:

• Пореволюционная лирика в. Хлебникова как реализация метатекста русской поэзии 1917-1921, 81.17kb.
• Литература и источники, 225.8kb.
• Список вопросов к зачету по истории России Социально-экономическое развитие России, 13.45kb.
• 1. Двумя событиями, соответствующими периоду I мировой войны и нарастания общенационального, 396.61kb.
• Программа курса «История России. 1917-1990-е гг.» Программа курса по истории России, 966.22kb.
• Эволюция центральных органов управления просвещением россии: январь 1917 г. Февраль, 294.52kb.
• 7. россия в условиях мировой войны и общенационального кризиса 1914-1920, 937.04kb.
• Программа по истории россии (с древнейших времен до 1917 года), 609.33kb.
•    Історія українського народу містить в собі багато славних подій. До них належить, 113.67kb.
• Контрольная работа по истории На тему: «Борьба за выход России из Первой мировой войны., 309.65kb.

Таким образом, организационный (управленческий) потенциал чиновников-функционеров в формировании локального потребительского рынка еще не раскрыт в полной мере. Поэтому целесообразно предпринять действия, направленные, с одной стороны, на развитие самосознания самих чиновников как управляющих субъектов, с другой – на увеличение авторитета администрации среди потребителей и предпринимателей. При этом следует учитывать, что в настоящее время потребители склонны солидаризироваться с предпринимателями по вопросам развития потребительского рынка.

Выполненный прогноз показал, что эффективной следует считать стратегию управленческих действий администрации района, основанную на развитии потребительской культуры в условиях низкого дохода основной массы населения района. Предотвращению потребительского экстремизма может способствовать более широкое привлечение потребителей к решению проблем развития потребительского рынка района.

Между местными администрациями, предпринимателями (и их формальными и неформальными объединениями), группами потребителей (и их организациями) отсутствует четкая субординация и взаимосвязь. Вместо этого существует стихийное стохастическое взаимодействие, приводящее к низкой степени управляемости локального потребительского рынка в нынешней ситуации. Особое значение для повышения эффективности управления приобретает производство вероятностных прогнозов, позволяющих оценить возможные варианты изменения.

Таким образом, разработанная модель социального прогнозирования социального действия основных акторов потребительского рынка позволяет повысить степень эффективности управления процессом формирования системы локальных рынков потребления товаров и услуг в крупном городе.


Библиографический список

1. Парсонс, Т. О структуре социального действия / Т. Парсонс. – М. : Академический проект, 2002. – 880 с.
   
2. Гидденс,  Э. Социология / Э. Гидденс. – М. : Эдиториал УРСС, 1999. – 704 с.
   
3. Заславская, Т.И. О субъектно-деятельностном аспекте трансформационного процесса // Международный симпозиум «Кто и куда стремится вести Россию? Макро-, мезо- и микро-акторы трансформационного процесса» / Т.И. Заславская. – М.: МВШСЭН, 2001.
   
4. Радаев, В.В. Социология потребления: основные подходы / В.В. Радаев // СОЦИС. – 2005. – № 1.
   
5. Коган, Л.Б. Быть горожанами / Л.Б. Коган. – М. : Мысль, 1990. – 205 с.
   

^

ГОРОД КАК ОБЪЕКТ КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

И.А. Скрипачева


Стремительный рост городов и городского населения характеризует начало третьего тысячелетия. Если столетие назад, на пороге ХХ века, большинство жителей нашей планеты проживало в сельской местности, то в настоящее время в городах живёт более половины населения Земли. Тенденция урбанизации – это исторический процесс повышения роли городов в жизни общества, связанный с концентрацией и усилением несельскохозяйственных видов деятельности, распространением городского образа жизни. Существенной чертой урбанизации является сосредоточенность в городах значительного производственного, политического и социокультурного потенциала общества.

По мнению большинства современных исследователей, первые протогорода появились на рубеже IV-III тысячелетий до н. э. на Ближнем Востоке, древнейшем районе современной цивилизации, в Месопотамии.

Обнаружение древнейших городов во многом связано с другим феноменом культуры – памятниками письменности. Это дало возможность учёным высказать гипотезу о том, что город и письменность появились одновременно. Благодаря именно письменности сохранилась информация о жизни людей, а мы получили возможность изучать историю городских поселений.

Одно из важнейших свидетельств содержит такой важнейший памятник культуры, как Книга Бытия, в которой сказано: «И пошёл Каин от лица Господня; и поселился в земле Нод, на восток от Эдема. И познал Каин жену свою; и она зачала, и родила Еноха. И построил он город; и назвал город по имени сына своего: Енох» (Бытие, 4-16, 17) [1]. Эта краткая библейская фраза, являющаяся для нас точкой отсчёта при рассмотрении вопроса о происхождении города, важна не только с историографической, но и с ментальной позиции. Она живёт в памяти людей не как факт простого названия места, а как нечто уникальное, приравненное по наличию к имени человека, подчёркивая тем самым его стремление создать благодатную почву для будущих потомков. Это культурно-историческое явление можно рассматривать как уникальное, возникшее единожды в рамках определённого культурного ареала (например, родственных отношений), а возможности культурной динамики понимаются в данном случае, как эволюция города и живущих в нём людей.

Существует и другой город, по преданиям, никогда не существовавший на Земле, но пребывающий в небесном пространстве, – это небесный Иерусалим, город, увиденный и описанный Иоанном Богословом. «И пришёл ко мне один из семи ангелов… и вознёс меня в духе на великую и высокую гору, и показал мне великий город, Святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога» (Отк. 21). Он описывает сияющие стены, сложенные из драгоценных камней, с двенадцатью воротами и надписями, и сторожами-ангелами. Упоминает об улице города, которая, как «чистое золото», и о том, что в городе не видно храмов, поскольку в них нет нужды, ибо «Господь Бог Вседержатель – храм его и агнец» (Отк. 21-22). Также сказано о чистой реке, несущей воды жизни, нисходящей от престола Бога, и о том, что «среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, дерево жизни…» (Отк. 22 – 1, 2). Ангел, сошедший с небес, указал точные размеры города, измерив его золотой тростью: «Город расположен четвероугольником и длина его такая же, как и широта. И измерил он город тростью на двенадцать тысяч стадий; длина, и широта, и высота его равны» (Отк. 22: 16). Стадия – греческая мера длины, равная нынешним 192,024 м, которой иудеи стали пользоваться только в новозаветное время. Таким образом, Святый Иерусалим – это сверкающий гигантский куб со стороной 2304 км! (Кстати, земная атмосфера заканчивается на высоте 190 км). Предполагается, что точные параметры небесного города указаны Ангелом для «пущей убедительности, поскольку понимал, что ему предстоит убедить в существовании и фантастических размерах города недоверчивое человечество» [2].

В 1923 году российский учёный А.Г. Гурвич доказал, что в любом организме есть энергетический (полевой) или информационный «скелет», и что образование физического тела происходит именно по образу этого «скелета», или биополя, которое, таким образом, является своеобразным генеральным планом, или проектом, по которому осуществляется создание и развитие человека. И ещё доказано, что человек – открытый резонансный контур, что точка акупунктуры – это волновой диод, а весь мир пронизан виртуальными фотонами, не знающими никаких преград.

Что же представляет собой великолепное видение, иногда возникающее на берегах Волги в излучине Жигулёвских гор, когда перед изумлёнными людьми встаёт старинный град, обнесённый крепостной стеной, за которой золотятся купола церквей? Городские ворота закрыты, а по стене ходит стража в доспехах, вооружённая луками и копьями. Местные жители рассказывают туристам, что город (они уверены, что это легендарный Китеж) нередко появляется на этом месте, будто бы встаёт он со дна реки и через 10-15 минут снова опускается на дно.

Этот случай позволяет предположить, что между прошлым и настоящим существует некая материальная связь, скорее всего, в виде особых энергетических полей, а время не стирает события, хранит их в себе и передаёт из века в век по особым энергоинформационным каналам.

Сознание человека пока не вмещает в себя и не понимает язык энергий, не способно реагировать на энергетические импульсы, но очень скоро, надеемся, человек расширит границы досягаемого и научится выделять новые параметры оценки происходящего.

Независимо от нас происходящие процессы трансформации окружающей среды заставляют признать свой микрокосм – город.

Для земного города свойственно особое пространство и измерение, отличающее его от любой другой искусственной материи. Небесный город создан Богом и считается совершенством творения, а земные города есть осмысленные формы организации городской жизни.

Этимология слов «citta», «cite» и «ciubab» (происходящего от лат. «civitas») охватывает две основные концепции: материальное, археологическое, топографическое и градостроительное понятие «город» как место сбора людей и, по определению Итальянской Энциклопедии Треккани, «историческое и юридическое явление, обеспечивающее характерное, фундаментальное ядро жизни в обществе».

Греческое слово «полис» также говорит о двух его концепциях: как средневекового города в территориальном смысле, места строений и пустого пространства, и города в юридическом смысле как сообщества людей, организованных политически для достижения общих целей.

Те же концепции лежат во французском слове «cite», испанском «ciudad» и т. д.

В настоящее время в европейской транскрипции город всё больше и больше отождествляется с понятием «муниципалитет» (commune, municipio, Gemeinde, comune) как «автономная административная единица, объединяющая сообщество жителей с определёнными интересами», населённый центр «с организованным строительством, коммунальным обслуживанием и своей собственной администрацией» [3].

Однако города – это сложные образования. Они различны как по развитию, так и по величине. Постоянным изменениям подвержен облик города, которые он претерпевает в процессе развития в соответствии с новыми требованиями, идеалами и иным качеством жизни. Город оказывается «мерой развития и структуризацией человеческой жизни» [4].

К началу ХIХ в. в городах проживало около 3% населения Земли, а к началу 1900 г. – около 14%. В то же время, длительное доминирование традиционного жизненного уклада и очевидное обострение в городах проблем психологического, социального и экологического характера определяли в целом негативное отношение к городскому образу жизни. Такое отношение находило отражение в поэтических и прозаических произведениях, философских раздумьях мыслителей прошлого.

Разные исторические периоды, разнообразные социокультурные традиции обусловливали различие оценок в отношении городской действительности.

В Древней Греции и Древнем Риме город-государство для большинства мыслителей того времени выступал олицетворением гражданственности и цивилизованности. На древнем Ближнем Востоке город занимал ведущее положение как центр экономико-социальной, культурной и политической жизни.

Вплоть до ХVII-ХIХ вв. в массовом сознании город виделся неестественным образованием, вызывая недоверие и подозрение. Освальд Шпенглер в работе «Закат Европы» так выразил своё негативное отношение к развитию городов: «Вместо мира – город, одна точка, в которой сосредоточивается вся жизнь обширных стран… Вместо богатого формами, слившегося с землёй народа – новый кочевник, паразит, житель большого города, человек, абсолютно лишённый традиций, растворяющийся в бесформенной массе, человек фактов, без религии, интеллигентный, бесплотный, исполненный глубокого отвращения к крестьянству…» [5].

Предостережение городскому жителю и неизбежное влияние на него городской действительности высказывал индийский философ Р. Тагор. «Город, - размышляет он, - не единственное и вечное место обитания человека. Человеку не было сказано с рождения, что он может существовать только в окружении кирпичей, камня и городских стен. Город заглатывает нас и переваривает в своём каменном желудке. Тот, кто привык ко всему этому и кто бывает поглощён своими делами, не ощущает этого отсутствия природы. Такой человек теряет себя, обособившись от природы» [6].

Затрагивая тему «город» в русской литературе, Н.К. Рерих не отрицает возможности красоты и жизни вне природы, но считает, что городское окружение вряд ли может обеспечить горожанину полноценное существование: «Город, выросший из природы, угрожает теперь природе, город, созданный человеком, властвует над человеком» [7].

В настоящее время отношение к городу неоднозначно. Шум, огромные массы людей, транспорта, высотные здания, замкнутые пространства вызывают отрицательные эмоции, стремление быстрее сменить обстановку. Тем не менее положительное отношение к городу доминирует. В России доля городского населения к началу 90-х годов составила уже 74%, однако с середины 90-х гг. рост городского населения в нашей стране приостановился. Однако это еще не говорит о том, что «город» перестаёт занимать лидирующее положение в цивилизованном обществе, напротив, он приобретает новые очертания, предвкушая «время перемен».

В истории (с начала XIX в. и до 30-х годов ХХ столетия) предпринималось немало попыток определить отличие города от сельского поселения или просто посёлка. Смысл различий видели в характере деятельности, присущей разным населённым местам, а специфическую активность, присущую только городу, стали называть «основными функциями города». Социологи же отмечают, что город отличается от деревни концентрацией промышленности и развитыми информационными технологиями, интенсивным коммуникационным обменом.

В любой области социального и гуманитарного знания имеет место культурологический подход к определённым социально-нормативным функциям изучаемой городской сферы жизнедеятельности, процессам формирования специализированных «профессиональных культур» и специфического вида деятельности. Он заключается в изучении особенностей городского образа жизни, определении уровня потребностей населения, доступности образования, культуры, досуга и информации.

Наиболее близкой к культурологическому подходу является понимание феномена «город» в социологической науке. Одним из первых к анализу этого культурного явления обратился Макс Вебер. В монографии «Город» он определил ведущие функции города, выделяющие его из общей совокупности других населённых мест: защита, управление, обмен (торговля), ремесленное производство, промышленность (в противовес хозяйственному производству) и разделение труда, приводящее к повышению эффективности общественного производства.

В соответствии с этой точкой зрения, культуролог вынужден двигаться дальше, переходя от функций города к его сущностным характеристикам, при выделении которых он опирается на главный смысл городского способа жизнедеятельности людей, состоящий, по мнению автора, в том, что горожанин, искусственно изолируясь от природного ритма жизнедеятельности, способен успешно моделировать городской образ жизни, требующий применения его интеллектуального потенциала.

Определенный полюс задаёт особую шкалу ценностей индивидуальности – это чувство собственности, положительные эмоции, вызываемые владением каким-либо местом, территорией; ощущение безопасности, социальной, физической и психологической защищённости, возможность снизить негативные эмоции, обеспечение индивидуальности, неповторимости среды, служащей для экспозиции «себя» внешнему миру и одновременно для создания глубоко персонализированной среды, соответствующей вкусам и смыслам жителей города.

Процессы и явления, происходящие в России, могут быть более объяснимы и понятны, если попытаться связать их с развитием городов и городской культуры. В настоящее время эта тема, как и проблемы урбанизации, находится вне интересов общественности. Просчёты и провалы в этом ракурсе не только не осознаны, но и неизвестны обществу, так же как недостаточно изучены закономерности развития городов и городской культуры.

Во избежание возможных ошибок недостаточно выявить эти закономерности, важно довести результаты этих исследований до потребителя, сделав их всеобщим достоянием и необходимой компонентой развития города.

Культурологический подход позволяет определить степень готовности личности и различных социальных групп к целенаправленным изменениям способов деятельности, закономерностям взаимодействия, поведения; ценностных ориентаций новых образцов культурных решений социально значимых проблем города.


^ Библиографический список

1. Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового Завета.
   

1. Высоковский, А.Семь сюжетов о городе / А. Высоковский // Город как самоорганизующаяся система. – Обнинск. – 1999.
   
2. Европейская Хартия городов // Городское управление. – Обнинск, 2001. – № 1.
   
3. Быстрицкий, Ю. Городская цивилизация в России / Ю. Быстрицкий // Город как самоорганизующаяся система. – Обнинск, 1997.
   
4. Шпенглер, О. Закат Европы / О. Шпенглер. – М., 1993. – С. 70-71.
   
5. Тагор, Р. Сочинения / Р. Тагор. – М., 1957 – Т. 8. – С. 350-351.
   
6. Рерих, Н. Избранное / Н. Рерих. – М., 1990. – С. 225.
   
7. Анциферов, Н. Пути изучения города / Н. Анциферов. – Л., 1925. – С. 31.
   

ФИЛОЛОГИЯ

^ О ТРЕХ ТИПАХ ХУДОЖЕСТВЕННО-ОБРАЗНОЙ КОНКРЕТИЗАЦИИ

В ФОЛЬКЛОРНОМ ТЕКСТЕ

(к проблеме определения специфичности)


М.А. Венгранович


В статье затрагивается проблема определения специфики фольклорного типа художественно-образной конкретизации, являющейся своеобразным аналогом образной конкретизации в литературно-художественном тексте и имеющей общие черты с конкретизацией в устной речи. Автор рассматривает данную проблему в рамках функционального подхода, который предполагает изучение любого вида текста в диалектическом единстве двух сторон – текстовой и экстралингвистической. В соответствии с этим подходом автором выделяются три типа образной конкретизации в фольклорном тексте (сопоставительный, ступенчатый и линейный типы), детерминированные комплексом экстралингвистических факторов (фольклорным сознанием, особым художественным методом, гетерогенным характером фольклорной коммуникации), а также анализируются особые формы их текстовой реализации.


В создании лингвостилевой специфики фольклорного текста, наряду с другими стилевыми чертами¹, участвует и художественно-образная речевая конкретизация – базовая стилевая черта художественной речи (в трактовке М.Н. Кожиной), которая, будучи детерминированной целым комплексом экстралингвистических факторов, приобретает специфический характер, отличающий ее от образной конкретизации в литературно-художественном тексте.

Среди факторов, обусловливающих характер образной конкретизации в фольклорном тексте, отмечаем, прежде всего, фольклорное сознание, характеризующееся доминированием коллективных представлений, установкой на познание личного через общее, специфику художественного метода, основанного на приоритете традиции и сохранении общих принципов типизирования реальности, а также особый характер фольклорной коммуникации, имеющей гетерогенную природу и признаки автокоммуникации. Влияние отмеченных факторов сказалось на специфике фольклорной образности (в частности, на целостности, семантической емкости и традиционности фольклорного образа, имеющего черты типического образа, обобщающего качества и свойства объектов действительности, с его неизменным постоянством на протяжении всего произведения, которое лишь варьируется деталями, не меняющими в целом его сущности) и, соответственно, текстовой реализации художественно-образной конкретизации, система средств которой в фольклорном тексте направлена на создание традиционных, эстетически выверенных, общезначимых фольклорных образов, оказывающих на адресата (слушателя) фольклорного текста не меньшее эстетическое воздействие, чем неповторимые, индивидуально-авторские образы в литературно-художественном тексте. Это достигается, прежде всего, особым характером образной конкретизации и действием ее специфических механизмов в фольклорном тексте, которые направлены на развитие, дополнение, семантическое и стилистическое усиление эстетически значимой сущности образа, выверенного согласно художественной традиции и коллективной эстетической норме. Традиционный фольклорный образ служит своего рода сигналом, отсылающим за пределы текста – к традиции. В этом и заключается его проективная функция, с помощью которой происходит снятие антиномии между внешней словесной «бедностью» образа и его большой суггестивной и аллюзивной силой, обусловленной полнотой жизненного «душевного» содержания [5].

В условиях гетерогенного характера фольклорной коммуникации, сочетающей признаки реальной (естественной, контактной) и отображенной (художественной) коммуникации, образная конкретизация в фольклорном тексте принимает особый характер, специфика которого базируется на сочетании черт, общих как с конкретизацией в устной речи, так и с образной речевой конкретизацией в художественной речи. С конкретизацией в устной речи фольклорную конкретизацию сближает наличие признаков апперцепционно-ситуативной конкретизации, основанной на общности фольклорной традиции и жизненного опыта (так называемой апперцепцирующей массы)², существенная роль внелингвистических (паралингвистических) средств (ситуации речи, мелодии, жестов, мимики, кинесики и др.) и непрерывность, т. е. синхронность актов исполнения и восприятия текста, что в условиях фольклорной коммуникации приводит к усилению эффекта соприсутствия – параллельности и одновременности эмоциональных переживаний исполнителя и слушателя. С конкретизацией в художественном тексте фольклорную конкретизацию роднит целенаправленное осуществление с помощью целой системы специально созданных (отобранных в результате длительной художественной традиции) лингвостилистических средств, способствующих созданию эстетически значимого художественного образа, в результате чего фольклорный текст, так же, как и художественный текст, представляет собой высоко урегулированную художественную систему³.

Однако данные типы конкретизации имеют существенные различия. Образная конкретизация в фольклорном тексте активизирует воображение воспринимающего не за счет создания индивидуально-авторских неповторимых образов, а за счет реактуализации традиционных элементов, «возвращения» к вечным образцам, эффекта «узнавания» и совместного переживания, за счет того, что Ю.М.Лотман называет «совпадением кодов передающего и принимающего» [4, с. 14]. Экспрессивные качества специфической речевой системности фольклорного текста во многом базируются на глубинной семантике слов, традиционных фольклорных смыслах. Вектор такой образной конкретизации имеет противоположное направление: не от общего к частному (как в литературно-художественной речи), а от частного (внешней формы, зафиксировавшей наиболее типичное ощущение) к общему (глубинному смыслу), а сама образная конкретизация приобретает синкретичный характер, сочетающий признаки выразительной (направленной в глубь традиционных смыслов) и эмоционально-оценочной конкретизации.

Отмеченная специфика фольклорной конкретизации придает ей качественно новый характер, детерминирующий, в свою очередь, особые формы текстовой реализации, в соответствии с которыми мы выделяем три основных типа образной конкретизации (сопоставительный, ступенчатый и линейный типы). Основное отличие выделенных нами типов фольклорной конкретизации (наряду со свойственным каждому типу собственным набором способов и средств текстовой реализации) заключается в выработке специфического механизма построения (выражения) фольклорного образа.

1. Наиболее архаичный тип образной конкретизации в фольклоре (сопоставительная конкретизация), генетически обусловленный наиболее ранней формой фольклорного сознания – мифологическим мышлением, которому были свойственны анимистические и тотемистические представления, основанные на утверждении соответствия между природным и человеческим мирами, базируется на особом механизме образопорождения – на ассоциативной связи представлений. Среди способов и средств данного типа конкретизации мы выделяем в качестве основных художественные персонификации, художественные трансформации, образный параллелизм (в двух основных разновидностях – положительном и отрицательном параллелизме), метафору и сравнение, которые формируют комплекс устойчивых художественных форм, основанных на художественном подобии, сообразности человеческого плана и природного, выявляющих типичные признаки выражаемого фольклорного образа, воспринимаемого в единстве с его образным коррелятом, с составляющей его символической или метафорической сущностью, и вместе с другими образными средствами участвующими в формировании специфического традиционного подтекста, формирующего особый условно-художественный тип изобразительности в фольклоре.
   

Поясним это на примере наиболее традиционного способа сопоставительной конкретизации – образного параллелизма:

– ^ Раскачалася грушица,

Перед яблонкой стоючи,

Порасплакалась Галечка

Перед тятенькой с маменькой…

[7, № 224].


В данном примере образная конкретизация строится на основе сопоставления человеческих образов (девицы, отца с матерью) с образами природы (грушицей, яблоней), которое носит не случайный, а традиционно-символический характер, поскольку за каждым из этих символов в фольклорном сознании закреплен определенный, художественно-оценочный смысл, составляющий подтекст фольклорного текста. Так, грушица и яблоня в сочетании с предикатами раскачалася и стоючи в фольклорной традиции обозначают вместилища родственных душ, поддерживающих, охраняющих своего, принадлежащего роду; этот традиционный смысл, устанавливая ассоциативную связь между символом и символизируемым, обеспечивает двуплановость связи представлений в тексте и одновременно создает базу для особого механизма построения фольклорного образа. Символическая параллель служит своеобразной поэтической «расшифровкой» центрального образа и тем самым усиливает его эмоциональную выразительность, заставляя слушателя сопереживать герою или героине. Именно во взаимодействии контекстного и символического значений (представлений), на наш взгляд, и заключается особый художественный эффект в фольклорном тексте, в результате которого формируется специфический для фольклора тип образной конкретизации – от внешней формы в глубь традиционной семантики, способствующей обретению фольклорным образом стереоскопической (объемной) внутренней формы.

На основании сказанного образопорождающие свойства способов и средств образной конкретизации сопоставительного типа базируются на расширении семантического объема лексемы за счет приращения традиционной коннотации, а также на способности к передаче (так называемой образной объективации) духовного (абстрактных понятий, внутреннего мира человека) через предметы материального мира, результатом чего является конкретизированное выражение фольклорного образа и обретение им стереоскопической (объемной), выпуклой формы и дополнительных суггестивных свойств.

2. Другим типом образной конкретизации, характерным для фольклорного текста, можно считать конкретизацию ступенчатого типа, генетически обусловленную спецификой развертывания фольклорного (по своей коммуникативной природе – устного) текста, в процессе исполнения (воспроизведения) которого между структурными звеньями текста устанавливаются внутритекстовые вертикальные связи синтаксического, логического, ассоциативного характера, конечной целью которых является актуализирование и синтезирование эстетического смысла и акцентирование на нем внимания слушающего. Соответственно, образная конкретизация ступенчатого типа опирается на такие приемы развертывания текста, при которых фольклорный образ строится путем укрупнения (выделения) через внутреннее сцепление ассоциативно и тематически связанных образов – от обширного к узкому, от общего к частному или от множественного к единичному. В соответствии с этим можно выделить два основных способа ступенчатой конкретизации в фольклорном тексте: 1) построение (выделение) образа на основе ступенчатого сужения образов и 2) выделение единичного образа из нескольких (многих):
   

1) – Как во садичке, садичке,

Во зеленом виноградичке,

На ракитовом на кустике,

На малиновом на прутике

Не соловушко песенки поет, –

Холостой парень насвистывает,

На свисточке выговаривает…

[8, № 590].


В анализируемом примере образы ступенчатого нисходящего построения (садичек – виноградичек – кустик – прутик) принадлежат к одной категории пространственных понятий и образуют с конечными образами (соловушко – парень) единую по символической и эмоциональной направленности парадигму – любовно-свадебную, т. к. они являются отстоявшимися в фольклорном сознании символами любви и брака. Приведенная формула «сужения» фиксирует основное внимание воспринимающего на наиболее значимом типизированном образе холостого парня, обращающегося к молодым девушкам. Акцентированному выделению данного центрального образа способствует и прием отрицательного символического параллелизма (не соловушко – парень), в совокупности с формулой «сужения» являющийся приемом постепенного детализирования, необходимого для наибольшей конкретизации все того же конечного образа. При этом необходимо отметить, что внутреннему сцеплению образов сопутствует и внешняя стилистическая и синтаксическая упорядоченность: формула сужения (первые четыре строки) оформлена как синтаксический параллелизм, подкрепленный конечными рифмами (по схеме аавв) и морфологическим параллелизмом (уменьшительной формой самих названий образных объектов: садичек, виноградичек, кустик, прутик). Все эти средства образуют комплексную систему постепенной детализации, актуализации, укрупнения центрального образа (так называемой «ступенчатой конкретизации»), выявляя его неизменные, эстетически значимые для народно-поэтического сознания сущностные качества.


2)– ^ Бежало-бежит тридцать три корабля,

Тридцать три корабля бежит без одного.

Один-то корабль лучше-краше всех;

В том корабле было написано,

На том на кораблю напечатано:

Нос-от написан по-змеиному,

А корма-то была по-звериному,

А бока сведены по-туриному,

А кодолы-канаты были шелковые,

Паруса-то были из семи шелков,

Мачты-то, коржины позолочены.

[6, №124].


Данный пример демонстрирует другой способ ступенчатой конкретизации – выделение единичного образа из множества других, который осуществляется с помощью подробной художественной детализации, «прорисовывания» единичного, основного образа и простого упоминания в тексте противопоставленного ему «множества» образов. В этом случае выделенный, акцентированный образ укрупняется, становится более выпуклым, рельефным и неизбежно привлекает внимание слушателя.

Таким образом, образная конкретизация, осуществляя построение образа через способы ступенчатого нисхождения от более обширных к более узким образам, от множества образов – к единичному, способствует постепенному детализированию, конкретизации и выделению наиболее значимого в художественном отношении образа, являющегося средоточием типической, эстетически выверенной и закрепленной в традиции сущности. Своеобразным художественным итогом такой конкретизации является создание образа путем его актуализации и укрупнения, стилистического усиления и фиксация на нем внимания воспринимающего фольклорный текст слушателя.

3. Отличительным признаком третьего типа конкретизации в фольклорном тексте – образной конкретизации линейного типа – является иной механизм образопорождения, при котором в ходе линейно развертывающейся конкретизации фольклорный образ (целое) строится как единство последовательно нанизывающихся друг на друга деталей (образных уточнителей), усиливающих эстетически выверенную сущность типического фольклорного образа. Данный механизм обнаруживает как характерные черты, обусловленные устной природой фольклорного текста и спецификой его развертывания (наличием вертикальных связей в тексте, возвратов, повторов и т. д.), так и общие с аналогичным типом конкретизации в литературно-художественном тексте черты (использование «непосредственных» образных определителей). Сообразно с отмеченной спецификой линейной конкретизации средства и способы ее реализации в структуре фольклорного текста (различные виды эпитетов, гипербола, символическое описание, конкретизированное выражение абстрактных понятий и предметов (микрообразов) через детализированное описание, замедление темпа повествования (ретардация), в целом, реализуя общефольклорную тенденцию к образному уточнению, передаче абстрактного через конкретное, осязаемое, «оживляющее» внутреннюю сущность традиционного образа, направлены на детализацию, выделение наиболее значимого компонента образа, усиление его изобразительности, замедляя при этом общий темп повествования, задерживая внимание слушателя на каждом (мельчайшем) этапе действия персонажа (образа), обеспечивая непрерывность, конкретизированную точность в изображении, создавая особую форму выражения художественной информации – через большее, чем в кодифицированном языке, количество речевых единиц.
   

Проиллюстрируем это примером фольклорной ретардации (замедления темпа повествования):


– Встречали князя Долгорукова

С тихого Дона, его, казаки,

Подхватили князя Долгорукова

Под белые руки его,

Повели же князя Долгорукова

Во станичную избу,

Посадили его, князя Долгорукова,

На большое место его, под окно,

Стали князя Долгорукова

Крепко спрашивать, его...

[2, с. 85].


В данном фрагменте замедление темпа повествования проявляется в виде поэтапного описания действия, создающего динамически развивающуюся на глазах слушателя картину, что можно считать аналогом эстетически обусловленной последовательности глаголов («дробности» изображения) в художественной речи, основная функция которых базируется на эстетическом потенциале глагола как средства создания «конкретности, пластичности, динамизма, а в целом – жизненности «изображения» писателем поэтической действительности» [3, c. 107].

Детальное «прорисовывание» особо значимых в художественном отношении мест фольклорного текста, «дробность» изображения, выделение эмоционально насыщенных ситуаций, конкретно-зримое воплощение психологически повышенных состояний и душевных переживаний персонажа создает иллюзию причастности к сюжетному действию, представляет образ цельным, зримым, выпуклым, что и является одним из средств активизации воображения слушающего и реализации образной конкретизации на эмоциональном уровне.

Выделенные нами типы образной конкретизации в фольклорном тексте, сформированные в результате длительной художественной традиции и имеющие устойчивый характер, сочетающие в себе черты выразительной, изобразительной и эмоционально-оценочной конкретизации, соответствуют определенным этапам в развитии фольклорной образности, в свою очередь, обусловленной развитием фольклорного сознания: от тождества природного и человеческого через сопоставление и выделение – к индивидуализации, которая в полной мере найдет реализацию в литературно-художественном тексте. В соответствии со спецификой фольклорной образности, базирующейся на рельефной, выпуклой подаче типического образа, усиливающейся образной детализацией, тщательным «прорисовыванием» и сосредоточением внимания на типичных, наиболее значимых, эстетически осмысленных фольклорным сознанием качеств образа, сам фольклорный образ приобретает стереоскопическую форму, обеспечивающую ему объемность, цельность. При этом цельность образа создается единством образных деталей, параллельно (через сопоставление микрообразов), ступенчато (через постепенное движение от широкого микрообраза – к узкому, от множественного – к единичному) или последовательно (через непосредственное определение или нагнетание микрообразов) характеризующих основной образ.

Резюмируем. Являясь по своей сути аналогом художественной конкретизации, которая целенаправленно, с помощью целой системы речевых средств переводит слово-понятие в слово-образ, активизирующий воображение воспринимающего, фольклорная конкретизация в целом существенно отличается от последней и, прежде всего, тем, что направлена на создание эстетически значимого типического фольклорного образа, являющегося компонентом особой эстетической (идеализированной, условно-художественной) действительности фольклорного текста. В связи с этим основной целью фольклорной конкретизации является актуализация, выделение, стилистическое усиление эстетически выверенной сущности традиционного образа (через сопоставление, выделение и детализацию). Отсюда ее двойственный характер, поскольку выражение существенного, типического признака традиционного образа осуществляется в конкретно-осязаемой условно-художественной форме, обладающей особым аллюзивным и суггестивным потенциалом.


^ Библиографический список и источники

1. Венгранович, М.А. Экстралингвистическая обусловленность лингвостилевой специфики фольклорного текста / М.А. Венгранович. – Петрозаводск : изд-во ПетрГУ, 2004. – 197 с.
   
2. Исторические песни XVIII в. – Л. : Наука, 1971. – 356 с.
   
3. Кожина, М.Н. О речевой системности научного стиля сравнительно с некоторыми другими / М.Н. Кожина. – Пермь : изд-во Пермского ун-та, 1972. – 395 с.
   
4. Лотман, Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек – текст – семиосфера – история / Ю.М. Лотман. – М. : Языки русской культуры, 1999. – 464 с.
   
5. Мальцев, Г.И. Традиционные формулы русской необрядовой лирики (К изучению эстетики устнопоэтического канона) / Г.И. Мальцев // Русский фольклор. ХХI. Поэтика русского фольклора. – Л. : Наука, 1981. – С. 13-38.
   
6. Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. Т. I-III. – Петрозаводск : Карелия. 1989.
   
7. Русская обрядовая поэзия. Жили-были… – СПб. : Блиц, 1998. – 285 с.
   
8. Собрание народных песен П.В. Киреевского. – Тула : Приокское книжное изд-во, 1986. – 462 с.
   
9. Якубинский, Л.П. О диалогической речи / Л.П. Якубинский // Русская речь-I: сб.ст. – Петроград : Фонетич. ин-т практич. изучения языков, 1923. – С. 96-195.
   

^ РУССКАЯ УСАДЬБА В РАССКАЗЕ И. БУНИНА «В ПОЛЕ»