Ганс Селье. От мечты к открытию
Вид материала | Документы |
СодержаниеВ какой период нашей жизни? |
- Ганса Селье "Стресс без дистресса", 1358.37kb.
- Влияние стресса на живой организм, 140.2kb.
- От мечты к открытию: Как стать ученым, 4894.65kb.
- «Запорожье мое цветущее», 31.14kb.
- Час общения: до мечты нужно сделать всего один шаг. Цель, 28.83kb.
- Когда сбываются мечты?, 117.13kb.
- Конкурс макетов «Город моей мечты», 23.82kb.
- Родился Ганс Христиан Андерсен, датский писатель-сказочник. Андерсен Ганс Христиан, 113.53kb.
- Ганс Сакс и литература немецкой Реформации: генезис, типология и истоки творчества, 325.51kb.
- Информация о производстве, 1057.62kb.
В какой период нашей жизни?
Творческие способности, как правило, проявляют себя циклически. Нет
сомнения, что наивысшая продуктивность не может поддерживаться непрерывно на
протяжении всей жизни, но я сомневаюсь, что периодичность бывает столь
регулярной, как это стараются представить авторы биографий. Понятно, что
после скачка, способствующего открытию новой области в науке, чередой
последуют публикации; затем, когда проблема исчерпает себя, наступит
затишье, пока не наберется достаточно материалов для следующего крупного
шага. Периоды высокой продуктивности обычно - и это легко объяснить -
сопряжены с сильным и приятным возбуждением, а периоды застоя - с
депрессией. На этом основании творческая периодичность иногда трактуется как
своеобразное маниакально-депрессивное состояние. Правда, с моей точки
зрения, очень трудно проверить, являются ли возбуждение и депрессия
причинами или следствиями этих циклов продуктивности.
В моей собственной работе периодичность весьма очевидна, но в
длительности циклов я не могу обнаружить никакой регулярности. Когда я
обнаруживаю чте-нибудь новое и это дает мне возможность заниматься
интересными вещами, я занимаюсь этим до тех пор, пока у меня не появится
ощущение, что мой конкретный опыт и уровень компетентности не позволяют мне
продвинуться существенно дальше. Тогда я оставляю этот предмет, по крайней
мере на время. Поскольку в течение всей своей жизни я нахожусь по отношению
к науке в состоянии постоянного маниакального возбуждения, то по окончании
той или иной темы я никогда не мог передохнуть, а просто переключался на
следующую. Сначала я занимался проблемой половых гормонов и лактацией, потом
стрессом, затем были анафилактоидные воспаления, стероидная анестезия,
эндокринная функция почек, а в настоящий момент меня волнуют возможности,
таящиеся во вновь открытом явлении кальцифилаксии. Перемена темы давала мне
ровно столько отдыха от предыдущей работы, сколько мне было необходимо,- и
это абсолютная правда!
Из всего этого я могу извлечь лишь один урок относительно наиболее
благоприятного для занятий наукой периода жизни: пока тема движется хорошо,
держитесь за нее; когда все начинает приедаться и вы чувствуете, что
погружаетесь в рутину,- не расстраивайтесь, а просто меняйте тему. Всегда
найдется такая работа, которая вдохновит вас своей новизной. По поводу
наилучшего возраста для творческого научного мышления писалось много.
Обобщать здесь трудно. Эварист Галуа (1811--1832) создал новую теорию
алгебраических уравнений, представленную им Парижской Академии наук, когда
был еще шестнадцатилетним школьником. В девятнадцать лет он опубликовал
работу, которая стала классической и благодаря которой он был признан одним
из величайших математических гениев всех времен. Впрочем, подобная
"скороспелость" имеет место почти исключительно среди математиков,
музыкантов, художников и поэтов. Вряд ли стоит ее ожидать в медицине, физике
или химии, где необходимыми качествами являются опыт и эрудиция.
Но все же и здесь есть исключения, Бантингу было двадцать с небольшим,
когда он открыл инсулин, а Лаэннек{27а} изобрел аускультацию в двадцать
пять. Огастус Уоллер был студентом первого курса университета, когда начал
свои исследования "Уоллерова перерождения", происходящего в нервных
волокнах, отделенных от ядра. Когда великий физиолог и физик Герман
Гельмгольц опубликовал свои результаты по ферментативному действию дрожжей,
когда Пауль Лангерганс открыл названные его именем панкреатические островки,
вырабатывающие инсулин, когда Пауль Эрлих открыл "тучную клетку"{27б}, все
они еще учились на медицинском факультете.
Трудно заниматься самоанализом, ибо мало кто из нас обладает
достаточной объективностью, считая свои достижения не такими важными, чтобы
их стоило использовать в качестве примеров. Кроме того, к концу своей
карьеры мы можем утратить объективность до такой степени, что самое
последнее и излюбленное наше наблюдение приобретет непропорциональную
значимость. Мне было двадцать восемь лет, когда я описал стрессовый синдром,
и пятьдесят пять - когда "наткнулся" на кальцифилаксию, и вот сейчас мне в
равной степени нравятся оба предмета исследования.
Во всяком случае, важные открытия в медицине, сделанные в раннем
возрасте, нередко остаются одиночными достижениями, за которыми не следуют
другие проявления таланта. Правда, в ряде случаев они обеспечивают запас
энтузиазма и научного материала "на всю оставшуюся жизнь" и ученый
продолжает делать первоклассные работы, даже не создавая больше концепций,
обладающих фундаментальной новизной.
По словам Рише, в экспериментальной медицине "...значительная
умственная продуктивность в среднем начинается в возрасте двадцати пяти лет,
но в других науках этот пик ближе к тридцати пяти. Кроме того, существует
так много исключений, что я не решаюсь сформулировать некое правило. Во
всяком случае, очень редко бывает, чтобы выдающийся математик еще не
представил доказательств своего гения к двадцати пяти годам, а выдающийся
биолог не сделал ничего ценного к тридцати пяти... В целом же с возрастом
изобретательность быстро уменьшается. Это обидно, но это правда. Когда
человеку за пятьдесят, у него почти не бывает новых идей--он просто
повторяет самого себя..." [16]. К счастью, не все из нас уверены в этом.