Дастан «Туляк и Сусылу»: тюрко-татарские варианты 10. 01. 09 Фольклористика

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Официальные оппоненты
Общая характеристика работы
Объектом исследования
Методологической основой
Методы исследования.
Научная новизна исследования
Теоретическая и практическая значимость исследования
Источники исследования
Апробация работы
Структура диссертации
Первая глава
Бухар. Об этом говорит то, что начальный согласный слова Наҗар не аллитерируется со словом башка
Вторая глава
Сусылу - водяная красавица, русалка. Состоит из двух самостоятельно функционирующих морфем су
Сәлам бирдем бән сәңа, Айтик күркле йөзеңә,Гашыйк булдым бән сәңа, Көндәй күркәм үзеңә, Хәйран булып калыпмән Бал-шикәрдәй сүзең
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях
Подобный материал:
  1   2



На правах рукописи




Фахрутдинова Алена Ришатовна


Дастан «Туляк и Сусылу»: тюрко-татарские варианты


10.01.09 – Фольклористика


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Казань-2007


Работа выполнена в отделе народного творчества Института языка, литературы и искусства им. Г.Ибрагимова Академии наук Республики Татарстан


Научный руководитель: доктор филологических наук

Садекова Айслу Хусяиновна


^ Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор

Рогачев Владимир Ильич;


кандидат филологических наук

Гафиуллина Кадрия Накиповна


Ведущая организация: ГОУ ВПО «Татарский государственный

гуманитарно- педагогический

университет»


Защита диссертации состоится «16» октября 2007г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 022.001.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук в Институте языка, литературы и искусства им. Г.Ибрагимова Академии наук Республики Татарстан по адресу: 420111, г. Казань, ул. Лобачевского, 2/31

С диссертацией можно ознакомиться в Центральной научной библиотеке Казанского научного центра РАН (г. Казань, ул. Лобачевского, 2/31)

Электронная версия автореферата размещена на официальном сайте ИЯЛИ им. Г. Ибрагимова АН РТ «13» сентября 2007г. Режим доступа: ссылка скрыта

Автореферат разослан «13 » сентября 2007 г.

Ученый секретарь диссертационного совета,
кандидат филологических наук



Г.Г.Саберова



^ Общая характеристика работы

Актуальность исследования. В период, когда формируются новые взгляды на историческое прошлое народов, на их духовное наследие, человеческое общество ищет новые пути для развития культуры, утверждения её нравственно-эстетических идеалов. Изучение народного творчества, тех его особенностей, которые оставались долгое время без должного внимания, их новая современная переоценка – это один из путей к самоутверждению татарского народа как передовой, развивающейся нации. Историю национальной литературы составляют, прежде всего, оригинальные произведения писателей и поэтов народа. В татарском народном творчестве это такие произведения как «Туляк и Сусылу», «Кузы Курпяч и Баянсылу», «Йиртюшлюк», «Ак Кубек», «Идегей» и др.

Дастан «Туляк и Сусылу» довольно популярен среди населения, в рукописях он встречается реже. Если ставится вопрос, какая версия (письменная или устная) имеет большую ценность, то можно сказать, что они взаимно дополняют друг друга. Устная версия передает духовные ценности народа в виде дастана, а в основе письменного дастана лежит переработка данного памятника. Известно, что абсолютное большинство устных вариантов эпических произведений создано творчеством народных сказителей на базе более ранних источников. В то же время рукописи, как правило, создаются путем свода ряда объединенных устных произведений, либо их разновидностей. Таким образом, появляется необходимость компаративно сопоставить различные версии и варианты эпического произведения и подвергнуть их научному исследованию.

Дастан известен науке по татарским и башкирским вариантам. Это дает возможность изучать их в сопоставительном плане. В татарской фольклористике отсутствует специальное исследование, раскрывающее особенности этого древнего памятника тюркских народов.

Как известно, эпическое наследие татарского народа неотделимо от его истории, от его литературно-художественных основ. В татарской фольклористике назревшей проблемой является необходимость научно-выверенного, сравнительно-типологического анализа популярных среди татар и башкир версий дастана «Заятуляк и Сусылу», определения их тематики, сюжета и мотивов, идей, образов героев, выяснения героико-эпического характера этих произведений. К тому же татарско-башкирский эпос о Туляке детально не исследован, а публикации о нем содержат много неверных схематичных суждений и ошибок, накопившихся за два века его изучения.

На базе разнообразного круга источников (в том числе ранее не введенных в научный оборот) автор данной работы делает попытку сравнительного изучения разнообразных трактовок сюжетной линии эпоса, изложенных в различных списках произведения. Кроме того, мы ставили перед собой целью осветить место и роль различных образов (животные, богатырский конь, силы природы, реквизиты материальной культуры) в общей канве сказания.

В ходе анализа произведения мы стремились акцентировать внимание на проблеме создания и развития эпических образов в рамках фольклорных традиций тюркских народов. Через призму исследования образов, мотивов, объектов «вещного» мира и мира природы нами прослеживаются элементы различных культовых систем, верований и религий, а также некоторые общие тенденции развития духовной культуры.

^ Объектом исследования являются тексты дастана, записанные арабским шрифтом на старотатарском языке.

Цель и задачи диссертационного исследования. Диссертант ставит целью исследование в сравнительно-историческом плане версий дастана о Туляке, распространённого в творчестве тюркских народов. Исходя из этого определены следующие конкретные задачи:

-1. Исследование историографии вопроса; сравнительное сопоставление различных списков и вариантов поэмы.

- 2. Изучение образов Туляка и Сусылу, их генезиса и вероятных прототипов, а также других персонажей дастана.

- 3. Изучение символики (предметы материальной и духовной культуры: вещи, предметы быта, животный мир, человек, природные объекты – горы, реки).

- 4. Сравнительный и системно-комплексный анализ воплощения образа Туляка в татарском, башкирском народном творчестве; подробное изучение вопроса распространения дастанов среди тюркских народов.

- 5. Изучение ряда мотивов дастана «Заятуляк и Сусылу» в сравнении с подобными эпизодами иных эпических произведений тюркских народов.

- 6. Обозначение дальнейших перспектив исследования эпоса (в системе аналогичных произведений).

^ Методологической основой диссертации в раскрытии данных положений послужили работы исследователей Е.М. Мелетинского, В.М.Жирмунского, В.Я.Проппа, Х.Х.Ярмухаметова, Ф.И.Урманчеева, М.И. Ахметзянова, М.Г Госманова, Х.Ш. Махмутова, К.М. Миннуллина, А.Х. Садековой, Ф.В. Ахметовой, И.Г. Закировой, Н.Ш. Хисамова, Р.К. Ганиевой, З.З. Рамиева.

В ходе исследования мы использовали и опирались на последние научные и методологические разработки в данном направлении, изложенные в работах ведущих ученых Татарстана, России.

^ Методы исследования. Теоретической и методологической основой исследования является достижения современной фольклористики и тюркологии. Выбор методов обеспечен спецификой исследуемого материала и целью диссертационной работы. В диссертации применены описательный, сопоставительный методы.

^ Научная новизна исследования предопределена выбором объекта изучения – сравнительному сопоставлению подвергаются все известные варианты дастана «Туляк и Сусылу» на фоне схожих произведений других народов Евразии. Выявляется многослойность во времени создания произведения. Древнейший доисламский эпический персонаж Заятуляк (Туляк) приобретает черты реального героя, действующего в драматический для страны период (XIV-XVв.), когда из-за неурядиц и распрей беков и ханов татарская империя развалилась на множество мелких государственных образований.

В диссертации впервые обстоятельно изучаются все известные татарские опубликованные и рукописные тексты национального эпоса «Туляк и Сусылу».

^ Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в том, что данное исследование имеет большую принципиальную значимость на пути изучения татарского эпического наследия. Оно станет известным вкладом в татарскую фольклористику, в исследование отдельных эпических сказаний татар. Данная работа имеет значение для преподавания фольклора, истории татарской литературы, истории татарского литературного языка. Результаты исследования могут быть использованы при чтении вузовских курсов по истории татарского народа, народного творчества и спецкурсов. Все интересующиеся историей и народным творчеством также смогут почерпнуть немало полезного.

^ Источники исследования. Основными источниками диссертации являются тексты дастана «Туляк и Сусылу». Диссертант работала с вариантами дастана, собранными различными учеными со 2-ой половины XIX века. В частности, татарские народные версии были взяты из книг, опубликованных М.Усмановым, М.Ахметзяновым.. Диссертантом были изучены материалы русских исследователей В.И.Даля, Л.. Суходольского, Г.Потанина..

^ Апробация работы: по теме диссертации сделаны доклады и сообщения на итоговых конференциях ИЯЛИ им. Г.Ибрагимова АН РТ (2005г., 2007г.), на конференциях молодых ученых и аспирантов ИЯЛИ им. Г.Ибрагимова АН РТ (2006-2007гг.), на международной научной конференции «Развитие наук в едином информационном пространстве» (Казань, 2007г.). Основные положения и результаты исследования изложены в 7 (семи) публикациях.

^ Структура диссертации: диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы.


Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, ее научная новизна, формулируются цели и задачи исследования, раскрывается теоретическая и практическая значимость работы, приводятся основные положения, выносимые на защиту, и апробация результатов исследования.

^ Первая глава называется «Версии дастана «Туляк и Сусылу». В ней дается оценка трудам видных ученых В.Даля, Г.Потанина, Л.Суходольского, М.Усманова, М.Ахметзянова, М.Гафури, С.Галина, А.Киреева, которые непосредственно занимались изучением дастана.

Русские переложения эпоса одновременно являются исследованием, потому что в них дается не только эпический текст, но и излагаются характеристики самого эпоса, исполнителей местности, где этот эпос был зафиксирован.

Первый исследователь эпоса В.И.Даль отмечает, что эпос сохранился в Белебеевском уезде, где не было так называемых припущенников (припущенник-припущенный или принятый в общину, поселившийся на земле коренных владельцев. Мещеряки и тептяри считаются не коренными вотчинниками, а припущенниками башкир)1.

Ознакомление с сюжетной основой “Башкирской русалки” В.Даля показывает, что сюжетная линия широко распространенного среди демских башкир эпического памятника “Зая-Туляк и Хыу-Хылу” им полностью сохранена. Это обстоятельство представляет возможность расценивать пересказ В.И.Даля как своеобразный вариант одного из сюжетов, вошедших в серию сказаний о Зая-Туляке.

Сказание о Зая-Туляке в изложении Даля несколько отличается от его башкирских вариантов и своей художественной формой. Если у В.И.Даля все повествования излагается прозой, то в башкирских версиях, как правило, самые напряженные драматические моменты передаются в песенной форме.

Между Ачулы-кулемъ и Димою кочевал в древние времена хан – Самархан, один из сыновей Чингиса. У Самархана был сын Зая-Туляк. Юный князь был любимцем отца и матери своей, прекрасной пленницы русской, которая плакала и тосковала по милой отчизне своей. Зая-Туляка берегли и холили, как царского баловня и любимца; он был хорош, как солнце, и не было на Деме достойной его луны. Завистливые братья Туляка, сыновья других жен Самар-хана, озлобились на баловня.

Самар-хан созвал приближенных своих и велел им подготовиться к отъезду: хотел сыну своему показать свет. Вельможи дали ему сову вместо отцовского кречета. Зая-Туляк, не видавший травли соколиной и не знавши ловчих птиц, поверив им на слово, пустил птицу свою на первую встречную вереницу диких гусей. Оказалось, что это была не сова, а дорогой белый кречет, и был он лучше всех соколов царских. И когда неудачная насмешка над Зая-Туляком оставила их самих дураками, у Туляка оказался по царству кречет, который побивал разом по семи гусей – тогда взяла людей этих злость и зависть: они вспомнили слова и обещание двух князей, братьев Зая-Туляка, и стали советоваться, как извести наследника. Зая-Туляк ночью услышал нечестивый совет вельмож и решил бежать. Но в стане возникла тревога, и все погнались за князем. Под ним была лошадь породы Туль-Фаръ, и этот жеребец перенес его на гору Карагач, к озеру Ачулы. Раскинувшись на одном из уступов, он закрыл глаза и стал думать. И вдруг услышал Зая-Туляк на берегу озера плеск и увидел деву воды.

Русалка, не примечая Зая-Туляка, вышла на берег, села, и стала расчесывать золотым гребнем черную косу свою, длиною в сорок маховых сажень. Но Зая-Туляк схватил ее за шелковую косу. Русалочка обвила его своею мягкою косою и увлекла в глубокие воды. Прошло много времени.

Зая-Туляк стал скучать, вышел на землю. Даже владыка озера отпустил их, раз ему тут не живется и силою держать нельзя. Жена следует за мужем, а не муж за женой. Подарил владыка озера им небольшое приданое и сказал, “когда выплывешь из нашего озера, то скачи без оглядки, прямо на Балкан, хотя бы за тобою небо треснуло и земля рассыпалась: зять должен довольствоваться тем, что от тестя получит”. Зая-Туляк услышал за собой ржание, топот – невольно оглянулся и успел увидеть, что из озера выплывает следом за жеребцом его целый табун отличных коней. Молодой князь с Русалкою поселился на Карагач (татарское звучание, по-башкирски было бы Карагас). В одно утро Русалка услышала топот и сказала, что отец послал погоню. Русалка просила никому не говорить о тайной любви и воротиться на Карагач. Войско взяло Зая-Туляка к отцу. Хан решил испытать своего сына. Самар-хан, разгневанный равнодушием и холодностью сына, велел на месте выколоть ему глаза и отвести снова на Карагач.

Зая-Туляк в горести своей закрыл лицо руками, и глазное яблоко выкатилось из обоих глаз целиком в руки. Верная Русалка исцелила своего любимого.

В варианте В.Даля внимание уделяется престолонаследию. Туляк, сначала изгнанный из родины братьями и в дальнейшем оклеветанный ими же, подвергается казни по древнетюркскому обычаю, т.е. у него отрубают одну руку, одну ногу и выкалывают глаз и бросают в безлюдном месте. Известна тюркская легенда о мальчике, который изувечен был таким образом и брошен в болота. Там его подобрала волчица, вырастила и жила с ним. От него родила детей, которые стали предками тюрков. А в дастане чудесным способом оживший Туляк затем призывается на престол. Все это вполне могло быть в действительности, за исключением волшебного оживления. Ибо у древних тюрков и монгольских народов был обычай жертвоприношения людей калечением парных органов (рук,ног и глаз). Такие жертвы называются заянами. Зая мог каким-то образом вылечиться при помощи людей, особенно если в этом были они заинтересованы.*

Они перекочевали на Балкан и опять услышала Сусылу конский топот. Русалка сказала, что 40 дней и ночей будет ждать, и если он не воротится в назначенный срок, то увидит её, как затоптанный цветок.

Зая-Туляк стал ханом. Посидел на престоле, соскучился по любимице своей. Когда вспомнил, что сорок дней на исходе, молодой хан поскакал к своей русалке. Он нашел свою русалку на том же месте, где её покинул – но она лежала как василек после покоса. Зая-Туляк выкопал могилу, закололся тем же ножом и упал мертвый на верную свою подругу.

Народ и войско долго искали своего хана. Братья Зая-Туляка боролись за престол и все погибли.

Научное значение далевского варианта в значительной степени определяется сохранением в основе сюжета элементов, которые характерны для эпических традиций башкирского народа (тюркского мира, культуры).

Повествуя о нравах и обычаях башкирского народа, Даль преимущественно описывает быт демских башкир Белебеевского уезда. Интересны описания озер Асли и Кандры-Куля, пещер Шуллюган-ташы и Муйнак-ташы, в которых быль переплетается с преданиями и легендами. Легенда, связанная с небольшим озером Ялки-кичканъ («конский выход или выгон»), созвучна с известной сценой из эпического сказания о Зая-Туляке. Во вступлении к «Башкирской русалке» Даль охарактеризовал также своеобразие песенного мастерства башкир. Восторженно описывает писатель уникальное искусство «певчих особого рода».

При изложении тюркских песен В.Даль охотно употребляет аналогичные обороты из прозы русского фольклора: “красное солнышко, заря-зорюшка, дважды василек в землю ложится, Ачулыкуль родимый, серебристый мой” и т.д. Видимо, не совсем правильно будет назвать публикацию В.И.Даля переводом, поскольку сюжет этого памятника был литературно обработан и наряду с другими оригинальными произведениями включен в собрание сочинений автора.

Не отрицая научного значения публикаций эпического сказания о богатыре Зая-Туляке и красавице подводного царства, появившихся после Даля, следует подчеркнуть, что «Башкирская русалка» является не только первой, но и наиболее полной интерпретацией этого замечательного памятника на русском языке.

Обстоятельные исследования Г.Потанина в области устнопоэтического творчества и эпического репертуара народов Сибири и Средней Азии опираются на краткий текст Л. Суходольского. Г.Потанин впервые указал на вероятные монгольские корни данного эпоса, а именно заметил, что данный сюжет встречается в одной из песен эпоса о Гэсэре.1 “Гэсэр” сохраняет архаическую мифологию картины мира.2

Потанин пытался выявить сюжетные параллели данного дастана с эпическими произведениями ряда других народов и культур. Сопоставление проводилось им в широких пространственно-временных рамках, начиная от античных мифов до германских саг и зонгов. По мнению многих современных исследователей, как правило, “параллели” в сюжетных линиях относятся не к произведениям в целом, а затрагивают отдельные их отрывки и фрагменты.

В работе “Дочь моря в степном эпосе” Г.И.Потанин весьма широко использовал сюжет башкирского эпического сказания “Зая-Туляк и Хыу-Хылу” для сравнения с эпическим репертуаром других народов. Сюжет “Зая-Туляка и Хыу-Хылу” он рассматривает не столько как оригинальное творение устной поэзии башкирского народа, возникшее на конкретной исторической основе, сколько как материал для сравнения. Г.И.Потанин, по существу, ограничивается сравнением отдельных деталей, имеющихся в сюжете башкирского сказания, с отдельными элементами, встречающимися в эпическом репертуаре других народов, и установлением их типологического сходства.

Так, он находит сходство между Зая-Туляком и Апполоном, героем древнегреческого эпоса. Многие детали, встречающиеся в легенде о Туляк-батыре, можно обнаружить и в известной эпической поэме монгольского народа “Гэсэре”, в сказке “Йиртюшлук”, распространенной среди тюменских татар, и в эпическом произведении бурятского народа “Ертуген”, и, наконец, автор устанавливает общность памятника с русской былиной “Садко”. Зая-Туляк – земной герой. Он не страшится отправиться в подводное царство. Но возвращается оттуда на родную землю, как и былинный Садко.

К интересным выводам приводит сопоставление дастана с русской былиной «Садко». Сюжет этих произведений имеет немало общего. Былина «распадается на несколько четко разделимых звеньев, что служит одним из внешних признаков ее глубокой древности; такое строение характерно для древнейших ступеней в развитии эпоса…»1. То же самое можно сказать и о сказании о Туляке. “Дастан о Туляке” и былина “Садко” – произведения различных типологических уровней. Это видно из сопоставления некоторых их особенностей. В.Я.Пропп пишет: «Отправка героя в иной мир по своему происхождению есть поездка за невестой. Но в русском эпосе инициатива брака исходит уже не от героя, а от хозяина стихии. Это не только формальное отличие, это отличие знаменует новый этап в развитии эпоса. Герой русского сказания не может хотеть жениться на дочери морского царя».2 Не исключено, что это – следствие христианизации и процесса становления великорусской нации.

В дастане же о Туляке инициативу проявляет сам герой. Более того, он заставляет водяного царя выдать свою дочь за него, что характерно для сюжета героического эпоса.

В своем исследовании Г.И.Потанин широко пользуется сравнительным анализом, привлекает богатый идентичный материал из фольклора других народов; он первым из ученых рассматривает этот памятник на фоне развития общечеловеческой культуры3 .

В татарской фольклористике самый обстоятельный труд о дастане «Туляк и Сусылу» принадлежит М.Усманову. В вариантах М.Усманова и М.Ахметзянова сюжетные линии одинаковы. Из татарского варианта наиболее оригинален казанский список дастана «Туляк и Сусылу», исследованный М.И.Ахметзяновым. В этом варианте исторически значимые элементы отсутствуют. Видимо, это - тоже сводный вариант, и это видно из того, что в самом начале в одном и том же абзаце Туляк называется то сыном Бачман хана, пьющим воды Яика, то сыном Мирказый бая.1

Любовь подводного царя к музыке и женитьба героя на русалке – самый распространенный сюжет в китайском фольклоре.2 Даже при схожести сюжетных линии этих произведений, у каждого имеется свой неповторимый мотив. Например, в сказке «Люсань» у старика со старухой были три сына. Повзрослев, они уходят в разные стороны в поисках профессии. Через два года отец выгоняет младшего сына из дома, так как он вместо усвоения ремесла научился играть на музыкальном инструменте щяньзцы. Переполненный горем Люсань играет на щяньзцы у побережья. Это слышит морской царь и зовет его в свой дворец. Выдает дочь за него замуж. Они живут долго и счастливо.

Герой привлекает к себе внимание в подводном мире своим умением играть на музыкальном инструменте. По мнению Ф.В.Ахметовой3, игра Туляка на гульстан соотносится с древностью произведения и объясняется это таким образом: “есть одна архаичная и ценная деталь, свойственная лишь произведению “Туляк” – происхождение татарских музыкальных инструментов изображается в эпических традициях”.

По мнению М.Усманова4, основная фабула произведения - подчинение дочери подводного владыки земному человеку и тоска земного человека по родной земле.

В дастане очень много имен собственных, названий местностей, освещающих историю тех народов, у которых зародился дастан. Казанский вариант, найденный М.Ахметзяновым в 1985 году в Казани, имеет концовку, где описывается наказание братьев Туляка. В дастане повествуется о событиях XIV-XVI вв., о городах, населенных пунктах, существовавших уже тогда. В исследовании даются объяснения к ним, почерпнутые в исторической литературе, из словарей. Шестерых царевичей вместе с закрепленными за ними племенами прогнали в разные страны – в разные стороны. Название стран-народов дает нам информацию о том, с какими народами и странами общались создатели и слушатели первоначальной версии эпоса “Зая-Туляк”. По нашим соображениям, Иләчте – это Элиста (ныне название столицы Калмыкии); Әчтүкә ( скорее Учтүкә, поэтому начальный звук данного топонима аллетерирован со словом урус “русский”) – это, скорее всего Устюг, или как ныне называется, Великий Устюг на Двине. Этот город издавна имел торговые связи с Булгарией, а затем с Казанским государством.1 Чиркәс – конечно, Черкесия, черкесы на Северном Кавказе. Под названием киргиз подразумеваются казахи.

Слово Наҗар тут скорее всего ошибочное написание вместо слово ^ Бухар. Об этом говорит то, что начальный согласный слова Наҗар не аллитерируется со словом башка – “другой”, чужой, а анлауты Бухар, “Бухара” аллитерируются. Написание слов Бухар и Наҗар арабским шрифтом отличается лишь местом точек. Малограмотный, неосведомленный в тонкостях поэтической речи переписчик легко мог переделать Бухар в Наҗар. Бухара в звучании Бохар в татарском языке издавна широко известный топоним. Это слово входит в состав ряда фразеологизмов: бохар кавыны, бохар кынасы, бохар кәләвәсе, бохар миләше, бохар песие (мәчесе) и т.п. От основы Бохар образованы слова Бохари - учившийся в Бухаре (в бухарских медресе, которые считались особенно авторитетными).

С меньшей вероятностью можно предположить, что слово Наҗарэто отражение слова Маҗар, “мадъяр, венгр”, также хорошо известное среди тюркских народов Восточной Европы. В частности, известно, что современный город Буденновск (на Северном Кавказе) раньше назывался Мажар, Великий Мажар.

Кайы – один из легендарных 24 сильнейших огузских племен, сыгравших решающую роль в заселении современной Анатолии турками. Племя составляло этническую основу государства Османов в начале его становления. Поэтому надо полагать, что здесь под кайы (кайя) подразумевается государство Османов по старой памяти. Вообще, племя кай, кайы в истории тюрков хорошо известно: этот этноним появляется в разные времена и в разных местах неднократно2.Один из родов алтайских тюрков называется кый3. Поэтому можно допустить, что под словом кайы подразумевается не Османское государство, а какая-либо другая область.

В варианте М.Гафури казахские и ногайские по происхождению термины употребляются чаще, чем в иных списках. Однако они могли быть внесены носителями эпоса – акынами, а не произвольной инициативой М.Гафури.

Академик АН РТ М.Усманов считает, что текст М.Гафури когда-то перешел из письменный в устную словесность, затем снова в письменную1.

Методологически наиболее оптимален подход М.Г.Усманова к определению времени создания произведения. Несомненно, этот вопрос имеет как минимум две составляющие:

1) определение периода создания письменной версии;

2) исследование исторического фона сюжета как самостоятельного произведения.

Основным средством решения этих задач, бесспорно, является язык произведения и его оттенки в разных списках. Обращает на себя внимание значительное сходство вариантов произведения, представленных М.Гафури и М.Усманова из О.Кариле. Характерной чертой версии, опубликованной М.Гафури, является, на наш взгляд, бо'льшая архаичность, обусловленная наличием элементов огузского языка.

По всей вероятности, в основе версии М.Гафури лежит древний литературный текст, испытавший на себе влияние народной обработки. Текст из рукописи М.Гафури в основе своей был создан на старотатарском языке, «башкиризмы» появляются в нем в уфимских изданиях.

Рукописи О.Кариле и М.Гафури явно имеют один источник и представляют варианты одной легенды. Об этом свидетельствуют: 1) сюжеты с чудесными деяниями святого Хызра*; 2) сходство имен отца Туляка - Сары Моркас и Миркасык би (в то время как в иных вариантах это Самархан, Чингизхан, Алтынбай, Албырбай); 3) в обоих списках выпукло показана тоска главного героя по своей родине, входящяя в противоречие с любовью к своей жене.

В дальнейшем теоретическим осмыслением идейно-художественного содержания эпоса занимались башкирские фольклористы.

По утверждению К.Мергена, «Часто встречающийся в эпических произведениях этот древний мотив не связывает с конкретным отцом рождение героя, возможно, показывает его членом общины». Мы считаем, что герой не называет своего имени, своих предков и племени исходя из древнего обычая, пережитки которого сохранились до сегодняшнего дня: имя близких, особенно родителей и хана не произносят с целью избежания сглаза или воздействия со стороны злых духов. (До сих пор дети не обращаются к своим родителям по имени). Вероятно также, что Заятуляк попросту скрывал от посторонних сведения о себе, так как находился в бегах, возможно, его преследовали.

С.Галин отмечает1, что в известных ему вариантах сюжета «Заятуляк и Сусылу» содержится элемент борьбы девушки и парня.

Сюжет кубаира «Акбузат» так же сохранил в своей основе архаичные мотивы поисков жены в ином, неземном мире. Сказание завершается повествованием о том, как из подводного царства на землю выходит Нэркэс (Нар-кыз (?) «Нар» – солнце) и вместе с ним много скота, т.е. вместе с образованием семьи появляется и частная собственность как ее неотъемлемый атрибут, считает С.Галин.

Многие проблемы, поднятые в кубаире «Акбузат», нашли более последовательное отражение в эпосе «Заятуляк и Сусылу». Более того, в обоих сказаниях ответы водяной девушки совпадают слово в слово: «Егет, я не буду твоей, я создана из лучей» (следы легенды о непорочном зачатии и солнца). Необходимо сказать следующее: пребывание Заятуляка в подводном царстве в разных вариантах описывается по-разному. В варианте, записанном Л.Суходольским, например, герой и Сусылу в подводном мире живут недолго. Отец девушки Чачдархан, увидев их, дает им скот и отправляет в страну зятя.

Однако во многих вариантах Сусылу и Заятуляк в подводном мире живут довольно долго, есть даже упоминания о рождении у них сына.

Философско-этический аспект эпоса «Туляк и Сусылу» представлен в виде идеи о невозможности нормального существования человека без общества, без своего народа, значит, и без своей родной земли. Таким образом, основной мировоззренческой проблемой эпоса является человек и общество, человек и Отечество.

Произведение создано в классической форме эпоса тюркских народов. В стихотворных частях его раскрываются во всей глубине внутренние переживания, духовный мир героя, и тут необходимо учесть, что они труднее поддаются изменениям. И.Г.Закирова считает, что дастан «Туляк» можно охарактеризовать как мифологический дастан2.

Дастан «Туляк» – оригинальное мифологическое эпическое произведение. Он создан в очень древние времена и восходит своими истоками к древнему фольклору тюркских народов.

^ Вторая глава называется «Система образов дастана, мотивы и исторические реалии в сравнительно-историческом аспекте». В параграфе 2.1: система образов, мотивов и реалий произведения отличается логической взаимосвязью, целостностью и законченностью. В основе сюжета дастана лежит всемирно известная схема: дочь подводного царя выходит замуж за земного человека (номер сюжета 592а по Анри Аарне1). Этот сюжет имеется во всех вариантах данного эпоса, даже в самых бедных событиями. Во всех вариантах сохраняются следующие сюжеты: обиженный братьями джигит Заятуляк или просто Туляк, каким-то образом оказавшись у берега озера, видит девушку, расчесывающую волосы, пытается поймать ее, это ему удается, и он оказывается в подводном мире. В сказочных вариантах джигит выходит на божий свет и благополучно проживает со своей женой. Прослеживается примитивный мотив о внезапном вознаграждении героя, обиженного судьбой.

В одном из вариантов2 элемент нанесения обиды герою отсутствует. Этот мотив заменен ближневосточным мотивом влюбленности во сне. Парень спрашивает у отца помощи, чтобы добыть девушку, которую видел во сне, отец ему помогает. Он находит ее и женится. После типичного для всех вариантов сказания преодоления ряда препятствий на пути к девушке, он достигает поставленной перед собой цели и завоевывает право на спокойную, счастливую жизнь.

Наиболее богатый событиями вариант представлен у В.Даля. Но, возможно, он сам несколько усложнил сюжет при составлении сводного варианта по своему разумению. В нем прослеживается сюжетная линия в целом схожая с той, что изложена в списке из д. Макаш (Альшеевского района республики Башкортостан). Сокол Туляка на охоте добыл больше птиц, чем у старших братьев. Старшие братья еще больше возненавидели Туляка. В более полных вариантах подробно описываются козни старших братьев. Повторяются такие детали, как забивание гвоздей вместо подковы в копыта лошади Туляка, и даже убийство этого коня.

В одних вариантах лошадь говорит человеческим языком и советует Туляку сильно побить ее, после чего она сама освобождается от гвоздей. В другом варианте Туляк и его конь падают полумертвыми, и тут появляется некий святой безымянный старик или мусульманский святой Хызыр и помогает оживить коня и Туляка. Братья, увидев такой поворот дел, продолжают строить козни: завязывают руки Туляку и пускают коня вскачь в степь. Избитый конь бежит день и ночь, останавливается у некоего безымянного озера (или у озера Асылыкуль). Здесь Туляк освобождается от пут и вдруг видит девушку Сусылу (или в одном из вариантов только волосы на поверхности воды)1. Туляк мгновенно влюбляется в девушку, причем в полном варианте мотивация влюбленности совершенно отсутствует. Это может свидетельствовать об образовании лакуны (отсутствие части первоначального текста). Не исключено, что сказители соединили эпизоды двух разных произведений. Почти во всех вариантах подробно приводится спор-состязание Заятуляка с девушкой по имени Сусылу, т.е. русалкой. Эта подробность тоже выглядит достаточно странно по отношению к основной линии произведения в силу того, что недостаточно мотивирована. Следует указать три наиболее значимых, на наш взгляд, момента:

- Во-первых, девушка предлагает свои наряды как выкуп, чтобы освободиться от Заятуляка; в ряде списков следует подробное перечисление нарядов одного за другим.

- Во-вторых, Сусылу заранее знает, кто такой Заятуляк.

- В-третьих, в ответ на уговоры, увещевания и даже советы девушки не оставлять божий свет, потому что Туляк не сможет вытерпеть жизни в подводном мире, Туляк отвечает, что он готов отказаться от всего дорогого для него – от коня, от сокола, от охотничьего амулета «Уртяки», от родины, от родных мест, даже от отца и матери. В данном эпизоде вновь наблюдается несерьезная мотивация этой страсти. Почему Туляк, у которого нет матери, готов отказаться от нее? Возможно, эта неувязка объясняется соединением различных вариантов сказания или его последующей доработкой.

Внимание привлекает осуждаемая народной моралью бездумная и безумная страсть Туляка. Нам кажется, что в данном эпизоде Туляк ведет себя не как мусульманин, а как язычник, и это его поведение оценивается сказителями. Но впоследствии эта мотивация была забыта, ведь почти все сохранившиеся варианты в какой-то степени фрагментарны.

Неоднозначность личности героя и в дальнейшем проявляется в том, что по ходу событий он не сдерживает своего слова и начинает говорить о любви к своей родине. К сожалению, исследователи дастана не пытаются как-то объяснить эти противоречия.

Встречается приоритет любви над иными мотивами, который характерен для наиболее архаичных пластов эпических произведений, к каковым данное сказание не относится. Поэтому, как нам кажется, противоречивое поведение главного героя должно было оцениваться в патриархальной среде как неподобающее (неприличное). Собственно, здесь отражается ненормальное состояние героя. По всей видимости, тема любовной страсти является необходимым условием развития субстратного сказочного произведения.

В подводном мире Туляк встречает сопротивление со стороны отца Сусылу. И сама Сусылу, и ее отец пытаются обмануть Туляка. Туляк, преодолевая сопротивление, прибегает к чудесной молитве (в Казанском варианте). Этот случай также никем не объясняется. На наш взгляд, в данном случае явно выражена борьба между пережитками язычества и ислама. Царь подводного мира оказывается бессильным перед прочитанным Туляком текстом молитвы «Великое имя Аллаха».

В описании жизни Туляка в подводном мире (скучал о жизни по земле) проявляются его свойства, которые сказители забыли осветить. Он оказывается хорошим музыкантом и даже комедиантом, «веселым малым». Он играет на различных музыкальных инструментах, может потешать окружающих ( играл на своей «уртяка»). В этом несомненно проявляется его воспитание как сына степного тюркского властителя, а также любовь к родным, к своим обычаям, к природе родины.

В параграфе 2.2 «Сказочные мотивы, отраженные в эпосе» можно найти значительное количество сказочных элементов, вошедших в дастан из различных волшебных сказок. Например:

а) неправдоподобность волос-лучей;

б) неоднократно упоминавшееся спор-состязание, характерная деталь для многих сказок, где состязание происходит обычно между земным человеком и дивом, победу одерживает человек, благодаря своей мудрости.

в) способы попадания героя в подводное царство. Существует много способов оказаться в другом мире: через горные ущелья, через пчелиные гнезда, через ров (овраг). Но в татарской мифологии многие персонажи оказываются в подземном мире или в подводном царстве через колодец.

г) чудодейственность молитвы;

д) магические цифры.У тюрков, у монгол особо значимой была цифра “девять” как “три тройки”(3×3). Большинство эпосов мира включает в себя древнейшие космогонические воззрения древних на системную структуру мироздания: три сферы – небо, земля, вода, три начала, семь дней недели, двенадцать месяцев и т.д.;

е) в некоторых вариантах конец эпоса приобретает самостоятельный характер и появляется совершенно непредусмотренная тематика –оригинальное узнавание матерью пропавшего сына (у нее вдруг вытекает молоко из груди при виде молодца, претендующего на престол). Молоко матери считается священным. Любой человек, попробовавший грудное молоко женщины, является ее сыном и родственником для остальных. Этот обычай сохранился до сих пор на Северном Кавказе.

е) оригинальное ознакомление Сусылу со своей свекровью. Эти мотивы никак не связаны с историей дочери подводного царя. Они становятся понятными, если учесть, что Туляк это Зая – собственно оживший дух погибшего человека. Кроме того, возникает подозрение, а не является ли эпос не целостными произведением, а серией приключений Туляка? Возможно, также это тюркская интерпретация архаичного сюжета, который в более целостной форме сохранился в бурятско-монгольском эпосе “Гэсэр”1, состоящий в полном объеме из ряда собственно не связанных между собой приключении главного героя.

В параграфе 2.3 “Элементы и детали сюжета” прослеживается хронологическая цепь отклоняющихся от основополагающего сюжета следующих мотивов и деталей:

1. Заятуляк видит Сусылу во сне и отправляется на ее поиски. Этот эпизод находит древнейшие аналогии в ближневосточных легендах. («Тысяча и одна ночь»). Широко распространенный мотив влюбленности во сне известен с глубокой древности.

2. В большинстве случаев Сусылу сидит на берегу и расчесывает волосы. А в одном из вариантов она сидит на дереве, на ветках. Заятуляк видит отражение в воде и находит ее. Был ли в основном субстратном языческом варианте нашего эпоса такой мотив, неизвестно. Не исключено, что он привнесен в дастан из другого эпоса.

У европейских народов широко распространены легенды, сказания об ундинах, которые своим пением и красотой завлекают путешественников в глубь, могут погубить их или сделать своими возлюбленными в Подводном царстве. Образ ундин восходит к римской мифологии (происходит от латинского слова «унда» - волна). Ундины могут обрести бессмертную человеческую душу, полюбив и родив ребенка на земле (мифы о Мелюзиле)2.

Как пишет Ф.Урманчеев3, образ водяной в башкирском и татарском фольклоре, так же как и в творчестве других народов, очень древнего происхождения. По мнению некоторых ученых, появление его связано с эпохой матриархата. Об этом свидетельствует, в частности, и то, что в название образа одним из компонентов входит слово «мать» - су анасы (букв. «мать воды»). Из имени видно, что это существо относится к женскому полу, так как на русский язык переводится как «водяная мать».

В понимании татар сказочные духи разделялись по половому признаку4. Представлен этот образ в эпосе и некоторых других народов. Водяную можно увидеть чаще всех, так как при лунном свете она выходит на мостик и расчёсывает свои волосы. В дастанах «Заятуляк и Сусылу», «Акбузат», «Наркас» есть предупреждение герою о том, что они не равны земным людям, и что богатырю с ними грозит опасность для него самого, для его народа.

В параграфе 2.4 «Вещный» и «предметный мир» дается полная характеристика образам и реквизитам Подводного и Земного мира.

Образ хозяина воды, водного дракона, владыки Подводного царства чрезвычайно распространен в Китае. В китайской мифологии водный дракон представлен в различных ипостасях. Не все подводные драконы имеют дочь. Некоторые из них требуют человеческого жертвоприношения в виде красивой девушки, о чем нередко повествуют легенды разных народов со времен античности (Минотавр). Жертвоприношения подводным царям можно проследить и в историях пророков.1

Поклонение воде свойственно почти всем народам. Морской Нептун почитался людьми, связанными с морем или отправлявшимися в морское путешествие. Праздник Нептуна – нептунами справлялся 23 июля с целью предотвращения засухи (во время праздника строились хижины из листьев)2.

У всех славянских народов в ночь накануне Ивана Купалы в воду опускают венки цветов. Этого обряда нет в самом христианстве, поэтому можно говорить глубоких дохристианских корнях этого ритуала.

Другая ипостась Дракона – («змей») в греческой мифологии чудовищный змей или чудовище с чертами змея. В сказках змей также выступает как водяное существо. Хранитель вод более прочно связан с обликом сначала змея, а потом змея-дракона. Это представление о змее-хранителе вод можно встретить уже у первобытных народов, например, у австралийцев.

Есть драконы злые и добрые, умные и глупые. В «Заятуляке» хозяин Подводного мира вначале враждебен к людям. Он вовсе не хочет брака дочери с земным человеком и вынужден согласиться только в силу обстоятельств. Падишах озера Ачылыкуль, однако, не мифический «хозяин» озера и водной стихии, а сказочный глава джиннов и драконов, падишах дивов, который живет на дне озера Ачылыкуль. Он сидит верхом «на черном коне», «одетый во все черное, с черным соколом на луке седла».

Водяной в славянской мифологии – злой дух, воплощение стихии воды как отрицательного и опасного начала. Водяные соотносятся с черным цветом: им приносили в жертву черного козла, черного петуха, существовал обычай держать на водяных мельницах черных животных.

Образ Заятуляка—это образ молодого человека, который хочет жениться, случайно увидев русалку, дочь подводного царя и т.д. В одном из вариантов любовь героя к Хыухылу (Сусылу) зарождается до встречи с нею: Заятуляк впервые видит свою возлюбленную во сне1. Возникновение чувства до встречи с любимой характерно для эпических произведений романтического содержания. Да и в самой характеристике образа Заятуляка во всех вариантах также улавливаются отдельные черты, типичные для героев романтического эпоса. Он «очень красивый», «светлоликий», «нередко в тяжелые минуты из глаз его катятся крупные слезы», но от тоски лицо его временами «желтеет»2.

В некоторых вариантах упоминаются брат или братья Сусылу. По нашему мнению, для основного текста эти персонажи излишни. Очевидно, братья пришли из другого варианта сказки о подводном царе и его дочери, в котором земной герой спасает рыбу, оказывающуюся сыном подводного царя. Братья Заятуляка также могут быть признаны добавочными персонажами (второго плана). Не исключено, что они были заимствованы из другого источника: из всемирно известной легенды о завистливых братьях престолонаследника Йосыфа (“Кыйсса-и Йусуф” Кул 'Али).

Конь героя в тюрко-монгольском эпосе имеет чрезвычайно важное значение. Главным боевым товарищем героя, его помощником во всех подвигах в эпосе (как и в героической сказке) является богатырский конь.

Основная функция коня - посредничество между двумя царствами, другая – это его связь с водой. «Вот в самую полночь поднялась погода, всколыхнулось море, и выходит из морской глубины чудная кобылица, подбежала к первому стогу и принялась пожирать сено».3 Но конь-помощник иногда имеет отношение к воде. Клички коням в большинстве случаев даются по их масти4.

Крылатый тулпар Заятуляка с необыкновенной быстротой преодолевает огромные расстояния, летит, «ветер обгоняя». Во время скачки конь просит своего хозяина ударить его плетью изо всех сил, благодаря чему из его копыт вылетают гвозди, которые вбиты братьями Заятуляка. Расправив крылья, конь летит, как стрела, и опережает их. «Победив их, герой получил, говорят, имя батыра»5.

В некоторых версиях произведения (в Казанской, Олы Кариле) в трудные минуты Заятуляку является Хызыр. Этот святой (как и во многих сказаниях народов Востока) предстает перед Заятуляком в образе седого странника в зеленом одеянии и учит его молитве, называемой “Исьме Агъзам”, т.е. молитве, заключающей в себе 99 священных имен Аллаха, благодаря чему она обладает чудодейственной силой1. С этой молитвойон не может погибнуть “ни погибнешь ни от оружия, ни от огня, ни от воды, ни от зверя, ни от человека”2. С ее помощью Заятуляк осушает озеро, заставляет падишаха подводного царства выдать за него свою дочь3. Старик явился к Заятуляку во сне и продиктовал «дога» (молитву). Заятуляк обращается к Аллаху четырежды, и каждый раз тщательно готовится перед этим. Этот момент характерен для религиозно-дидактического притчевого произведения.

Таким образом, анализ многих татарских сказок показывает, что потусторонний мир связан у татар-мусульман (в сказках, возможно, налицо восточные мотивы) также с водной стихией. Ключи к тайнам того света, знание магии в татарских сказках, как правило, находятся в руках какого-то старика. Многочисленные старики из сказок и рассказов очень схожи с Хызром, у истоков образов стоит, видимо, пророк Хызр. Его связь, связь сказочных стариков с потусторонним миром и в Коране (на слиянии морей встреча с Хызром), и в сказках воплощены в водной стихии.

В отличие от поверий, обрядов татары представляют Хызра, не сливая его с языческими божествами, а через коранические символы в связи с водной стихией4.

Предметный мир также присутствует в дастане. Отец Заятуляка живет в обширной юрте-тирмэ. В варианте М.Гафури юрта – «унике канатлы тирмэ» ( с двенадцатью четками). Характерно, что жилищем у подводного духа царя является вообще не юрта, а палаты с высокими каменными стенами, железными воротами, перед которыми беспомощно топчется Заятуляк, после того, как Сусылу в одном из вариантов обманным путем быстро юркнула в эти ворота.

Л.Суходольский отмечает: «Сказочные дома у татар представляются большей частью металлическими»1. Такое изображение дворцов и домов потустороннего мира, по-видимому, не случайно.

В перечне упоминаемых в эпосе музыкальных инструментов в башкирских вариантах упоминается музыкальный инструмент һарнай, от персидского сурнай “свадебный рожок”: известен как в татарском, так и в других тюркских языках. Из названий других музыкальных терминов особенно интересен «тибрәу» и «кубрау». А также гөлстан из персидского языка гөселдан – гусли. Кондак означает тоже род гуслей, собственно кондак – это люлька для ребенка, вытесанная из ценного дерева.

Этимология имен персонажей позволяет выявить истоки произведения, восходящие к древней истории, к обычаям тюркских народов. Имя главного персонажа Туляк (Заятуляк) означает линяющую птицу, или ягненка, всякого животного, которое вынуждено лежать тихо в укрытии. Слово Зая, очевидно, является эпитетом к его имени, о чем свидетельствует то, что в ряде рукописей имя Туляк употребляется без эпитета Зая. В татарском языке слово зая имеет два значения: напрасно истраченный. Это слово происходит от арабского зая. В тюркских языках имеется и другое слово зая - варианты җая, чая, сая, со значением “душа погибших на войне или трагически погибших людей, коней, животных, собак”. Этимологически сходными являются җаяган, йайаган от глагола җай – “пожертвовать, стать жертвой», глагол в переходном или непереходном значениях. Фонетическое звучание зая собственно является монгольским, потому что в монгольских языках закономерен был переход җ-з, этот переход наблюдается изредка и в татарском җилән – зилән ,җиңги – зеңги, зийән – җиян, җим – зим 2.

Заятуляк, таким образом, на русский язык в целом можно перевести как юноша по имени Туляк, который сделался Зая, духом погибшего. Вероятно, имеется резкий разрыв в сюжете, наблюдавшийся в данном эпосе. Обычно в монгольском, южно-сибирском, тюркском сказаниях Заяны не возвращаются в обычную, мирную жизнь, хотя это не исключено.

^ Сусылу - водяная красавица, русалка. Состоит из двух самостоятельно функционирующих морфем су - вода и сылу – красивая (варианты сылыв, сыв). Это слово не является общетюркским, оно встречается лишь в татарском и башкирском языках, т.е. название собственно описательное, видимо, не специально мифологическое.

М.Ахметзянов в статье «Казанский список дастана Туляк и Сусылу»1 дает такое толкование имени отца Туляка - Миркасык бай. В Казанском списке же данный антропоним читается как Мирказый бий. Миркасык би является, наверное, полным вариантом слова Моркас. Отец Туляка является, по сказанию, не ханом, а лишь служащим ему князем .

Отец Сусылу только в одном варианте – падишах Озера Шулгень. По этому поводу проф. Р.Г.Ахметьянов в своей статье «О слове Шулгень»2 пишет следующее: в башкирских легендах туманно говорится ( в частности у В.Даля), что Сусылу и ее отец были христианами или даже русскими, возможно, это связано с тем, что в башкирском фольклоре XIX века Шульган – «чужой, посторонний» и, в основном, злой дух. Слово Шульган, как мы уже сказали, используется в башкирском фольклоре, в эпосе, в нескольких дастанах как «царь подводного царства» (иногда имя собственное). Слово Шульган невозможно объяснить на материале башкирского языка: «шүл” – нет такого глагола или на него похожего.

В дастане “Туляк и Сусылу” упоминаются реальные названия, где происходит действие: река Яик, гора Балкан, озеро Ачылыкуль, гора Карагач, река Дим. Топонимы представляют собой включения в произведения народного эпоса, хроники и документальные произведения географических названий, их месторасположения, которые существуют и в действительности.

Озеро Ачылыкуль, по написанию В.Даля, “Ачулы” или “Ассули” объясняется им как бездонное или, вернее, сердитое. Объяснение В.Даля может быть верным, но доказать его трудно. Может быть, название происходит от “ачы”, ”әче”? В некоторых местах на берегу озера есть солончаки.

По преданиям башкир, озеро Асылы вздымается и выходит из берегов в двух случаях: во-первых, когда люди причиняют озеру вред и тогда его хозяин - дух воды сердится и в отместку затопляет всю окрестность водой; во-вторых, тогда, когда подводный царь хочет предупредить людей о грозящей большой беде3.

Гора Балкантау во всех башкирских и в татарских вариантах легенды также указывается как реальный объект. Заметим, что топоним Балкантау, гора Балкан встречается во многих местах обитания тюркских народов, начиная с восточной Сибири и до полуострова Балканы, название которого имеет тюркское происхождение. В произведении горе уделяется огромное значение. Туляк воспевает гору Балкан, вкладывая сюда всю любовь к родной земле и родителям. Приводимые В.Далем топонимы являются вкладом и в фольклор, и в историю тюркских народов.

Приведенные факты говорят о сложности конкретной местности, исторического фона, которые составляют основу эпоса «Туляк и Сусылу». Условной границей этой местности можно определить как большой «треугольник»: Поволжье – Яик – Северный Урал. В указанном «треугольнике» в средние века кыпчакские племена входили в этнические группы, являющиеся предками современных татар, башкир, ногайцев, казахов. Р.Г.Ахметьянов в своей статье «Мирастан ике энже»1 находит в тексте «Заятуляк и Сусылу» ногайские элементы. «Много лет назад, в киргизской стране, – начинает М.Гафури,2 - жил хан по имени Сары Маркас». От младшей жены рождается ребенок Заятуляк. Однажды братья Заятуляка сделали хромым его коня, взяли уздечку и самого прогнали. По пути Заятуляк останавливается около Ачылыкуль. Увидев девушку, сидящую на берегу, расчесывающую волосы, Заятуляк сразу влюбляется и говорит следующие слова:

^ Сәлам бирдем бән сәңа, Айтик күркле йөзеңә,Гашыйк булдым бән сәңа, Көндәй күркәм үзеңә, Хәйран булып калыпмән Бал-шикәрдәй сүзеңә...

Слова сән, бән, инеп, калыпмән и их формы пришли из татарско-ногайского языка. Фраза “Йөгәнем суйды” (салдырып алган) свойственна казахскому и ногайскому языкам. Все приведенные данные доказывают следующее: «Заятуляк и Сусылу» изначально является ногайским эпосом. Он когда-то (возможно, от ногайцев, живших в XVI в. на юго-западе современного Башкортстана) записан близким к тюркскому языку. (На таком же тюркском языке с ногайскими и казахскими элементами написаны поэмы А.Курмаши «Бүз егет», «Таһир илә Зөһрә»). Затем этот эпос широко распространился среди башкир (это событие говорит о заселении ногайцев среди башкир и их популярности у этих народов: в восточной части Татарстана сказителей эпоса и играющих на кылкубыз скрипке на свадьбе и в настоящее время называют «ногай»).

М.Ахметзянов также отмечает: «наблюдения, проведенные над рукописью “Книги Туляка», свидетельствуют о том, что это произведение ногайского народа3.

В грамматике памятника употребляются следующие уйгурские формы, форманты:

1. В винительном падеже приятяжательного склонения после ын прибавлялись гласное ы, ый, и, е атыны – атын (его лошадь), эшене (см. уйгурский ишини) вместо общетатарского эшен. Формы на н, ын, в употреблении перемешались, могли встречаться в одном и том же предложении: в одном н, а в соседнем ны, ни.

2. Форманты сказуемости в I, II лицах мән, сән, без велярной пары вместо общетатарских мын/мен, сың/сең; барамән, киләмән – в обоих, т.е. как в велярном, так и в палатальных случаях единый аффикс мән вместо парного аффикса в татарском мын/мен. Также барасән, киләсән вместо барасың, киләсең. Эта особенность старотатарского языка была особенно устойчивой. Она проникала и в фольклорные произведения.

Следует сказать, что лексические нормы татарского языка до сих пор не существуют в такой полноте, в какой существует она в русском языке. Поэтому вышеупомянутые морфологические особенности языка исследуемого нами произведения не могут быть основой безоговорочного утверждения о том, что язык эпоса о Туляке - не татарский.

Во 2-ой половине XIX в. на территории современной Республики Татарстан, в д. Олы Кариле, в тетради, переписанной шакирдом Хасаном, сохранился древний текст лиро-эпического эпоса «Туляк и Сусылу». М.Усманов пишет следующее: «На первый взгляд эта рукопись для меня не является незнакомой; знакомая мне арабская графика, несмотря на архаичность, природу и дух языка - это родной нам татарский язык. Трудность состояла лишь в том, что почерк не был каллиграфически правильно оформленным. Кроме того, орфография текста похожа «на решение кроссворда»1. При реконструкции полного сюжета приходится сталкиваться с тем, что некоторые моменты в отдельных вариантах противоречат друг другу. Это касается особенно неполных вариантов, т.е. тех рассказчиков, которых, очевидно, интересовали только отдельные моменты эпоса и вовсе не привлекала цельность, логическая завершенность произведения. В таких случаях мы попытались выбрать те варианты, которые укладывались бы в логическое развитие сюжета, в рамки цельного, хотя и многослойного фольклорного произведения авантюрного романа. В общем, мы видим в этом произведении не только слияние тюрко-монгольского эпоса и восточной авантюрной сказки типа тех, которые даны в сборнике «Тысячи и одной ночи», но и переход к авантюрному роману в традициях книжных сказов, в которых затрагивается и современная тематика, особенно это видно в концовке.

Произведение в целом может быть охарактеризовано как «народный» роман авантюрно-социального типа, построенный на использовании и литературных традиций, и эпического фольклора, в лоне которого он возник. Фольклорные мотивы используются в довольно большом количестве: использование стереотипных эпитетов, проявление сказочно-эпической гиперболизации.

Особенностью письма дастана является то, что все авторы старались переосмысливать и пересказывать языческий эпос в духе и на потребу своей идеологии. На основе того, что все русскоязычные публикации (пересказы, изложение сюжета и т.д.) даны под атрибутивным названием башкирский, башкирские филологи пытаются представить данный эпос исконно башкирским, созданным у башкир1. Между тем, в действительности речь идет о сказителях-башкирах, а они (сэсэны, сказители и т.д.) могли озвучить, передавать своей аудитории фольклорные и нефольклорные произведения других народов, особенно татар и ногайцев. И в данном случае, видимо, речь шла о пересказе башкирскими певцами-бардами в одних случаях татарского письменного варианта, в других­- ногайского варианта на башкирских диалектах. Дело в том, что традиции устного исполнения эпоса у башкир, а также у ногайцев сохраняются гораздо дольше, чем у татар. Уже в XVIII в. татары читали сами произведения, а не слушали их в выступлениях народных поэтов, т.е. роль барда-певца сводилась на «нет».

В Заключении диссертации подводятся основные итоги исследования.

Историографическое исследование произведения свидетельствует о том, что дастан «Туляк и Сусылу» имеет глубочайшие корни (культурные, литературные), восходящие к космогоническим легендам древних цивилизаций (Египет, Сирия, Индия, Китай). В дальнейшем сюжет, отрываясь от конкретной философской мировоззренческой концепции, находит отражение в ряде религий и во множестве народных сказаний и легенд. Он обрастает подробностями и деталями быта, присущими традициям и нравам конкретных культур и эпох (народов), в рамках которых творил очередной редактор. В этом отношении эпос «Туляк и Сусылу» является весьма значимым звеном в цепи евразийских аналогов, проявляя особое сходство с легендами алтайских («Гэсэр») и славянских («Садко») народов.

Философско-этический аспект эпоса “Туляк и Сусылу” представлен в виде идеи о невозможности нормального существования человека без общества, без своего народа, значит, и без своей родной земли. Таким образом, основной мировоззренческой проблемой эпоса является человек и общество, человек и Отечество.