Собственности: Русские и татарские реалии

Вид материалаДокументы

Содержание


От издателя
Собственность как социально-экономическая
Глава 2 Диалектика собственности
Перейдем к социуму
Закон отрицания отрицания
Собственность и труд
Глава 4 Гражданин – демос – демократия – Отечество
Глава 6 Собственность и проблема неравенства
Этика собственника и этика несобственника
Демографическая ситуация
Экологическая ситуация
Девиантное поведение
Политические отношения
Глава 9 Социал-демократизм как возможный путь развития
Технико-технологическая концепция
Часть III
Гражданское общество в России
Первая: мы фактически еще живем в том, что он натворил, причем в худшей стороне его наследия. Вторая
Не пришло ли время реализовать ленинскую концепцию российского народного капитализма, отказавшись от бюрократически-бандитского?
I. Несколько предварительных замечаний
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17


Агдас Бурганов




Философия и социология

собственности:

Русские и татарские реалии


Москва


2004


Бурганов А.Х.

Философия и социология собственности: русские и татарские реалии. – 4-е изд., перераб. и доп. – М., 2004.


В книге дан анализ российскому обществу и его государству, состоящему в своем большинстве из населения, лишенного собственности, следствием чего явилось многовековое общественное нездоровье. В его сознании утвердилась антисобственническая психология. Россия больна социальным «иммунодефицитом» – социальной неустойчивостью. Прогресс человечества – следствие не классовой борьбы, направленной на истребление состоятельных классов и отрицания частной собственности; нормальное развитие общества означает формирование демоса (массового среднего класса собственников), природе которого противопоказан социальный экстремизм. Частная собственность рассматривается через призму законов диалектики и социологии, её места и роли во взаимоотношениях человека с самим собой, граждан друг с другом, с властью и Отечеством.


Оглавление



Вступительное слово

Введение

Часть I. Собственность как социально-экономическая категория

Гл. 1. Рождение собственности, её социальное понимание

Гл. 2. Диалектика собственности

Гл. 3. Собственность и труд

Гл. 4. Собственность и гражданин – семья – демократия – Отечество

Гл. 5. Собственность и творчество

Гл. 6. Собственность и проблема неравенства

Гл. 7. Этика собственника и этика несобственника

Часть II. Отношения собственности переходного времени

Гл. 8. «Гайдарономика» – анархолиберализм

Гл. 9. Социал-демократизм как возможный путь развития

Гл. 10. Технико-технологическая концепция

Часть III. Гражданское общество как сособственничество граждан

Гл. 11. Ленинский опыт «народного капитализма»

1. Необходимое пояснение к постановке вопроса

2. В связи с чем есть необходимость обратиться к личности В.И. Ленина

3. Актуальность ленинского теоретического и позитивно-практического наследия

Гл. 12. Концепция рассредоточения собственности в народе

1. Несколько предварительных замечаний

2. Постановка проблемы

3. Что дает предлагаемое мною

Гл. 13. Собственность на землю

Гл. 14. Формула народного производства

Гл. 15. Собственность и национальная психология: татарский случай

1. Немного о том, что я увидел в русских и татарских деревнях

2. Национальная идея

Гл.16. Познание России


Заключение

Примечания

Приложение (Программа спецкурса «Философия и социология собственн

риложение. Программа спецкурса «Философия и социология собственности»


6

12


27

27

35

65

65

71

79

84

88


110

120

150

150


157


179


179

184

202

215

221

225

222








Гл. 16. Познание России 234 234

Гл. 17. Татарский путь: методология исторического познания 254

Заключение 264

Примечания 285

Приложение 293


От издателя


Вступительное слово


Предлагаемая монография первым изданием вышла в свет в 1996 г. (Самара) в качестве курса лекций по философии собственности. Второе издание (М., 2000) с учетом внесенных уточнений и дополнений было названо «Философия и социология собственности: российские реалии». Третье издание (Казань, 2002) было осуществлено как перевод на татарский язык, но дополненный специальной главой (VI) о соотношении собственности и национальной психологии (татарский случай). Четвертое издание, на русском языке, дополнено четыремя главами: помянутой выше о соотношении собственности и национальной психологии (гл.15), главой о ленинском опыте «народного капитализма» (гл. 11), главой «Познание России» (16) и главой - «Татарский путь: методология исторического познания» (17), а также новым материалом в других главах; внесены в него существенные поправки (уточнения) и структурные изменения. Проблема, исследуемая в 16-й главе, во второй и третьих изданиях была затронута в связи с попыткой осмыслить бердяевский тезис об отсутствии в психологии русского народа «гения формы» применительно к её антисобственничеству как национальной черте. Необходимость выделения её в самостоятельную главу продиктована выходом в свет книг Ю. Афанасьева «Опасная Россия. Традиции самовластья сегодня» (М., РГГУ. 2001) и Александра Яковлева «Сумерки» (М., «Материк». 2003), существенно продвинувших разработку этой проблемы, но не во всем бесспорных. Проблемы гл. 11 во 2-й и 3-й изданиях в предельно сжатом виде были представлены в «Заключении».

Я должен сделать несколько оговорок. К стыду моему, с исследованием выдающегося философа 20-го века, лауреата Нобелевской премии Альбера Камю «Бунтующий человек» (М., Политиздат. 1990) я ознакомился лишь в апреле 2004 года. И то по случайной наводке одного из моих друзей – журналиста и библиофила, прочитавшего мне в недавней встрече-беседе с ним одно из особенно понравившихся ему мест помянутого творения, которое заинтересовало и меня. Что и побудило меня вплотную заняться его изучением. К вящему моему удовольствию, потому как более глубокого проникновения в суть марксизма, чем это было осуществлено А. Камю, мне было неизвестно. Сделай это намного раньше, я отразил бы в своих научных исследованиях содержание книги А. Камю, в частности, относительно ненаучности «научного коммунизма» как тождественное моим мыслям. Иногда, идя дальше, углубляя познание проблемы. К примеру, уже в докторской диссертации о меньшевиках и эсерах в Октябрьской революции (1966 год), без того не утверждавшейся ВАКом СССР более 23-х лет. Не исключено: в этом случае не довелось бы мне ни защитить помянутую диссертацию, ни написать последующие монографии «Откуда и куда идешь, Россия?» и данную, ныне предлагаемую читателям в четвертом издании. По известным причинам, поскольку в советское время – мало сказать – не поощрялись научные поиски такого рода, они просто запрещались с соответствующими организационными и лагерными выводами-последствиями. Так что «нет худа без добра», «не было бы счастья – да несчастье помогло» (первое издание книги А.Камю на русском языке, в переводе с французского, 1951 года издания, осуществлено группой авторов в 1990 году, то есть в новейшее, бесцензурное, время).

Вынуждаюсь сказать и то, что, не будучи ни философом, ни социологом (по образованию и ученым степеням и званиям), все мои научные исследования, начиная с кандидатской диссертации, осуществлены как бы в «историософическом» ключе: исторический материал выступает в качестве фона, исследуемого с философских и социально-экономических позиций (диалектических законов, базиса и надстройки, этики, отношений человека с самим собой, а граждан – друг с другом, с властью и Отечеством). В целом данное издание обогащено историографически, оно теоретически и политически, по сравнению с предшествующими изданиями, надеюсь, более зрелое. В содержательной части монография в значительной мере – философская и социологическая, но по форме (терминологически) в ней мало им, в частности и более всего – социологии, адекватного. Хотелось бы надеяться на то, что читатель, приняв во внимание, что этого рода сочинений других авторов в природе пока нет, простит меня за эту слабость работы. Предыдущие издания именовались «Курсом лекций», прочитанных в Самарском государственном и Российском государственном гуманитарном университетах. Поскольку с каждым новым изданием труд обретал всё более монографический характер, в нем исчезали чисто дидактические моменты, я счел нужным снять пояснение о том, что он – «Курс лекций». Что потребовало от меня по-иному оформить научный аппарат, изменить его макетирование.

Идеология монографии, если можно характеризовать одним словом, – антикоммунистическая. Не потому, что я хочу подчеркнуть свое неприятие коммунистического учения, что, естественно, имеет место быть. А лишь потому, что предмет моего исследования – частнособственнические отношения – впрямую отрицается коммунизмом в роли определяющего само бытие человечества. Чтобы восстановить их, как говорится, в правах гражданства, коль скоро, страна находится на пути перехода к рыночной экономике, без анализа коммунистической постановки вопроса, сделать этого невозможно. Коммунистической философии и социологии требуется противопоставить частнособственническую философию и социологию. Объективно. Известно, у идеологии "научного коммунизма" ключевыми словами являются: общественная (государственная) собственность, плановая нерыночная экономика, диктатура пролетариата, якобы со временем перерастающая в демократию (разумеется, в "подлинную", "настоящую" – не в пример буржуазной), что абсолютно нереально, поскольку плановой экономике она противопоказана по определению. Ключевые слова буржуазной идеологии: частная собственность (частнособственнические отношения), рынок, демократия (что абсолютно реально, потому как без нее невозможен рынок и тоже по определению). Я подозреваю, что истоки демократии – в рынке, рыночных отношениях.

Величайшая заслуга "научного коммунизма" Маркса в том, что он дал классический анализ первоначальному (додемократическому) этапу капитализма. Но этот анализ завел его в ловушку логики истории по вопросу о будущем человеческом обществе: им была сделана ставка на якобы новый класс, на деле являвшийся продуктом разложения обществ всех общественно-экономических формаций – пролетариат, окончательно сформировавшийся в класс при капитализме. Здесь – гениальная ошибка Маркса, повлекшая за собой инициирование возникновения и становления мирового коммунистического движения и серии коммунистических революций под его влиянием. Ошибка марксизма была доведена до логического завершения ленинизмом. И что замечательно: Ленин на исходе своей жизни понял истоки ошибки и наметил реальный выход из тупика, куда завел страну коммунизм. Но он не был принят (понят?) руководством советской России. Несмотря на блестящие результаты первых шагов по реализации ленинского плана. В итоге имеем то, что имеем...

Пролетариат должен был, по замыслу марксизма, свершив свою коммунистическую, то есть антисобственническую, революцию, построить социум, принципиально отличающийся от всех предшествовавших обществ – совершенно на других отношениях собственности. Таким образом, марксизм вступил в неразрешимое противоречие с им же провозглашенной методологией, как единственно верной и соответствующей реалиям природы и общества, гегелевской диалектикой в её материалистической интерпретации. В своем анализе я, опираясь на последнюю, в частности, на её закон единства и борьбы противоположностей и закон отрицания отрицания, доказываю их соответствие процессам жизнедеятельности человека в условиях частнособственнических отношений и, наоборот, – полное несоответствие государственно-коммунистических отношений собственности названным законам.

Исследование имеет цель помочь читателям осознать место России в мировой цивилизации прежде всего с точки зрения освобождения ментальности нашего народа от концепции "исключительности" российского пути, называемого "русской цивилизацией", концепции, призванной оправдать отставание России от высокоразвитых стран в экономическом, культурном и социальном развитии.

В условиях формирования рыночной экономики просвещенный, образованный человек должен знать, что нынешние беды страны имеют своим источником многовековое игнорирование российским государством принципа частной собственности для большинства народа вообще и частичное лишь его утверждение для элитных слоев при доминировании права государства на национальное богатство. Исходя из этого знания, он поймет, что развитие общества, его прогресс имеют своим источником не классовую борьбу, перерастающую в революцию, направленную на истребление состоятельных классов и отрицание частной собственности, как таковой, а, напротив, нормальное, регулируемое обществом движение собственности, сотрудничество всех социальных групп общества. Приоритетной задачей образовательных и культурно-просветительских учреждений и организаций я вижу воспитание массовой частнособственнической психологии. Ибо забота каждого о своем благе, о получении максимума прибыли в условиях рыночной экономики, к которой мы идем, ведет к общественному благу. В этом состоит "адамсмитовская невидимая рука". Воспитаем кадры – воспитаем массы.

В монографии анализируется диалектика собственности, доказывается, что самой творческой силой общества является класс собственников-предпринимателей, а реакционной силой – бюрократия государства-собственника национального богатства, манипулирующая пролетариями физического и умственного труда, источником существования которых является лишь наемный труд ("наемное рабство"); что демократическое правовое государство бывает только в обществе, в котором господствует демос, средний класс собственников, а наемники – социальная опора любых форм диктатуры.

На основе анализа движения собственности в периоды первоначального накопления и становления капитала (XVIII – первая половина XX вв.), а также демократизации капитала во второй половине XX века подтверждается демократический потенциал буржуазных революций, реализованный в их начале частично, а во второй половине двадцатого столетия в ряде высоко цивилизованных стран более последовательно. И, наоборот, – неестественность, а потому и несостоятельность «социалистического» способа производства, создание которого возможно лишь в условиях тоталитарного неправового государства, хищнически эксплуатирующего природные и человеческие ресурсы.

В монографии анализируются идущая в стране "реформа", а также возможные варианты преобразования экономики страны, в их числе авторская концепция гражданского общества как сособственничества граждан в национальном богатстве. В этой связи исследуется американская программа "ЭСОП", ее история, практика, результаты.

Ознакомление с монографией, хочу надеяться, поможет, желающим того, разобраться с идущей ныне в стране "реформой", познакомиться с рядом концепций реформ, предлагаемых для реализации (в том числе, с авторской).

И последнее. Ни одноименной специальной литературы, ни хотя бы учебного пособия, по проблемам собственности нет1. Не потому ли, что «Собственность как таковая, в юридическом, «западном» (еще из римского права) понимании термина как легальной возможности чем-то владеть, управлять и распоряжаться, по сей день не имеет определяющего смысла в России»2? Мы живем в стране, народ которой почти поголовно (за малым исключением) заражен "вирусом" антисобственничества, порождающего иждивенческую психологию. Последняя практикуется пожизненным хождением граждан с протянутой рукой, обращенной к государству: дай врача, дай образование, дай работу, дай пенсию и прочую материальную помощь, дай сажень земли для погребения праха; дай то, дай это, на что государство ответствует своим подопечным, кладя на их протянутые руки то, что остается от него самого и его челяди, после удовлетворения их потребностей и амбиций, то есть некий мизер, поддерживающий их жалкое существование.


Введение


Никогда, пожалуй, в истории наших народов так остро не стоял вопрос о роли и месте России в мировой цивилизации как сейчас. После столь скоропалительного краха советского коммунизма страна буквально оказалась на перепутьи. Сказочный образ трех русских богатырей, кажется, норовит материализоваться.

Общественная мысль – и не только наша, но и зарубежная – взбудораженная независимостью и традиционной непредсказуемостью исторического выбора России, находится в поиске. В современной литературе касательно проблемы исторического выбора России представлены три позиции. Во-первых, образование российского государства издревле под влиянием Европы и принятия христианства, как части европейской цивилизации. Во-вторых, в средние века российская государственность формировалась под влиянием Золотой Орды, по типу восточной деспотии. В-третьих, развитие России не тождественно ни Западу, ни Востоку, оно соответствует идеологии евразийства.

Мой взгляд на проблему состоит в следующем. Неспособность российской элиты должным (элементарно) образом обустроить жизнь собственного народа толкнула её на всяческого рода выдумки идеологического свойства: об «исключительности» пути России, «самобытности русского народа», «евразийстве» и тому подобной чуши вплоть до «всечеловеческого синтеза» и «мессианской» роли русских. Понятие «исключительности» выводит элиту на политику «антизападничества» (замечу, кстати» не для неё самой, подражающей Западу во всем, который, к тому же, непрерывно переманивает многих лучших людей страны к себе своим образом и уровнем жизни), а для народа. Что же касается «самобытности», спрашивается: а есть ли хоть один народ без той или иной степени самобытности? Можно ли себе представить, что и в случае, если даже идущий ныне процесс глобализации охватит собой всё человечество, то какой-то народ полностью растеряет черты своей самобытности? Еще Л. Морган в своем исследовании "Древнее общество" показал, что род представляет собой учреждение, общее для всех народов, вплоть до их вступления в эпоху цивилизации и даже позднее. В принципе общественная организация у всех народов, в общем и целом, идентична: различия имеются, но они не столь существенны, чтобы признавать их принципиальными. История типологична. Поэтому говорить о том, что какая-то отдельно взятая страна может существовать и развиваться сама по себе, то есть об исключительности ее пути развития, неверно. В культурно-цивилизационном смысле человечество едино; по определению Вл. Соловьева оно – "некоторый большой организм" или "великое собирательное существо", а нации являются лишь промежуточным, то есть переходным, звеном в развитии этносов по направлению к сверхнациональному, планетарному единству.

Понятие "исключительности" идентично понятию "единственности". К примеру: известное свойство, определяющее сущность данного предмета (явления), присуще только ему. Речь идет не просто об отличиях, характеризующих различные предметы (явления). Возьмем нации. Не только одна нация отличается от другой в чем-то важном по образу жизни и т.п., но и любая деревня, расположенная в каких-нибудь 5–10 километрах от другой деревни, не во всем схожа с ней. Отличия, однако, имеются, лишь в каких-то деталях, нюансах, в говоре, отдельных словах, обрядовых обычаях. Да и вообще каждый отдельно взятый человек – индивидуум, двух абсолютно подобных личностей нет в природе. И тем не менее есть нечто фундаментальное, определяющее всех людей именно людьми. Так и у всего человечества, всех его сообществ, как бы они ни отличались друг от друга, есть нечто всеобщее, определяющее его развитие, как в целом, так и его отдельных частей. Такое всеобщее, от которого как бы ни отклонялись, как бы ни хотели его игнорировать, отрицать, в конечном счете – торжествующее, вынуждающее всех отщепенцев вернуться к нему под страхом гибели.


* * *

Основанием для постановки вопроса – и не только славянофилами, но и социалистами, включая К. Маркса – об исключительности пути России в общественной мысли послужили принципиальные отличия поземельной собственности в ней от таковых на Западе. У нас вплоть до Октябрьской революции сохранялось общинное землепользование крестьян, сказавшееся и на помещичьем землевладении. Академик Л.В. Милов, анализируя проблему земельной собственности в России, исходит из факта больших различий в климате Западной и Восточной Европы, которые, по его мнению, "носят основополагающий характер". Более благоприятный климат Западной Европы позволил упрочиться индивидуальным крестьянским хозяйствам уже на заре цивилизации. Сельская община как форма производственного сотрудничества коллектива индивидов там быстро трансформировалась в социальную организацию земельных собственников-земледельцев. В результате образовалась государственность, призванная регулировать взаимоотношения социальных групп общества, осуществлять представительские функции вовне страны, нисколько не вмешиваясь в хозяйственно-экономические дела граждан, своего населения. Центр тяжести развития страны, таким образом, сосредоточился "внизу", в крестьянском хозяйстве, в деле горожанина-ремесленника и купца. Отсюда проистекает удивительное богатство и разнообразие форм индивидуальной деятельности, бурный расцвет культуры, искусства, сравнительно раннее развитие науки3.

На востоке Европы, в России климатические условия много суровее. Крестьянам в одиночку осваивать земельные угодья для создания своего хозяйства было не всегда посильно. Это обстоятельство было сугубо негативным для индивидуального крестьянского хозяйства. Но было ли оно решающим тормозом в его развитии на основе частнособственнических рыночных отношений, единственно обеспечивающих нормальное бытие экономики?

Как в силу недостаточно благоприятных природно-климатичес­ких условий, так и, в особенности, по причине низкого технического и технологического уровня земледелия в нем прибавочного продукта было мало. Государство же со времен Ивана Грозного встало на имперский путь расширения страны, постоянно промышляя захватами все новых народов и их территорий. (В тысячелетней истории России 220 лет ушло на войны, в ряду которых немало было многолетних и очень разрушительных). Создание в этих целях огромной военной промышленности, большой армии требовало баснословных средств, выдираемых из крестьянства, не ограничиваясь изъятием прибавочного продукта, изымая силой сплошь да рядом и самое необходимое, обрекая его на голод, регулярно поражавший Россию (каждые 10 лет, охватывавший собой почти всю страну, каждые 5 лет – значительную часть страны, каждые 3 года – несколько губерний, не было ни одного года, чтобы он не был хотя бы в одном из регионов). Голод возникал не только потому, что часто были засухи или иные причины недорода. Народ, занятый войной, не мог уделять должного внимания своему хозяйству, к тому же регулярно ограбляемому государством. Это, с одной стороны. С другой – государству нужен был народ-воин, легкий на подъем, готовый по первому кличу тронуться с места, идти в поход, на войну, не будучи привязанным к земле собственником. Одно дело – управлять голью перекатной, другое – хозяином, твердо стоящим на ногах и озабоченным своим хозяйством. И сельская община государству была весьма кстати – на неё оно перекладывало заботу о семьях воинов, калек и увеченных войной. И для самих крестьян она долгие столетия, по свидетельству Л.В. Милова, служила средством защиты и самозащиты от природных и социальных невзгод4. Крестьяне спасались от голода взаимопомощью.

Государство утвердило условную форму феодального землевладения, резко усиливающую политико-экономическую роль бюрократии. Господствующий класс дворян оказался в прямой зависимости от государя, то есть его окружения, от центральной власти, наделявшей поместьем за службу; помещичьи земли нередко были в составе "общих дач" (своего рода община помещиков), "смешанных дач" (помещиков и монастырских крестьян, помещиков и государственных крестьян). В итоге: кроме династии самого монарха, относительно всех слоев российского социума применимо понятие «рабы рабов» (де Кюстин).

Почему государству удалось вести себя так нагло и по отношению к своему господствующему классу? Оригинальное, думается, идеалистическое объяснение возникновению такового государства в России дает известный нынешний мыслитель Г. Гачев. Согласно ему, поскольку Россия – "страна равнин и степей" и ей "…природа изначально отказала в вертикали бытия. И вот, как бы в компенсацию, в России в ходе истории выстроилась искусственная гора гигантского Государства с его громоздким аппаратом. И жизнь страны обрела таким образом вертикальное измерение"5. Словом, торжествует идея гармонии: коль скоро пространство равнинное, горизонтальное, то социум неизбежно противостоит ему вертикальным. Мне же представляется, что тому есть материалистическое объяснение. Усиление роли государства по названным выше причинам объективно вело к формированию параллельно с господствующим классом еще одного господствующего класса в качестве фактического управляющего государством – многочисленной бюрократии, включавшей в себя и часть дворянства. Бюрократия усиливалась тем, что в силу прямой зависимости русского дворянства от монархии его сословная корпоративность была слабой, правящей клике раскалывать ее не составляло труда. (Традиция, торжествующая по сей день, во взаимоотношениях центра и мест!). Господствующее положение бюрократии, являющейся в пространственно-временном измерении «временщиком» и потому кровно заинтересованной в неизменности ситуации, препятствовало изменениям, то есть развитию самого государства. Поэтому бюрократия стремилась оторвать страну от мировой цивилизации, особенно после того, как там прошли очистительные антифеодальные революции. Тогда же, когда она вынужденно пыталась ликвидировать отставание страны, догонять передовые западные страны в экономическом отношении, она это хотела делать лишь совершенствованием техники и технологии производства. Не понимая того, что их отставание вторично. Первично и главное – это отставание в социальном развитии (запоздание с отменой крепостного права; отмена его с ущемлением крестьян в праве на частную собственность, с непомерными выкупными платежами и отрезанием у них значительной части надельных земель ("отрезки") в пользу помещиков, не затрагивая феодальной собственности; сохранение общинного землепользования; укрепление и развитие государственной собственности в промышленности (ВПК) и т.д.). В основании нашего технического и технологического отставания лежит социальное отставание. А в основании последнего – отношения собственности, не позволяющие формировать мощный, крепкий, устойчивый многочисленный средний класс собственников, который не был создан ни реформой 1861 г., ни последующим, поныне, развитием общества.

Фундаментальное основание бытия – экономика; ее законы развития универсальны; всюду она организована на началах частной и общественной собственности. Вся разница применительно к разным странам может быть сведена к различиям в пропорциях соотношения частной и общественной собственности. Вторая, как правило, становилась государственной, оказывалась в распоряжении государственной бюрократии. В условиях Запада удалось найти лучшее соотношение частной собственности с общественной. Там буржуазные революции последовательно решали свои задачи по ликвидации монополии феодалов на собственность и утверждению принципа рассредоточения собственности в народе еще в процессе общественного переворота и потом, во второй половине ХХ столетия (пройдя этап монополизации). В результате сегодня на Западе сформировался "демос" – мощный средний класс собственников как социальная база демократии. На Западе социальный статус человека утвердился как бы в единичном измерении (не обезличенном в массе), в общественных отношениях установился приоритет личности.

Приоритетное развитие личности обеспечило Западу статус авангарда человечества. Запад ранее других регионов нащупал универсальный для всей Планеты путь развития. Это послужило предпосылкой колонизации им других частей света. Она происходила на этапах позднефеодального и раннекапиталистического (хищнического) общественного развития, со всеми вытекающими отсюда негуманными последствиями. И тем не менее, во-первых, колонизированные Западом народы приобщались тем самым к цивилизации; во-вторых, по мере гуманизации человечества они освобождались от колониального гнета. С помощью бывших метрополий они обретали возможность развиваться в соответствии с общими историческими законами, формируя гражданское общество. «Европейцы сыграли решающую роль в распространении технологий и знаний на подвластных им территориях (так, за 1880-1914 годы доля учащихся в населении Индии выросла более чем вчетверо, площадь орошаемых земель – в восемь раз, а протяженность железных дорог, построенных британцами в колониях, была больше, чем в метрополии)»6.

В условиях Востока, в частности России, государство, если и не с самого начала, то, по меньшей мере, с ордынских времен, имело власть над обществом. Генезис обретения им такой власти исследован проф. Ю.Н. Афанасьевым. Он пишет, что именно с этого момента «власть стала системообразующим элементом всей русской истории... В России она – Власть-демиург»7. История поглощения государством общества впрямую связана с покорением Москвой Новгорода, Пскова, Смоленска, Твери; войны Москвы «не с «войсками Литвы», а с дружинами русских князей», подавленных с помощью Орды8. Москве понадобилась внешняя сила, без которой она не могла иметь «монополии на действие» (формула К. Ингерфлома). Эта власть своекорыстной бюрократией постепенно была доведена до отождествления себя с обществом. Интерес государства (якобы общества, коллектива) – превыше всего! Российское государство, строго блюдя лишь собственные интересы, признавая принцип частной собственности только для незначительной части общества, к началу XX века сформировало почти полностью обессобственниченный народ-наемник в составе крестьян-полу­пролетариев (на две трети – беднота) и пролетариев, то есть неличностей.

***

Отмена крепостного права, российские революции, "перестройка" и постперестроечные реформы 90-х гг. свидетельствуют о том, что Россия в своем развитии при всех отклонениях от мировых стандартов, с запозданием, правда, идет в общецивилизационном направлении: к формированию гражданского общества с рыночной экономикой, при доминировании в ней частной собственности. Эта могучая тенденция отвергает навязанную государством обществу теорию и практику "исключительности" российского пути. Достижения Запада для нас – идеал. Однако вполне определившееся с Петра I неизбывное стремление европеизировать Россию не может достигнуть цели "европейским" же путем. Для него поезд ушел. Этап первоначального накопления капитала в России, не преодоленный в более благоприятных условиях начала века, абсолютно непреодолим в его конце. На наших глазах процветает демократический Запад; примем во внимание и исторически сложившуюся и закрепленную большевиками общинно-"социалистическую" ментальность народа. Вернуться в общемировое цивилизационное русло развития Россия может как бы с "другого конца". Запад пребывал в цивилизации, развивая частную собственность во всех ее ипостасях, содействуя тому, чтобы частными собственниками становились как можно больше людей, расширяя их ряды поднятием благосостояния пролетариев физического и умственного труда. И мы будем вынуждены созидать общество частных собственников, наделяя граждан собственностью, разгосударствливая экономику, индивидуализируя национальное богатство. Так будет непременно, несмотря на сегодняшнее разграбление госсобственности чиновниками и криминальными структурами. После смены правящего режима, так или иначе придерживающегося "реформаторского" курса пресловутого "ельцинизма", предстоит вновь национализировать все наворованное и нажитое спекуляцией.


* * *

При всем различии Востока и Запада, по большому счету, социально-экономическая структура их обществ тождественна и развиваются они, в конечном счете, в одном и том же направлении. Все различие между ними в сущностном отношении можно свести к одному количественному параметру – к разным пропорциям составных социально-экономических структур с соответствующими естественными причинами отставания или опережения в социально-экономическом развитии. Тенденция к сближению, точнее – к подтягиванию отстающих до уровня передовых в истории проявлялась всегда, а сейчас она стала доминирующей в политике и практике народов. Хотя "догоняющая модернизация", как признают сейчас почти все экономисты мира, потерпела крах. Что, впрочем, не может стать для отсталых народов запрещающим обстоятельством в их стремлении догнать передовые страны (об этом см. гл. III). Не будь так, любое волевое вмешательство в ход истории в той или иной стране последнюю увело бы безвозвратно в совершенно другом, отличном от мирового развития направлении. На практике же такое отклонение ведет лишь к временному затормаживанию развития, к отставанию страны (региона) от мировых стандартов. А затем, так или иначе, действие общих законов (тенденций) развития берет свое, и общество возвращается (стремится возвратиться) на путь, по которому идут передовые, высокоразвитые страны. Именно так происходит сейчас в России. Государство, поглотив общество, не позволив развиться гражданскому обществу, став решающей силой ее бытия, то есть имея «монополию на действие», и в этом принципиально отличаясь от западной модели государства, затормозило ее развитие, что подвело к революциям 1917 г. Традиции российской государственности большевизмом были закреплены и доведены до беспредела, вследствие чего страна была выведена на обочину мировой цивилизации. Несмотря на традиционное стремление (начиная еще с Московского государства XVI и Российского государства последующих веков) не отделяться от Запада. Иностранные писатели, бывавшие в России, наблюдали "широкие претензии стать наравне с другими, даже выше многих других, замечали желание вписаться в число потомков Августа и пристать к семье христианско-европейских государств, при первом случае завязать с ними сношения, создать общие интересы..."9. Представляется, что прав А. Панарин, сформулировавший тезис о парадоксальности реформационного и революционного путей развития России. Первый "состоит в том, что сохраняя верность собственной цивилизационной традиции, этот путь тем не менее ведет к сближению России с Западом. Второй – "разрушая традицию "до основания" во имя следования последнему слову теории прогресса, он приводит к отрыву от Запада, к мировой изоляции и одиночеству России в мире"10. Ныне мы судорожными усилиями пытаемся встать на путь реформ.

Невозможно согласиться с точкой зрения А.А. Зиновьева, согласно которой исключение составляет не Восток, не Россия, а Запад, преуспевший на своем пути развития. Для всего же остального мира, пытавшегося перенять его опыт, он оказался гибельным. "Россия не имеет для этого условий: ни природных, ни исторических. А самое главное – человеческого материала такого нет тут в России (способного к предпринимательской деятельности. А.Б.)... В России не больше одного процента людей способны "тянуть" цивилизацию... В Соединенных Штатах Америки не более 10% насе­ления, но этого достаточно, чтобы удерживаться, лидировать"11. По-моему, речь идет о том, что к традиционным русским вопросам «Кто виноват?» и «Что делать?», давно следует добавить третий и, пожалуй, самый трудный, вопрос – «Кому делать?». Думается, что сегодняшняя наша малая способность к бизнесу – следствие многовекового, доведенного большевиками до абсурда, отрицания принципа частной собственности для большинства народа. Надо удивляться тому, что у нас еще есть люди, способные и склонные к предпринимательству, соответствующие требованиям универсального закона жизни человечества. Их число резко возрастет, когда встанем на путь превращения всех граждан в реальных собственников национального достояния (другой путь создания среднего класса – криминальный, нынешний). (К вопросу о национальных чертах русских, в связи с нашей проблемой, я еще вернусь).

Образ и качество жизни западной цивилизации – будущее всего человечества, следовательно, и России. Но их достижение заторможено нашей бюрократией. Как писал отец игумен Иннокентий (Павлов): "...на Запад нам теперь смотреть, господа, на Запад. Впрочем, и так смотрим".

Итак, с точки зрения отношений собственности во всем человечестве, экономика стран состоит из частной собственности граждан и государственной собственности. Различие между Западом и Востоком – в доминировании второй над первой на Востоке и наоборот на Западе. Следствием этого явилось отставание Востока (включая Россию) от Запада. Особой "исключительности" российского пути, особой "российской цивилизации" в общепринятом значении понятия "цивилизация" тоже нет. Есть попытка отклониться от мировой цивилизации, что и удается (в смысле "отстать"), чтобы затем заняться догонянием. В итоге – мы на обочине мировой цивилизации, но не в своей особой.


* * *

В монографии не рассматриваются юридические и чисто экономические аспекты проблемы. Мы не будем изучать формы реализации собственности: владение, пользование и распоряжение. Нас интересует место частной собственности в системе общественных отношений, в самореализации человеческой личности, в ее самодостаточности и самостояньи. Мы будем выяснять, что бывает, когда она есть у человека, и что бывает, когда ее у него нет. Какое общество формируется, когда оно состоит из людей, большинство которых лишено собственности (а тут далеко за примерами нам не ходить!). Нас будут интересовать причины, приведшие наше общество к состоянию разбитого корыта, потому как они непосредственно проистекают из отношений собственности, сложившихся в нашей стране. Словом, предметом курса является анализ общественных функций частной собственности, которыми изначально определяются статус человека в обществе, результаты его жизнедеятельности, а, в конечном счете, то, кем он становится, благодаря наличию у него собственности или вследствие отсутствия ее: субъектом или объектом общественных отношений. Вопрос стоит так: кто и благодаря чему субъект, двигатель истории, а кто и почему – ее навоз?

В литературе (научной и публицистической) по сей день бытует мнение, сформулированное нашим великим демократом А.И. Герценом: "Я не жалею о двадцати поколениях немцев, потраченных на то, чтобы сделать возможным Гете, и радуюсь, что псковский оброк дал возможность воспитать Пушкина. Природа безжалостна, "она мать и мачеха вместе; она ничего не имеет против того, что две трети ее произведений идут на питание одной трети, лишь бы они развивались. Когда не могут все хорошо жить, пусть живут несколько, пусть живет один – за счет других, лишь кому-нибудь было хорошо и широко"12.

Тут есть одно "но": социум – не природа, хотя и ее инобытие, в котором существенную роль играет интеллект, равнонаправленный к добру и ко злу. В условиях недостаточности материального производства, а таковы они во все предшествующие периоды развития человечества, интеллект работает в направлении ущемления интересов тех, чьи интересы можно ущемить, то есть слабых, которых можно подчинить более сильным. То, что в несознательной природе совершается стихийно, путем естественного отбора, в обществе делается сознательно, умышленно, корыстно, а поэтому и частенько ошибочно. Я об этом говорю в связи с тем, что, казалось бы, почему людям с давних пор не руководствоваться принципом развития способностей всех, поскольку по закону больших чисел из большого количества людей вышло бы большое количество одаренных, получивших бы развитие, и благодаря реализации их талантов, коль скоро были бы созданы условия для их проявления. Более того, я склонен думать, что вообще нет людей абсолютно бездарных в ряду нормальных людей, разумеется. Есть условия, не позволяющие проявиться талантам, то ли потому, что нет материальных условий для их пестования, то ли потому, что в них в данное время нет нужды (обществом не востребуются). Как бы там ни было, развитие способностей большого числа людей, вне сомнения, полезно обществу, прежде всего, для развития производительных сил. Не говоря уж о субъективной стороне проблемы – самореализации каждой личности, что, быть может (придет некогда такое время!), вообще является первостепенной задачей для человека как такового.

Гегель писал: «...внедрение и проникновение принципа свободы в мирские отношения являются деятельным процессом, который составляет саму историю... Восточные народы знали только то, что один свободен, а греческий и римский мир знал, что некоторые свободны, мы же знаем, что свободны все люди в себе, т.е. человек свободен как человек...»13. Смысл истории, таким образом, в развитии человека в направлении расширения его свободы. К. Маркс гегелевскую диалектику свободы интерпретировал так: «Отношения личной зависимости (вначале совершенно первобытные) – таковы те первые формы общества, при которых производительность людей развивается лишь в незначительном объеме и в изолированных пунктах. Личная зависимость, основанная на вещной зависимости, – такова вторая форма, при которой впервые образуется система всеобщего общественного обмена веществ, универсальных отношений, всесторонних потребностей и универсальных потенций. Свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и на превращении их коллективной общественной производительности в их общественное достояние, – такова третья ступень»14.

С марксовой характеристикой положения человека в первых двух формах общества можно согласиться, имея в виду, что в них люди без собственности зависимы. Третья, коммунистическая, форма общества, по Марксу, характеризуется превращением коллективной общественной производительности в их общественное достояние, то есть собственность как бы исчезает и таким путем индивидуум становится свободным. Так ли это? Процесс обретения человеком свободы исторически непосредственно связан с развитием материального богатства, с движением собственности на средства производства в общественных классах. Класс, сумевший сохранить ли свою собственность от передвижения ее в другой класс или овладеть ею тем или иным путем, становился (оставался) свободным, люди, его составляющие, были свободными.

История не знает сослагательного наклонения. Но значит ли это, что, если "так было", то иначе и не могло и не должно было быть? Не правил ли миром корыстный интерес правящих классов, которые, удовлетворяя свои интересы с излишествами, давили творческое начало в подвластном им большинстве общества? И тем делали историю таковой, какой она и состоялась. Получается, однако, что по-другому, значит, и не могло быть, так как не было сил для противостояния, противодействия угнетателям. Следовательно, объективный процесс движения собственности должен был вести к многократной ее монополизации: рабовладельческой, феодальной, капиталистической (государственно-капиталистичес­кой), чтобы на последней, подведя человечество на грань всеобщей катастрофы (социальной и экологической), развернуться на 180° в обратном направлении, к рассредоточению в народе. И тем спасти человечество от гибели. Не в этом ли состоит загадка истории?!

Во все времена освободительное движение трудящихся масс российского народа было направлено против собственности вообще, против частной собственности в особенности. Это наиболее ярко было выражено в общекрестьянском лозунге по отношению к главному объекту собственности: "Земля – ничья, земля – Божья". Неуемное желание крестьян покончить с помещичьим землевладением, в среднем превышавшем крестьянские наделы более чем в 300 раз, само собой перечеркивало их будущее собственничество на землю. Рассмотрим социальную структуру российского общества к началу ХХ в. более 80% – крестьянство, две трети которого – полупролетарская беднота, лишенная собственности в необходимом для нормального существования количестве и качестве, поэтому в значительной части состоявшая из батраков и отходников (сезонных пролетариев). К ним присовокупим промышленный пролетариат, напрочь лишенный собственности, к тому же постоянно пополнявший собой "золотые роты" (люмпенов), а также низшие слои интеллигенции – «умственный» пролетариат. Над ними всеми возвышались землевладельцы (дворяне) – менее 1% населения, примерно по столько же капиталистов и духовенства. К собственникам примыкали по образу жизни чиновничество и элита интеллигенции.

На рубеже ХIХ–ХХ вв. российский капитализм стремительно набирал обороты. Рост капитализма достигался разорением большинства народа. Потому-то антисобственнические проекты большевиков легко наложились на российскую действительность. Российское общество давно было больным, вовсе не иммунизированным от социальной болезни, именуемой революцией, бунтами, восстанием. Неполных 13 лет начала века дали три революции, последняя из которых была настолько глубоко разрушительной, что страну вывела на обочину мировой цивилизации, несла в себе заразу мировой революции, которая частично и реализовалась. В чем же состояла неиммунизированность России от революции? В том, что государство на протяжении ряда столетий игнорировало принцип частной собственности для большинства народа.

История России – это история обессобственничения народа, не только не прекращенного, но даже закрепленного в качестве государственной политики крестьянской реформой 1861 г. с ее "отрезками" крестьянских земель в пользу помещиков и выкупными платежами за крестьянские наделы, намного превосходившими их цену, и вносимыми крестьянами в банк вплоть до 1905 г. (почти пять десятилетий!). Затем эта политика была усугублена столыпинскими законами 1906–1910 гг. по ограблению и удушению крестьянской общины за счет земель которой и разорения большинства крестьянства самодержавие пыталось утвердить принцип частной собственности на землю для кулачества. Дабы оно не претендовало на земли дворянства.

Социальный иммунитет – в правильном решении проблемы собственности. Обратимся к марксовому пониманию богатства как самостоятельной силы. В нем, как раз, содержится ключ к разгадке принципа классово-пролетарского подхода марксизма к пониманию прошлого, настоящего и будущего человеческого общества. Богатство, по его мнению, может вообще существовать только благодаря принудительному труду – рабству или опосредствованному принудительному труду – наемному труду15, то есть наемному рабству. Это утверждение классика построено на констатации реалий его времени, а также истории. Потому верно.

Итак, богатство как самостоятельная сила имеет место быть, благодаря принудительному труду в обеих его формах, если оно есть достояние немногих частных лиц, и его лишено большинство народа. Значит, чтобы богатство не стало самостоятельной силой и не формировалось принудительным трудом, то есть чтобы последнего вообще не было, надо богатство сделать достоянием всех. Тогда все трудоспособные люди будут трудиться на своей собственности, оформленной в том или ином виде. Наемник в чистом виде (полностью обессобственниченный) упраздняется.

Принуждение к труду лежит в основе всех других форм насилия над человеком. Насилие вызывает ответную реакцию. Отсюда – бесконечный процесс в жизни человечества, основанный на насилии над всем и вся. Над самим собой, над природой – его колыбелью, которую ныне доканываем. Часть человечества (западная демократия), кажется, во второй половине ХХ в. нашла замену принуждения к труду; она – в рассредоточении собственности в народе (к раскрытию его сути я неоднократно буду обращаться в последующем).


Часть I