Хранитель

Вид материала

Документы

Содержание Организация исследовательской группы Финансовая поддержка исследования Примеч. пер. Направления исследования Xx. пуританство, пиетизм и наука Archivfiir Sozialwissenschaft una" Sozialpolitik Gesammelte Aufsatze zur Religionssoziologie The Life and Works of Thomas Sprat Примеч. автора. Correspondence of John Ray A Sermon preached at the Funeral ofthe Hon. Robert Boyle Примеч. автора. Примеч. автора. Coursdephtlosophe posittve Usefulness of Experimental Natural Philosophy Wisdom of God Wissenschaft alsBeruf Isaac Newton: A Memorial Volume Примеч. ав­тора. Isaac Newton: Л Memorial Volume ... Полное содержание

Подобный материал:

• Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
• Г. Н. Кондакова Главный хранитель музейных фондов, 4056.71kb.
• Елене Георгиевне Боннэр исполнилось 85 лет. Елена Боннэр является одним из основателей, 1282.61kb.
• Реферат: Семья хранитель и носитель духовности, 174.32kb.
• Добро и зло: нравственные ориентиры человеческого бытия, 113.1kb.
• Обзор книжных коллекций фонда редких книг библиотеки музея-заповедника «Бородинское, 86kb.
• Т. Белина Посвящается Джин Флорес, сотруднице Организации Объединенных Наций, которая, 2693.54kb.
• Правила игры 6 Что такое пкм? 10 Волшебный компот, 2407.26kb.
• «Здесь люди подтверждают судьбы, стажи, Порою даже даты позабыв, Решить проблемы позволяет, 23.52kb.
• Творческие коллективы показали программы в номинациях: «Российская деревня хранитель, 759.95kb.

Макс Вебер и Торстейн Веблен, наряду с другими учеными, ука­зывали на опасность того, что эта профессиональная перспектива, заключающая в себе рационализированное отречение от социальной ответственности в пользу администратора, может быть вынесена ин­женерами за пределы собственно экономического предприятия. Из этого переноса мировоззрения и складывающейся в результате выу­ченной неспособности работать с человеческими проблемами разви­вается пассивная и зависимая роль, предусмотренная для инженеров и технологов в сфере политической организации, экономических учреж­дений и социальной политики. Возникает угроза поглощения граждан­ского Я профессиональным.

По мере того как технические специалисты сосредоточивают та­ким образом внимание на «своих собственных» ограниченных зада­чах, суммарное воздействие технологии на социальную структуру ста­новится по халатности таким делом, которым не занимается никто.

Задачи социального исследования

Инженеры могут с легким сердцем продолжать отрекаться от пря­мой заботы о социальных последствиях развивающейся технологии до тех пор, пока эти последствия не поддаются предвидению и не при­нимаются во внимание. В той мере, в какой социальные ученые так и не удосужились до сих пор обратиться к этой проблеме, даже у наибо­лее социально ориентированных технологов нет информационной основы для того, чтобы действовать с должной социальной ответствен­ностью. Только когда люди, оснащенные навыками проведения со­циальных исследований, обеспечат адекватный корпус научного зна­ния, люди, работающие в области инженерного дела, смогут перевес­ти свой взгляд с индивидуального делового предприятия на более ши­рокую социальную систему.

Как много столетий люди пренебрегали проблемами эрозии по­чвы — отчасти в силу непонимания того, что эрозия представляет со­бой значительную проблему, — так и сейчас они все еще пренебрега­ют той социальной эрозией, которую можно отнести на счет нынеш­них методов внедрения быстрых технологических изменений. Рыноч­ный спрос на исследования в этой области очень и очень ограничен. Видимо, есть все основания предполагать, что интенсивному иссле­дованию этих проблем, имеющих центральное значение для нашей технологической эпохи, посвящается меньше человеко-часов иссле­довательской деятельности, чем разработке соблазнительных упако­вок для парфюмов и прочих подобных товаров повседневного спроса

792

или, скажем, планированию рекламных кампаний для отечественных производителей табака.

Для внедрения широкой программы социальных исследований, соразмерной масштабу проблемы, нет нужды ожидать появления но­вых исследовательских процедур. Методы социальных исследований неуклонно совершенствовались и благодаря дисциплинированному опыту, несомненно, будут развиваться и дальше. Эффективное развер­тывание этой программы ждет, однако, решений относительно орга­низации исследовательских групп, финансирования исследований и направлений изучения.

^ Организация исследовательской группы

Разрозненные и некоординированные исследования, проводи­мые группами с разной профессиональной подготовкой, показали свою неадекватность. Проблемы, относящиеся к этой области, тре­буют взаимодополнительных знаний и навыков инженеров, эконо­мистов, психологов и социологов. Как только это средоточие совмес­тных изысканий получило бы признание, представители этих про­фессиональных сообществ могли бы приступить к попыткам принять программу совместного исследования. С самого начала им могло бы, вероятно, недоставать общих универсумов дискурса, но как показы­вает опыт АДТ*, модели сотрудничества между инженерами и соци­альными учеными разработать можно. Те стены, ограждающие друг от друга разные дисциплины, которые были возведены разделением научного труда, можно преодолеть, если признать в них временные средства, каковыми они собственно и являются.

^ Финансовая поддержка исследования

Из ограниченной совокупности социальных исследований в сфе­ре промышленности большая часть была ориентирована на нужды менеджмента. Проблемы, отбираемые в качестве фокуса исследова­ния — например, высокая текучесть рабочей силы и низкая произво­дительность труда, — определялись, стало быть, преимущественно ме­неджментом; финансовая поддержка осуществлялась, как правило, менеджментом; границы и характер экспериментальных изменений в трудовой ситуации утверждались менеджментом; и регулярные от­четы составлялись в первую очередь для менеджмента. Сколь бы ни

* Администрация долины Теннесси. — ^ Примеч. пер.

793

была обоснованной и ни казалась самоочевидной причина этого, сле­дует заметить, что типичная перспектива социальных исследований в сфере промышленности такова и что она препятствует эффектив­ному проведению исследования.

Эти замечания, разумеется, не оспаривают достоверность и по­лезность исследований, ориентированных на нужды менеджмента. Из того, что менеджмент продолжает финансировать эти исследования, мы можем лишь заключить, что они обнаружили свою чрезвычайную полезность и достоверность в рамках данного определения проблем. Однако интеллектуальный штаб всего лишь одного из слоев делового и промышленного населения может со временем обнаружить, что его внимание сосредоточилось на проблемах, отнюдь не относящихся к числу главных проблем, с которыми сталкиваются другие сектора это­го населения. Может, например, оказаться, что разработка методов понижения тревожности у рабочих с помощью благожелательных и продолжительных собеседований или с помощью надлежащего пове­дения мастеров не попадает в число тех исследований, которые рабо­чие считают наиглавнейшими с точки зрения своих интересов. Они могут быть более заинтересованы в том, чтобы исследователи выяви­ли различные последствия — для них и других людей — альтернатив­ных планов, в соответствии с которыми происходило бы внедрение технологических изменений.

Это напоминает нам, что само социальное исследование проте­кает в определенной социальной обстановке. Социальный ученый, не сознающий того, что его методики включенного наблюдения, ин­тервьюирования, составления социограмм и т.д. становятся для ра­бочих и мастеров, возможно, даже еще большим нововведением, чем технологические изменения на заводе, был бы поистине подозритель­ным пленником собственных открытий. Сопротивление такому ново­введению можно предвидеть — хотя бы потому, что оно далеко отстоит от обычного опыта большинства людей. Тем, кто занят социальными исследованиями среди рабочих и административного персонала, нет нужды говорить о той смеси подозрительности, недоверчивости, на­пускной веселости и зачастую открытой враждебности, с которой их первоначально встречали. Незнакомость этого типа исследования в сочетании с его мнимо назойливым вторжением в сферы напряжен­ности и частные дела обусловливают определенную меру сопротив­ления.

Если исследование субсидируется менеджментом и если изучае­мые проблемы релевантны прежде всего для менеджмента, сопротив­ление рабочих будет многократно возрастать. А потому нас не долж-

794

но удивлять, что в некоторых сегментах организованного труда на первые попытки социального исследования в промышленности смот­рят с некоторой мерой подозрения и недоверчивости, сопоставимой с той, которой было встречено в 20-е годы внедрение исследований в об­ласти научного управления. Ибо если у рабочих есть повод увидеть в ис­следовательской программе новомодное академическое средство проти­водействия профсоюзным организациям или научной замены матери­альных вознаграждений символическими, то такая проблема скорее со­здаст проблемы, нежели их обнаружит.

Следовательно, социальное исследование в промышленности сле­дует проводить при общей поддержке менеджмента и труда, вне зави­симости от источников его денежного финансирования. Добиться же сотрудничества большого числа рабочих не удастся до тех пор, пока они не будут знать, что получат какие-то выгоды от применения на­учного метода в той области, где прежде почти безраздельно господ­ствовал эмпирический метод проб и ошибок.

^ Направления исследования

Первой задачей этих исследовательских групп стал бы поиск кон­кретных проблем, требующих внимания. Уже сам факт, что они про­водят исследование, показал бы, что они не одержимы глупой верой в то, что передовые течения в технологии независимо от своего при­менения ведут к общему благу. От них должны ожидать, что в головах у них витают опасные мысли. Они не должны выносить культурные и институциональные аксиомы за пределы исследования. В центре их внимания должны находиться институциональные упорядочения, адекватные для инкорпорации всех производственных возможностей негладко, но непрерывно развивающейся технологии и вместе с тем справедливого распределения приобретений и потерь, заключенных в этих технологических достижениях.

В последнее десятилетие среди социальных исследователей наме­тилось противодействие былой склонности сосредоточивать внима­ние на экономических последствиях технологических достижений. Центр внимания исследователей переместился на чувства рабочих и социальные отношения на работе. Этот новый акцент, однако, имеет и свои недостатки. Технологическое изменение затрагивает не только чувства рабочих. И не только их социальные связи и статус — но также их доходы, их шансы иметь работу и их экономические интересы. И чтобы новые исследования человеческих отношений в промышленно­сти были максимально эффективными, их следует проводить в связке

795

с продолжающимися исследованиями экономических последствий трудосберегающих технологий.

Кроме того, эти исследования никак не могут ограничиваться изу­чением одного только «рабочего». Вычленить рабочего так, как будто бы он представлял собой самодостаточный сектор индустриального населения, значит совершить насилие над структурой социальных отношений, действительно существующей в промышленности. По всей видимости, не один только рабочий подвержен предубеждени­ям, навязчивым фантазиям, недостаткам и искажениям установки и иррациональным неприязненным чувствам по отношению к колле­гам по работе или начальникам. Вполне может оказаться, что поведе­ние и решения менеджмента находятся под ощутимым влиянием сход­ных психологических паттернов и что они, наряду с обостренным чув­ством собственных экономических интересов, оказывают существен­ное влияние на принятие решений о внедрении трудосберегающих технологий.

В отсутствие исследований, проводимых при совместной финан­совой поддержке труда и менеджмента и нацеленных на сообща со­гласованные проблемы, связанные с ролью технологии в нашем об­ществе, альтернативой становится следование нынешнему образцу разрозненных исследований, направленных нате особые проблемы, изучение которых соответствует интересам особых групп. Возможно, конечно же, что кому-то эта альтернатива покажется предпочтитель­ной. Вполне возможно, что несколько заинтересованных групп не найдут основу для согласия по поводу финансирования и направлен­ности социальных исследований в этой области. Однако это тоже бу­дет служить выполнению их косвенной задачи. Если исследования технологов и социальных ученых, проводимые под совместным по­кровительством менеджмента и труда, будут на этих основаниях от­вергнуты, то это будет важным диагностическим симптомом того со­стояния, в котором пребывают индустриальные отношения.

^ XX. ПУРИТАНСТВО, ПИЕТИЗМ И НАУКА

В своих пролегоменах к социологии культуры Альфред Вебер про­вел различие между общественными, культурными и цивилизацион-ными процессами¹. Поскольку Вебера интересовало прежде всего раз­граничение этих категорий социологических явлений, он в значитель­ной мере упустил из внимания их специфические взаимосвязи, т.е. ту область изучения, которая имеет основополагающее значение для социолога. Взаимодействие между некоторыми элементами культу­ры и цивилизации как раз и будет предметом данного очерка. Мы рас­смотрим его на примере Англии семнадцатого века.

Пуританский этос

В первом разделе статьи будет дан схематичный очерк пуританс­кого ценностного комплекса в той его части, в которой он был связан с заметным возрастанием интереса к науке, происходившим на про­тяжении второй половины семнадцатого столетия; во втором разделе статьи будет изложен соответствующий эмпирический материал, ка­сающийся различий в культивировании естествознания протестан­тами и другими религиозными конфессиями.

Основная идея этого исследования состоит в том, что пуританс­кая этика как идеально-типическое выражение ценностных устано­вок, базисных для аскетического протестантизма в целом, настоль­ко определила интересы англичан семнадцатого столетия, что стала одним из важных элементов усиленного культивирования науки. Глу­боко коренящиеся религиозные интересы¹ того времени настоятель-

© Перевод. Николаев В.Г., 2006

' Alfred Weber, «Prinzipielles zur Kultursoziologie: Gesellschaftsprozess, Zivilisationsprozess und Kulturbewegung», ^ Archivfiir Sozialwissenschaft una" Sozialpolitik, Bd. XLVII, 1920, 47, S. 1—49. См. аналогичную классификацию у Макайвера: R.M. Maclver, Society: Its Structure and Changes, Chap. XI1; а также обсуждение этих исследований в: Morris Ginsberg, Sociology (London, 1934), p. 45—52. — Примеч. автора.

² «Nicht die ethische Theorie theologischer Kompendien, die nuralsein (unter Umstanden allerdings wichtiges) Erkenntnismittel dient, sondern die in der psychologischen und

797

но требовали в своих косвенных следствиях систематического, ра­ционального и эмпирического изучения Природы ради прославле­ния Бога в трудах Господних и установления контроля над растлен­ным миром.

Насколько ценности пуританской этики стимулировали интерес к науке, можно определить, ознакомившись с установками ученых того времени. Безусловно, возможно, что, изучая официально про­возглашаемые мотивы ученых, мы имеем дело не с точными конста-тациями действительных мотивов, а с рационализациями, дериваци­ями. В таких случаях, хотя они и могут находить подтверждение в от­дельных конкретных примерах, ценность нашего исследования ни­коим образом не убывает, так как эти понятные рационализации сами по себе являются свидетельствами (у Вебера Erkenntnismitteln*) тех мо­тивов, которые расценивались в то время в качестве социально при­емлемых, ибо, как говорит Кеннет Берк, «терминология мотивов фор­мируется таким образом, чтобы находиться в соответствии с нашей общей ориентацией в отношении целей, инструментальных средств, добропорядочной жизни и т.д.».

Роберт Бойль был одним из ученых, попытавшимся открыто свя­зать место, занимаемое наукой в социальной жизни, с другими куль­турными ценностями, особенно в работе «О пользе экспериментальной естественной философии». Такие попытки были предприняты также Джоном Реем, автором новаторских трудов по естественной истории, которого Галлер охарактеризовал как величайшего ботаника в исто­рии человечества, Фрэнсисом Уиллоби, занимавшим, возможно, та­кое же видное место в зоологии, как и Рей в ботанике, Джоном Уил-кинсом, одним из главных вдохновителей «невидимой коллегии», из коей выросло потом Королевское Общество, Оутредом, Уоллисом и другими. За дополнительными данными мы можем обратиться к на-

pragmatischen Zusammenhangen der Religionen gegriindeten praktischen Antriebe zum Handeln sind das, was in Betracht kommt [unter 'Wirtschaftsethik' einer Religion]». Max Weber, ^ Gesammelte Aufsatze zur Religionssoziologie (Tubingen, 1920), Bd. 1, S. 238. [«Что понимается здесь под «хозяйственной этикой» религии, станет очевидным в ходе даль­нейшего изложения. Автора интересуют не этические теории теологических компен­диумов, которые служат лишь средством познания (при некоторых обстоятельствах, правда, важным), а коренящиеся в психологических и прагматических религиозных связях практические импульсы к действию». Цит. в пер. М.И. Левиной по изданию: М. Вебер. Избранное. Образ общества. — М.: Юрист, 1994. с. 43.] Как справедливо указывает Вебер, легко увидеть тот факт, что религия всего лишь один из элементов в детерминации религиозной этики, но вместе с тем определение всех составных эле­ментов этой этики является для нас сейчас задачей недостижимой, да и ненужной. Эта проблема ждет дальнейшего анализа и выходит за рамки настоящего исследова­ния. — Примеч. автора.

* средства познания (нем.). — Примеч. пер.

798

учному обществу, которое, возникнув примерно в середине столетия, подталкивало и стимулировало научный прогресс более, чем какой бы то ни было другой непосредственный фактор, а именно: Королев­скому Обществу. В этом случае нам особенно повезло, ибо в нашем распоряжении есть документальный отчет о его деятельности, кото­рый составлялся в то время под постоянным наблюдением членов Общества, а потому может считаться репрезентативным отражением их воззрений на мотивы и цели этой ассоциации. Это популярная в широких читательских кругах «История Лондонского Королевского Об­щества» Томаса Спрэта, которая была опубликована в 1667 г. после того, как ее внимательно прочли Уилкинс и другие представители Общества³.

Даже поверхностного ознакомления с этими сочинениями доста­точно для того, чтобы обнаружить один неординарный факт: некото­рые элементы протестантской этики проникли в царство научных дерзаний и наложили неизгладимый отпечаток на установки ученого в отношении своей работы. Споры о причинах и основаниях науки точь-в-точь соответствовали пуританским учениям на эту тему. Та­кая главенствующая сила, какой была в те дни религия, не знала, да, возможно, и не могла знать ни равных себе сил, ни каких бы то ни было ограничений. Так, в высоко ценимой апологии науки Бойля ут­верждается, что целью исследования Природы является приумноже­ние славы Божией и блага Человека⁴. И этот мотив настойчиво по­вторяется. Характерно противопоставление духовного и материаль­ного. Эта культура прочно зиждилась на фундаменте утилитарных норм, которые конституировали меру желательности тех или иных видов деятельности. И если- определение действия, нацеленного на приумножение славы Господа, было смутным и неясным, то утили­тарные стандарты были легко к нему применимы.

В первой половине века этот ключевой мотив отчетливо прозву­чал в звучном красноречии Фрэнсиса Бэкона, этого «истинного апос-

³ См.: C.L. Sonnichsen, ^ The Life and Works of Thomas Sprat (Harvard University, нео­
публикованная докторская диссертация, 1931),p. 131 идалее. В этой работе приводит­
ся развернутое доказательство того, что «История» дает репрезентативное отражение
взглядов Общества. Дополнительный интерес представляет то, что суждения о целях
Общества, представленные в книге Спрэта, сходятся в мельчайших деталях с Бойлевой
характеристикой мотивов и целей ученых вообще. Это сходство свидетельствует о гос­
подстве этоса, заключавшего в себе эти установки. — ^ Примеч. автора.

⁴ Robert Boyle, Some Considerations touching the Usefulness of Experimental Natural
Philosophy (Oxford, 1664), p. 22 идалее. См. также письма Уильяма Оутреда в: S.J. Rigaud
(ed.), Correspondence of Scientific Men of the Seventeenth Century (Oxford, 1841), p. XXXIV,
et passim; или письма Джона Рея в: Edwin Lankester (ed.), ^ Correspondence of John Ray
(London, 1848), p. 389, 395, 402, et passim. — Примеч. автора.

799

тола ученых обществ». Не сделав в своей жизни ни одного научного открытия, не сумев оценить по достоинству значимость своих вели­ких современников Гильберта, Кеплера и Галилея, наивно веря в воз­можность такого научного метода, который бы «расставил по местам все мудрости и объяснения», оставаясь радикальным эмпириком, счи­тавшим, что математика не приносит науке никакой пользы, он тем не менее весьма преуспел в роли одного из основных поборников по­зитивной социальной оценки науки и отвержения бесплодной схола­стики. Как и следовало ожидать от сына «образованной, красноречи­вой и религиозной женщины, исполненной пуританского рвения», на которого, вполне возможно, повлияли установки его матери, он говорит в сочинении «О преуспеянии наук» о том, что истинная цель научной деятельности — «слава Творца и облегчении человеческой участи». Поскольку бэконовское учение, как вполне ясно видно из многочисленных официальных и частных документов, установило основные принципы, на которых впоследствии было построено Ко­ролевское Общество, то нет ничего необычного в том, что в хартии Общества получает выражение то же самое чувство.

В завещании Бойля отзывается эхом все та же установка. Он ад­ресует членам Общества такие слова: «Желаю им также счастливой удачи в их похвальных дерзаниях открыть истинную Природу Трудов Господних и молюсь о том, чтобы они и все прочие Изыскатели Фи­зических Истин могли с чистым сердцем обратить свои Достижения на Славу Великого Творца Природы и Благополучие Рода Человечес­кого»⁵. Джон Уилкинс объявил экспериментальное исследование При­роды самым действенным средством внушения людям благоговения перед Богом⁶. Фрэнсиса Уиллоби удалосьсклонить к опубликованию его трудов — которые он считал недостойными публикации — только тогда, когда Рей убедил его в том, что это средство восславить Госпо­да⁷. Книга Рея «Мудрость Божия», принятая читателями настолько хорошо, что за какие-то двадцать лет было выпущено пять ее переиз­даний, — панегирик тем, кто прославляет Его изучением Его трудов⁸.

Современному человеку, относительно не затронутому религиоз­ными воздействиями и замечающему сегодня почти полное размеже­вание, а то и противостояние между наукой и религией, повторение этих благоговейных фраз скорее всего покажется не более чем обыч-

⁵ Цит. по книге: Gilbert, Lord Bishop of Sarum, ^ A Sermon preached at the Funeral of
the Hon. Robert Boyle (London, 1692), p. 25. — Примеч. автора.

⁶ Principles and Duties of Natural Religion (London, 1710 — 6th edition), p. 236 et
passim. — Примеч. автора.

¹ Memorials of John Ray, p. 14 и далее. — Примеч. автора.

⁸ Wisdom of God (London, 1691), p. 126—129, et passim. — Примеч. автора.

800

ным словоупотреблением, не имеющим ничего общего с глубоко уко­рененными мотивирующими убеждениями. Эти выдержки, должно быть, покажутся ему примером qui nimium probat nihil probat*. Однако такая интерпретация возможна лишь в том случае, если он не возьмет на себя труд мысленно перенестись в структуру ценностей семнадца­того столетия. В частности, Бойль, потративший немалые средства на переводы Библии на иностранные языки, безусловно, не был обык­новенным лицемером. Как справедливо отмечает в этой связи Дж.Н. Кларк:

...Всегда трудно оценить, в какой степени в то, что говорилось в сем­надцатом веке религиозным языком, вторгается то, что мы называем ре­лигией. Игнорированием теологических понятий и истолкованием их как обыкновенной формы проблему не решить. Напротив, нам необходимо чаще напоминать себе о том, что в те времена эти слова редко произно­сились без соответствующего смыслового сопровождения и что обычно их употребление предполагает повышенную интенсивность чувства'.

Второй главный принцип пуританского этоса определял социаль­ное благополучие, или благо многих, как цель, которую необходимо постоянно иметь ввиду. И здесь опять-таки ученые того времени при­няли ориентир, предписанный тогдашними ценностями. Науку сле­довало холить и лелеять как силу, ведущую к господству над Приро­дой с помощью технологических изобретений. Королевское Обще­ство, как сообщает нам его почтенный историограф, «не намерено останавливаться на каком-то отдельном благодеянии, оно продвига­ется к корню всех благородных изобретений»¹⁰. Но не следует осуж­дать эти опыты за то, что они не приносят немедленной пользы, ибо, как говорил достопочтенный Бэкон, упражнения светлого ума вызы­вают в конечном счете целую стаю изобретений, полезных для жизни и благосостояния человека. Эта способность науки улучшать матери­альные условия человеческого существования, продолжает он, поми­мо своей сугубо мирской ценности, благодатна еще и в свете Еван­гельской Доктрины Спасения Иисуса Христа.

Сквозь все принципы пуританства проходило все то же прямое их соответствие атрибутам, целям и результатам науки. Такой точки зрения придерживались в то время защитники науки. Пуританство всего лишь ясно озвучило основополагающие ценности эпохи. Если пуританство требует систематического, методичного труда и посто­янного усердия в следовании своему призванию, то где еще — воп-

* Кто доказывает слишком много, тот ничего не доказывает (лат.). — Примеч. пер.

⁹ G.N. Clark, The Seventeenth Century (Oxford, 1929), p. 323. — ^ Примеч. автора.

¹⁰ Thomas Sprat, History of the Royal-Society, p. 78—79. — Примеч. автора.

26 Мертои «Социальп. теория»

801

рошает Спрэт — можно найти больше активности, прилежания и си­стематичности, нежели в Искусстве Эксперимента, которое «никог­да не может быть завершено непрестанными стараниями какого-либо отдельного человека, да и, пожалуй, более того, даже усилиями само­го величайшего Собрания»?" Вот где может вволю развернуться са­мое неутомимое трудолюбие, ибо даже тайные сокровища Природы, самым надежнейшим образом укрытые от глаз человеческих, можно извлечь на свет стараниями и терпением¹².

Разве не сторонится пуританин праздности, наводящей на гре­ховные мысли (или мешающей ему следовать своему призванию)? А «какое место может быть вещам низким и незначительным в уме, упот­ребляемом столь полезно и успешно [как в естественной филосо­фии]?»¹³ Разве не пагубны и не угодны плоти театральные представ­ления и сборники пьес (и разве не отвращают они от более серьезных занятий)?¹⁴ Стало быть, «настало время заняться экспериментами, дабы они возвысили нас, научили нас Мудрости, проистекающей из глубин Знания, разогнали тени и рассеяли туманы [духовной дезори­ентации, приносимой Театром]»¹⁵. И наконец, разве не следует пред­почесть монашеской аскезе жизнь, посвященную благородной дея­тельности в миру? Но тогда признайте факт, что изучение естествен­ной философии «не предрасполагает нас к потаенной тиши монашес­кой Кельи: оно делает нас полезными Миру»¹⁶. Короче говоря, наука воплощает в себе две высоко превозносимые ценности: утилитаризм и эмпиризм.

В некотором смысле это явное полное совпадение качеств науки как призвания с пуританскими догматами представляет собой казуи­стику. Это спешная попытка вписать ученого как набожного обыва-

" Ibid., p. 341—342. — Примеч. автора.

¹² Ray, Wisdom of God, p. 125. — Примеч. автора.

¹⁵ Sprat, op. cit., p. 344—345. — Примеч. автора.

¹⁴ Richard Baxter, Christian Directory (London, 1825 — впервые опубликована в 1664
г.), Vol. 1, p. 152; Vol. II, p. 167. Ср. с позицией Роберта Барклея, апологета квакеров,
который, в частности, предлагает «геометрические и математические опыты» как не­
винные развлечения, к которым надлежит обратиться вместо пагубных театральных
спектаклей. R. Barclay, An Apology forthe True Christian Divinity (Phila., 1805 — книга была
написана в 1675 г.), р. 554—555. — Примеч. автора.

¹⁵ Sprat, op. cit., p. 362. — Примеч. автора.

¹⁶ Ibid., p. 365—366. Спрэт проницательно предполагает, что монашеская аскеза,
вызываемая религиозными сомнениями, была отчасти ответственна за отсутствие эм­
пиризма у схоластов. «Но какие же прискорбные типы Философии должны были рож­
даться у схоластов, когда частью их Религии было отделение самих себя, насколько
только возможно, от общения с человечеством? Когда они были настолько далеки от
раскрытия тайн Природы, что вряд ли даже имели возможность заметить самые обыч­
ные ее труды». Ibid., p. 19. — ^ Примеч. автора.

802

теля в структурный каркас господствующих социальных ценностей. Это прошение о религиозной и социальной санкции, ибо как струк­турное положение, так и личный авторитет духовенства были в то вре­мя гораздо более значимы, чем сейчас. Однако это еще не полное объяснение. Попытки Спрэта, Уилкинса, Бойля или Рея оправдать свои научные занятия — это не просто подобострастие оппортунис­тов, а скорее честная попытка обосновать пути науки к Господу. Ре­формация перенесла бремя индивидуального спасения с Церкви на индивида, и именно это «всепоглощающее и невыносимое чувство от­ветственности за собственную душу» объясняет обостренный религи­озный интерес. Если бы наука не была убедительно обоснована как за­конное и желанное призвание, она не отважилась бы претендовать на внимание тех, кто чувствовал себя «всегда находящимся под неусып­ным оком Великого Надсмотрщика». Эта интенсивность чувств и обусловила такие апологии.

Превознесение силы разума в пуританском этосе — базирующее­ся отчасти на понимании рациональности как средства обуздания страстей — неизбежно порождало сочувственную установку в отно­шении тех видов деятельности, которые требовали постоянного при­менения строгих рассуждений. Однако в отличие от средневекового рационализма разум здесь считается слугой и дополнением к эмпи­ризму. Спрэт без проволочек указывает на выдающуюся адекватность науки в этом отношении¹⁷. Именно в этом моменте согласие между пу­ританством и научным темпераментом, вероятно, более всего бросается в глаза, ибо сочетание рационализма и эмпиризма, столь ярко выраженное в протестантской этике, составляет самую суть духа современной науки. Пу­ританство было пропитано рационализмом неоплатоников, почерпнутым главным образом из надлежащим образом модифицированного учения Августина. Однако это еще не все. С означенной необходимостью ус­пешного решения практических жизненных задач этого мира — произ­водной от того особого поворота, который был совершен главным об­разом кальвинистской доктриной предопределения и certitude salutis* через успешную мирскую деятельность — был соединен особый упор на эмпиризм. Эти два течения, сведенные воедино логикой внутрен­не согласованной системы ценностей, были настолько связаны с дру-

¹⁷ Sprat, op. cit., p. 361. Бакстер в типичной для пуритан манере открыто осуждал вторжение в религию «энтузиазма». Рассудок должен «удерживать свой авторитет в распоряжении и управлении вашими мыслями». CD., ii, p. 199. В подобном же духе лица, заложившие в апартаментах Уилкинса фундамент Королевского Общества, «были непобедимо вооружены против всяческих обольщений Энтузиазма»-. Sprat, op. ^с"., р. 53. — Примеч. автора.

* уверенности в спасении (лат.). — Примеч. пер.

803

гими ценностями того времени, что открыли путь принятию анало­гичного соединения в естественной науке.

Эмпиризм и рационализм были канонизированы, т.е., образно говоря, получили благословение. Вполне возможно, что пуританский этос не оказал прямого влияния на метод науки, что последний был всего лишь результатом параллельного процесса, происходившего во внутренней истории науки, но вместе с тем очевидно, что этот цен­ностный комплекс, психологически побуждая к определенным спо­собам мышления и поведения, сделал эмпирически фундированную науку скорее достойной одобрения, нежели предосудительной, как это было в Средние века, и уж во всяком случае, приемлемой по умол­чанию. И это не могло не направить в научные области некоторых одаренных людей, которые в противном случае посвятили бы себя иным, более высоко ценимым профессиям. Тот факт, что наука се­годня по большей части, если не полностью, отрезана от религиоз­ных санкций, интересен сам по себе как пример процесса секуляри­зации.

Начало такой секуляризации, едва ощутимое на закате Средневе­ковья, открыто проявляется в пуританском этосе. Именно в этой си­стеме ценностей разум и опыт впервые стали отчетливо рассматри­ваться как независимые средства удостоверения даже религиозных истин. Вера, не ставящая вопросов и не «взвешенная на весах разу­ма», говорит Бакстер, — это не вера, а греза, фантазия или мнение. А стало быть, науке даруется власть, которая может в конечном счете ограничить власть идеологии.

Итак, стоит лишь ясно понять эти процессы, и для нас уже не бу­дет ничего удивительного или противоречивого в том, что в особен­ности Лютер и в меньшей степени Меланхтон питали отвращение к космологии Коперника, Кальвин относился с неодобрением к при­нятию многих научных открытий своего времени, но в то же время религиозная этика, вытекавшая изучений этих лидеров, приглашала к занятиям естественной наукой¹⁸. В той мере, в какой установки тео-

¹⁸ На основании этого анализа выглядит удивительным утверждение, приписы­ваемое Максу Веберу, будто оппозиционность реформаторов служит достаточной причиной для несоединимости протестантизма с научными интересами. См.: iVirtschaftsgeschichte(Munchen, 1924), S. 314. Это замечание особенно неожиданно в силу того, что вообще не согласуется с веберовскими рассуждениями на ту же тему, присут­ствующими в других его работах. Ср.: Religionssoziologie, Bd. I, S. 141, 564; Wissenschoft als Ber«/(Miinchen, 1921), S. 19—20. Вероятным объяснением этому служит то, что пер­вое утверждение вовсе не принадлежит Веберу, ибо его работа «Wirtschaftsgeschichte» представляет собой компиляцию, составленную из заметок, сделанных на занятиях дву­мя его студентами, которые, возможно, пренебрегли фиксацией необходимых дистин-кций. Не похоже, чтобы Вебер мог совершить такую элементарную ошибку и смешать

804

логов господствуют над подрывной в конечном счете религиозной этикой - как господствовал над ней в Женеве до начала восемнадца­того века авторитет Кальвина, - развитие науки может всерьез сдер­живаться. Однако со смягчением этого враждебного влияния и раз­витием этики, которая из него вытекает, но вместе с тем значительно от него отличается, наука обретает новую жизнь. Так на самом деле и

произошло в Женеве. «=„„,.„

Элементом протестантской этики, который, возможно, наиболее прямо санкционировал занятия естественной наукой, было представ­ление о том, что изучение природы позволяет полнее оценить величие трудов Господних, атем самым ведетнас к восхищению Могуществом, Мудростью и Благостью Божьими, явленными в Его творении. Хотя это представление не было чуждо и средневековой мысли, следствия, из него выводимые, были совершенно иными. Так, Арнальдо де Вила-нова, изучая продукты Промысла Божьего, строго придерживается средневекового идеала выведения свойств явлений из таблиц (в кото­рые заносятся согласно канонам логики все возможные комбинации). Возобладавший же в семнадцатом веке упор на эмпиризм привел к тому, что природу стали изучать прежде всего с помощью наблюдения . Это различие в истолковании одной и той же по сути дела доктрины может быть понято лишь в свете различия ценностей, пронизывающих эти

две культуры.

Для таких ученых, как Барроу, Бойль и Уилкинс, Реи и Гру, наука находила свое рациональное оправдание в конечной цели и конеч­ной сути существования, а именно: в прославлении Бога. Вот, напри­мер, цитата из Бойля:

Поскольку Бог любит, чтобы Его чтили, как Он того заслуживает, всеми нашими Способностями и, следовательно, прославляли и призна­вали как актами Веры, так и актами Разума, то должно быть, Разумеется огромное Расхождение междутой общей, смутной и ленивой Идеей оЬго Могуществе и Мудрости, коей мы обыкновенно обладаем, и теми Отчет­ливыми, разумными и волнующими понятиями о сих Атрибутах, кото­рые формируются внимательным Обследованием Творении, в коих они

противостояние реформаторов некоторым научным открытиям с непредвиденными
следствиями протестантской этики, тем более что сам он открыто предостерегает от
непроведения таких различий в своей Religionssoziologie. Проницательные, но неясные
наброски веберовской гипотезы см. в: Auguste Comte, ^ Coursdephtlosophe posittve (Pans,
1864), Vol. IV, p. 127-130. - Примеч. автора. _

■ Walter Pagel, «Religious Motives in the Medical Biology of the Seventeenth Century», Bulletin of the Institute of the History of Medicine, 1935, Vol. 3, p. 214-лэ-Примеч. автора.

805

наиболее различимо проявляются, и которые главным образом ради этой самой цели и созданы²⁰.

Рейдоводитэто представление дологического конца, ибо если При­рода есть проявление Его могущества, то в Природе нет ничего, что было бы слишком низменным для научного изучения²¹. И Вселенная, и насе­комое, и макрокосм, и микрокосм — все это проявления «божественно­го Разума, проходящего подобно Золотой Нити сквозь все инертные пла­сты Грубой Природы».

До сих пор нас интересовала в основном непосредственно ощу­щаемая санкция занятий наукой, заложенная в пуританских ценнос­тях. Но хотя она и оказывала большое влияние, есть еще иного рода связь, которая, сколь бы неуловимой и труднопостижимой она ни была, имела, быть может, главное значение. Речь идет о подготовке некоторого множества по большей части имплицитных допущений, обусловивших быстрое принятие научного духа, характерное для сем­надцатого и последующих столетий. Дело не только в том, что про­тестантизм имплицитно предполагал свободное исследование, litre ехатеп, или отвергал монашеский аскетизм. Это важно, но этим все не исчерпывается.

Выяснилось, что в каждую эпоху существующая система знания базируется на некотором наборе допущений, обычно имплицитных и редко подвергаемых сомнению учеными данного времени²². Базис­ным допущением современной науки является «широко распростра­ненное инстинктивное убеждение в существовании некоторого порядка вещей, и в частности порядка природы»²³. Это убеждение, или вера (ка­ковой его следует считать по крайней мере со времен Юма), попросту «невосприимчиво к требованиям непротиворечивой рациональности». В системах научного мышления Галилея, Ньютона и их последователей

²⁰ Boyle, ^ Usefulness of Experimental Natural Philosophy, p. 53; ср.: Ray, Wisdom of God,
p. 132; Wilkins, Natural Religion, p. 236 и далее; Isaac Barrow, Opuscula, iv, p. 88 и далее;
Nehemiah Grew, Cosmologia sacra (London, 1701), где указывается, что «Бог есть изна­
чальная Цель» и что «мы обязаны изучать Его труды». — Примеч. автора.

²¹ Ray, ^ Wisdom of God, p. 130 и далее. Макс Вебер цитирует слова Сваммердама: «Ich
bringe Ihnen hierden Nachweis derVorsehung Gottes in der Anatomie einer Laus» [«Я дока­
жу вам существование божественного провидения, анатомируя вошь»]. ^ Wissenschaft als
Beruf S. 19 (M. Вебер, Наука как призвание и профессия. — М. Вебер. Избранные про­
изведения. — М.: Прогресс, 1990, с. 717). — Примеч. автора.

²² Е.А. Heath в: W.J. Greenstreet (ed.), ^ Isaac Newton: A Memorial Volume (London,
1927),p. 133идалее; Е.А. Burtt, The Metaphysical Foundations of Modern Physical Science
(London, 1925). — Примеч. автора.

²³ AN. Whitehead, Science and the Modern World (New York, 1931), p. 5 и далее (А.
Уайтхед. Избранные работы по философии. М.: Прогресс, 1990, с. 59). — ^ Примеч. ав­
тора.

806

конечным критерием истины является экспериментальное доказатель­ство, однако само понятие эксперимента исключается, если не допу­стить заранее, что Природа конституирует такой умопостигаемый порядок, при котором она, так сказать, будет отвечать на правильно поставленные вопросы. Следовательно, это допущение конечное и абсолютное²⁴. Как указывал профессор Уайтхед, эта «вера в возмож­ность науки, сложившаяся еще до возникновения современной на­учной теории, явилась неосознанной производной от средневековой теологии». Однако хотя это убеждение и служило необходимой пред­посылкой современной науки, его было еще недостаточно, чтобы дать стимул ее развитию. Нужен был постоянный интерес к поиску по­рядка в природе эмпирико-рациональным способом, т.е. активный интерес к этому миру и его явлениям плюс специфический склад ра­зума. С появлением протестантизма этот интерес дала религия: она действенно навязала человеку обязанность интенсивного сосредото­чения на мирской деятельности с опорой на опыт и разум как осно­вания действия и веры.

Даже Библия как высший и окончательный авторитет была под­чинена истолкованию индивида на этих основаниях. Сходство в об­щем подходе и интеллектуальной установке, которым обладала эта система с системой тогдашней науки, представляет для нас более чем случайный интерес. Она просто не могла не сформировать такую уста­новку в отношении мира чувственных феноменов, которая бы в высо­кой степени благоприятствовала добровольному принятию — и по сути подготовке — такой же установки в сфере науки. То, что сходство это глубоко коренящееся, а не поверхностное, можно увидеть из следую­щего толкования кальвиновской теологии:

Die Gedanken werden objektiviert und zu einem objektiven Lehrsystem aufgebaut und abgerundet. Es bekommt geradezu ein ссылка скрытаGeprage; es ist War, leicht fassbar und formulierbar, wie alles, was der ausseren Welt angehort, klarer zu gestalten ist als das, was im Tiefsten sich abspielt [«Мысль объективируется и облекается в стройную и завершенную форму системы обучения. Она обретает прямо-таки естественнонаучные черты; она ясна, легка для понимания и формулировки, подобно тому, как все, принадле­жащее внешнему миру, принимает более ясный вид по сравнению с тем, что происходит в глубинах»]²⁵.

²⁴ Ср.: Е.А. Burtt в книге ^ Isaac Newton: Л Memorial Volume, p. 139. Классическое из­
ложение этой научной веры см. в работе Ньютона «Правила рассуждения в филосо­
фии», содержащейся в его книге Principia (London, 1729 ed.), Vol. II, p. 160 и далее. —
Примеч. автора.

²⁵ Hermann Weber, Die Theologie Calvins (Berlin, 1930), S. 23. — Примеч. автора.

807

Убежденность в существовании непреложного закона была в та­кой же степени выражена в теории предопределения, как и в научном исследовании: «есть непреложный закон, и его следует признать»²⁶. Герман Вебер ясно указывает на сходство этого представления с на­учным допущением:

...die Lehre von der Predestination in ihrem tiefsten Kerne getroffen zu sein, wenn mann sie als Faktum im Sinne eines naturwissenschaftlichen Faktums begreift, nur dass das oberste Prinzip, das auch jedem naturwissenschaftlichen Erscheinungskomplex zugrunde liegt, die im tiefsten erlebte gloria dei ist» [«...учение о предопределении появилось, по существу, только тогда, ког­да было постигнуто как факт в смысле естественнонаучного факта, что некий высший принцип, лежащий также в основе каждого естественно­научного комплекса явлений, переживается в самой своей глубине как слава божья»]²⁷.

Культурная среда была пропитана этой установкой в отношении естественных феноменов, проистекавшей как из науки, так и из ре­лигии и способствовавшей дальнейшему торжеству концепций, ха­рактерных для новой науки.

Остается исключительно важная часть исследования, которую нам необходимо выполнить. Тот факт, что культурные установки, рож­денные протестантской этикой, благоприятствовали развитию науки, недостаточен для подтверждения нашей гипотезы. Равно как и то об­стоятельство, что сознательно выраженная мотивация многих выдаю­щихся ученых обеспечивалась этой этикой. Не дает такого подтверж­дения и тот факт, что склад мышления, характерный для современной науки — а именно, сочетание эмпиризма, рационализма и веры в дос­товерность базисного постулата о существовании в Природе умопос­тигаемого порядка, — несет в себе неслучайное совпадение с ценнос­тями протестантизма. Все это может лишь свидетельствовать о вероят­ности той связи, существование которой мы доказываем. Важнейшее испытание, через которое должна пройти гипотеза, заключается в со­поставлении результатов, выведенных из этой гипотезы, с релевант­ными эмпирическими данными. Если протестантская этика включа­ла в себя некоторый набор установок, который различным образом благоприятствовал развитию науки и технологии, то среди протес­тантов мы должны обнаружить большую предрасположенность к этим

²⁶ Ibid., S. 31. Важность доктрины Божьего провидения для укрепления веры в су­
ществование естественного закона отмечается Боклем: Н.Т. Buckle, ^ History of Civilization
in England (New York, 1925), p. 482 (рус. пер.: Г.Т. Бокль. История цивилизации в Анг­
лии. СПб., 1906). — Примеч. автора.

²⁷ Op. cit., S. 31. — Примеч. автора.

808

сферам занятий, нежели следовало бы ожидать, просто исходя из их пропорциональной представленности в населении. Более того, если, как часто предполагалось²⁸, отпечаток, накладываемый этой этикой, сохранялся еще долгое время после того, как по большей части деза­вуировались ее теологические основания, то даже в исторические пе­риоды, последовавшие за семнадцатым столетием, эта связь протес­тантизма и науки должна была в некоторой степени сохраняться. Та­ким образом, следующий параграф будет посвящен дальнейшей про­верке нашей гипотезы.

Пуританский толчок развитию науки

В самых истоках Королевского Общества обнаруживается тесная связь между наукой и обществом. Само Общество выросло из пред­шествующего интереса к науке, а последующая деятельность его чле­нов дала ощутимый толчок дальнейшему научному прогрессу. Пер­вые зачатки этой группы можно обнаружить в собраниях служителей науки, происходивших от случая к случаю в 1645 году и далее. Среди главных вдохновителей этих собраний были Джон Уилкинс и Джон Уоллис, к которым присоединились несколько позднее Роберт Бойль и сэр Уильям Петти; и на всех них, судя по всему, оказали исключи­тельно мощное влияние религиозные силы.

Уилкинс, ставший позже англиканским епископом, воспитывался в доме своего дедушки по материнской линии, Джона Дода, выдающе­гося нонконформистского теолога, и «раннее воспитание привило ему сильную предрасположенность к пуританским принципам»²⁹. Будучи деканом Уодхемского колледжа, Уилкинс пользовался огромным вли­янием. Под его влиянием находились Уорд, Рук, Рен, Спрэт, а также Уолтер Поп (его брат-полукровка); все эти лица стали первыми члена­ми Королевского Общества³⁰. Джон Уоллис, чьему труду Arithmetica Inflnitorum Ньютон, по собственному признанию, был обязан многими

²⁸ Как пишет Трёльч, «сегодняшний мир живет логической согласованностью
нисколько не больше, чем любой другой; духовные силы могут пользоваться преоб­
ладающим влиянием даже там, где от них официально отрекаются». Е. Troeltsch, ^ Die
Bedeutung des Protestantismusfiir die Entstehung der modernen Welt (Miinchen, 1911), S. 22.
Cp.:. Georgia Harkness, John Calvin: The Man and His Ethics (New York, 1931), p. 7 и да­
лее. — Примеч. автора.

²⁹ Memorials of John Ray, p. 18—19; P.A.W. Henderson, The Life and Times of John
WiJkins (London, 1910), p. 36. Более того, приняв духовный сан, Уилкинс стал капел­
ланом в поместье лорда виконта Сейского и Сильского, который был решительным
и последовательным пуританином. — Примеч. автора.

³⁰ Henderson, op. cit., p. 72—73. — Примеч. автора.

809

из своих основных математических концепций, был священником, от­носившимся с ревностной симпатией к пуританским принципам. О набожности Бойля ранее уже говорилось; единственной причиной, за­ставившей его отказаться от священства, было, по его словам, «отсут­ствие внутреннего зова»³¹.

Теодор Гаак, немецкий ученый, сыгравший видную роль в созда­нии Королевского Общества, был ярым кальвинистом. Дени Папен, который во время своего длительного пребывания в Англии внес за­метный вклад в науку и технологию, был французским кальвинис­том, вынужденным покинуть свою страну и скрываться от религиоз­ных преследований. Томас Сиденхем, которого иногда называли «ан­глийским Гиппократом», был ревностным пуританином, сражавшим­ся в рядах сторонников Кромвеля. Сэр Уильям Петти был человеком веротерпимым; он был сторонником Кромвеля, и в его работах от­четливо отразились влияния пуританства. О сэре Роберте Морее, ко­его Гюйгенс называл «Душой Королевского Общества», можно ска­зать, что «религия была главной движущей пружиной его жизни, и посреди дворов и загородных резиденций он проводил много часов на дню в молитвах»³².

Вряд ли случайно то обстоятельство, что ведущие фигуры этой группы, составившие ядро Королевского Общества, были священни­ками или людьми чрезвычайно религиозными, хотя будет не совсем точно утверждать, как это делает д-р Ричардсон, что зарождение это­го Общества произошло в небольшой группе ученых людей, среди которых преобладали пуританские священники³³. Однако совершенно ясно, что первые вдохновители Общества находились под очевидным влиянием пуританских представлений.

Настоятельница Дороти Стимсон в недавно опубликованной статье самостоятельно пришла к тому же самому выводу³⁴. Она от-

³¹ ^ Dictionary of National Biography, Vol. II, p. 1028. Эта причина, побудившая также
и сэра Сэмюэла Морленда обратиться вместо священнослужительства к математике,
служит примером непосредственного влияния протестантской этики, которая (как
показывается, например, Бакстером) устанавливала, что принимать духовный сан
надлежит только тем, кто чувствует к этому «внутренний зов», тогда как другим луч­
ше было бы служить обществу и взять на себя другие признанные виды мирской дея­
тельности. О Морленде см.: ^ Autobiography ofSir Samuel Morland, J.О. Halliwell-Phillipps,
Letters Illustrative of the Progress of Science in England (London, 1841), p. 116 и далее. —
Примеч. автора.

³² Dictionary of National Biography, Vol. XIII, p. 1299. — Примеч. автора.

³³ C.F. Richardson, English Preachers and Preaching (New York, 1928), p. 177. — При­
меч. автора.

³⁴ Dorothy Stimson, «Puritanism and the New Philosophy in Seventeenth-Century
England», Bulletin of the Institute of the History of Medicine, 1935, Vol. 3, p. 321—334. —
Примеч. автора.

810

мечает, что из десяти человек, входивших в 1645 году в состав «не­видимой коллегии», только один, Скарброу, точно не был пурита­нином. Относительно еще двоих нет полной определенности, хотя у Меррета было пуританское воспитание. Все другие определенно были пуританами. Более того, в первоначальном списке членов Об­щества, составленном в 1663 году, из шестидесяти восьми членов, относительно которых есть информация, касающаяся их религиоз­ной ориентации, сорок два точно были пуританами. Если учесть, что пуритане составляли относительно небольшое меньшинство в населении Англии, то сам факт, что они составили шестьдесят два процента первоначального состава Королевского Общества, станет еще более поразительным. Отсюда настоятельница Стимсон делает вывод: «То, что опытная наука в Англии семнадцатого столетия по­лучила такое быстрое распространение, было, как мне кажется, по меньшей мере отчасти обусловлено тем, что умеренные пуритане поощряли научные занятия».

Влияние пуританства на научное образование

О наличии указанной взаимосвязи свидетельствовал не только со­став Королевского Общества. Выдвижение пуританами на передний план утилитаризма и эмпиризма проявилось аналогичным образом и в том типе образования, который они ввели и развитию которого они способствовали. «Формальная долбёжка грамматики», царившая в школах, критиковалась ими в такой же степени, как и формализм церкви.

Среди пуритан, настойчиво пытавшихся ввести новое реалисти­ческое, утилитарное и эмпирическое образование в Англии, особен­но выделялся Сэмюэл Гартлиб. Он стал связующим звеном между протестантскими педагогами Англии и Европы, ревностно пытавши­мися распространить преподавание науки в школах. Именно Гарт-либу адресовал свой трактат об образовании Мильтон, и именно ему сэр Уильям Петти посвятил свое «Наставление... о преуспеянии не­которых отдельных частей образования» (речь в нем шла о науке, тех­нологии и ремесле). Более того, именно Гартлиб сыграл ключевую роль в популяризации педагогических идей Коменского в Англии и пригласил его посетить эту страну.

Богемский реформатор Ян Амос Коменский был одним из самых влиятельных педагогов своего времени. В основу системы образова­ния, которую он всячески пропагандировал, были положены нормы

811

утилитаризма и эмпиризма: ценности, которые одни только и могли вывести на передний план изучение науки и технологии, т.е. Realia³⁵. В самой влиятельной своей работе «Didactica Magna» он следующим образом обобщает свои взгляды:

Итак, ты облегчишь ученику усвоение, если во всем, чему бы ты его ни учил, покажешь ему, какую это приносит повседневную пользу в об­щежитии. Этого правила нужно придерживаться везде: и в грамматике, и в диалектике, и в арифметике, и в геометрии, и в физике и пр.

...истина и точность знания также зависят не от чего иного, как от свидетельства ощущений. Ведь веши прежде всего и непосредственно запечатлеваются в ощущениях, а потом только с помощью ощущений — в уме... Итак, чем более знание опирается на ощущение, тем оно досто­вернее³⁶.

В Англии Коменский встретил радушный прием среди протестан­тских педагогов, ориентированных на те же самые ценности; в числе последних были Гартлиб, Джон Дери, Уилкинс и Гаак³⁷. По просьбе Гартлиба он прибыл в Англию ради неотложного воплощения в ре­альность бэконовского Дома Соломона. Как писал сам Коменский, «ничто не казалось мне более незыблемым, чем то, что идея великого Веруламия об открытии в какой-нибудь части мира универсальной коллегии ученых, единственной задачей которой стало бы развитие наук, будет воплощена в жизнь»³⁸. Осуществлению этой цели помеша­ли общественные беспорядки, вызванные восстанием в Ирландии. Од­нако пуританский план развития науки не остался совершенно безре­зультатным. Кромвель основал Дурхемский университет — единствен­ный новый университет, созданный в промежутке между Средневеко­вьем и девятнадцатым столетием — «для развития всех наук»³⁹. А в Кембридже на пике влияния пуританства перечень изучаемых наук был значительно расширен⁴⁰.

³⁵Wilhelm Dilthey, «Padagogik: Geschichte und Grungliniendes Systems», ^ Gesammelte Schriften (Leipzig & Berlin, 1934), S. 163 и далее. — Примеч. автора.

³⁶ J.A. Comenius, The Great Didactic (London, 1896), p. 292, 337; см. также р. 195,
302, 329, 341. (Русский перевод цитируется по изданию: Я.А. Коменский. Великая
дидактика — Я.А. Коменский. Избранные педагогические сочинения. — М.: Госу­
дарственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения
РСФСР, 1955, - с. 270, 303.) - ^ Примеч. автора.

³⁷ Robert F. Young, Comenius in England (Oxford, 1932), p. 5—9. — Примеч. автора.

³⁸ Opera Didactica Omnia (Amsterdam, 1657), Book 11, preface. — Примеч. автора.

³⁹ F.H. Hayward, The Unknown Cromwell (London, 1934), p. 206-230, 315. - При­
меч. автора.

⁴⁰ James В. Mullinger, Cambridge Characteristics in the Seventeenth Century (London,
1867), p. 180—181 et passim. — Примеч. автора.

812

Действуя в том же духе, пуританин Езекия Вудворд, друг Гартлиба, выносил на передний план реализм (вещей, а не слов) и преподавание науки⁴¹. С целью внедрения изучения новой науки в гораздо более ши­роких масштабах, нежели это было до тех пор, пуритане учредили не­сколько Неортодоксальных академий. Это были школы университетс­кого статуса, открытые в разных уголках королевства. Одной из первых среди них была Мортоновская академия, в которой первостепенное зна­чение придавалось научным изысканиям. Позднее Чарлз Мортон пере­ехал в Новую Англию, где был избран вице-президентом Гарвардского колледжа, в котором «он ввел систему наук, использованную в Анг­лии»⁴². В престижной Нортхемптонской академии, еще одном пури­танском центре образования, важное место в учебной программе зани­мали механика, гидростатика, физика, анатомия и астрономия. Иссле­дования проводились главным образом с помощью реальных экспери­ментов и наблюдений.

Между тем явный упор пуритан на науку и технологию, возмож­но, лучше всего можно оценить, если сравнить пуританские акаде­мии со старыми университетами. Последние, даже после того как в них были введены научные предметы, продолжали давать, по суще­ству, классическое образование; подлинно культурными считались такие исследования,.которые если уж и не были совершенно беспо­лезными, то во всяком случае определенно преследовали неутилитар­ные цели. В академиях же, напротив, истинно свободным считалось такое образование, которое «соприкасается с жизнью» и которое, сле­довательно, должно включать в себя как можно больше утилитарных предметов. Как писала по этому поводу д-р Паркер:

...разница между этими двумя системами образования состоит не столько во введении в академиях «современных» предметов и методов, сколько в том, что у нонконформистов действовала совершенно иная система, нежели та, которую можно было обнаружить в университетах. Дух, воодушевлявший диссентеров, был тот же самый, которым были движимы Рамус и Коменский во Франции и Германии и который в Анг­лии давал силу Бэкону, а позднее Гартлибу и кругу его сподвижников⁴³.

Это сопоставление пуританских академий в Англии и протестан­тских нововведений в сфере образования на континенте имеет под собой прочные основания. Протестантские академии во Франции уделяли гораздо больше внимания научным и утилитарным предме-

⁴¹ Irene Parker, Dissenting Academies in England (Cambridge, 1914), p. 24. — Примеч.
автора.

⁴² Ibid., p. 62. — Примеч. автора.

⁴³ Ibid., p. 133—134. — Примеч. автора.

813

там, чем католические заведения⁴⁴. Когда католики завладели многи­ми из протестантских академий, изучение наук в них было существен­но сокращено⁴⁵. Более того, как мы далее увидим, даже в преимуще­ственно католической Франции преобладающая доля научной рабо­ты выполнялась протестантами. Среди изгнанных из Франции про­тестантов было много именитых ученых и изобретателей⁴⁶.

Ценностная интеграция пуританства и науки

Само по себе то, что индявидноминально является католиком или протестантом, разумеется, не оказывает никакого влияния на его ус­тановки в отношении науки. Его религиозная принадлежность ста­новится значимой лишь постольку, поскольку он принимает основ­ные догматы и импликации этих учений. Например, Паскаль только тогда осознал всю «суетность науки», когда окончательно проникся учением Янсения. Ибо Янсений, в частности, утверждал, что прежде всего нам следует остерегаться той суетной любви к науке, которая, хотя и кажется внешне невинной, в действительности представляет собой западню, «отвращающую людей от созерцания вечных истин и вводящую в удовлетворенное спокойствие конечного интеллекта»⁴⁷. Лишь только Паскаль обратился в эту веру, как сразу же решил «по­ложить конец всяким научным исследованиям, которым посвящал себя до сих пор»⁴⁸. Именно твердым принятием ценностей, лежащих в основе двух указанных вероисповеданий, объясняется различие в том относительном вкладе, который внесли в науку католики и про­тестанты.

Такая же связь протестантизма с наукой проявилась и в Новом Свете. Корреспонденты и члены Королевского Общества, жившие в

⁴⁴ P.D. Bourchenin, ^ Etude sur le academies protestantes en France au XVI et au XVII
siecle (Paris, 1882), p. 445 и далее. — Примеч. автора.

⁴⁵ М. Nicholas, «Les academies protestantes de Montauban et de Nimes», Bulletin de la
societe'de I'histoire du protestantisme frangais, 1858, Vol. 4, p. 35—48. — Примеч. автора.

⁴⁶ D.C.A. Agnew, ^ Protestant Exiles from France (Edinburgh, 1866), p. 210 и далее. — При­
меч. автора.

⁴⁷ Emile Boutroux, Pascal, trans, by E.M. Creak (Manchester, 1902), p. 16. — Примеч.
автора.

• "* Ibid., p. 17; ср.: Jacques Chevalier, ^ Pascal (New York, 1930), p. 143; Pascal, Pense'es, trans, by O.W. Wright (Boston, 1884), p. 224, № XXVI1. «Тщета наук». — «Если я не знаю основ нравственности, наука об окружающем мире не принесет мне утешения в дни горестных испытаний, а вот основы нравственности утешают и при полном незна­нии наук о предметах окружающего мира» (Б. Паскаль. Мысли / Пер. Э. Линецкой. СПб.: Северо-Запад, 1995, с. 196). — Примеч. автора.

814

Новой Англии, «все до единого были воспитаны в кальвинистском духе»⁴⁹. Основатели Гарварда вышли из этой кальвинистской культу­ры, а не из литературной эпохи Возрождения или научного движения семнадцатого столетия, и их умы легче направлялись в последнюю, а не в первую сферу приложения⁵⁰. Эту предрасположенность пуритан к занятиям наукой отмечает и профессор Морисон, который пишет: «Вместо того чтобы противиться принятию коперниканской теории, пуританские священники в Новой Англии были главными опеку­нами и покровителями новой астрономии и иных научных откры­тий»⁵¹. Примечательно, что молодой Джон Уинтроп из Массачусет­са, ставший позднее членом Королевского Общества, в 1641 году приезжал в Лондон и, вероятно, провел там некоторое время вместе с Гартлибом, Дери и Коменским. По-видимому, он предлагал Ко-менскому перебраться в Новую Англию и основать там научный кол­ледж⁵². Несколько лет спустя Инкриз Мазер (бывший в 1684—1701 гг. президентом Гарвардского колледжа) основал в Бостоне «Фило­софическое общество»⁵³.

Научное содержание программы обучения в Гарварде в значитель­ной степени было позаимствовано у протестанта Петра Рамуса⁵⁴. Ра-мус составил учебный план, в котором в отличие от программ обуче­ния католических университетов уделялось особое внимание изуче­нию наук⁵⁵. Его идеи были тепло приняты в протестантских универ­ситетах континентальной Европы, в Кембридже (где пуританский и научный элемент был представлен больше, чем в Оксфорде)⁵⁶ и позднее в Гарварде, однако встретили решительный отпор в различных като-

⁴⁹ Stimson, op. cit., p. 332. — Примеч. автора.

⁵⁰ Porter G. Perrin, «Possible Sources of Technologia at early Harvard», New England
Quarterly, 1934, Vol. 7, p. 724. — Примеч. автора.

⁵¹ Samuel E. «Morison, Astronomy at colonial Harvard», New England Quarterly, 1934,
Vol. 7, p. 3—24; см. также Clifford К. Shipton, «A Plea for Puritanism», The American
Historical Review, 1935, Vol. 40, p. 463—464. — Примеч. автора.

⁵² R.F. Young, Comenius in England, p. 7—8. — Примеч. автора.

⁵³ Ibid., p. 95. — Примеч. автора.

⁵⁴ Perrin, op. cit., p. 723—724. — Примеч. автора.

"Theobald Ziegler, Geschichte der Padagogik (Miinchen, 1895), Bd. 1, S. 108. Циглер отмечает, что если в тогдашних католических учебных заведениях во Франции науке отводилась лишь шестая часть учебного плана, то Рамус отвел научным исследовани­ям целую половину учебной программы. — Примеч. автора.

"Дэвид Массой справедливо называет Кембридж alma mater пуритан. Перечис­лив имена двадцати ведущих пуританских священников Новой Англии, Массой об­наружил, что семнадцать из них были воспитанниками Кембриджа, в то время как Оксфорд окончили только трое. См.: D. Masson, Life of Milton (London, 1875), Vol. II, p. 563; цит. по: Stimson, op. cit., p. 332. См. также: Charles E. Mallet, A History of the University of Oxford (London, 1924), Vol. 11, p. 147. — Примеч. автора.

815

лических учебных заведениях⁵⁷. Дух утилитаризма и «реализма», при­сущий эпохе Реформации, вероятно, в значительной степени объяс­няет благосклонное принятие воззрений Рамуса.

Ценностная интеграция пиетизма и науки

Д-р Паркер отмечает, что пуританские академии в Англии «можно сравнить со школами пиетистов в Германии, которые при Франке и его последователях подготовили почву для Realschulen*, ибо не может быть никаких сомнений в том, что как пиетисты продолжили дело Коменского в Германии, так и диссентеры воплотили на практике теории английских последователей Коменского: Гартлиба, Мильто­на и Петти»⁵⁸. Это сравнение наделено глубоким смыслом, ибо, как неоднократно отмечалось, ценности и принципы пуританства и пие­тизма почти совпадают. Коттон Мазер признавал близкое сходство этих двух протестантских движений, говоря, что «американское пу­ританство имеет столь много общего с фридриховским пиетизмом», что можно считать их фактически идентичными⁵⁹. Пиетизм, если бы не более выраженный в нем «энтузиазм», можно бы было назвать кон­тинентальным аналогом пуританства. Следовательно, если наша ги­потеза о связи между пуританством и интересом к науке и техноло­гии имеет под собой основания, то следует ожидать обнаружения той же самой корреляции и у пиетистов. Так оно на самом деле и было.

Пиетисты в Германии, как, впрочем, и везде, вступали в тесный союз с «новым образованием»: изучением науки и технологии, т.е. Realia⁶⁰. Общей для этих двух движений была реалистическая и прак­тическая точка зрения, сочетавшаяся с интенсивным отвращением к спекулятивному мышлению философов аристотелевской закалки. В основе педагогических воззрений пиетистов лежали те же глубоко ко-

⁵⁷ Heinrich Schreiber, ^ Geschichte der Albert-Ludwigs-Universitat zu Freiburg (Freiburg,
1857—1868), Bd. II, S. 135. Например, в Иезуитском университете во Фрейбурге имя
Рамуса могло упоминаться лишь в плане отвержения, и «в руках студента нельзя было
увидеть ни одного экземпляра его книг». — Примеч. автора.

* реальные училища (нем.). — Примеч. пер.

⁵⁸ Parker, op. cit., p. 135. — Примеч. автора.

⁵⁹ Kuno Francke, «Cotton Mather and August Hermann Francke», Harvard Studies
and Notes, 1896, Vol. 5, p. 63. См. также убедительное обсуждение этого вопроса у
Макса Вебера: М. Weber, ^ Protestant Ethic, p. 132— 135 (M. Вебер. Протестантская этика
и дух капитализма — М. Вебер. Избранные произведения. — М.: Прогресс, 1990, с.
166—169). — Примеч. автора.

⁶⁰ Friedrich Paulsen, German Education: Past and Present, trans, by T. Lorenz (London,
1908), p. 104 и далее. — ^ Примеч. автора.

816

ренящиеся утилитарные и эмпирические ценности, которые вдохнов­ляли пуритан⁶¹. Именно в опоре на эти ценности лидеры пиетистов — Август Герман Франке, Коменский и их последователи — вывели на передний план новую науку.

Франке постоянно указывал на желательность ознакомления уче­ников с практическим научным знанием⁶². Франке и его коллега Хри­стиан Томазиус выступили против мощного движения в области об­разования, которое возглавлял Христиан Вейзе, отстаивавший при­оритетность обучения риторике и классическим гуманитарным дис­циплинам, и попытались взамен этого «ввести в школах игнорируемые современные дисциплины, которые более адекватно служили их це­лям, а именно биологию, физику, астрономию и т.п.»⁶³.

Всюду, куда ни доходило влияние пиетизма на систему образова­ния, следовало широкомасштабное введение в учебные программы научных и технических предметов⁶⁴. Так, например, Франке и Тома­зиус заложили основы университета в Галле, ставшего первым немец­ким университетом, в котором было введено углубленное изучение наук⁶⁵. Ведущие профессора, в числе которых были Фридрих Гофман, Эрнст Шталь (профессор химии, автор знаменитой теории флогис­тона), Самуэль Штрик и, разумеется, сам Франке, все как один со-

⁶¹ Alfred Heubaum, ^ Geschkhte des deutschen Bildungswesens seit der Miite des siebzehnten
Jahrhunderts (Berlin, 1905), Bd. 1, S. 90. «Ziel der Erziehung [у пиетистов] ist praktische
Verwendbarkeit des Zoglings im Gemeinwohl. Der starke Einfluss des utilitarischen
Moments... vermindert die Gefahr der Uebertreibung des religiosen Moments ind sichert
der Bewegung fur die nachste Zukunft ihre Bedeutung» («Цель воспитания — практичес­
кая полезность воспитанника для общего блага. Сильное влияние утилитарных мо­
ментов... уменьшает опасность преувеличения религиозных моментов и обеспечива­
ет осмысленность движения на ближайшее будущее»]. — ^ Примеч. автора.

⁶² Во время прогулок по полям, говорит Франке, наставник должен «nutzliche und
erbauliche Geschichten erzahlen oder etwas aus der Physik von den Geschopfen und Werken
Gottes vorsagen» [«рассказывать полезные и назидательные истории или повторять что-
нибудь из физики живых существ и трудов Господних»], «...im Naturalienkabinet diente
dazu, die Zoglinge in ihren Freistunden durch den Anstaltarzt mit naturwissenschaftlichen
Erscheinungen, mit Mineralien, Bergarten, hier und da mit Experimenten bekannt zu machen»
I«. ..кроме того, в естественнонаучном кабинете воспитанники могут в свободные часы
под руководством врача интерната ознакомиться с естественнонаучными явления­
ми, минералами, горными породами и тут же провести эксперименты»]. Цит. по:
Heubaum, op. cif., Bd. Г, S. 89,94. — Примеч. автора.

⁶³ Ibid., Bd. I, S. 136. — Примеч. автора.

⁶⁴ Ibid., Bd. I, S. 176 и далее. — ^ Примеч. автора.

⁶⁵ Koppel S. Pinson, Pietism as a Factor in the Rise of German Nationalism (New York,
1934), p. 18; Heubaum, op. cit., Bd. 1, S. 118: «Halle war die erste deutsche Universitat von
ganz eigenartigem wissenschaftlichen und nationalen Geprage...» [Галле был первым немец­
ким университетом совершенно особенной научной и национальной чеканки...»] —
^ Примеч. автора.

27 Мертом «Социальн. теория»

817

стояли в теснейших отношениях с пиетистским движением, рактерно, все они пытались расширить преподавание наук нить науку с ее практическими применениями.

Не только университет в Галле, но и другие пиетистские у ситеты проставляли тот же самый акцент. Кёнигсбергскии у ситет, подпавший благодаря деятельности Гера, ученика Фр > пиетистское влияние университета города Галле, был одни вых, где стали преподаваться естественные и физические наук , временном для семнадцатого столетия смысле⁶⁶. Гёттинген

к - а гопле был известен

верситет, бывший тогда филиалом университета в 1аллс, ^ ^

прежде всего огромным прогрессом в культивировании нау винистский университет в Гейдельберге тоже славился введен грамму обучения большого числа научных дисциплин⁶ • Нак ,

л. « а •<„„ п то время своим

тдорфскии университет, наиболее вьщелявшиися Bi"^

,- ~ы находившим-

интересом к науке, был протестантским университетом, "" •"•

ся под пиетистским влиянием⁶⁹. Хойбаум, подводя итог в изменениям, утверждает, что существенный прогресс в преп науки и технологии происходил в протестантских, а точне пиетистских университетах⁷⁰.

Религиозная принадлежность новобранцев науки

Связь пиетизма с наукой, наличия которой следовало исходя из нашей гипотезы, не ограничивается одними то

/-> - - _t/u„v,ce и технологии

верситетами. О той же пиетистскои склонности к наук^си .

свидетельствовало и среднее школьное образование, г a g s Галле ввел в учебный план такие предметы, как математи ствознание; во всех случаях акцент ставился на наглядные пр практические применения⁷¹. Иоганн Георг Либ, Иоганн bep

_{п гж} _f ■ _ . гаттпе) всенахо-

Рор и Иоганн Петер Людвиг (ректор университета в i dJ^1J1w

лившиеся под прямым влиянием Франке и пиетизма, отст

⁶⁶ Heubaum, op. cit., Bd. I, S. 153. — Примеч. автора.

⁶⁷ Paulsen, op. cit., p. 120—121. — Примеч. автора.

⁶⁸ Heubaum, op. cit., Bd. I, S. 60. — Примеч. автора. , - _n <}_ег

⁶⁹ S. Guntler, «Die mathematischen Studien