Библиотека уральской государственной сельскохозяйственной академии «русское качество жизни» серия социально-гуманитарного образования некрасов С. Н

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15
Взросление через образование как фактор

национальной безопасности и тенденции глобализации

Проблема обеспечения национальной безопасности и задачи развития системы образования тесно связаны между собой благодаря тому обстоятельству, что с системой образования взрослых связаны интересы большого числа людей. Речь идет не только о 34 миллионах молодых людей России, но о 54 миллионах их родителей и 6 миллионах преподавателей. В странах Запада не стесняются называть вещи своими именами. Так, Федеральный доклад Национальной комиссии США по качеству образования назван: «Нация на грани риска. Необходимость реформы образования». В нем подчеркивается: «Нация в опасности, так как образовательные основы нашего общества в настоящее время подтачивает все нарастающая волна посредственности, которая угрожает будущему нации и страны в целом. Если бы недружественная нам держава предприняла попытку навязать Америке такую посредственную систему образования, которая существует сегодня, мы бы расценили это как акт войны»1. В том же духе выдержана программа президента Б.Клинтона на второй срок президентства – главной задачей этого срока была объявлена всесторонняя поддержка национальной системы образования.

В докладе ЮНЕСКО о качестве образования в мире за 1993 г подчеркивается, что в свете нового видения развития мира, который начал зарождаться в 90 гг., в конечном счете единственными значимыми ресурсами являются лишь знания, изобретательность людей, воображение и добрая воля. Становится ясным, что без них невозможен какой-либо устойчивый прогресс в отношении мира и уважения прав человека – решающую роль в развитии этих качеств играет образование2. Наши государственные структуры при подходе к образованию за исходную точку отсчета принимают долю ВНП России, вкладываемую в образование, в результате идут бесконечные споры и долях процентов ВНП, выделяемых на образование. В мировой практике в качестве альтернативы ему используется «индекс человеческого развития» (ИЧР). ИЧР (иногда называемый Индекс Развития Человеческого потенциала) представляет собой интегральный показатель из трех компонентов, характеризующих развитие человека – долголетие, образованность и уровень жизни. Образованность измеряется комбинацией грамотности взрослых (с весом в две трети) и среднего количества лет обучения (с весом в одну треть). По уровню образованности кадров Россия сейчас находится в конце четвертого десятка государств мира. Согласно докладу Мирового экономического форума наша страна в списке 49 стран, производящих 94% валового продукта мировой экономики, занимает последнее место по «индексу технологий», являющемуся агрегатной оценкой научно-технического потенциала страны.

Когда Россия еще именовалась СССР, ее ИЧР составлял 0,920 против 0,961 у США, по этому показателю мы занимали в начале перестройки 26 место против 19 места у американцев. Однако американский ВВП на душу населения был в три раза больше советского, однако наша страна компенсировала отставание за счет науки и образования. Дело в том, что создание мощного научно-образовательного комплекса было значимым и перспективным достижением СССР. В.Т.Рязанов пишет: «Человеческий капитал», выражающий совокупные нематериальные активы общества, превращается в главный фактор международной конкурентоспособности стран в утверждающемся постиндустриальном мире. Поэтому накопленные знания и технологии, квалификация работников и управленческие ресурсы становятся необходимым условием процветания»3. Образование и наука составляли наше стратегическое преимущество, а вовсе не песенные «ракеты» и «балет». Однако падение образовательного потенциала и средней продолжительности жизни в стране привело к тому, что ИЧР России снизился с 0,920 до 0,849 и страна уже к середине 90 гг. переместилась с 26 на 52 место в мировом рейтинге. При установленных 4% от расходной части бюджета на науку и образование потратили реального в 1997 г. 2,88%, в 2001 г. – 1,84%, на 2002 г. запланировано 1,57%. Об этих тенденциях свидетельствуют тиражи научно-популярной литературы: они уменьшились в 50-100 раз, а журналы «Знание-сила», «Химия и жизнь» стали самиздатом. В результате «ближайшими соседями России по ИРЧП в 1997 г. стали Эквадор, Македония, Западное Самоа. Намного выше России в 1997 г. размещались не только Испания, Израиль, Италия, Греция, но и Польша. Чехия, Венгрия. Рядом – Белоруссия, Латвия, Казахстан, Украина. «Советский» уровень для населения России еще в течение 15 лет будет недосягаем, если даже продолжится наметившееся по восходящей траектории развитие страны»1.

Самое простое объяснение – у нас нет денег на науку и образование – напоминает аргумент, что в Сахаре нет воды, как на Марсе мало кислорода, однако место на прилавках заняла глянцевая макулатура с познавательной ценностью меньшей, чем у рулона туалетной бумаги. Новая литература и ее издатели получили льготы и финансирование за казенный счет в соответствии с Законом «О государственной поддержке средств массовой информации и книгоиздания РФ». Оборот в сфере «пара-практики и оккультных услуг» достиг миллиарда долларов, причем достижения в этой области стали возможны в тот момент, когда целителям начали выдавать лицензии местного самоуправления. В стране открылось более 120 самозванных академий, а на бюджетные деньги начали проводить широкомасштабные эксперименты на людях и осваивать эзотерику и оккультизм. На симпозиуме о необходимости борьбы с паранаукой и «соответствующим мышлению 7-9 летнего ребенка религиозным терроризмом» отмечалось, что под болтовню о перегрузке учащихся в школах и вузах учреждаются откровенно антинаучные программы, а в специальной методической литературе Минобразования этому дается специальное обоснование. Когда газета «Коммерсант» проводила опрос общественного мнения и наиболее именитых граждан новой России на предмет доверия к астрологии, только один человек из дюжины давал четко отрицательный ответ. Если советской номенклатуре 60-70 гг. было свойственно непоследовательное просветительство и идеологическая зашоренность, то новая демократическая элита демонстрирует враждебность научному знанию, отрицание данных науки и ее методов. И хотя все понимают, что цирк и НИИ – разные инстанции, большинство шарлатанов и мракобесов предпочитают ныне мимикрировать под ученых, воспроизводя внешние формы их поведения. Лицензирование и привлечение авторитетных СМИ, использование обнищавшей профессуры, употребление ученых степеней не по прямому назначению представляет собой прямую угрозу, исходящую от образования. Как пелось в шутливой песенке – «Образованные просто одолели» – они одолели своими одиозно используемыми регалиями, но вовсе не методологией, тесно связанной с этикой. И если в России религиозное возрождение было в эпоху перестройки окрашено в светлые и гуманистические тона, связанные с именами о. А.Меня и Ч.Айтматова, то в 90 гг. происходит экспансия средневековой религиозности, враждебной не только науке, но общечеловеческим ценностям и образованию вообще. Хотя откровенно мракобесных изданий под лозунгом «Долой науку, да здравствует темнота и невежество!» у нас мало, большую часть работы в указанном направлении проводят солидные СМИ под вывеской плюрализма. В соответствии с иезуитскими методиками шарлатаны как бы разоблачаются, но разоблачение превращается в рекламу, в заключение которой приводится послесловие редакции типа: «не беремся судить о тех вещах, в которых разбираться должны специалисты, поэтому обязательно опубликуем точку зрения ученых, которые выскажут противоположные мнения».

Результатом оказывается, что истина неотличима от лжи, варварство от гуманизма, мракобесие от просвещения1. Такой постмодернизм предполагает, что все оценочные суждения исходят из субъективного предпочтения, а на вкус и цвет товарищей нет. Получается, что и в повседневной жизни нет разницы между банком и пирамидой, свежей и испорченной колбасой…Очевидно, что само научное сообщество неоднородно и разные его структурные подразделения в разной мере подвержены «разрухе в голове», причем целые отрасли гуманитарного знания разложились до такой степени, что наукообразное пустословие стало нормо, а в великие мыслители оказались произведены русские религиозные философы На этом фоне уничтожение научно-популярной периодики стало предпосылкой организованного невежества. Вместе с тем само образование представляет источник опасности. Первая опасность возникает из неверной установки властей, согласно которой образование станет богаче, когда богатым станет государство и когда его экономика разовьется. Правильная формула должна звучать так – через богатое образование к богатой стране. Страна не может богатеть при оскудении науки и образования – богатеть могут отдельные личности. Если исходить из положения системы образования, то наша страна движется в собственной модели феодализма, поскольку феодальная экономика характеризовалась невостребованностью науки и наукоемких технологий. Феодальное общественное сознание характеризовалось расцветом оккультизма, гаданиями, мистификациями сознания, наши книжные магазины и телеэкраны убедительно свидетельствуют в пользу эволюции страны в указанном направлении.

Вторая опасность вытекает из расчленения образования на составляющие его части. В нашей стране под образованием традиционно понимается органическое единство школы, фундаментальной науки как основы для подготовки специалистов, гуманитарной науки как основы духовного единства народов России. Наука, школа, гуманитарная культура не могут существовать по раздельности. Механизм их расчленения прост – разведение по различным графам бюджета и борьба каждой части за собственную долю государственной поддержки. Ни школа, ни вузы, ни наука, ни гуманитарная культура порознь не выживут.

Третья опасность вытекает из административно-вольных предписаний о содержании образования и воспитания. Речь идет о наличии ложных установок на воспитание гражданственности, нравственности и элементарных норм человеческого общежития. В докладе 1995 г. Всемирного банка «Россия: образование в переходный период» отмечается, что минимальная гражданственность россиян может включать, а может и не включать «способность воспринимать русское искусство и литературу». Четвертая опасность проистекает из падения престижа, государственной и общественной значимости фигуры учителя и появлении роли менеджера и фасилитатора в образовании. Уже в начале переходного периода реформ зарплата университетского профессора сократилась с 219% от зарплаты в промышленности в 1987 г. до 62% средней зарплаты в промышленности, затем разрыв существенно увеличился. Все это ведет к распаду научных школ, университетов и институтов.

Однако образование выступает как важнейший фактор безопасности страны (от слова «factor» – делающий, производящий), движущая сила, причина. Сегодня в России есть два приоритета для обеспечения национальной безопасности – образование и территориальная целостность, все остальное – производные от них. Название партии «Единая Россия» предполагает и иной смысл – единое образование как важнейшая скрепа целостности Российского государства. За стремлением к повальной регионализации системы образования стал просматриваться образовательный сепаратизм. Дело в том, что объявленные Центром федеральные стандарты в образовании не подкрепляются финансово, методически, организационно, ярким проявлением этого обстоятельства стала катастрофа с учебной литературой. В результате на местах вводятся свои «региональные образовательные стандарты», разрывающие национальную систему образования на куски.

Между тем конференция Нобелевских лауреатов «На пороге ХХI века: опасности и перспективы» (Париж, 1998 г.) констатировала следующее: научное знание – одна из форм власти, поэтому все люди и народы должны иметь к ним равный доступ, необходимо преодолеть разобщенность между политическими кругами и научным сообществом, образование должно иметь абсолютный приоритет в бюджетах всех государств и способствовать развитию всех видов творческой деятельности. Конференция призвала к отказу от «революционного насилия» над национальной системой образования и предложила твердо встать на путь ее эволюционного развития. При этом нужно до минумума сократить федеральное и региональное администрирование в делах образования, а определением содержания и методов образования должны заниматься профессионалы, объединенные в общественные организации. Федеральные и региональные структуры государственного управления необходимо резко сократить, жестко ограничив их роль функциями контроля за качеством образования. При этом упор должен быть сделан на развитие автономии учебных заведений – только так наша национальная система образования станет безопасной для общества и станет фактором нашей национальной безопасности, привлекательным для каждого человека.

Глобализация экономики предполагает глобализацию политики. В интервью итальянскому телевидению премьер-министр Р.Проди заявил, что после того как мы научились говорить «глобальная экономика» следует перейти к обучению «глобальной политике», в которой не будет индустриальной политики, а защита богатых станет приоритетной задачей. Мы оказались в заколдованном мире Л.Кэролла, где в роли «чеширского кота», которой исчезает, но улыбка остается, выступает Т.Блэр, а в роли «безумного шляпника» – М.Тэтчер. Беспрецедентные статьи З.Бжезинского о глобализации всколыхнули общественное мнение. Так, французский министр иностранных дел Ю.Ведрин на ежегодной встрече французских послов не только атаковал глобализацию как акцию, подрывающую суверенитет народов и разрушающую всякую деловую активность, но жестко критиковал американскую элиту. Весной 2000 г. в преддверие президентских выборов в США он вопрошал: изменят ли результаты выборов общее направление американской политики? Ведрин утверждал на этой встрече, что две главные партии находятся в согласии относительно целей и задач американской политики, и мы имеем новое единство в концепции механического расширение гипердержавного статуса. Поэтому выборы ничего не изменят. Они станут лишь беспрецедентным сражением за власть, после которого консенсус будет восстановлен. Новый мировой порядок идет семимильными шагами, начиная с падения Берлинской стены в ноябре 1989 г. Однако, падение стены было лишь символом интеграции Европы – интеграции для Европы и интеграции против остального мира. В 90 гг. ХХ в. Европа нуждалась в неквалифицированной рабочей силе из освободившихся благодаря «бархатной революции» стран Восточной Европы, в начале ХХI в. Европа стала нуждаться только в высококвалифицированной рабочей силе, отбор которой проходит не только по квалификационным параметрам, но и по возрастным показателям. В начале 70 гг. западные социологи предполагали, что информационная революция автоматически приведет к сокращению рабочего времени людей и главной проблемой будет общество досуга, в рамках которого люди будут пользоваться все новыми формами отдыха и рекреации. Жизнь показала ошибочность подобной утопии. Сегодня люди работают больше и интенсивнее, нежели в 70 гг. В поезде можно видеть людей с портативными компьютерами, в автобусах междугороднего сообщения деловые люди изучают досье. Служащий в течение рабочего дня получает 190 сообщений, то есть по 2,5 сообщения в минуту! Интенсификация работы приводит к тому, что 60% так называемого свободного времени люди тратят на восстановление сил и стремятся избавиться от стресса, который в условиях постсовременности занял место физической усталости трудящихся начала ХХ в.

В постсовременности работники имеют дело с быстродействующими и никогда не ошибающимися компьютерами – компьютеры подгоняют ритм работы. Сами фирмы нуждаются в ускоренном ритме работы – с этим связан успех на финансовом рынке1. Служащие все чаще воспринимают себя как солдат, действующих по приказу командования и не имеющих права голоса. В такой управленческой системе образование получает вспомогательный характер – оно способствует социализации индивида в ходе «пожизненного обучения» методами андрагогики. Возникает противоречие между великолепно оснащенными в техническом отношении работниками и социально-экономическим укладом общества. По данным американских газет в 2002 г. 1 400 000 американцев должны стать банкротами. Сегодня они живут в долг по кредитным картам по принципу «если нет денег, это не значит, что я не могу покупать дорогие вещи» – в результате вся экономика становится накачанной неоплаченными долговыми обязательствами.

Социальное неравенство представляет собой глобальную проблему постсовременности. В начале эпохи постсовременности об этом говорили открыто1. В докладе К.Аннана от 3 апреля 2000 г. «Обеспечение устойчивости Земли в новом Миллениуме» вопрошается, как половина человечества, не имеющая телефона и телевизора, может участвовать в глобализации?2 Заметим, что журнал издается фондом под руководством Д.Киркпатрик – крайне правым экологическим движением, им обычно дается ответ в духе сокращения населения – вместо Бэби-Бума идет сокращение населения3. Очевидно, что информационное общество автоматически не создаст справедливые общественные отношения, но скорее создаст условия для организации мирового концентрационного лагеря в духе антиутопий Хаксли-Оруэлла. Саммит-Миллениум ООН, проведенный в сентябре 2000 г., наводит на многие размышления. Чрезвычайная сессия ООН была сконцентрирована на наиболее болезненных проблемах постсовременности, задевающих каждого человека и каждый народ планеты: глобализация, бедность, эпидемические заболевания (особенно СПИД-ВИЧ), Африка и долги развивающихся стран. Итак, ООН решила взглянуть на новый Миллениум. Доклад К.Аннана назывался «Мы, народы: роль Объединенных наций в ХХI веке». Доклад направлен на построение более справедливого и более нравственного мира. В журнале доклад опубликован под рубрикой «Адресуясь к несправедливостям глобализации: запредельный вызов времени» (в тексте – буквально «болевой вызов, за пределами порога»). Аннан полагает необходимым сократить вдвое число людей живущих на один доллар в день к 2015 г., сократить число людей, не имеющих доступа к чистой питьевой воде, сократить разрыв полов в образовательном отношении, дать всем детям общее начальное образование, сократить число ВИЧ-инфицированных в возрасте от 15 до 24 лет на 25% к 2005 г. и еще на 25% к 2010 г. Все директивы – основные направления мирового планирования – намечены на 2015 г.

В 1967 г. папа Павел VI обратился с трибуны ООН к лидерам мира с призывом открыть новую эру в международных отношениях посредством признания того, что новым названием для мира является развитие и образование. Совершенно в духе этого выступления прозвучало заявление президента России В.В.Путина в 2001 г. «Атом для мира». Поэтому, несмотря на попытки англо-американского блока ввести в мире оруэлловский новый мировой порядок, в целом возникает совершенно иная парадигма отношений между народами. Эту парадигму следует назвать «диалог цивилизаций», а новым названием для мира становится развитие через образование. В результате усилий народов и их стремления к диалогу мы присутствуем при рождении Мировой Культуры. Что позволяет нам делать такое заявление? В сравнении с локальными и национальными культурами, Мировая Культура является селективной культурой, предварительно отобранной и отточенной. Эта культура не униформа и она не монолитна в своей форме и содержании. Культура Мира формируется в диалоге цивилизаций, а не в ходе насильственной глобализации. Диалог предполагает, во-первых, взаимодействие и взаимопроникновение культур и цивилизаций, во-вторых, взаимодействие представителей различных цивилизаций – ученых, артистов и мыслителей, в-третьих, циркуляцию великих цивилизационных книг (философских, литературных, религиозных шедевров). Поэтому необходимо измерять глобализацию культурной идентичностью.

Колумбийский писатель М.В.Льоса произнес речь в качестве лекции в серии выступлений Catedra Siglo XX1 для Иберо-Американского банка развития в Вашингтоне. Речь называется «Культура свободы» и была произнесена 20 сентября 2000 г. Льоса начинает с того, что Франция – страна Монтеня и Декарта, Вольтера и Руссо – всегда была законодателем мод в культуре. Эта страна подверглась нашествию Макдональдс, пиццы Хат, рока, рэпа и потоку англицизмов в языке Мольера. Франция, как и многие страны мира, оказалась перед угрозой утраты культурной идентичности1. Однако для Льосы понятие культурной идентичности опасно, поскольку является коллективистской идеологической абстракцией2. Из этого понятия вытекает образ «коллективной идентичности». Льоса настаивает на том, что глобализацию следует всячески приветствовать, поскольку она расширяет горизонты индивидуальной свободы. В античности «римляне не убивали греков» в борьбе за культурное доминирование, поэтому Льюса полагает, что и глобализм не убьет культуру, а рамки культур расширятся. Для обоснования этого тезиса он сравнивает культуру Испании при Франко и в период демократии. Льоса ссылается на очерк 1948 г. Т.С.Элиота «Заметки к определению культуры». В очерке Элиот предсказал, что в будущем будут существовать региональные, локальные и общие культуры. Глобализация сделает это в ХХI в., поэтому не следует бояться глобализации. Более того, ослабление государства-нации вызовет к жизни маргинализированные и локальные культуры3. Все это Льоса заявил на публичных чтениях в банке – именно этим и объясняется интенция мысли автора. Но выйдем на оперативный простор культурного обмена и приведем данные за 1998 г. 4

Как следует осмыслить эти данные? Здесь прослеживается феномен культурного империализма, но видны и новые явления. К ним относятся феномен вреда демократии для культуры5. Проиллюстрируем этот тезис на примере ситуации с образованием в ФРГ. В начале 70 гг. канцлер ФРГ В.Брандт провел реформу системы образования. Это была социал-демократическая реформа, которая начиналась с изменения гимназической стадии образования (1-13 лет), которая предназначалась для подготовки студентов к университетскому образованию. В новой системе был сделан крен в сторону экологической и социологической проблематики образования, а также введена “свобода выбора”. В результате базовые знания исчезли из системы образования, их утратили не только студенты, но и их профессора. Свобода выбора создала студентов, которые не владеют собственным языком. 18-летние студенты не имеют представления о том, что должен знать нормальный зрелый гражданин из сферы истории, географии, государственного устройства и философии. В Германии конца ХХ в. все чаще раздавались голоса экспертов, требующих восстановления классической системы образования образца до 1972 г., возвращения к гимназической системы образования по классам, в соответствии с которой студенты учатся в одном классе с 10 по 13. Ядром такого образования служит немецкий язык, математика, один иностранный язык, одна из ественных наук, и по выбору – история, география и религия. Шестой элемент предполагает историю науки в сочетании с химией, физикой, философией. Причиной таких требований выступает полная беспомощность западных элит, обладающих специализированным знанием, перед лицом реальности. В условиях современного информационного потока необходимым становится возвращение к стандартному образованию, которое создавало высокую репутацию немецкой школы за рубежом.

Классическое немецкое образование возникло в период деятельности великих философов, поэтов и политических реформаторов в период с конца ХVI в. до конца ХVIII в. Возникшее в то время республиканское движение привело к созданию Соединенных Штатов Америки. Реформы прусского кабинет-министра В. фон Гумбольдта в начале ХIХ в. исходили из лозунга «Лучшее образование для всей нации». Идея классического образования на основе базовой подготовки всех студентов в последние три года гимназического обучения была разработана А.Гумбольдтом, она не изменялась более 150 лет вплоть до начала 70 гг. ХХ в. Сама концепция была направлена на формирование республиканского гражданина, который должен принять участие в завершении олигархической эры и помочь стране перейти к индустриальному государству-нации. Однако гибель республиканского движения в Германии произошла на основе заключения соглашения между земельно-юнкерской олигархией и финансовыми элитами, что означало прекращение образовательной реформы. Сохранение основы гимназического образования было направлено против олигархии, одноко использовалось по-разному: в имперскую эру до 1918 г., в период Веймарской республики с ее упором на модернизм в ущерб классике, в нацистском режиме 1933-1945 гг., а затем классическая система стала основой проекта союзников по «переобразованию Германии». В Британской оккупационной зоне была предпринята попытка заменить германскую классику британским либерализмом, а в советской оккупационной зоне немецкая классика была заменена прокоммунистической идеологической подборкой. Бегство учителей из Восточной Германии нейтрализовало усилия британской стороны по массовой переделке сознания немцев.

Мировая культурная парадигма была взорвана в начале 70 гг., а поколение молодых безумных учителей, лишенных ориентиров и национальной исторической памяти, выпускников так называемых «новых университетов»1, разрушило остатки классической системы, ввело гедонизм, экологизм и контркультуру секса, рока и наркотиков. Поэтому сегодня восстановление классической образовательной парадигмы в национальных образовательных системах представляет собой гигантскую задачу, однако задачу абсолютно необходимую. Мир живет в многоликости цивилизаций. Здесь культурологи пользуются образами: Франция – прекрасная, Англия – старая добрая, Германия – ученая, Америка – деловая, Россия – святая. Отменить этот полицентризм мира невозможно – это не смогли сделать большевики, нацисты, не по силам это и янки. Нынешнее идеологическое мессианство нового крестоносца – США до карикатурности напоминает прежнее идеологическое мессианство КПСС. С.Хантингтон в своей знаменитой формуле «West against the Rest» настаивает, что Западу пора отказаться от иллюзии своей универсальности и позаботиться о своем же выживании в мире многих цивилизаций. Такой мягкий «правый мондиализм» (т.е. сохраняющий национальные особенности и затем мягко их стирающий) в отличие от «левого мондиализма» Ф.Фукуямы стремится не переиначить другие цивилизации, но сохранить уникальные качества Запада. Иначе – наступит «конец истории». Россия всегда облачалась в форму империи для воплощения в этом социальном устройстве типа «интегрии» высших законов мироздания. Империя, но без империализма – без захватов и оккупации. В России не было признаков империи в западном смысле слова. Так, С. Кортунов пишет: «Западной имперской нации (то есть народу метрополии) Россия противопоставила русскую сверхнацию, то есть нечто более важное, тонкое и существенное для мира, нежели нация, а западному колониализму и империализму – русский империализм... Отечественный духовным империум существовал как сочетание духовных иерархий всего мира ... «Имперское сознание» можно определить как систему ценностей, нацеленную на поиск некого общего пути (для верующих – пути к Богу)»2 – добавим, общего пути, но не общего врага. Имперская идея сегодня – это идея союза многонационального российского населения в новых формах. Смысл этой статьи, равно как и многих других публикаций журналов Карнеги-Центра в том, что «ненавидя Россию, Запад убивает себя. Превращая Россию в себя, убивает и себя, и весь будущий Универсум». Получается, что буквально – Россия выступает в качестве «дренажа и очистителя для Запада», а не как «помойка для дворца». Нет России – нет Большой культуры, нет и Всемирной истории1.

В ноябре 2000 г. в России была разработана программа стратегии развития государства до 2010 г. Программа был создана под руководством Хабаровского губернатора В.И. Ишаева, члена Государственного Совета РФ. Стратегия основана на идее превращения России в динамически развивающуюся державу, с европейскими стандартами жизни адаптированными к российским климатическим и географическим условиям. Такое развитие возможно на основе трудовой и деловой инициативы, выверенной государственной политики. Программа исходит из фактического глубокого раскола России, пролегающего по социокультурной и экономическим осям. Основные сектора общества продолжают расходиться по трещине как куски льдины после раскола единого поля. Расходятся уровни жизни, стили жизни, нормы поведения и т.п. Очевидно, что развитие общества возможно только на базе установления консенсуса всех социальных групп относительно базовых ценностей и принципов жизнедеятельности. Одна ведущая ценностная модель нашего общества может быть названа традиционной. В ее рамках люди стремятся быть как все, возлагают надежды на государство в духе патернализма и коллективизма. Другая, модернизационная модель, ставит на первый план ценности индивидуализма, достижение личного успеха, материальные и прагматические ценности. Среднего не дано. Сегодня в России не существует единого типа рабочего и служащего, объединяющего в своей жизни ценности двух социальных моделей, поэтому эти модели следует назвать «социальными характерами» – структурами личности религиозного типа.

Распад исторических форм индивидуальности (классовых личностей) в период построения основ социализма привел уже к 1936 г. к формированию единого исторического типа советского человека как нового человека и как «простого советского человека». В результате изменений в социальной структуре общества в период после Великой Отечественной Войны образовались социальные характеры, которые затем превратились в дисперсированное поле индивидуальностей с их экзистенциальными ценностями. В конце своего десятилетия многие вообразили собственные личные качества в качестве источника их неудачной и несчастной жизни. Россия вновь стала классовой. С одной стороны, те, кто улучшил свое дореформенное положение, насчитывают 25-30 миллионов человек или одну пятую часть населения. Из них 8-10 миллионов человек (5-7% населения) вполне освоили западные стандарты повседневной жизни, внешнего вида, отдыха и отношения к миру. В полной нищете живут 40% населения или 60 миллионов человек. 25-30 миллионов человек из числа указанных не получают даже уровня минимальной потребительской корзины, что означает истощение и смерть от голода. При этом председатель пенсионного Фонда М.Зурабов сообщил в Государственной Думе о том, что только треть доходов людей идет от заработной платы.

Ю.Мамлеев во имя построения Нового Града Китежа развивает идею «космологической России», говоря о том, что идея России выходит за рамки земного шара и является глубочайшей тайной, скрывающей отношения между Богом и Космосом. Получается, что исторически существующая Россия – лишь одно из проявлений России космологической, а иные России возможны в других мирах. Этот образ отражает тезис о России как экзистенциальной сущности мира. Мессианские притязания России начинают осуществляться в новом поэтически-мистическом контексте как претензия на новое имперостроительство. Новая империя (т.е. новое сверхнациональное государство с сильной национальной идеей) может и должна стать альтернативой как фашистской и коммунистической мутации, так и либеральному «рассеянному склерозу». В ее ядро должны быть заложены новейшие, и даже сверхновые западные идеи (меритократия, государство экспертов, постиндустриализм, сверхиндустриализм), в сочетании с традициями собственного развития и русской философской мыслью, в частности, разработанной В.И.Вернадским ноосферной концепцией информационного взаимодействия человечества. Эта новая империя должна сочетать в себе грядущий динамизм ХХI в. с великой духовностью нашей страны, демократические ценности – с национальными интересами, механизмы рыночной экономики – с национальной идеей. В итоге возникнет нечто абсолютно новое, говоря языком А.Г.Дугина, «абсолютная Родина» – то, что мир искал, но не находил ни на Западе, ни на Востоке.

Подведем итоги. Спрогнозируем основные культурные тренды на ХХI в. Глобализация американизма как эрзац-культуры не вызывает сомнения. Здесь можно выделить две тенденции. А.Г.Дугин пишет: «Нивелировка экономической и политической модели в планетарном масштабе предполагает установление единого культурного стереотипа…Американский образ жизни, штампы американизированной эрзац-культуры, транслируемые через глобальные масс-медиа, будут постепенно вытеснять локальные культурные проекты, подстраивая историческое многообразие под одномерные заведомо заданные образцы»1. И далее – следует ожидать возникновение обратного феномена. Речь идет о консолидации региональных анклавов для сопротивления культурной экспансии атлантизма, этот культурный отпор придаст явлению культуры новое дополнительное измерение. Другим трендом оказывается универсализация феномена постмодерна как нового типа культуры или общего знаменателя в развитии культуры. При этом в постмодерне можно различить унификационный аспект, связанный с глобализацией цивилизационных штампов под эгидой Запада, и дифференциалистский аспект, связанный с реакцией национальных и религиозных культур на вызов глобализма.

Предполагается появление альтернативных культурных проектов: фундаменталистский проект возврата к корням, просвященно-консервативный проект, настаивающий на приверженности классическому наследию модерна и противодействующий унифицирующей экспансии, экологический проект, связанный с сопротивлением доминации технотронной цивилизации. Западная модель «общества зрелищ» будет переноситься на другие регионы, ответом на что станет формирование встречной информационной инициативы, направленной против тотальной доминации. В результате вместо оружия массового поражения возникнет оружие «массовых знаний», а медиакратия станет основным оружием будущего на фоне глобализации СМИ. Надежды на автоматическое соблюдение законов политической речи сами по себе беспочвенны, однако возникновение новой государственной элиты, зафиксированное в новогодней речи В.В.Путина на 2001 г. позволяет увидеть в этом неопубликованном послании много новых слов и интонаций1. Очевидно, что в заключение главы необходимо вписать образование в контекст мировой истории как части универсальной истории Вселенной. Мы используем более точный термин «всемирная история» в том смысле, который вкладывал в него Ф.Шиллер в Йенских лекциях. Такова его вступительная лекция на тему «Что такое всемирная история и для какой цели ее изучают?» Шиллер полагал, что история европейской цивилизации, равно как ее воздействие на планету в целом восходят к фундаментальному конфликту между двумя тенденциями, представленными в истории Древней Греции как противостояние принципов Солона Афинского и олигархической традиции в лице ликургианской рабовладельческой Спарты, философии свободы Солона и Платона и наследия рабства в виде философии апологета рабства Аристотеля (для последнего раб – «говорящий заступ»). Именно в этом заключался конфликт между Францией Людовика ХI и ее противниками, между молодыми Соединенными Штатами, следовавшими за Солоном, и олигархическими угнетателями в лице Британской империи, руководимой «венецианской партией». В том же и суть конфликта внутри США между президентом А.Линкольном и конфедератами-рабовладельцами. Современные расисты факультета образования Гарвардского университета посвятили десятки лет обоснованию того, что негры будут испытывать дискомфорт, если от них требовать развития познавательных способностей. На факультете трудился У.Шокли, которому в 1956 г. была присуждена Нобелевская премия по физике за изобретение транзистора – совместно с психологом А.Дженсеном из Калифорнийского университета он написал в 60-70 гг. серию статей о генетической основе интеллектуального развития, где утверждалось, что черные дети менее интеллектуально развиты, чем белые. Относительно взрослого населения заявлялось, что негры более предрасположены генетически к эмоционально-ассоциативному, нежели познавательному поведению. Это значит, что негры имеют право лишь на «получение информации», но не на развитие понятийного мышления.

Помимо такого евгенического культа в гарвардской программе «Исследования черных» («Black studies») пропагандируется идея фонда Форда, догматика «Тройственной революции», по которой негры и расовые меньшинства должны быть изолированы от современной науки, производства и техники с тем, чтобы сформировать ряды быстро растущего низшего класса в гетто, на периферии индустриального общества. Но сегодня десятки миллионов белых американцев вытеснены в этот низший класс. Упомянутый нами идеолог олигархического ограничения образования У.Рис-Могг заявляет, что во всем мире не должно быть индустрии, не основанной на производстве информации и при этом 95% населения не должны получать образования2. Между тем отличительной чертой человеческого рода является разум: ни харизматический импульс, ни традиция не могут стоять выше разума. Неомальтузианский постиндустриальный утопизм Рассела и его сторонников еще со времен первой мировой войны настаивал на расистской политике ограничения народонаселения цветных народов методами, которые «хотя и отвратительны, но необходимы». Обратной стороной такого утопизма выступает оглупление огромной массы взрослых в странах Запада и в первую очередь функциональная неграмотность нынешних государственных деятелей США, которые находятся под гипнозом составителей опросов общественного мнения (одиозных и политизированных). Эти деятели прекрасно ориентируются в моде на мнения, однако они не наделены способностью формулировать реальные понятия только для того, чтобы непрерывно выражать твердую поддержку услышанным модным мнениям. Очевидно, что средства, благодаря которым достигается улучшение условий человеческой жизни, состоят в стимулировании развития творческого потенциала суверенных познавательных способностей личности в сочетании с таким структурированием общества, которое стимулировало бы применение способностей развитого индивида в тех проявлениях развитого творчества, которые соответствуют задаче ускорения потенциальной плотности населения. Речь идет об усилении могущества человечества во вселенной через классические формы прогресса науки и искусства. Буквально: дети сапожника должны носить башмаки.

Нынешняя система образования в США пронизана идеями постиндустриального утопизма и разрушает умы подрастающих поколений методами деконструкционизма, примером чему служат предписания Гарвардского факультета образования по систематическому сворачиванию и дезобразованию негритянского и белого городского населения. Этот своего рода новейший нигилистический «пролеткульт» утверждает, что если студентов заставляют изучать не современных феминисток, а Платона, Шекспира, Данте, Лейбница, то это насилие над личностью. Все это привело к тому, что во многих ведущих университетах от студентов не требуют чтения классиков в подлиннике, дается дайджест-изложение и студент получает диплом по английской литературе, даже не открыв томик В.Шекспира.

В газетах появляются скандальные статьи о скрывающемся доселе крахе системы образования в США. Так в статье Р.Санчеса «Проведено изучение преподавания математики – обвиняются американское образование, учебные планы» сообщается об отчете Министерства образования по итогам крупнейшего за столетия исследования учебы в стране по математике и естественнонаучным дисциплинам. Фиксируется катастрофический провал США в сравнении с уровнем Японии и Германии и сообщается, что большинство учителей лишь заявляют концепции, не развивая их полностью. В результате анализа вскрываются три факта: во-первых, США отвергли принцип гуманистической организации образования А.Гумбольдта и удалились от гуманистического метода побуждения учащихся к воспроизведению духовного опыта первоначального открытия, во-вторых, преподавание в стране пало жертвой деконструкционистской деградации образования, которое протащила повсюду Ассоциация современного языка, в-третьих, американские взрослые ушли далеко вперед в деле превращения страны в информационное общество, подобное человеку, у которого удалили кору головного мозга, и этот ускоряемый телевидением процесс уже привел к поголовному опустошению познавательного потенциала, как взрослого, так и юного поколений США1. Очевидно, что на фоне волны иррационалистического и экзистенциалистского мироотношения, возникшего в качестве доминанты ментальности в ходе ломки культурной парадигмы на протяжении последних тридцати лет, условия тоталитарного общества сталинского типа не были столь удушающими для развития творческого научного поиска, нежели в современных западных странах и новой России!