Geum.ru

Библиотека уральской государственной сельскохозяйственной академии «русское качество жизни» серия социально-гуманитарного образования некрасов С. Н

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15
Взрослые в постиндустриальном обществе:

социология взрослости в ломке культурной парадигмы индустриализма

За 40 лет в период между 1340 и 1380 гг. вымерла почти половина населения Европы. Причина – не только эпидемия «черной смерти», поразившая континент. За маской чумы скрывалось равнодушие и отчуждение, пессимизм и обскурантизм, охватившие западное средневековое общество. Четыре всадника Апокалипсиса – Война, Болезни, Голод, Смерть – выехали на удобренную почву и готовились завершить историю человеческого рода, однако Возрождение остановило их победное шествие. Революционные прорывы человечества в области науки, искусства, богословия и диалектики позволили найти принцип организации общества как совокупности суверенных государств-наций, что отменило угрозу самоуничтожения людей.

В конце ХХ в. угроза гибели человечества возникла вновь: правящая финансовая олигархия вновь толкает планету в темные века голода, эпидемий, смерти и войны. Эта олигархия выглядит как Британско-Американское Содружество и функционирует в виде наднациональных организаций типа Международного Валютного Фонда, запускающих в действие процессы разрушения реальной экономики независимых суверенных государств. Глобальная разруха и обострение международной обстановки является результатом комплекса специальных решений, принятых БАС в 1989-1991 гг., в период «бархатной революции» и крушения Организации Варшавского Договора. Именно этот короткий период следует именовать началом постсовременности и рождением культуры постсовременности, идеологией постсовременности стал постиндустриализм.

Письма великого экономиста Д.К.Гэлбрейта к президенту Д.Ф.Кеннеди в конце 50 гг. отличаются прозрачностью мысли и социального прогнозирования – они были написаны до начала культурного сдвига Запада в сторону контркультуры 1964-1972 гг., который изменил аксиомы экономико-политической науки от развития производительного труда в интересах всеобщего благосостояния к производству денежной массы и уповании на фортуну. В письмах Гэлбрейт советует опираться на «прочеловеческие ценности», о чем вспоминает в мемуарах «Жизнь в наше время»1. Письма датированы периодом с 1959 по 1963 гг. и разбиты на секции политики, экономики и международного положения. Эта связь была чем-то большим, нежели отношения советника, «яйцеголового» интеллектуала и юного президента, которого советник определял как «экстраординарную, интеллектуальную личность». В свое время Гэлбрейт не подпал под влияние монетариста М.Фридмана, но верил в обязанность и ответственность правительства, в работу по улучшению жизни большинства граждан, поддержке бедных и неудачливых. С юности он разуверился в законах свободного рынка, поскольку видел печальную судьбу тяжело и напряженно работавших ради выживания фермеров. Он не верил в «невидимую руку рынка» и не боялся говорить правду. Сам Гэлбрейт был под влиянием Д.М.Кейнса, а потому он предостерегал Кеннеди от напрасных ожиданий помощи со стороны бизнеса Уолл-Стрит. Убийство Кеннеди позволило начать культурный сдвиг и устранить влияние Рузвельта и Гэлбрейта на западную ментальность. Переход к постсовременности характеризовался серией политических убийств1. В результате были воссозданы проекты мирового правительства, а человеческий ум сдвинулся в постсовременное состояние линейности, которое следует назвать глобулизацией, а не глобализацией. Речь идет о глобулизации как нравственном помешательстве. В этом помешательстве следует взрывать динамитом сталелитейные заводы и переходить к биржевой игре и отмыванию грязных денег в глобальном казино.

Постсовременность часто называется «новым веком» – по аналогии с харизматическим псевдохристианским движением «Новый Век». В ходе массовых кампаний адептов этого коллективного парарелигиозного движения осуществляется то, что в ХIХ в. психиатры называли «нравственным помешательством». Действительно, нормальная женщина не будет вести жизнь проститутки, а нормальный человек не будет уповать на финансовый рынок в надежде внезапно и быстро разбогатеть за счет других: все это «нравственное помешательство» как продукт «рыночного фундаментализма» (термин Д.Сороса). Постсовременность рассматривается как сдвиг глобальной политики в направлении ускоренного разрушения национальных экономик и национальных государственных образований, уничтожения населения суверенных стран и искоренения традиционных культур руками МВФ и соответствующих международных финансовых организаций. Еще в 1974 г. Г.Киссинджер, будучи советником по национальной безопасности президента Р.Никсона, утверждал, что рост населения в странах третьего мира является важнейшей угрозой национальной безопасности США. Он предлагал для обеспечения контроля над населением мира ввести контроль над производством продуктов питания и прочие мальтузианские меры2.

С 1970 г. американская экономика в чистом измерении, т.е. без учета финансового и монетарного роста, практически не растет. Если за первые пять лет с указанной даты рост составлял 2% в год, то последние 25 лет идут с нулевым ростом. Аналогичная ситуация сложилась во всем мире за исключением стран социалистического содружества. В самых отсталых территориях Южной Америки и Южной Африки рост был негативным с 1967 г., то есть с того времени, когда Генеральный секретарь ООН издал резолюцию по Декаде Развития. Эта декларация так и не была реализована. В том же году Папа Павел VI опубликовал папскую энциклику Populorum Progressio («О прогрессе народов») и эта программа также не была введена в действие. Очевидно, что с середины 60 гг. на протяжении 30 лет мир катится по наклонной плоскости, а мировая цивилизация дезинтегрируется. Все это наглядно видно в повседневной жизни так называемых богатых стран.

В 60 гг. средний американский служащий или рабочий в 40 летнем возрасте и со средней квалификацией легко содержал на свой заработок всю семью. На тот же доход семьи отправляли детей в школы и колледжи – таков вообще был жизненный стандарт «среднего класса». Сегодня те же семьи должны иметь, по крайней мере, три источника доходов, три заработка или даже больше1. В 70 гг. в Нью-Йорке прохожий, упавший на улице от приступа болезни, получал срочную медицинскую помощь. Сегодня вместо помощи идет выяснение того, как медицинский сервис может быть оплачен. Уровень безопасности на улицах, бездомные, наркоманы – все говорит о том, что последние 30 лет происходит распад цивилизации. Впечатление такое, что по оценке многих видных зарубежных ученых, Запад готовится повторить судьбу персидской империи, Вавилонской империи, Содома и Гоморры. Избрание нового американского президента как «руки глобализации» ставит вопрос, может ли молодой Буш преуспеть в формировании Нового мирового порядка? Пока же администрация США оказывается в положении Э.Хонеккера, который провозгласил за 3 месяца до краха ГДР, что немецкое социалистическое государство просуществует еще 1000 лет. Администрации западных стран верят в вечное процветание и боятся произнести ключевые слова спасения – регуляция, реиндустриализация, планирование.

В период с 1964 по 1970 гг. в США и Западной Европе произошел отход от традиционной культурной и экономической политики антиолигархической направленности. Лондонский Тавистокский институт называет это «сменой культурной парадигмы», которая является ключом к пониманию разворачивающейся спирали разрухи внутри мировой валютной и экономической системы. Это была попытка повернуть назад часы истории – вспять к феодализму и к более древним устоям варварства. В истории она получила название «контркультура рокнаркосекса», а фонд Форда назвал это в 1964 г. «тройной революцией». З.Бжезинский дал свое определение культурному сдвигу 60 гг. – «технотронный век». Лондонская «Таймс» в лице лорда Риса-Могга отождествила «новую эпоху» с «Третьей волной» О.Тоффлера и спикера Конгресса США Н.Гингрича. Известно, что в месяцы, предшествующие убийству президента Д.Кеннеди, сторонники наступления «новой эпохи» усиленно доказывали – опора на науку и технологию более не нужна и впредь нежелательна. Необходимо постиндустриальное развитие, что было озвучено фондом Форда, в результате люди стали верить, что рациональность в образовании, необходимая для поддержания индустриального общества, также нежелательна. Своеобразной лабораторией для выращивания безрассудной иррациональности вкупе с культом самореализации личности и прав человека, послужило массовое движение контркультуры в недрах антивоенного движения протеста.

Когда СССР и США в ходе разрешения Карибского кризиса достигли компромисса, международная олигархия в Лондоне пришла к выводу о достаточности послевоенного балансирования посредством термоядерного шантажа. При этом предполагалось, что больше нет необходимости сохранять высокие темпы НТР, которые потребовались бы в случае реальной войны. Идеологи новой эпохи верили в Пагуошскую доктрину как гарант хрупкого и длительного мира. Б.Рассел и Г.Киссинджер были уверены и уверяли других в том, что возможность развязывания мировой войны исключена, и институт государства-нации со временем сменится установлением мирового правительства под эгидой ООН. В центре этой группы ученых-атомщиков находился М.Д.Банди, тогдашний советник президента США. Он и был инициатором вмешательства США во Вьетнаме, затем покинул правительство и возглавил антивоенное движение, начал финансирование террористических групп. Шумиха, поднятая в СМИ вокруг превращения осколков антивоенного движения в экологическое, способствовала скоординированной атаке на ведущие институты индустриального общества, и первой их целью было уничтожение представления о науке как главной производительной силе общества.

Все это довело западное общество до состояния безрассудства, что внешне выглядело как увеличение разрыва между накоплением бумажной финансовой массы и ростом реальной экономики. В результате за период 1964 -1999 гг. европейская цивилизация под влиянием сдвига культурной парадигмы совершила инволюцию – обратное развитие в сторону финальной стадии своего существования. «Закат Европы», предсказанный О.Шпенглером в начале ХХ в., в начале ХХI в. трансформируется в ходе смены культурной парадигмы в цивилизационный кризис. На этом фоне происходили разрушительные события в России 90 гг. ХХ в. Тезис об уничтожении «комиссарами либерализма» России как «неправильной цивилизации» всесторонне обосновывается А.С.Панариным. В последней работе автор показывает механизм постиндустриального «огораживания» городского населения, подобный сгону с земли крестьянского населения в эпоху первоначального накопления капитала. Новый экономический тоталитаризм либерализма расщепляет постиндустриализм и создает феномен столкновения «двух антагонистических типов постиндустриального общества»1. Один является продолжением индустриального и выглядит как развитие индустриализма с тенденцией перехода в неоиндустриализм. Другой строится на гонениях на человеческий капитал, его квалификацию и образованность, и воплощает уклоняющийся тип поведения, ускользающий от нормы маргинализм городской жизни. Буквально, создаются не «голубые города» романтиков-ученых, творцов новой техники, но «голубые города» глобального казино и спекуляции, потребительства и прорыва репрессированного подсознания. В мире, как и в России, произошло совпадение плана ликвидации неперспективных деревень (175 тысяч) и ликвидация в духе новой либеральной экономической рациональности передовых промышленных предприятий.

Идея информационного общества как предпосылки постиндустриализма была впервые отчетливо сформулирована в конце 60 гг. ХХ в. Ю.Хаяши, профессором Токийского университета. Это общество определялось как такое, где процесс компьютеризации даст людям доступ к информации, избавит от рутинной работы, обеспечит высокий уровень автоматизации производства. Само производство изменится так, что станет информационно емким за счет увеличения доли инноваций, дизайна и маркетинга в его стоимости. В теории «третьей волны» Х.Тоффлер, в модели постиндустриального общества Д.Белла происходит конвергенция двух одновременно родившихся идеологий – информационного общества и постиндустриализма. Последняя концепция была более фундирована моделью З.Бжезинского, увидевшего в наступлении новой технической эры возможность дезинтеграции СССР при соответствующей политике американского правительства. Скептическое отношение к пост-индустриализму в то время было выражено в исследованиях группы французских специалистов С.Нора и А.Минка, оформленной в виде доклада «Компьютеризация общества. Доклад Президенту Франции» (1978 г.) Несмотря на то, что высказанные положения об информационном обществе представляли утопию, развитие общества пошло по этому пути. Выяснилось, что следующее общество будет основано на знаниях (Knowledge society), а работники интеллектуального труда станут доминирующей силой общества (Knowledge workers). В новом обществе отсутствие границ и перемещение знаний будет дополнена посредством легко получаемого официального образования, и каждый будет иметь одинаковый доступ к знаниям как средствам производства. Такова новейшая утопия, подкрепленная тенденциями к интеграции общественной жизни1.

В докапиталистическую эпоху экономический импульс ограничивался при помощи традиций и обычаев, а в католических странах посредством идеи справедливой цены на продукт, в протестантизме же он формировался под призыв к бережливости. По мере распада религиозных ограничений и роста технологических усовершенствований изменения стали нормой, отпали внешние пределы, и все подверглось критике. В сфере культуры было утрачено понятие «священного». Культурная сфера значений, отвечающая средствами ритуала и искусства на вопрос о смысле жизни и смерти, стала отрываться от религии – этой древнейшей попытки создания единой человеческой культуры в ранних цивилизациях. Наука стала создавать единую картину природного мира и стремилась этой картиной заменить единство культуры. В середине Х1Х в. возникло модернистское движение, обрекающее все предшествующие культурные формы на распад и самокритику.

Модернизм с момента своего рождения настаивал на отделении эстетической формы произведения от моральных норм, на высокой оценке всего нового и экспериментального в культуре, на признании «Я» творца в качестве краеугольного камня культурно-эстетического суждения. В результате самопровозглашенный авангардизм обозначил себя как модернизм в искусстве. Его главной задачей было уничтожение буржуазного взгляда на мир и культуру, а также завоевание культурной гегемонии в бывшем буржуазном мире. Д.Бэлл в работе «Культурные противоречия капитализма» доказывает, что трудности с определением модернизма могут быть сведены в три группы различных измерений1:

1. Тематически модернизм был направлен против порядка и в первую очередь против буржуазного порядка. Упор модернизм делал на бесконечный опытный поиск и поиск новых измерений человеческого «Я». Если Теренций сказал: «Ничто человеческое мне не чуждо», то модернизм строится на принципе «ничто нечеловеческое мне не чуждо».

2. Возникает эффект затмения (помрачения и помутнения) в плане дистанции между эстетическим отношением и действительностью. Все сливается во все и становится всем. На первый план в культуре выходят фрейдистские первичные процессы мечты и галлюцинации, инстинкта и импульса. В литературе это затмение синтаксиса привело к волне «потока сознания», в живописи – к устранению дистанции на полотне, в музыке – к разрушению баланса мелодии и гармонии, в поэзии – к разрушению рифмованного стихосложения. Результатом явилось то, что был устранен мимесис как принцип искусства.

3. Культура занялась средствами своего существования. Во второй половине ХХ в. художники интересуются не содержанием и формой (стиль и жанр), но средствами искусства в целом: их занимают текстура и материалы для живописи, абстрактное звучание в музыке, дыхание в поэзии, абстрактные свойства языка в литературе. В этот период в западной культуре было проведено больше экспериментов, чем их было во все предыдущие эпохи развития человечества2.

Хотя по мере становления капитализма происходили быстрые и серьезные изменения экономической структуры общества, в современном обществе наиболее сложной для изменения остается экономическая структура и наиболее простой – ментальная. Сегодня положение изменилось: капитализм стабилизировался экономически и сам модернизм тривиализировался, стал обыденным явлениям, существующим в интересах стабилизации. Победа модернизма создала условия для затмения постиндустриализма, когда в 60 гг. ХХ в. возникла контркультура. Этот «крестовый поход детей» против культуры отцов был направлен на стирание граней между фантазией и реальностью под флагом освобождения личной пульсации.

Белл определяет культуру следующим образом: мало давать «антропологическое определение культуры как артефактов и образцовых способов в жизни группы», мало говорить о том, что культура есть совершенствования индивида. «Я имею в виду под культурой и здесь я следую за Э.Кассирером, сферу символических форм и более узко арену экспрессивного символизма – те усилия в живописи, поэзии и фантазии или в религиозных формах литургии и ритуала, которые нацелены на исследование и выражение значений человеческого существования в некой воображаемой форме. Модальности культуры немногочисленны и исходят из экзистенциальных ситуаций, с которыми сталкиваются все человеческие существа все время существования человечества в сфере сознания: как встречать смерть, природа трагедии и характер героизма, определение верности и долга, спасение души, смысл любви и пожертвования, понимание сострадания, противоречие между животной и человеческой природой, зов инстинкта и ограничения. Исторически, следовательно, культура сплавлена с религией»1. Современная культура отличается полной свободой по отношению к перечисленной классической тематике. Эта свобода вытекает из того, что основным принципом современной культуры является выражение и перемена собственного «Я» в поисках самореализации и самоосуществления. В таком поиске отвергаются любые пределы и границы человеческого традиционного опыта. Сдвиг от индустриализма к постиндустриализму означает смещение от производства товаров к услугам и новой роли теоретического знания в экономической жизни, этому сдвигу соответствует контркультурная парадигма.

Видение человека как homo pictor (животное, производящее символы), homo faber (животное, изготавливающее орудия) полностью соответствует ментальности ХIХ в. Человек рассматривается в этих образах как существо, способное творить в сознании то, что впоследствии будет воплощено в реальности. Современная культура становится самым динамичным компонентом постиндустриальной цивилизации. В.Вульф сказала: «Где-то в декабре 1910 г. человеческая природа изменилась». Вслед за этим изменилось общество и его приоритеты – началась всеобщая деградация. Потребительское общество не упало с неба – оно первоначально взорвало протестантскую этику и пуританскую нравственность как два базовых кода традиционного буржуазного общества Америки и Европы. Сделать это разрушение было достаточно просто, поскольку сам свободный рынок уничтожал традиционную нравственность. Протестантская этика и пуританская нравственность были мировоззрением аграриев и населения маленьких городков Америки – одноэтажной Америки. Это мировоззрение стояло на двух столпах раннего американского духа – пуритане опирались на Д.Эдвардса, а протестанты возвышались на идеях Б.Франклина. Основой пуританского миросозерцания была враждебность к цивилизации, пуритане вообще стремились к первоначальной простоте ранней христианской церкви, получившей импульс непосредственно от Бога.

Атака на пуританизм как идеологию происходила из «новой волны» либерализма начала ХХ в. В этой волне все было новым: Новая Демократия, Новый Национализм, Новая Свобода, Новая Поэзия и даже «Новая Республика». Другим источником крушения пуританизма были проблемы пола. Так, уже в 1913 г. акушерка М.Зандер ввела в обращение понятие «контроль за рождаемостью». Из этого термина под руководством Зандер возникло целое движение за ограничение рождаемости. В лекциях о гомосексуальности анархист Э.Гольдман развила представление о «промежуточном поле». Ф.Делл приветствовала свободную любовь, в результате многие молодые интеллектуалы обратились к нерегистрованным гражданским бракам.

Ключевым направлением критики пуританизма стала терминология и идеология освобождения. Этот ветер прибыл в Америку с европейских берегов. В искусстве либерализм выразился в фовизме и кубизме, в литературе это влияние получилось в виде влияния работ Шоу, Конрада и Лоуренса. Однако наибольшее влияние на Америку оказала европейская философия Бергсона и Фрейда. В 20 гг. ситуация быстро изменилась: кино и автомобили переструктурировали молодежную среду в Америке. Началась эпоха гедонизма, точнее “поп-гедонизма”. Традиционная мораль была заменена на реактивную психологию. Если психоанализ возник накануне Первой мировой войны для того, чтобы снять репрессивность пуританизма, гедонистическое образовательное движение взрослых к самопознанию и нарциссизму влилось в этот поток разрушения традиционной морали в виде создания групп сензитивной тренировки, «терапии радости», групп В. Эрхарда1.

Пророком гедонистического века стал М.Маклюэн. Автор показал, что знание кодируется в виде посланий, формул, слоганов и бинарных различений. В этой схеме идеи вторичны – важно средство их передачи. Выяснилось, что одни медиа «горячие» (радио), другие «холодные» (телевидение), а печатная культура линеарная, тогда как визуальная культура одновременна и мозаична. В 60 гг. возник новый культурный стиль – первоначально он был назван психоделическим, а затем получил название контркультуры. Однако, «новый капитализм» продолжил высоко ценить протестантскую этику в сфере производства, при этом стимулируя требования к наслаждению и самореализацию в сфере потребления. Этому обстоятельству способствовали распространение городского образа жизни, изменение стандартов взрослости, идеалов и норм семейной жизни, поведения женщин в результате экспанси, работы в офисах и либерализации социальных контактов2. Возникли специальные программы управления людьми в мирное время, основанные на свободе: предлагается полная свобода слова для критики всех – от профессора до президента, пропагандируется абсолютная свобода морали против канонов устаревшей морали, педалируется полная свобода печати в форме снятия последних ограничений в области литературы и отмены театральной цензуры, навязывается свобода секса в форме обращения к киберсексу и исследованиям сексопсиходинамики. Эти программы для «дозволяющего общества» (permissive society) должны были заменить функции войны по управлению людьми в военное время3. В результате постсовременной мутации культуры, пуританская этика, которую можно определить как требование отложенного вознаграждения и ограниченного потребления, уступила место безудержному наслаждению. Высокий стандарт жизни превратился в ведущий мотив социальных изменений. Старые нравы почтенных американских семей, стеснительно прикрывавших тканью даже ножки роялей, канули в прошлое. Общинная жизнь американцев, описанная А. де Токвилем, канула в прошлое1.

Однако и теперь, в начале ХХI в. продолжает поражать резкий контраст между тем, сколько знает каждый человек других людей, и сколько людей знают его. В разных сферах жизни людям известны сотни и тысячи и благодаря массмедиа это количество растет лавинообразно. Если прежде на классический вопрос об идентификации «Кто Вы?» человек традиционного общества отвечал, что он сын своего отца. Индивид культуры постсовременности на заданный вопрос отвечает: «Я есть я, я создал себя сам, а в выборе и в поведении, я исхожу из своих интересов». Очевидно, что в традиционном обществе Запада основным источником идентификации был общественный класс. Как показывает И.Шумпетер в «Теории праздного класса», взлет и падение классов тесно связано с взлетом и падением семей, с судьбой их состояний. В постсовременности общественные классы продолжают формировать идентичность личности, однако к классовым параметрам ныне добавляются культурные и образовательные компоненты идентичности. Эти компоненты связаны с системой влияния общества на личность, в частности, взрослых на подростков как становящихся взрослыми индивидов. Уже в 60-70 гг. воздействие взрослого общества на подростков резко отличалось в СССР и США. Советские подростки более лояльно относились к ценностям взрослых и легче поддавались их влиянию, чем их американские сверстники. Это значит, американцы не взрослели, а если взрослели, то в коллективе сверстников проходили инволюцию и деградационный цикл развития. И.С.Кон в одной из ранних работ писал: «человек становится зрелым только тогда, когда он становится ответственным за собственную жизнь. Искусственное затягивание детства чревато опасными последствиями. У молодых людей, не участвующих в серьезной общественной деятельности, не вырабатывается присущей взрослому человеку ответственности. Их активность может направиться по антиобщественным каналам, выливаясь в пьянство, хулиганство, всевозможные формы преступности»1.

Очевидно, что современность поставила под вопрос саму идею культуры как совокупности убеждений, традиций, ритуалов, имеющих собственный гомогенный стиль в истории человечества. Однако постсовременность есть разрыв с прошлым как таковым и перенос прошлого в настоящее. Еще А. де Токвиль утверждал, что аристократия выстраивает в цепь всех членов сообщества от крестьянина до короля, а демократия разрывает эту цепь на отдельные звенья2. В итоге каждый индивид отрывается от своих предшественников и забывает их. Врагом демократии и современности является культура в традиционном понимании этого термина. Современность как модерность может быть определена как «традиция

новизны» – такая традиция полностью антикультурна, ибо культура сама есть традиция. В этих условиях невозможен и подлинный авангард, поскольку авангард есть отрицание какой-либо определенной традиции3.

Как же чувственность смогла вырваться из круга интеллектуального производства? Это произошло благодаря децентрации культуры. В прошлом во всех цивилизациях с высокой культурной традицией существовало особое центральное место – агора в Афинах, пьяцца в итальянских городах, рыночная площадь в европейских городах. Именно на этом месте выступали артисты. В США никогда не было единого центра культурной жизни. В середине ХIХ в. Бостон был центром культурного развития благодаря церкви, богатству города и культурной прослойке, работавшей в стиле «Новой Англии», что не позволяло Бостону господствовать на всей обширной американской территорией. В конце столетия Нью-Йорк стал центром развития парвеню (выскочек) и их общества разношерстых эмигрантов, однако этот город не смог до сих пор покрыть культурное разнообразие Юга, Юго-Запада США. Даже в период расцвета Гринвич-Виллидж до и после Первой мировой войны Нью-Йорк захватил только авангардный аспект культуры и всегда оставался в культурном отношении вторичным после Парижа.

В результате США оказались разделенными культурно: Нью-Йорк стал местом для публицистов и театральных деятелей, Вашингтон – местом дислокации политической элиты, Лос-Анджелес принадлежал кинематографистам Голливуда, а профессура растеклась по всей стране и осела в крупных университетах. Именно университеты стали играть решающую роль в социокультурном поле Америки – из университетов вышли многие писатели, поэты, критики и все интеллектуалы Запада. Однако контакты между перечисленными кругами интеллектуальной элиты и правящего класса были весьма затруднены, не было такой площадки, где бы они могли пересечься. В эти круги авангардизм подбросил свою закваску в виде дадаизма, футуризма, кубизма, конструктивизма, сюрреализма, фотореализма с их провозглашением новой эстетики новых стилей и форм. Эти «измы» прошли как тайфун и не составили некоего единого центра культурного развития, осталась лишь разнообразная периферия. А, как известно, культура цветет там, где есть центр, и существует интенсивное взаимодействие людей культуры. Фрагментация постсовременной культуры и образование сегментов культурного процесса вызывает вопрос о будущем развитии национальной и интернациональной культуры1.

Жестокость и насилие как антикультура выплеснулись в фильмах, задачей которых стало не достижение катарсиса, но получение зрителем шока и ослабление естественного сопротивления жестокости и несправедливости2. Другой особенностью чувственности 60 гг. стало выступление против всякой интерпретации. Этот тезис был выдвинут С.Зонтаг3. Эпистемологический релятивизм постмодернизма напугал либералов, особый ужас вызвал принцип деконструкции и призыв отказаться от образования. В этом принципе увидели be^te noire, который подрывает консенсус, но главным препятствием в принятии постмодернизма для исследователей оказалось то, что чтение и интерпретация текстов оказались не проще, а труднее4. Однако в сфере театра авангардные направления становятся навязчивым явлением и приводят к болезненному состоянию сознания общества5. Отсутствие политической воли и методологического мышления элиты задерживает это состояние на долгие годы и приводит к перерастанию культуры современности в антикультуру постсовременности. Итак, в конце 60 гг. новая чувственность получила название – контркультура. Идеология контркультуры с самого начала была направлена против технократического общества, а по сути, против разума как такового. На место разума ставилась прерациональная спонтанность в разных вариантах либо под обликом «Сознание III» С.Рейча, либо в форме «шаманистского видения» Т.Роззака. Уничтожению подлежит «научный взгляд на мир». На месте этого взгляда надлежит воздвигнуть новую культуру, в которой неинтеллектуальные способности личности создадут все богатство человеческой коммуникации, мир добра и красоты1. В общем, старая как мир песня: поднимем бунт против господства мыслей.

Одной из фундаментальных ошибок Фромма было представление о том, что эротическая контркультура наркотиков является противоядием кибернетическому, технотронному и некрофильному обществу Запада. В действительности сама Франкфуртская школа имела прямое отношение к кибернетическому проекту Рассела, Винера, Уэллса. Кибернетическая группа 60 гг., финансируемая Фондом Д.Мачи, была «крышей», под которой спецслужбы проводили исследования психоделиков и психотропных средств. Этот эксперимент не раз выходил на улицы городов: Сан-Франциско, Гринвич Виллидж, Беркли и иные университетские кампусы в рамках контркультуры. Сама кибернетическая группа вместе с проектом «Человек-Машина» возникла в мае 1942 г. в Нью-Йорке на конференции по проблемам мозга, спонсором которой выступил медицинский директор упомянутого фонда Ф.Фремонт-Смит. Участниками встречи были У.Маккулох, А.Розенблют, Г.Батесон, М.Мид, Л.Франк.

Розенблют предложил создать группу биологов, медиков, инженеров, антропологов, психологов для проведения экспериментов в области социального контроля. Все это исходило из предположения, что человеческий мозг представляет собой простую машину для переработки информации с входом и выходом, а значит, человеческое поведение может программироваться на индивидуальном и социетальном уровнях. Вторая мировая война отложила начало этого проекта, но уже в марте 1946 г. в Нью-Йорке прошла вторая конференция под названием «Обратные механизмы и циркулярные каузальные системы в биологии и социальных науках». Двадцать участников приняли на себя миссию создания полностью управляемого общества, основанного на слиянии человека и машины. Через год после этой конференции Винер употребил термин «кибернетика» для обозначения направления предпринимаемых усилий.

Изменение логики налицо! Особый интерес представляют взгляды М.Мид, классика культурантропологической мысли Запада. Ее антропология пронизана ненавистью к индустриальному обществу. Она обосновала благоденствие от кибернетики и помогла основать современное феминистское движение через патронируемую ей Б.Фридан, студентку К.Левина. Последний, основатель исследовательского центра групповой динамики в Массачусетском Технологическом Институте, известен со времен работы с основателем Франкфуртской школы К.Коршем в области лингвистики, что послужило основой теории Искусственного интеллекта. Лаборатория Левина стала Национальной образовательной лабораторией и способствовала перестройке американской образовательной системы в направлении расселовского проекта, когда психологи учат детей в школах, что снег черный1.

В 1974 г. главный пропагандист наркореволюции и персональных компьютеров С.Бранд издал очерки под названием «Одиннадцать компьютерных границ». В книге описаны его беседы с Г.Батесоном, архитектором психоделической революции в США и участником экспериментов в госпитале ветеранов в Пало Альто, во втором он предсказывает появление маленьких машин, позволяющих разворачивать на экране в ночные часы «пространственные войны». Задачу игр он видит в том, чтобы люди ушли от бизнеса, смотрели часами в катодную трубку, просвечивающую мозг со страшной силой, разрушали зрение, фиксировали пальцы в кнопках, покинули друзей и тратили дорогое компьютерное время работодателей! Таков был прообраз насильственных и сексуальных видеоигр современности, таковы были первоначальные задачи проекта «человек-машина». Очевидно, что первоначальные секретные военные проекты привели к сдвигу в культурной парадигме Запада, что в свою очередь обеспечило возникновение времени постсовременности как эпохи новых «темных веков»2.

Азартные игры взрослых стали видом большого бизнеса на Западе – в протестантском, католическом и даже конфуцианском мире. В казино оставляется больше денег, чем в кассах стадионов, кинотеатров и театров. Наиболее импульсивные и богатые игроки играют в глобальном казино – на международных финансовых рынках, где уровень доходов неизмеримо выше тех выигрышей, которые встречаются в обычных игорных домах. Так, в бумажной форме деривативов находится более 100 триллионов долларов и ежегодно их оборот составляет более 1 квадриллиона (1 000 триллионов)! Такое казино точнее будет назвать Casino Mondiale, в нем обслуживаются инвестиционные банки, коммерческие банки и страховые компании. В таком казино есть много игр, но суть их одна: игрок бьется об заклад с другим игроком или компанией о направлении движения рынка в ту или иную сторону. Идет игра «угадай-ка». Та же игра, но в меньших размерах осуществляется с индексом Доу-Джонса. Сами гэмблеры на фондовом рынке составляют около 20% всех игроков, а потому люди, воображающие себя инвесторами в экономику, на самом деле являются проигрывающими игроками. Возникает и новейшая форма игорного бизнеса, реализуемого через сеть Интернет. Игроки находятся дома и участвуют в жизни «казино и лотереи он-лайн». Как это отличается от мечтаний начала информационной эпохи, когда прекраснодушные фантасты грезили о том, что люди будут работать и учиться дома в своем «электронном коттедже» (концепция Э.Масуды). Вместе с тем, в сенате США несколько лет вращается билль о запрете азартных игр по Интернету .1

Другим средством интерактивной работы с взрослым населением является телевидение. Телевидение впервые использовалось в рамках широкомасштабного эксперимента в нацистской Германии во время Олимпийских игр 1936 г. Первое публичное появление ТВ было на Международной ярмарке в Нью-Йорке в 1939 г., где вокруг телеприемников собирались огромные толпы. Адорно моментально отреагировал на этой техническое новшество и в 1944 г. подчеркивал, что телевидение синтезирует радио и фильм, но его возможности столь велики, что позволяют реализовать Вагнеровскую мечту о слиянии всех искусств в одной работе – Gesamtkunstwerk. Исследования 40 гг. показали, что телезрители впадают в трансовое состояние самоуверенности. В сумеречном сознании самоуверенности они оказываются внушаемыми призывам, содержащимся в передачах, а также образам, внушаемым рекламой. Мозги промывается еще более усиленно, нежели при помощи радио. Телевидение распространялось в наиболее взрывной форме в 1947-1952 гг., когда мечты ветеранов войны о построении нового и лучшего мира столкнулись с трумэновской реальностью экономического кризиса, коррупции и депрессии в урбанизированных регионах. Ветераны вернулись домой, в свои гостиные и в центре гостиной оказался новый прибор – телевизионный приемник. Его банальные образы уверяли ветеранов в верности пути моральной коррупции и нравственного релятивизма.

Первые проекты телевизионного манипулирования сознанием показали полную эффективность нового средства – ситуационные комедии, спорт, шоу, «мыло» и прочие сериальные формы демонстрации банального. Дети ветеранов Второй Мировой Войны получили название «бэби-бумеры», то было первое поколение выросшее с «одноглазым бэби-ситтером». Телевидение использовалось родителями как средство контроля за детьми, которые просиживали ежедневно многие часы, уставившись в экран. Содержание детских программ было деструктивным, оно заменяло реальное семейное общение просмотром телепередач, поскольку обеденный стол был заменен на «телевизионный обед». В 50 гг. большая часть американцев «сошла с ума» («went crazy», как это называет Д.Белл). Впоследствии период получил название «маккартизма», но на самом деле это безумие было «труманизмом», в его рамках и родилась столь популярная в постсовременности политкорректность. Требования были просты – не делай ничего, что тебе помешает в карьере, не тревожь друзей и семью, не подрывай собственную экономическую безопасность. В конце 50 гг. трумэнизм принял более гибкую форму «эйзенхауэризма», предполагающего коррумпированную сущность «человека Организации». Именно в этом контексте родители воспитывали детей в начале 60 гг.

В 50 маккартистские годы телевидение терроризировало Америку передачами о поисках «политических ведьм», а в начале 60 гг. человечество с ужасом осознало, что Земля может быть несколько раз гарантированно уничтожена ведущими ядерными державами. Самый страшный момент наступил в момент пика Карибского кризиса – противостояния СССР и США в октябре 1962 г. По мере взросления Бэби-бумеров, телевидение приносило им к ужину леденящие новости о войне в Юго-Восточной Азии, которая была показана уже в цветном изображении1. Убийства видных политических деятелей в 60 гг. создали для телевизионной аудитории состояние, аналогичное электрошоку в ходе жесткого промывания мозгов. А убийство президента США Д.Кеннеди, и затем двойное убийство с интервалом в 2 месяца Р.Кеннеди и М.Л.Кинга создали условия для перехода к глобальной шоковой терапии. В середине 70 г. в докладе Тэвистокского эксперта по ТВ Э.Триста были подведены итоги первого двадцатилетия телевидения в США. В совместной работе с Ф.Эмери «Будущее, в котором мы находимся», Трист утверждал, что содержание программ не столь важно как сам факт их просмотра. Время просмотра в интервале между сном и работой достигло в среднем 7 часов в сутки, а с учетом появления видео и видеоигр цифра явно возрастало: «ящик для дураков» выдавал «жвачку для глаз» непрерывно. Именно в это время советская пропаганда схватила классический облик американского капитализма: сверхбогатые и остальные без работы или работающие, для отвлечения от классовой борьбы которых заказываются дурацкие фильмы. Тэвистокский отчет констатировал, что телевизор стал наркотиком, поскольку телепросмотры выключают центральную нервную систему1. Трист и Эмери отмечали, что американцы тратят на просмотр телепередач больше времени, чем занимает у них какое-либо иное занятие2. Больше времени они работают и спят. Авторы доклада подчеркивали, что такой уровень просмотра телепередач приводит к отключению важнейших познавательных центров головного мозга, когда зрители впадают в зомбивидный транс, т.е. в положение, когда мышление отсутствует, а эмоциональная реакция заменяет критическую мысль. Зрители выбирают свои программы в соответствии со стремлением прийти в состояние доброго самочувствия и приятного расслабления и обычно в соответствии с тем, что они полагают, будто их соседи смотрят те же передачи. То же относится к новостному программированию – люди смотрят их потому, что их все смотрят, но уделяют мало внимания содержанию передач3.

Телевидение следует понимать, как неадекватную реакцию на устрашающую реальность. Птица закрывает глаза, а телезрители их открывают навстречу иллюзорной и сконструированной реальности. Тем самым конструирование реальности и отупление индивидов означает деградацию общества. Поэтому Трист и Эмери полагают, что в дегенеративном обществе легко предсказать реакцию публики на любые административные меры и шоковые воздействия, которые выступают как жесткое промывание мозгов, в ответ на которые жертвы прибегают к наркотической зависимости от телевидения и церкви. Не случайно и определение роли телевидения в США как «церкви современности». Благодаря глобальному шоковому воздействию общество впадает в состояние диссоциации – расщепления и отчуждения, эффекты которого умножаются вследствие усиленной миграции и тяги к перемене места работы. В этих условиях общество становится психотическим, а небольшая элита может существовать в качестве сценаристов развития под охраной частных армий. Круг наркотической зависимости замкнулся!4

Авторы доклада не видят ничего плохого в разрушительной роли телевидения, они удовлетворены важнейшей ролью ТВ в реализации Тэвистокского плана глобального управления сознанием. В книге «Выбор будущего» авторы полагают, что медиа погружает человечество в состояние диссоциации, что достаточно полезно и в выгодно отличается от Оруэлловского государства. Такой образ будущего был спроецирован на «цивилизованный мир» в книге Берджеса. В реальной жизни акты насилия1 дестабилизируют мир и работают на реализацию сценария Триста-Эмори. Древний китайский философ утверждал: держите людей в состоянии глупости, ими будет легче управлять. Глобальная система управления строится на массовом оглуплении людей, на техниках «промывания мозгов», на прямом внешнем манипулировании. С древности эта система именуется «толпо-элитарной» и в постсовременном мире она набирает обороты постепенно, проявляясь то в стратегической напряженности внутри Третьего мира и в моделирующих военных играх, то в раздувании глобального финансового пузыря, а то в фильмах и видеоиграх, превращающих детей в убийц. Такой метод основывается на традиции британского Просвещения, на кибернетических теориях Н.Винера, построенных на локковском трактате «Эссе о человеческом понимании», т.е. на идее о том, что человек суть – «tabula rasa», а все идеи образуются из чувственных впечатлений. Винер с самого начала утверждал, что человеческий ум подобен «павловской собаке» и, что компьютеры неизбежно работают по тому же рефлекторному алгоритму.

Промывание мозгов детей носит кибернетический характер. Образованные таким образом «новые американцы» бесчувственны к бедам мира, пассивны настолько, что являются на президентские выборы в количестве 30% от реального числа избирателей, которые стимулируются информационными сообщениями медиа. Иллюзии жителей США относительно внешнего мира носят традиционный характер, однако как на «Скотном дворе» Д.Оруэлла американцы лишь воображают, что они процветают. Только ведущейся столетиями войной за умы населения Запада можно объяснить ту душевную черствость, которой отличаются Бэби-бумеры 60 гг. Уже в 1972 г. американская общественность в ряде резолюций и докладов правительству прямо связывала насилие в сфере медиа и насильственное поведение детей. Тогда же Американская медицинская ассоциация заявила, что медиа-насилие является первой проблемой защиты здоровья нации2.

С появлением более скоростного Интернета, более мощных процессоров, кино и в электронных медиа проходит те же стадии развития, что оно проходило на экранах кинотеатров. Появление сотовых телефонов третьего поколения с новыми форматами связи позволяет загружать аппараты целыми сериями фильмов3. Дегуманизация населения заключается в том, что людям вбивается автоматическая готовность к реакции, не оставляющая времени для принятия морального и рационального обоснованного решения. Стреляй, иначе убьют тебя! Поэтому полицейские стреляют без остановок после хорошего тренинга – таков случай с полицейским Диалло. Если Вы убиваете объект тысячи раз, это становится второй натурой и естественной реакцией. Моральное поведение такого игрока и организатора преступления соответствует задаче олигархии – создать городских дикарей. Олигархии невыгодно учить молодежь подобно тому, как рабовладельцам Х1Х в. страшным преступлением представлялось обучение грамоте чернокожих рабов. Олигархия вообще предпочитает погружать молодежь в потребительский рай и грезить относительно высокого социального статуса. На самом деле молодые дикари утрачивают всякий социальный статус: им обещают все что угодно, их накачивают джином, марихуаной, нон-стоп музыкой и иными формами примитивных развлечений. Они не должны думать только об одном – о власти в обществе! Они «слишком цыплята, чтобы попытаться» – слова одной честной рок-песни.

Посмотрим на мифы американской медиа. Первый миф основан на представлении о том, что медиа контролируется ведущими медиа-магнатами, которые и формируют мировую политику. Миф скрывает тот факт, что весь медиа-картель контролируется олигархической элитой Лондона (так называемый «Островной клуб»), для которой Р.Мердок, Т.Тернер и иные фигуры – лишь управляемые пешки. Термин «Островной клуб» означает элитные круги, которые в рамках финансовых и олигархических сетей используют деловые и семейные связи в собственных интересах для построения глобальной политической и финансовой власти. Второй миф настаивает на том, что любой человек может собрать неискаженный образ реальности из множества средств массовой информации «свободной прессы». Факты показывают обратное – медиа-картель обеспечивает множество средств массовой информации для обеспечения наиболее утонченного механизма промывания мозгов массам в мировой истории. Третий миф показывает, что наряду с медиа истеблишмента существует «альтернативная медиа», которая говорит правду. Тем самым полагается, что наряду с «джанк-фуд» (хлам-пищей) в интеллектуальной сфере существует высококачественное продовольствие. Между тем, единый медиа-картель регулирует работу официальных медиа и альтернативных медиа. Альтернативная пресса питается утечкой информации из истеблишмента, пользуется сплетнями, которые затем возвращаются в официальную пропагандистскую машину.

Таким образом, в настоящее время несколько глобальных медиа-гигатов господствуют на рынке газет, телевидения, радио, кино, CD, музыки, спортивных передач, тематических парков и других аспектов «индустрии развлечения». Эти англоговорящие спруты преследуют политические цели, и лишь глупцы их не замечают. Существует список 20 ведущих ежедневных американских газет и их владельцев – все они преследуют одни политические интересы1.

Как работает медиа-картель? Аналогия со структурой культуры здесь прямая: вверху элитная культура, далее массовая, затем ниже китч-культура, далее андерграунд и контркультура. Итак, вверху картеля находятся круг влиятельных и могущественных олигархических семейств и кланов2. Вся дезинформация направлена на создание атмосферы нестабильности и запуск процессов типа Клинтонгейт, Трупергейт, Фостергейт, Моникагейт. Какие же политические принципы исповедуют столь активные граждане. Эти принципы олигархические и их хорошо выразил в выступлении перед консервативными денежными мешками Р.Вигури: «Мои политические принципы? Очень просто: Д-Е-Н-Ь-Г-И». Медиа-картель использует традиционные и новые формы манипулирования массовым сознанием, введения его в параноидальное состояние с политическими целями. Здесь недостаточно сплетен и слухов («руморология» – наука о распространении слухов). В 1997 г. выступили доктор Д.Пост, профессор университета Д.Вашингтона и Провос Туленского университета Р.Роббинс, они представили настольное руководство манипуляции массовой параноей под названием «Политическая параноя: психопатология ненависти»3. Оба манипулятора паранойей настаивают на том, что это делать особенно полезно в период массового стресса (т.е. глобального финансового кризиса и всеобщего разорения). Медиа полагает необходимым способствовать созданию параноидальных групп с собственными целями, верящими в духе конспирологии во что угодно (в гуру, в летающие тарелки, в подземных инопланетян, в мировой закон) и направляющими свою ярость куда угодно. Необходимо сталкивать эти группы с другими параноидальными группами или с теми, кто клеймит их параноиками. Получается манипулируемый конфликт. Пост и Роббин полагают, что в условиях, когда идентичность каждого будет находиться под стрессом и подозрением, а подозрение будет усиливаться по мере получения хлам-почты, будут определяться новые враги. Человек просто не сможет комфортно существовать без врагов и начнет саморазрушаться.

Человек Запада уверен в своей «хорошей информированности». Так, средний американец читает одну или более газет в день, а также еженедельник. Американец просматривает в неделю более 20 часов так называемых «новостей», которые включают местные и национальные новостные программы. Он также смотрит на «говорящие головы» по субботам в ходе часовых интервью и шоу по уик-эндам, несколько часов в неделю уделяется говорящему радио. Все возрастающее число «западоидов» (термин А.А.Зиновьева) подключены в Интернет, который представляет собой виртуальную индустрию новостей самых разных сортов, и из которых главная новость – «ничего нового». Вместо новостей люди получают развлекательные «ньюс-сториз», или рассказы с упором на человеческие интересы в сфере спорта, юбилеев, сплетен, катастроф, погоды. При этом не существует изолированной новостной истории – на самом деле все истории помещены в более широкий исторический контекст. При сужении контекста новость превращается в дезинформацию, в результате которой жертвы дезинформации меняют свое восприятие реальности1. Создается парадокс: множество источников и много новостей, но новой точной и полезной информации нет. Медиа-картель и не ставит перед собой задачи передачи новостей – он создает новости и формирует общественное мнение по всевозможным поводам от моды до выборов. Мозги западного человека промыты настолько, что он не допускает ни на миг такую возможность относительно своего действительного состояния. Дело в том, что для большинства американцев образ промывания мозгов пришел из голливудских фильмов 60 гг. В Корейской войне политический заключенный подвергался пыткам и накачивался наркотиками. В ходе промывания мозгов человек проходил полную переделку сознания и давал показания. Но такова одна форма промывания мозгов – тяжелое промывание. Своего рода «клизма для головы».

Первая форма промывания мозгов среди специалистов рассматривается как жесткая, поскольку она позволяет готовить зомби и политических убийц. Эту форму нельзя применять к большому числу людей. Промывание мозгов предпочтительнее проводить в мягкой форме «цыганского, или арийского, гипноза» (термин Д.В.Кандыбы2), когда жертвы не помнят сам факт промывания и не запоминают манипуляторов. Кроме того, курс промывания должен быть размещен в повседневной жизни миллионов – без отрыва от производства, без казематов и инструментов гестапо. Так, В.Сарган раскрывает главную тайну изменения убеждений массы людей – убеждения меняются после того, как мозговая функция внезапно нарушается случайно или преднамеренно введенным страхом, яростью или восхищением. В этот момент человек становится внушаемым, что особенно проявляется в условиях массовых эпидемий, в военное время и во всякое иное время, когда возникает общая угроза, которая повышает беспокойство и, следовательно, массовую и индивидуальную суггестивность. Попросту говоря, автор сообщает, что если вы достаточно напугаете человека или будете держать его в состоянии беспокойства, он станет легкой жертвой манипулятора сознанием. Поэтому ключевой формулой мягкого промывания мозгов является введение масс в состояние беспокойства и неуверенности, чем достигается то же, что достигалось прежде в ходе пытки и введения наркотиков1. Такова вообще простая технология шокового изменения сознания масс ХХ столетия2. Первоначально специалисты объясняли промывание мозгов в фрейдистских терминах – жертве пояснялось, что она возвращается в регрессивное или инфантильное психологическое состояние. В этом состоянии-де познавательные возможности раскрываются, а внушаемость увеличивается. Но лучший способ введения в такое состояние регрессии – введение напряжения посредство шоков, которые дезориентируют и пугают пациента. В 30 гг. обнаружили, что лучшим способом манипулирования людьми является распространение новостей через медиа. В годы Второй мировой войны это направление манипуляции стало преобладающим в пропагандисткой работе на Америку и державы Оси.

Итак, прогноз Оруэлла реализовался полностью. Правда, вместо жесткой переделки сознания происходит мягкое промывание мозгов, а вместо насильственной индоктринации осуществляется информирование населения. Но результат один – двоемыслие, являющееся сущностью так называемой «управляемой реальности». Эта извращенная реальность является шизофренической, а не гармонической, поскольку сознание становится расщепленным и разорванным, непоследовательным. Оруэлл описывает это состояние так: «Его мысль соскользнула в запутанный лабиринт двоемыслия. Знать и не знать, сознавать всю правду и в то же время говорить тщательно сочиненную ложь; придерживаться одновременно двух мнений, исключающих друг друга, знать, что они взаимно противоположны, и верить в оба; пользоваться логикой против логики; отвергать мораль и вместе с тем претендовать на нее… Даже для того, чтобы понять слово «двоемыслие», необходимо прибегать к двоемыслию». В критической литературе обычно приводят только эту цитату, однако никто не вспоминает о Приложении к «1984»: «Принципы новояза»3. Окончательное принятие новояза планировалось на 2050 г. В сущности, Оруэлл отводит наше внимание – он кричит «Лови вора!» – на самом деле подготовкой глобального тоталитаризма занимался он сам в рамках программы британской разведки по введению новояза в англоязычных странах.

В разных обществах и по-разному решаются вопросы контроля над электронно-информационными коммуникациями. Китай откровенно установил цензуру в среде Интернет и СМИ – эта цензура соответствует национальным традициям уничтожения изменников, воров, преступников, наркодельцов. Восток и Запад дают разные решения этой проблемы, причем Запад заявляет об отсутствии всякого контроля над СМИ и Интернет. Однако ЦРУ разместило не только в своей резиденции в Лэнгли систему «Большое Ухо», но и повесило его над всем миром в качестве электронного прослушивания и просматривания внутренних дел суверенных государств. Возвращение к традиции принципиально важно при выходе из тупика постсовременности. В 1991 г. в нашей стране также произошел разрыв в передаче информации, в ходе изменений к власти пришли силы, думающие о собственном обогащении1. Медиа России стали работать по американской модели фабрикации новостей2.

Между тем цивилизационный кризис России уже привел к процессам разложения, в ходе которых цивилизация либо погибает, либо возникает ее спасающая сила. В стране наблюдается несколько групп противоречий, задающих тональность и тематику современного образования взрослых. Первая группа противоречий порождена положением российской православной цивилизации среди других цивилизаций и государств. А.С.Панарин утверждает, что в настоящее время вывести страну в ранг лидирующей державы способен только общецивилизационный рывок, который необходимо совершить в самое ближайшее время и для которого необходимо полное единство населения и правящей элиты3. Кремлевские чиновники (несмотря на критику президентом страны) убеждены, что для страны достаточно 6-7% экономического роста в год – объединение народа с этими бессильными руководителями невозможно и страна остро нуждается в новой элите в ближайшее время. Вторая группа противоречий созрела внутри России и характеризует отношения труда и капитала, центра и регионов, земельный вопрос, что требует новой политической силы. Третью группу противоречий обычно выводят из поражения страны в «холодной войне» и низведения России в разряд второстепенных государств, что рождает желание выйти из этого состояния и отомстить русским бунтом за геноцид народа. Четвертая группа антагонизмов вызвана утвердившимся в стране духом западной техногенной цивилизации, вызывающего чувства бессилия перед несправедливостью быстро текущей жизни. Пятая группа антагонизмов возникает в результате торжества чуждой народу торгашеско-мещанской либеральной идеологии, надругательства над воинским духом и глубинными идеалами народной жизни, соборностью, которую задавили манипулятивным внушением гедонистического культа удовлетворения потребностей. Пока же чиновники и нацисты безуспешно пытаются дать ответ на эти вызовы постсовременности, а народ ожидает новой «зари в сапогах»1.

Спасение же заключается в высоком качестве образования, интеллекте и знании. Дело в том, что только университет дает подлинное образование, но вовсе не обязательно дает профессию и не дает специальности, поскольку университет определяет стратегические направления развития науки, культуры, управления, техники. В связи с этим следует согласиться с тезисом о том, что «университетская наука решает проблему целеполагания (определения места и уровня развития общества), целенаправленности (направления, в котором будет развиваться общество, человечество, цивилизация), целеустремленности (ресурсов, которые можно и нужно задействовать для достижения нового состояния общества), целесообразности (приемлемости избранных ресурсов для достижения цели)»2.

Специальный университет или иное профессиональное высшее учебное заведение нацеливает учащихся на получение профессии, но не образования – эти заведения дают средства для достижения целей, сформулированных в университете (средства сложные и равные по научности университетских целям, тем не менее здесь вновь возникает древневосточное сословное различие варн в образовательной подготовке брахмана и кшатрия). Среднее учебное заведение, напротив, дает специальность, но не обязательно дает профессию и не вовсе не дает образования. Оно позволяет пользоваться результатами, полученными в университетах и в специальных высших учебных заведениях: это именно то, что в древности именовалось подготовкой вайшья, которая характеризуется точностью, быстротой, адаптивностью, безошибочностью управления готовыми системами связи и производства. В сущности, такое традиционное различение уровней и задач образования не понимается постмодернистскими по характеру докладами Римскому клубу. Один из докладов клубу прямо посвящен образованию, он называется «Нет пределов обучению» (Д.Боткин, М.Эльманджра, М.Малица: США, Марокко, Румыния, 1979). В основе многочисленных докладов клубу, вроде «За пределами расточительства» (1976), «Энергия: обратный счет» (1978) лежит мысль о том, что все виды ресурсов вторичны по отношению к главному, ради которого они изыскиваются и завоевываются – к человеческому ресурсу.

За обучением и воспитанием в университетах стоят целые научные школы. Правда, задачи этих школ формировались в недрах и счет доминации образовательного идеологического аппарата государства. Так, ассоциативная психология как целое направление психологической науки создавалось для обеспечения систем воспитания «полезного работника», в результате была создана система внедрения в долговременную память стереотипного поведения методами предъявления, опирающимися на принципы удовольствия-страдания. Были удовлетворены интересы науки, промышленности и военного дела, поскольку удалось достигнуть в результате воспитания высокой точности стандартных действий на совмещенных во времени и пространстве сходных элементах.

Бихевиоризм также создавался для воспитания «нужного человека» с заданными свойствами. Открытия бихевиористов позволили сформировать в долговременной активной памяти воспитанника алгоритмы поведения человека на базе причинно-следственных связей, поскольку в основу бихевиористской практической педагогики были положены методы побуждения и поиска закономерностей. Другая базовая отрасль психологии – гештальд-психология была нацелена на создание «умного человека». В результате был выработан феноменологический метод, ориентированный на формирование способности к инсайду, творческому подходу в организации поведения посредством переструктурирования элементов изучаемой ситуации. В ХХ в. возникла потребность в новом направлении – инженерной психологии, психологии труда и эргономике – во избежание техногенных катастроф в системе человек-техника потребовалось воспитание безошибочного человека-оператора. В ХХI в. возникла необходимость выйти за традиционные системы представлений о человеческих потребностях и перейти к формированию мотивов. Речь идет о потребности в сохранении жизни, на базе которого может формироваться мотив в достижении и усилении своих способностей. Потребность в продолжение рода трансформируется в мотив созидания (строительства, стабильности, творчества), потребность в общении преобразуется в мотив сотрудничества в ходе совместного производства, развлечения, проживания. Потребность в ориентации перерастает в мотив координации своего поведения с реальностью, в стремление предвосхищать, знать и распространять информацию. Перечисленные мотивы в деятельности образованной личности и в жизни универсанта трансформируются в способности: мотив достижения превращается в способность к самоконтролю (личный дневник, аналитика, переписка с друзьями), мотив созидания – в способность к саморегуляции, мотив сотрудничества – в способность к самоуправлению, мотив координации – в способность к самовоспитанию. Очевидно, что при таком образовательном развитии человеческого ресурса цели развитой личности не совпадают с целями конформного большинства – с материальным обогащением, максимальным телесным комфортом, удовлетворением самолюбия, а потому познавательная деятельность всесторонней личности происходит на инициативной основе и вопреки одобрению окружающих людей.

Получение образования людьми в различных учебных заведениях строится на разных основаниях. Еще в ХIХ в. были введены критерии для различения знания и понимания, ума и разума. Вся образовательная система строится так, что именно университет ориентирует выпускников на понимание проблем и развитие разума. Иные учебные заведения ориентированы на передачу студентам знаний и развитие их профессионального ума, который питается знанием. Будучи несамостоятельным, ум формируется данными органов чувств по принципу сенсуализма: «нет ничего в разуме, чего бы не было в чувствах». Знание носит мозаичный характер и замкнуто в самом себе, разум же связан с теоретической деятельностью и глубоко самостоятелен. Не человек обладает разумом, но разум живет в человеке и пользуется пониманием, сообразуясь с целью. Очевидно, что ум и знания выпускника курсов, колледжей и высших профессиональных учебных заведений вторичны по отношению к разуму и пониманию универсантов, продолжающих на протяжении жизни схватывать жизнь в ее целостности, и решающих задачи, кажущиеся неактуальными современникам.

Целью деятельности универсанта оказывается образование и самообразование посредством познания – созидания системной информации фундаментального значения и обладающей прогностическим содержанием. Понятно, что в зрелой форме образовательная деятельность совпадает с познанием, формированием организованной и достаточной информации, а потому не надо трех слов – образование, познание и формирование информации – одно и то же. Принцип единства и диалектического тождества личности и общественных отношений показывает, что на стадии преодоления обществом одностороннего и уродующего человека разделения труда складывается некий универсальный продукт универсанта – научная информация. Она резко отличается от информационных продуктов СМИ и маркетинговых агентств, от результатов деятельности составителей книг и издателей для массового потребителя1.