И. А. Флиге Составители: О. Н. Ансберг, А. Д. Марголис Интервью: Т. Ф. Косинова, Т. Ю. Шманкевич, О. Н. Ансберг Научный редактор: Т. Б. Притыкина Под общей редакцией А. Д. Марголиса Общественно-политическая жизнь Ленинграда в годы «перестройки»

Вид материала

Содержание

Из воспоминаний
Виктор Николаевич Вениаминов
Александр Яковлевич Винников

Подобный материал:

1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 66

Юрий Иннокентьевич Вдовин

^ Из воспоминаний:

Когда я стал членом комиссии по гласности, я кинулся более внимательно изучать все, что касалось деятельности СМИ. Тут подоспел и первый закон СССР «О печати и других СМИ». До этого времени вся деятельность СМИ регулировалась исключительно партийными документами, а теперь впервые СМИ можно было учреждать практически кому угодно.

Страна к этому времени уже вдохнула свободы, и эта свобода прорвалась в первую очередь через гласность, которая раскрепостила журналистов и СМИ. Газеты и журналы выходили фантастическими тиражами, и зачитывались до дыр. Оглушенные и ослепленные жители СССР начинали прозревать и начинали слышать, и начинали думать.

Тут же кто-то из аппаратчиков исполкома быстро подготовил положение о регистрации СМИ, где для регистрации СМИ надо было согласовывать эту регистрацию в 7 или 8 отделах аппарата исполкома, т. е. у чиновников, в то время как в законе в сущности был сформулирован уведомительный принцип регистрации СМИ. Что такое 7–8 подписей, всем понятно. И вот наша первая победа – председателем комиссии по гласности тогда был Владимир Константинович Арро, заместителем – юрист, специализировавшийся в проблемах СМИ Виктор Николаевич Монахов. Нам удалось снять все согласующие у чиновников подписи, и, в соответствии с новым законом, регистрировать СМИ по уведомительному принципу.

Это уже создавало какую-то возможность существования независимых от КПСС СМИ. Далее, после 19 августа, была передача от КПСС Ленсовету газеты «Вечерний Петербург», учреждение газеты Ленсовета «Невское время», какие-то битвы из-за телекомпании «Ленинград», которая была на пике своей популярности, но формально была в ведении Исполкома Ленсовета, и формально Ленсовет должен был принимать какие-то решения по ней, а исполкому надлежало соответствующим образом действовать. Но...

И большинство журналистов, и руководство телекомпании, да и большинство газет привычно ориентировались на исполнительную власть. А когда А.А.Собчак стал мэром города, началась откровенная информационная война чиновничества с депутатами.

<…> Чиновники не могли смириться с тем, что есть какие-то депутаты, которые лезут и лезут туда, куда никогда ранее никакие депутаты не лазили. И был один путь: используя свое традиционное влияние на СМИ через всякие механизмы порочить депутатов и принципы парламентаризма в глазах читателей, телезрителей, радиослушателей. Тем более, что экономическая ситуация в городе была катастрофической.

<...> Традиционный взгляд на СМИ как на средство формирования общественного мнения, только теперь не в интересах КПСС, а в интересах находящейся у власти «демократической» элиты, возобладал как во властных коридорах, так и в среде большинства журналистов, воспитанных в роли слуг партии, а теперь дружно кинувшихся служить новой власти. Практически никто не воспринимал идеи независимости СМИ от власти. И несколько раз эта идея озвучивалась под различными предлогами в горсовете, и каждый раз не находила поддержки ни в Совете, ни, тем более в исполнительной власти, ни на телевидении.

(Автобиография Петербургского горсовета. С. 531-533)

^ Виктор Николаевич Вениаминов

Из воспоминаний:

На момент выборов, на мой взгляд, наблюдалась явная пассивность со стороны некогда очень решительной КПСС на фоне столь же явной, иногда даже показной активности Ленинградского «Народного фронта». Его активисты заранее готовили документы, привлекали для этого ученых, юристов. Готовили своих кандидатов для участия в выборах, помогали им разрабатывать программы и проводить предвыборную кампанию. В то же время райкомы, обком КПСС, так же как и политуправление военного округа даже часто не знали, кто выдвинут. Мне как кандидату никакая помощь не предлагалась.

Одним из самых запоминающихся оказался первый день. Придя в Мариинский дворец и практически не зная других депутатов, я в силу своей принадлежности к Вооруженным Силам примкнул к группе старших офицеров Вооруженных Сил и МВД, стоявших перед входом в зал заседаний. Очень быстро я обратил внимание на то, что многие депутаты из МВД хорошо знают представителей Ленинградского «Народного фронта». Одновременно нетрудно было заметить, что в их общении иногда наблюдаются нотки отчужденности. Со временем я понял, что это вызвано тем, что горожане избрали и тех, кто стоял на страже законности и правопорядка, и тех, кто иногда этот закон нарушал, людей ранее стоявших по разные стороны баррикад. Неприятный инцидент произошел на первом заседании, когда бывший председатель исполкома В.Я.Ходырев попытался открыть заседание. Возможно, многим депутатам это показалось посягательством на их права, поднялся крик, шум, не украшавший прекрасный зал заседания. Очень неприглядно в этот момент выглядел требовавший прекратить выступление В.Я.Ходырева полковник МВД, лицо которого от возбуждения покрылось багровыми пятнами.

В первые дни работы депутатского собрания Мариинский дворец временами представлял собой удивительное зрелище, вызывающее ассоциации с вокзалами времен Гражданской войны. Перед входом в главный зал, где проходили заседания, сидели десятки бомжей, которые протягивали какие-то бумаги, хватали депутатов за руки. Я помню бородатого мужчину, который предлагал депутатам рассмотреть его гениальные изобретения. Депутаты приняли решение о свободном доступе в Мариинский дворец без пропусков, без разрешений, а буквально назавтра мы уже рассматривали проблему пропажи уникальных бронзовых деталей интерьера. Вот такая квази-демократия сопровождала первые шаги депутатов. Все учились, но хорошо, когда учились, а плохо, когда только допускали ошибки. Сегодня мне кажется, что мы тогда не совсем правильно понимали свою роль или делали не совсем то, что нам надо было делать, что от нас нужно было городу. Вся сессия прошла под девизом «Мы победили! Теперь власть у нас!». Победители стали заниматься совершенно новыми для себя делами и сразу проявили экстремизм. Я помню, как на одной из первых же встреч с представителями исполнительной власти прозвучали слова: «Сейчас мы вас будем менять», вот этого только хотели. Хотели смены, хотели быстрых движений, быстрых изменений, не зная, как и ради чего, не зная, что нужно городу.

Однако уже первые дни показали, что польза обновления, освежения власти несомненна. Первые законодательные акты, которые создавались, которые разрабатывались, уже побудили город к новым движениям. Впервые простые горожане увидели, что законодатели обратили внимание на их интересы.

(Автобиография Петербургского горсовета. С. 620)

^ Александр Яковлевич Винников

Из воспоминаний:

Происходившие в стране политические перемены я воспринимал как бы со стороны, но с любопытством. Действия Горбачева давали пищу для бесед за чашкой кофе в лаборатории, однако эти разговоры всегда носили иронический оттенок. Сама мысль о возможности, а тем более о необходимости каких-то активных действий не приходила в голову – отношение к диссидентам и появлявшимся время от времени лидерам неформальных движений было скептическим. Привычка к лживой и манипулятивной политике коммунистов заставляла во всех людях, проявлявших политическую активность, видеть деляг, использующих новую политическую конъюнктуру. Разумеется, оснований для такого рода подозрений было более чем достаточно, но все-таки главным в нашем отношении к действительности было подсознательное стремление сохранить чувство собственной исключительности. Конечно, все это я понял только после того, как оказался в положении черной овцы в стаде белых овец, а затем и изгоем, которому навсегда закрыт путь назад, в тот «Эдем», где и по сей день продолжают вкушать нектар забвения многие мои друзья, хотя теперь их существование с каждым днем становится все более беспокойным.

* * *

Днем рождения демократического движения в Ленинграде скорее всего следует считать 19 марта 1987 года – события у «Англетера». Все ленинградцы помнят жаркую дискуссию, разгоревшуюся вокруг проекта сноса старой гостиницы, знаменитой тем, что в одном из ее номеров повесился Есенин. Городские патриоты были возмущены не только перспективой уничтожения «исторического памятника», но и каким аппаратным способом, келейно, принималось это решение, а также тем, что на месте старой гостиницы финнами будет построена новая (которая сейчас уже украшает Исаакиевскую площадь). Споры шли в каждом доме, в каждой очереди за продуктами и на телевизионном экране. Впрочем, спорами это было назвать трудно, ибо аргументы сторонников сохранения здания казались неотразимыми. Специалисты, поддерживавшие проект, выступали на стороне власти, которая так долго лгала и насильничала, что все исходящее из горисполкома было заранее обречено на непопулярность. И, не найдя аргументов, городские власти поступили традиционным способом – окружили здание забором, оцепили милицией и, невзирая на протесты пикетчиков и демонстрантов, просто взорвали старенький, весь прогнивший изнутри «Англетер».

Казалось бы, в полном соответствии со знаменитым сталинским тезисом «нет человека – нет проблемы», после того как на месте, где была гостиница, рассеялся столб пыли и дыма, от проблемы «Англетера» должны были остаться только воспоминания. Так оно и случилось, но воспоминания были необычные. До этого момента люди не могли себе представить, что, организовав выступление против власти и даже потерпев поражение, можно уцелеть, не отправиться за решетку, не вылететь с работы. Запомнилось удивительное чувство собственной силы и правоты, возникающее у человека, который, стоя в толпе единомышленников на митинге, слушает оратора, точно и убедительно произносящего вслух то, о чем думают все. И, главное, они впервые ощутили себя униженными бесцеремонностью властей, в них проснулось чувство собственного достоинства и желание утвердить свое право быть услышанными и влиять на ход событий.

* * *

Зима 1987/88 года не ознаменовалась никакими существенными событиями в демократическом движении Ленинграда. Шла напряженная будничная работа: проходили заседания, принимались резолюции, налаживались контакты с аналогичными движениями в других городах. С наступлением теплой погоды открылся Гайд-парк в Михайловском саду. Однако, когда 26 апреля на заседании клуба «Перестройка» Нестеров сообщил о создании в Эстонии Народного фронта, – тут же из уст рабочего Тягушева прозвучал призыв начать организацию Народного фронта Ленинграда. Призыв был воспринят с энтузиазмом, но никаких немедленных конкретных действий за собой не повлек. Однако уже 4 мая Совет клуба «Перестройка» поставил вопрос об организации Союза демократических сил Ленинграда, и была создана первая группа поддержки Народного фронта Ленинграда.

Далее события развивались стремительно. Уже 15 мая состоялась первая сходка, посвященная организации Народного фронта Ленинграда. 25 мая милиция разогнала митинг «Демократического союза» у Казанского собора, а уже 17 июня на митинге в Юсуповском саду было объявлено о создании «Мемориала». 25 июня произошла первая свободная демонстрация демократической общественности Ленинграда под лозунгами, тематика которых простиралась от «Да здравствует Горбачев!» до «Долой КГБ!». К этому времени относится первая печатная информация инициативного комитета о создании в Ленинграде Народного фронта в поддержку перестройки, который включал в себя ряд гражданских инициатив: «Мемориал», экологическое движение (клуб «Дельта»), клуб «Демократизация профсоюзов» и др. Апофеозом стала публикация журналистом Андреем Черновым в 13-м номере журнала «Огонек» за 1988 год (самого популярного журнала времен перестройки) большой статьи о клубе «Перестройка» и о Народном фронте Ленинграда. Тогда же начал работать информационный пост «Мемориала». И рабочая группа стала проводить еженедельные встречи с общественностью в Доме культуры имени Ильича на Московском проспекте.

Все это происходило на фоне известных событий в Армении и Азербайджане (сумгаитского погрома и армянского землетрясения), и в конце лета демократические активисты организовали приезд детей из пострадавших районов в пионерские лагеря под Ленинградом. По всей стране в разных городах проходили аналогичные процессы – создавались инициативные группы народных фронтов. 26–30 августа 1988 года была предпринята попытка провести в Ленинграде первый съезд представителей народных фронтов городов и республик Союза. Собралось около 200 человек из 40 городов и 5 республик.

* * *

Я помню собрание клуба «Петестройка» в актовом зале ДК им. Ленсовета, куда, влекомые любопытством, пришли разные люди, чтобы посмотреть на людей, чьи имена тогда никому еще ничего не говорили. Собчак воспринимался как университетский профессор, неожиданно решивший окунуться в политику. А Болдырев оказался в центре внимания лишь потому, что решился вступить в борьбу с одним из самых могущественных людей в городе – первым секретарем городского комитета партии Герасимовым.

Собравшихся в зале постоянных участников различных мероприятий «Перестройки» трудно было удивить ораторскими способностями. Однако, когда Анатолий Александрович вышел на трибуну и с подкупающей откровенностью признался, что решил выяснить, может ли простой советский профессор на равных конкурировать со знатным рабочим, – зал грохнул от хохота. Дальше началось нечто небывалое. Это было не изложение политической программы, а исполненная искрометного юмора импровизация на тему о том, как легко, в одно касание, можно исправить все наши недостатки, если только принять соответствующие законы.

Анатолий Александрович буквально излучал доброжелательность и интеллектуальную энергию, пересыпая речь яркими примерами из окружающей действительности. Предлагаемые им решения разных проблем были такими простыми и очевидными, что воспринимались как откровение. И этот водопад продолжался почти час, и, когда он кончился, я испытал ощущение счастливой усталости, которое бывает в детстве после увлекательного школьного спектакля.

На сменившего его на трибуне молодого человека, который говорил так тихо, что приходилось напрягать все внимание, чтобы уловить смысл его речи, просто не хотелось после этого смотреть. Однако через пятнадцать минут в зале стояла такая тишина, что на фоне ровного, практически без интонаций голоса выступавшего можно было бы услышать полет шмеля. Болдырев размышлял вслух об основных пороках нашей советской системы, и мы все становились соучастниками этого сложного интеллектуального процесса. Он не предлагал спасительных и легких решений, а только задавал вопросы, перебирая варианты возможных ответов, и мы все радовались вместе с ним, когда он формулировал тот единственный вывод, который уже напрашивался сам собой. Если слушая Собчака, мы были восторженными зрителями, то слушая Болдырева, мы становились кровно заинтересованными соучастниками. И сидевший в глубине сцены Анатолий Александрович первым оценил успех молодого оратора, а когда тот кончил, Собчак буквально выскочил на авансцену и, подняв кверху обе руки в приветственном жесте, воскликнул, что снимает свою кандидатуру в Василеостровском округе, чтобы агитировать за Болдырева в Московском районе!

* * *

Это были дни Первого съезда народных депутатов СССР, когда вся страна, сидя у экранов телевизоров, наблюдала за ходом битвы, которую вели с «агрессивно-послушным большинством» съезда члены только что образовавшейся Межрегиональной депутатской группы. Мы были не просто зрителями; глядя на происходящее в зале московского Дворца съездов, мы получали первые наглядные уроки парламентской работы, постигали важность регламента и тонкости процедурных уловок. И когда 17 июня в большом зале ДК пищевиков 600 человек, представителей только что образованных районных групп, собрались на Учредительный съезд Ленинградского народного фронта (ЛНФ), они затеяли такую парламентскую схватку, которая и не снилась респектабельным депутатам московского съезда.

Весь первый день целиком ушел на обсуждение регламента и процедурных вопросов. Сейчас, перечитывая проекты подготовленных документов, я никак не могу понять, почему их качество вызвало такую бурную реакцию делегатов. Главные возражения были по формулировкам конкретных пунктов, причем большинство этих поправок возникло при обсуждении в районных организациях. Но считать эти поправки столь принципиальными, чтобы полностью забраковать все основные программные документы, подготовленные оргкомитетом, и тем самым поставить под вопрос саму возможность создания ЛНФ – это было чересчур. Тем не менее это происходило, и единственное, что мы сумели сделать в первый день, – принять за основу проект манифеста, предложенный одной из районных групп, и избрать редакционную комиссию, которой поручили к следующему утру разработать новый текст основных документов.

Очевидно, истинная причина такого хода дел была в неудовлетворенных амбициях новых лидеров, претендовавших на то, чтобы быть замеченными. Выступление от микрофона, жаркая полемика с ведущим – все это были способы обратить на себя внимание и создать образ бескомпромиссного борца. Но к концу дня эти борцы, которых было явное меньшинство, уже стали надоедать. Роль ушата холодной воды, вылитого на разгоряченные головы демократов, сыграло выступление представителя Народных фронтов Прибалтики, который прямо предостерег участников съезда от раскола.

То ли обращение подействовало, то ли происшедшее в процессе дискуссии сближение позиций сыграло роль, то ли зачинщики перепалки по реакции зала почувствовали, что начинают терять очки, вместо того чтобы их набирать, но на следующий день съезд было не узнать. В течение одного дня мы проделали работу, на которую оказался неспособен аналогичный съезд, проходивший в Москве. Приняли устав, за каждый пункт которого после обсуждения голосовали отдельно, при этом были внесены существенные изменения в первоначальный текст. В острой, но конструктивной дискуссии провели выборы руководящих органов ЛНФ. Все кандидаты получили слово для выступления, и многим из них (в основном героям вчерашних микрофонных баталий) были даны отводы. Съезд заслушал выступления гостей, среди которых был один из лидеров узбекского национального движения «Берлик», и принял решение о создании комиссии по межнациональным конфликтам, куда должны были войти представители всех народных фронтов Союза ССР. Съезд обсудил направление работ различных комиссий ЛНФ, т. е. действительно наметил программу работы на ближайшие месяцы. Практически были приняты все резолюции, подготовленные организационным комитетом. Из последнего дня съезда я запомнил два эпизода. При обсуждении процедуры выборов редакционной коллегии ведущий Анатолий Голов попытался в критический (по времени) момент «нажать» на аудиторию, с тем чтоб побыстрее закончить обсуждение и перейти к самим выборам. За это он был немедленно смещен со своего поста, а зал выбрал другого ведущего буквально за пять минут. (Примечательно, что этот эпизод не помешал Голову войти в состав редакционной коллегии.) А вот делегата Лужбина сурово наказали за некорректное поведение по отношению к прессе. Он публично потребовал, чтобы известный тележурналист Александр Невзоров (к которому большинство делегатов относилось негативно из-за его многочисленных нападок на демократическое движение) «завизировал» отснятый им материал в президиуме съезда. Попытка ввести цензуру была осуждена делегатами, и Лужбина не избрали в координационный совет ЛНФ, хотя в то время он был заметной фигурой в демократическом движении.

Бунт «новых лидеров», которые сорвали первый день съезда, не привел их к успеху на выборах в руководящие органы ЛНФ. В основном были избраны уже известные люди. Список выбранного на Учредительном съезде координационного совета настолько интересен, что я позволю себе привести его полностью, с указанием числа полученных голосов и партийной принадлежности.

Салье М.Е., член КПСС, за – 406 голосов;

Аржанников Н., член КПСС, за – 397 голосов;

Нестеров Ю.М., член КПСС, за – 359 голосов;

Андреев Сергей Ю., беспартийный, за – 357 голосов;

Чулаки М.М., беспартийный, за – 351 голос;

Богомолов Г.А., исключен из КПСС, за – 341 голос;

Рамм В.Г., член КПСС, за – 322 голоса;

Макаревич М., член Дем. союза, за – 300 голосов;

Дегтярев С.С., член КПСС, за – 265 голосов;

Житомирский В.С., беспартийный, за – 261 голос;

Корнев Н.Р., член КПСС, за – 257 голосов;

Монахов В.Н., член КПСС, за – 247 голосов;

Константинов И.В., беспартийный, за – 228 голосов;

Козырев А.Н., беспартийный, за – 228 голосов;

Луценко Н.М., беспартийный, за – 197 голосов;

Редакционная коллегия была выбрана в составе пяти человек:

Филиппов П.С., за – 360 голосов;

Голов А.Г., за – 357 голосов;

Иванов Б.И., за – 333 голоса;

Годлевский П., за – 315 голосов;

Алексеев А.Н., за – 283 голоса.

В этом списке, за исключением нескольких случайных имен, представлен цвет лениградских демократов.

* * *

Весь 1989 год был годом митингов и демонстраций. Ничего похожего на эти публичные массовые акции я больше уже никогда не видел. Те митинги и демонстрации, которые происходили в городе, начиная с 1987 года, были либо немногочисленными, либо, когда их проводил Демократический союз, сопровождались скандалами, милицейскими репрессиями, арестами – в общем, у большинства горожан не возникало желания присоединиться.

<…> Первая попытка «Мемориала» организовать свою колонну на демонстрации 7 ноября 1988 года была не слишком удачной и не имела большого общественного резонанса. Но вот первомайская демонстрация 1989 года действительно взломала привычный ход этого действа. Колонна, насчитывавшая свыше 500 человек, как ледокол льдину, взрезала море красных полотнищ, заполнявших Дворцовую площадь, и выплыла к трибуне, на которой в последний раз в своей жизни стоял секретарь обкома КПСС Юрий Филиппович Соловьев, только что провалившийся на выборах. И дело было не только в лозунгах демонстрантов: «Открыть архивы народу!» «Архипелаг ГУЛАГ – в советскую печать!», а в том, что впервые красный цвет коммунистических колонн был потеснен другими цветами и прежде всего – цветами российского флага, забытого со времен Гражданской войны. И, окрыленные своей первой победой, мы вырвались с Дворцовой площади, где снова воцарился красный цвет, и опять собрались у Спас-Преображенского собора, где состоялся митинг.

Но самой мощной по количеству людей, принявших в ней участие, и по воздействию на ход политической жизни стала демонстрация 7 ноября 1989 года. Мы собрались рано утром на том месте, которое стало потом традиционным для сбора демонстраций демократических сил, на площади перед Театром юного зрителя, там, где Загородный проспект выходит к Витебскому вокзалу. Ленинградский народный фронт шел, разбившись на районные организации во главе с мемориальцами. Дальше уже невозможно было разобраться в пестрой толпе из анархистов, кадетов, независимых профсоюзов, социал-демократов – в общем, все это шествие, растянувшееся на несколько кварталов, объединило от тридцати до сорока тысяч человек. Лозунги несли такой «крутизны», что Юра Нестеров настоял, чтобы убрали особенно грубые антигорбачевские. «Долой советский монополизм!», «Партия, дай порулить!», «Долой партократию!», «Ударим перестройкой по коммунизму!» – это далеко не полный перечень лозунгов, которые мы собирались предъявить стоящим на трибунах партийным вождям и прильнувшим к телевизорам ленинградцам. Но я почему-то из всех текстов различной степени выразительности запомнил один плакат, написанный на белой ватманской бумаге, который несла, постоянно меняясь, стайка мальчишек: «Догоним и перегоним Африку!»

Было холодно, колонна продвигалась медленно, мы подолгу стояли на одном месте, но общее радостное возбуждение, охватившее нас, не проходило. Все это больше напоминало карнавал, чем политическую демонстрацию. И даже когда мы вышли на Дворцовую площадь, расчерченную на дорожки рядами курсантов, настроение не изменилось. Нас было так много, что этого невозможно было не заметить.

На площади стоял несмолкающий рев от громкоговорителей, скандирующих коммунистические лозунги: «Партия и народ едины – Ура-а-а!», «Под мудрым руководством ленинской партии вперед к победе коммунизма – Ура-а-а!», «Да здравствует коммунизм – светлое будущее человечества – Ура-а-а!»

Нашу колонну пустили подальше от трибун, чтобы по телевизору мы не были видны, в расчете на то, что факт прохождения по Дворцовой площади 7 ноября колонны демократических сил останется незамеченным ленинградцами. И тогда, дойдя до середины площади, мы, не сговариваясь, остановились и начали скандировать, стараясь перекричать рев громкоговорителей: «Народный фронт! Народный фронт! Народный фронт!..»

Произошло замешательство, проходящие мимо в коммунистических колоннах люди стали нас одергивать и призывать к порядку. Но мы не сдавались и, стоя прямо напротив Зимнего дворца, взятого штурмом красногвардейцами ровно семьдесят два года тому назад, скандировали прямо в лицо новому первому секретарю Ленинградского обкома КПСС – Гидаспову то, что он не мог не слышать, – «Народный фронт! Народный фронт! Народный фронт!..» А он смотрел на нас сверху и, весело улыбаясь, приветливо махал рукой, не подозревая, что стоит на этой трибуне, так же как и его предшественник – последний раз!

Ответ не заставил себя долго ждать. 21 ноября состоялся совместный пленум Ленинградского обкома и горкома КПСС, на котором с докладом выступил Борис Вениаминович Гидаспов. Цитируя лозунги, которые несли участники демонстрации демократических сил, он обрушился на «левых радикалов из ЛНФ», обвиняя их в том, что они «ведут массированное наступление на избирателя, надеясь таким путем прорваться к власти». Вечером следующего дня у самого большого в городе Спортивно-концертного комплекса им. Ленина, что за Парком Победы, состоялся многотысячный митинг ленинградских коммунистов. Митинг показывали по ленинградскому телевидению, и зрители могли отчетливо прочитать лозунги: «Хватит каяться, надо работать!», «Не дадим ударить перестройкой по коммунизму!», «Члены ЦК, где ваша позиция!», «Политбюро – к отчету на внеочередном Пленуме ЦК КПСС!» и, наконец, последний, почти жалобный: «Михаил Сергеевич, обратите внимание на партию!»

Blog

Содержание