Зоосемические фразеологические единицы бурятского языка: структура, семантика, функции
| Вид материала | Автореферат |
- Н. А. Потапушкин фразеологические единицы русского языка в лингвокультурологическом, 1810.55kb.
- Курсовая работа на тему: Фразеологические единицы в заголовках газет, 50.77kb.
- Фразеологические единицы как элемент идиостиля б. Зайцева (на материале романов), 410.96kb.
- Фразеологические единицы в повествовательном дискурсе (на материале русской художественной, 593.74kb.
- Федеральное агентство по образованию государственное образовательное учреждение высшего, 6486.03kb.
- Учебный план проблемных курсов по бурятскому языку Деятельностный подход в преподавании, 105.99kb.
- Фразеологические единицы с компонентом-зоонимом в татарском и английском языках, 397.18kb.
- 1. Лексикология раздел языкознания, изучающий словарный состав языка, лексику языка, 58.5kb.
- Фразеологические единицы с компонентом – наименованием лица по профессии в сфере физического, 683.47kb.
- Курсовая работа по лексикологии на тему: «Фразеологические единицы и идиомы в английском, 340.65kb.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обосновывается актуальность выбранной темы, определены объект, предмет, цели и задачи исследования, излагаются методы, научная новизна, теоретическая и практическая значимость исследования, представлены основные положения, выносимые на защиту.
Кроме общей характеристики работы во Введении в разделе «Фразеологические единицы и современные проблемы фразеологии» описаны предмет и объем фразеологии – отрасли языкознания, которая приобрела статус отдельной научной дисциплины на концепциях А.А. Потебни, А.А. Шахматова, И.И. Срезневского, Ф.Ф. Фортунатова, Ш. Балли, А.И. Смирницкого, О.С. Ахмановой, В.Л. Архангельского, Н.Н. Амосовой, А.В. Кунина, Н.М. Шанского, В.М. Мокиенко, Ю.А. Гвоздарева, В.Г. Гака, В.Н. Телия и др.
Предметом фразеологии является изучение природы фразеологических единиц (ФЕ) и выявление закономерностей функционирования их в речи (Ройзензон, 1977). Статус ФЕ определяется образностью представления мира, отражающей эмпирический, исторический и духовный опыт некоторого обобщенного языкового коллектива. Современные ученые берут за основу одну из двух классификаций ФЕ - В.В. Виноградова и Н.М. Шанского. В.Н. Телия относит к фразеологизмам “все типы узуально воспроизводимых сочетаний» - лексические идиомы, фразеологические сочетания, пословицы и поговорки, крылатые выражения, клише, цитации (1996). Данный подход принято называть широким подходом к пониманию границ и объема фразеологии.
Отдельному рассмотрению подвергается фразеография - описание ФЕ в словаре. Благодаря методологии построения Большой фразеологический словарь русского языка (2006) может быть рекомендован в качестве методического руководства к лингвокультурологическому и когнитивному анализу фразеологических единиц.
В первой главе «Зоосемические фразеологические единицы как средство отражения картины мира бурят» описаны формы и способы познания и означивания действительности в целом (1.1.), зоосемические фразеологические единицы (ЗФЕ) как одна из форм познания мира в частности (1.2.), процесс и пути интерпретации фактов познания в зоосемических фразеологических единицах (1.3.).
При декодировании, к примеру, фразеологической информации, языковая картина мира выполняет созидательно-рефлексивную функцию: она формирует/корректирует отношение человека к внешнему миру, в соответствии с чем человек выстраивает нормы своего поведения. Здесь следует оговорить, что, в коллективной этнофилософии – абстрактной общеязыковой этнической картине мира - не может быть единой иерархии смыслов и духовных ценностей для всех людей, говорящих на данном языке. Тем не менее, некоторая доминанта, определяемая национально-культурными традициями и господствующей в обществе идеологией, существует, и она-то обусловливает возможность выделения в общеязыковой картине мира ее ядерной инвариантной части (Караулов, 2006). Особенности строя национального языка и пути образного мышления этноса предопределяют взаимодействие культурно-значимой информации и её знакового отображения, в связи с чем интерес представляет образное основание внутренней формы ЗФЕ.
В истории исследования культурных смыслов фразеологизмов можно отметить ряд этапов поступательного движения от изучения безэквивалентной лексики до лингвокультурологических исследований, включающих денотативную, оценочную, мотивационную, эмотивную и стилистическую когнитивные процедуры, означающие, что исследователь обращается к человеку как носителю этнического сознания.
Историю изучения вопроса фразеологии в монгольских языках формировали такие ученые, как Т.А. Бертагаев (1947, 1949), Л. Мишиг (1957), Т. Пагба (1959), Ч. Лувсанжав (1966), Ж. Тoмoрцэрэн (1961, 1974), Г.Ц. Пюрбеев (1968-1993), Ц.Б. Будаев (1970), Ш-Н.Р. Цыденжапов (1981, 1989, 1990). Справедливо отметить, что Т.А. Бертагаевым заложена методологическая и теоретическая основа для последующих исследований фразеологизмов в монгольских языках. Ц.Б. Будаев и Ш-Н.Р. Цыденжапов классифицируют фразеологизмы как фразеологические сращения (ниилэhэн фразеологизм, напр. эльгэ хатаха), единства (нэгэдэhэн ~, напр. нохойн хоншоор), сочетания (зохилдоhон ~, напр. yхэр буу) и выражения (найруулhан ~, напр. гэрэй амитад; Эбтэй шаазгай элеэ бариха, эреэн дээhэн шулуу отолхо)*; Г.Ц. Пюрбеев - как идиомы и фраземы, которые, в свою очередь, делятся по степеням. К признакам фразеологических оборотов Ш-Н.Р. Цыденжапов относит понятийные, родовые, видовые и производные (лексические и грамматические). Парные слова также относятся ученым к разряду фразеологических оборотов. В последнее время весомый вклад в изучение бурятской фразеологии сделан Т.Б. Тагаровой (2002, 2006), в изучение монгольских фразеологизмов в сопоставительном аспекте - Н.Б. Бадмацыреновой (2006).
В 1.2. дается непосредственное описание фразеологических единиц с компонентом-зоонимом как средства кумуляции культуры. Логично то, что с развитием фразеотематики с 1980-х гг. в отечественной фразеологии начали появляться научные исследования единиц с анималистической тематикой. В частности, с 2000 г. в отечественной школе проведены исследования на материале русского и болгарского, русского и монгольского, французского, испанского, английского и кабардино-черкесского языков. Что касается бурятского языка, целенаправленное изучение подобного объекта не проводилось.
Интерпретация фактов познания в ЗФЕ (1.3.) зависит от способа «эксплуатации» образа зоонима в структуре фразеологизма. Логично то, что стереотипические характеристики животных в бурятском этническом сознании во многом сходятся с универсальными, т.к. основой для восприятия образа служат реальные повадки животного. Дифференциальное проявляется в способах осмысления и оценивания элементов картины мира посредством фаунонимов, способе включения соответствующего образа в ЗФЕ, диктуемом особенностями образности мышления народа. Актуализация реального значения фразеологизма зависит от взаимодействия картины мира, этнического сознания и интерпретации (взаимосвязи субъекта и адресата речи, влияния «духа» времени, отношения к образу животного и т.д.), т.е. от всего, того, что сегодня принято рассматривать в рамках прагматического аспекта фразеологии.
В этой связи интерес представляют, во-первых, фразеологические нововведения, где образность не идет в разрез с картиной мира бурят, т.к. в них воспроизведена прагматическая адаптация реалий, например, Зуун yхэртэй байнхаар, зуун нyхэдтэй бай (русский эквивалент - Не имей сто рублей, а имей сто друзей). Здесь «рубли» равноценно заменены «коровами», которые испокон веков являлись мерой достатка семьи. Другой случай кальки с прагматической адаптацией - Могойдо хадхуулhан хyн мондогой улhанhаа айха, hyндэ халаhан хyн тараг yлеэхэ - Человек, когда-то ужаленный змеей, боится круглой веревки, человек, который обжегся молоком, дует на тараг. Замена воды на тараг (≈ кефир) делает ЗФЕ более «этноподобной».
Едва уловимая неаутентичность элементов картины мира народа прослеживается в ^ Yбhэн дээрэ хэбтэhэн нохой шэнги (подобно лежащей на сене собаке): в связи с тем, что буряты начали вести более оседлую жизнь, потому «сено» как культурная реалия не ассоциируется с бурятской картиной мира. На наш взгляд, монгольский эквивалент ЗФЕ звучит более естественно: Даахгyй нохой булуу хураах (Собака, неспособная грызть, собирает кости).
По степени прагматической нерелевантности самыми неестественно звучащими сегодня фразеологизмами являются идеологические ЗФЕ Хyнэй hайн ород, хyлэгэй hайн аргамаг (лучший из людей – русский, лучший из коней – аргамак); Хурдан мориной туруун хурса, коммунист Ленинэй ухаан хурса (У скакуна острые копыта, у коммуниста Ленина острый ум); Унаганай hайн – хyлэг, уладай hайн – удаарниг (Лучший жеребенок – будущий скакун, лучший из людей – ударник). В советский период нашей истории последние две единицы, по-видимому, обладали наибольшей релевантностью как ЗФЕ, представляющие эталон интеллекта и трудолюбия.
Во-вторых, ЗФЕ наглядно иллюстрируют отношение субъекта речи к сообщаемому. Так, в целом можно найти возвышенный, нейтральный и сниженный стили ЗФЕ бурятского языка. Как показал опыт исследования, негативное отношение к той или иной жизненной ситуации порождает образные ассоциации, предопределяющие сниженный стиль фразеологизмов. Возвышенный стиль встречается преимущественно в ситуациях с конем, сниженный – с свиньей, частично – с быком и собакой. Логично то, что у ЗФЕ «заземленного» стиля нередко с течением времени появляются политически и этически корректные варианты. Прагматика подобных случаев заключается в том, что сама речевая ситуация (в данном случае - требования к нормативности речевого поведения) корректирует форму изложения информации. Например, в случае значения «ожидать чего-то несбыточного», реализуемого в Бухын дорохиие hахи hахиhаар, туража yхэбэ (Умер в голоде, карауля нижнее быка), произведена эвфемистическая замена слова-табу холхоног (мошонка) субстантивированным наречием дорохиие (нижнее). В отличие от смягчения ФЕ, может иметь место эвфемизация свободного сочетания, которая приводит к появлению нового фразеологизма, например, моридоо хараха/ямаадаа уhалха (смотреть лошадей/поить коз) – справить нужду.
В-третьих, интерес в прагматическом аспекте представляют ЗФЕ, претерпевшие процесс архаизации в связи с исчезновением исходных денотативных ситуаций/реалий, послуживших источником образной мотивировки: Даахи дороhоо хyлэг гараха, даг дороhоо баатар гараха (Жеребенок с неухоженной гривой станет аргамаком, из-под бедной шубы явится богатырь); Олон yгэ хэлэжэ сэсэн болохогyй, олбо жэрхи агнажа баян болохогyй (Добычей летяг и бурундуков богатым не станешь, болтовней и многословием умней/красноречивей не станешь); Унагагyйдєє жороолhон, убайгyйдєє hубайрhан (Иноходью скачет лошадь без жеребенка, наглая кобыла/корова становится яловой). Последний фразеологизм приведен в связи с тем, что смелая феминизированная девушка с активной жизненной позицией сегодня более не воспринимается как объект, недостойный мужского внимания. Тем не менее, для наших предков смысл высказывания выступал в целом как эталон невоспитанной и нескромной женщины. Подобные ЗФЕ с большим культурно-историческим информационным потенциалом рассматриваются как фразеологизмы с «мертвой» внутренней формой.
Исследование показало, что образы зоонимов наиболее своеобразно вплетены в поговорки и пословицы бурятского языка, у которых аксиологический уровень достаточно высок. Представления, верования, ценностные установки народа наиболее плотно содержатся в имплицитном содержании ЗФЕ, о чем детально рассказывается в Главе 2 «Зоосемические фразеологические единицы в бурятском лингвокультурном пространстве».
Всего выявлено 626 ЗФЕ, основанных на 60 зоонимах, в которых компонент-зооним имеет следующую частотность: 120 – конь, 79 – собака, 52 – корова, бык, теленок, по 36 – овца, волк, 29 – скот, 25 - коза, 21 – верблюд, 19 – свинья, 16 – змея, по 14 – червь, рыба, 13 – ворон, ворона, 12 – лиса, 10 – косуля, по 8 - мышь, сорока, 7 – лягушка, по 6 – изюбр, тигр, заяц, птица, 5 – лев, по 4 – барс, слон, паук, воробей, гусь, по 3 – лось, медведь, курица, беркут, ласточка, бабочка, муха, по 2 – осел, обезьяна, сурок, выдра, коршун, утка, орел, соловей, феникс, по 1 – кролик, летяга/белка, соболь, суслик, бурундук, выдра, кошка, вошь, насекомое, гриф, ястреб, кукушка, глухарь, жаворонок, перепел, галка, черепаха, павлин, дракон. Из 626 единиц 67 повторяются, т.к. в рамках одного фразеологизма имеются 2 компонента-зоонима.
Вслед за В. Савицким суммарное значение элементов фразеологической единицы названо номинальным (в описании идет курсивом), а метафорическое – реальным, традиционно называемым смыслом. Так, в ЗФЕ Садахада, сагаан хурьганай hyyл амтагyй, yлдэхэдэ, yлэн бухын hyyл амтатай номинальное значение – Сытому и курдюк/хвост белого ягненка невкусен, голодному же вкусен и хвост тощего быка, метафорическое значение – «пресытиться, иметь чрезмерные запросы». Реальное значение предопределяется осведомленностью о том, что в старину вареный хвост ягненка являлся атрибутом достатка семьи: символизируя нечто ценное, он считался своего рода деликатесом.
Проанализировав реальное значение всех фразеологизмов, мы пришли к выводу о том, что исследуемые ЗФЕ бурятского языка функционируют в двух ипостасях – поучающей и номинирующей, соответственно первые нами названы коннотативными единицами интенсионального использования (преимущественно ЗФЕ пословичного характера), вторые - номинативными единицами экстенсионального использования (преимущественно фразеологические сочетания). Первые актуализируют два значения дидактической направленности (табл. 1, 2, прил. 2):
- Морально-этические постулаты (2.3.1., 2.3.2.)
- Человек versus окружающий мир (2.3.3., 2.3.4.)
Мы не ставили целью выявить все существующие случаи номинативных фразеологизмов (в рассматриваемом материале их 194), т.к. они лишь называют и описывают в непроизвольном знаке объекты действительности (см. 2.3). Для нашего исследования больший интерес представляли первые единицы, т.к. они передают менталитет бурятского народа, включая его мировоззрение, верования и представления.
В языковой материал включены фразеологизмы с метонимическим компонентом (эмээл - седло), где сам зооним не эксплицирован, а представлен своей частью или атрибутом. Многие из данных денотатов (эмээл, дyрєє, ганзага, жороо, тєєлэй) являются самостоятельными архетипами и символами в культурном пространстве этноса, поэтому считаем замену целого частью вполне оправданным. Также в качестве материала исследования рассмотрены ЗФЕ с родовыми наименованиями мал (амитад, адуу мал) - скот, загаhан – рыба, хорхой – насекомое, шубуун – птица.
В 2.1. «Концепт «табан хушуун мал» в бурятском языке» описан концепт «табан хушуун мал» (пять видов домашних животных) в бурятском лингвокультурном пространстве. Конь, верблюд, корова, овца и коза введены компонентами в структуру 154 единиц, что составляет 24,6 % от общего числа (626) фразеологизмов. Представим дискурс, в котором емко представлен данный концепт (перевод на русский язык автора):
«При кочевке впереди всех важно вышагивает козел (тэхэ бабана). Он «при своем уме»: хорошо понимает происходящую обстановку. За ним идут приноровистые козы, готовые при удобном случае отбиться от гурта, и среди них шествует козел с оберегом. Он – кастрат: одна только видимая важность евнуха при ханском гареме. За ними, поднимая пыль, идут кучей туда, куда их ведут, мало соображающие бараны. Степенно шагают как дородные барыни старые дойные коровы. Несутся взад и вперед ошалелые жеребята. В верблюжьем стаде главенствует свирепого нрава элеэтэй буура – вожак (он очень агрессивен во время случки). Чтобы предупредить путников, к вожаку привязывали шест с черным полотнищем, который назывался элеэ. Отсюда – элеэтэй буура» (Цырендашиев Д-Н., 2007, 2-е изд.).
Автор с любовью описывает процесс кочевья семьи, и главную роль в действии он отводит некогда самой важной составляющей уклада жизни бурят - табан хушуун мал. Хотя сегодня сама культурная реалия в подобной динамике впредь не имеет место в быту, тем не менее, в этническом сознании она представляет образную основу концепта и хранится в культурно-языковой памяти народа.
Конь является самой частотной образной основой для зоосемических конструктов, что говорит о восприятии животного как неотъемлемой части жизни бурята, т.к. в кочевом образе жизни дорога была неотъемлемой частью их уклада, поэтому конь представлялся равнозначным воздуху или огню: морин эрдэни (конь-драгоценность), Холо газарай харгыда хyлэгэй hайниие мэдэхэ, хохидохо ядаха сагта нyхэрэй hайниие мэдэхэ (Конь узнается на длинной и гористой дороге, а друг – в беде). Кроме того, ФЕ с компонентом «лошадь, конь» передают ассоциации данного зоонима с:
- обучением, воспитанием (Хyн болохо багааа, хyлэг болохо унаганhаа - В ребенке закладывается то, кем он станет, в жеребенке - рысак);
- быстротой, темпераментом (Туруун дээрээ тооhогyй - На копытах без пыли);
- возможностью ошибиться (Морин дyрбэн хyлтэйшьеhаа бyдэрдэг - Конь, хоть и четыре ноги имеет, спотыкается).
Зооним «корова/бык/теленок», введенный в структуру 52 ЗФЕ, связан с ассоциативными значениями:
- «достаток» (^ Дааган далантай, буруун булшантай - жеребенок с загривком, теленок с мышцами; Ћyтэй yнеэн бyлын нэгэ - корова, дающая много молока – член семьи);
- «упрямство, глупость» (Yсэдэй шэхэндэ хэлэhэн hургаал - yнеэнэй шэхэндэ зєєhэн субад - ^ Сказанные упрямцу полезные советы, что коровьему уху – жемчужные серьги).
Вторая ассоциация, по-видимому, связана с медлительным нравом животного, тем не менее, отрицательный образ не является доминирующим, о чем свидетельствует yнеэн yхэхэдєє hyтэй болодог (когда корова умирает, у нее прибывает молоко). Метафорическое значение, продиктованное, возможно, чувством вины за недооценку роли животного в жизнедеятельности семьи, заключается в том, что человек склонен ценить ближнего, когда он его теряет.
Образ овцы/барана, ставшего основой для 36 ЗФЕ, соотносится с интеллектуальной ограниченностью и фатальностью: ^ Хонид нэгэнэйнгээ соолго руу ороходо, хойноhоонь дахажа булта ородог - Один баран в прорубь упадет, за ним все остальные; Эдюулхэ гэhэн хонин юм, эдихэ гэhэн шоно юм - Овца на съедение волку, волк - для съедения овцы.
Образ козы – с задиристостью, шкодливостью и скандальностью: Ургын yнэр абаhан ямаан шэнгеэр - Подобно козе, учуявшей запах подснежника; Тэхэ хуса хоёрой мyргэлдэхэдэ, тэхээшхын хyбyyнэй гэдэhэн хахараа - Козел с бараном бодались – козлику живот распороли.
По языковому принципу созвучия сонантов зооним верблюд (21ЗФЕ) идет преимущественно в паре с козой: Тэмээн ямаан хоёр тэгшэ зyдхэхэгyй (Верблюд и козёл не смогут идти в ногу) - о несовместимости достатка, ума, темперамента. Анализ ЗФЕ с данным компонентом показал, что образ ассоциируется в этническом сознании с:
- трудолюбием (^ Тэмээн тэгнyyлхэ дуратай, тэнэг магтуулха дуратай - Верблюд любит поклажу, глупец – похвалу);
- самодостаточностью, самомнением (Тэмээнэй hyyл тэнгэридэ хyрєє - Хвост верблюда неба достиг; Тэмээн томодоо найдадаг, тэнэг бyхэдєє найдадаг - Верблюд надеется на свой рост и вес, а глупый – на силу).
При этом оба качества сопровождаются признаком «глупость», что, возможно, мотивировано не только требованием аллитерации (тэмээн – тэнэг), но и нерасторопностью и равнодушным видом животного (последние качества могут быть присущи глупому человеку).
Таким образом, концепт «табан хушуун мал» принадлежит к числу концептов бурятской культуры, которые выражают основные убеждения и принципы народа, и которые до определенного времени участвовали в формировании у новых поколений жизненных целей и установок. Сегодня, когда в подворье сельского жителя остались 1-2 и в редких случаях 3 домашних животных, и, самое печальное, когда фразеологические единицы перестают находиться в активном использовании, их воспитательная перспектива уменьшается с каждым поколением.
В структурно-семантическом аспекте (2.2.) рассмотрен, прежде всего, компонент-зооним в синтаксической организации фразеологизмов и описана категория референции. Так, зоонимы используются в качестве центрального образа - субъекта ситуации, когда животное представляется как актант / деятель, и дополнительного образа – объекта ситуации. Когда имя животного занимает позицию подлежащего, т.е. личного актанта, его образ актуализируется преимущественно через его реальные повадки, т.е. физические признаки: Могойн эреэн газаагаа (Пестрота змеи снаружи) или свойства, качества: Ћайн морин харсага шубуунhаа хурдан (Хороший конь быстрее ястреба). Тем не менее в некоторых ЗФЕ образы животных представлены с характеристиками, связанными с интеллектуальной сферой, где используются стилистические приемы одушевления и олицетворения: Баха бyхэн єєhэд єєhэдынгєє нуурые магтаха (Каждая лягушка хвалит своё озеро).
Зооним-объект в функциях части именного сказуемого, дополнения или части обстоятельства присутствует в ФЕ с целью создания относительности, уподобления или сравнения, где используются продуктивные принципы сравнения ситуаций («подобно тому, как») и «фиктивности» («как, если бы»): Hамгагyй эрэ – hахалгyй тэхэ (мужчина без жены подобен козлу без бороды); Табан нохойе дахаха бэрхэ (сложно гнаться за пятью собаками).
Вышеприведенные ЗФЕ указывают на референциальную гибкость пословиц, т.к. в них прослеживается множество способов соотнесения с внеязыковой действительностью. В целом, в силу ситуативности фразеологических речений отнесение имен к соответствующим животным – обобщенное. С точки зрения оформленности предиката ЗФЕ бурятского языка пословичного типа можно разделить на 2 группы: речения с занятыми и незанятыми актантными позициями. Для 1-го типа характерна вышеописанная ситуация «субъекта-объекта». Пословиц 2-го типа с отсутствием формального подлежащего – абсолютное большинство. Мы выделили следующие типы: глагольные определенно-личные ЗФЕ 3-го лица, 2-го лица, т.е. императивные ЗФЕ, и именные ЗФЕ, где предикат выражается именными частями речи.
В ЗФЕ 1-го типа имплицитный актант (тэрэ, тэдэ) распознается через финитные и нефинитные морфологические формы, например, ^ Шоно hанаа hанаалжа, шулуун зyрхэ зyрхэлжэ (Пребывая в волчьих мыслях, каменея сердцем - отбросив жалость и cобрав все силы). Если представить данную пословицу с финитной формой (используя вместо соединительного деепричастия –жа форму прошедшего времени: