Записки судмэдэксперта что движет нами?
| Вид материала | Документы |
- В. Г. Колташов Диалектическая психология, 3084.99kb.
- Данилевич записки, 9685.44kb.
- Тайны красной планеты, 39.07kb.
- Название: На грани, или не мешайте мятежникам, 152.5kb.
- «И вот, не желая остаться в долгу Увнуков, пишу я записки; Для них я портреты людей, 2238.41kb.
- Но самое дивное, самое поразительное, воистину сверхъестественное наставление а правильнее, 324.67kb.
- «Записки», 633.15kb.
- «Записки», 941.26kb.
- Сергей Лукьяненко, 3014.91kb.
- Цветовая палитра в произведении и. С. Тургенева «записки охотника» содержание, 1040.94kb.
^ ПУТЬ ВАЛЬДЕМАРА КЕНИГА
Я не могу сказать, когда путь Вальдемара Карловича Кенига сделал поворот, как не могу сказать, был ли тот поворот крутым, или нет. Приехал он из Куйбышево Новосибирской области. В Керчи не хватало медиков, война здорово навредила городу. И становится доктор ведущим хирургом города, потеснив из отделения доктора Калинину, ставшую готовить в больнице № 2 школу оперирующих гинекологов, и доктора Карпенко, перешедшего в больницу № 3. Вальдемар Карлович быстро сделал карьеру, он стал просто необходимым для города человеком, в партийные круги был вхож, по его записке без очереди мог принять посетителя Михаил Васильевич Ревкин, первый секретарь горкома партии. О визитках у нас тогда понятия не имели, а Кениг оставлял визитку с золотым теснением слов: «Доктор Вальдемар Карлович Кениг» Могу сказать, на меня он не произвел особого впечатления, мужчина он внешне был непредставительный, среднего роста, худощавый, с огромным родимым пятном на лбу и щеке справа. Речь приятная, неторопливая, несколько слащавая, как говорят в народе – без мыла…
Я уже мог сделать кое-какие выводы и о его врачебной компетенции, став работать не только судмедэкспертом, но и врачом-патологоанатомом по совместительству. В «раскручивании» его имени большую роль играла газета. Скажем в печати появляется статья в розовых тонах, описывающая уникальную операцию, проведенную доктором Кениг на легком. А через день, два, я вскрываю прооперированного доктором, умершего от кровотечения. Естественно, неприятности могли и должны были быть, торакальная хирургия в нашем городе делала первые шаги. Но я уже успел для себя сделать заметку, доктор плохо знает сегментарное строение легких. Раз в неделю у меня с доктором происходила встреча в комиссии по определению утраты трудоспособности, в связи с травмой на производстве, которую я возглавлял; он был членом комиссии. Так в буднях летело время. За рюмкой вина или коньяка я с ним никогда не сидел Время летело в будничных трудах и заботах. Как-то ко мне на прием пришел пожилой человек
(я был молод тогда, и каждый, свыше пятидесяти лет, мне уже казался пожилым), он пришел без направления и постановления, и подкупающе сказал: « Меня послали к Вам, доктор. Надежда осталась только на Вас. Я обращался во все властные инстанции, и все мне отказали»…
Я попросил высказаться его конкретнее. И вот, что он мне рассказал:
«Я приехал в Крым, в Ялту, отдыхать с Южного Сахалина. Отдых закончился, мы с дочерью решили ехать через Керчь (тогда действовала железнодорожная переправа через пролив). По дороге у дочери случился приступ аппендицита. Мы вынуждены были оставить поезд, дочь поместили в хирургическое отделение, где ее прооперировали. А через три дня, пользуясь беспомощным состоянием, ее изнасиловал доктор Кениг.»
Я был в затруднительном положении. Начинать действовать без отношения следственных органов я не имел права. И я направился к заведующему гинекологическому отделению доктору Хзарджян. Меня встретили в отделении доброжелательно, мало того врач-гинеколог Перич до меня уже успела осмотреть «потерпевшую», а карточку спрятала, боясь ее похищения сторонниками Кениг. Решено было провести освидетельствование потерпевшей следующим образом, Чтобы не создавать ненужных слухов, меня выдадут за областного специалиста, и я, в присутствии двух акушер-гинекологов отделения, проведу осмотр пяти – шести женщин, в том числе и Соломатиной. Так и сделали, я произвел осмотр, увидел дефлорированную девственную плеву, описал все подробно, и только потом позвонил прокурору города Шинину И.Г., поставил его в известность о случившимся, предупредив, что если делу не будет дан ход, то может произойти вмешательство республиканских органов. Постановление о назначении экспертизы я получил. Был составлен акт судебно-медицинской экспертизы. Дело завертелось. Теперь, я, приходя к себе, на работу, в течение дня принимал двух или трех «доброжелателей», которые меня предупреждали, о том, что я буду иметь очень большие неприятности, возведя поклеп на такого прекрасного человека, как Кениг. На меня угрозы не действовали. Меня удивляло то, что при обвинении в таком тяжком преступлении, Кениг оставался на свободе, воздействуя на ход процесса. Он пытался и на меня воздействовать Он, в открытую выйдя на меня, предложил взятку в сумме 50 тысяч рублей, чтобы только я изменил в заключении время нарушения девственной плевы на более раннее. Такую же сумму он обещал следователю Евстифееву, за то, чтобы он, поехав на Сахалин, нашел там человека, который сказал бы, что он имел половую связь с Соломатиной ранее, на острове. Не стану рассказывать о мелких деталях следствия, они не имеют большого значения. Суд состоялся, Кениг был осужден.
Потом уже, после суда, к следователю Бондаренко, ведущей это дело, пришли ответы на запросы прокуратуры из Новосибирской области и других мест. Из них было ясно, что доктор и там занимался подобными делами. Мне трудно перечислить какими только половыми излишествами доктор не украшал свою половую близость с женщинами.
^ ОФОРМЛЕНИЕ ДОКУМЕНТОВ
Оформить судебно-медицинское заключение не трудно. Работая на адвоката, т.е имея в лице его оппонента, всегда создавались пути отхода, но таким образом, чтобы твое поражение не было заметно окружающим. Великий русский язык позволял это делать двумя путями, первый путь это форма, второй путь интонация. Первый, скажем звучал так: Кровоподтеки и ссадины на предплечьях и кистях рук могут быть расценены, как знаки борьбы и самообороны. Утверждение, в случае чего, становилось предположением. Что касается интонации, то с помощью ее так легко превратить нет в да, и наоборот. Органы обвинения всегда были на моей стороне, поскольку базой для их обвинения и было мое заключение. А вот разговор с родственниками часто мог превратиться в пытку. Если родственники заранее имели свою точку зрения по делу, и не хотели прислушиваться иным доводам. Если элементарная безграмотность их ставила меня в тупик
^ СЛУЧПЙ ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ СКОРОЙ ПОМОЩЬЮ
Как-то мне доставили мертвое тело старика. Обнаружили его на проезжей части улицы у бордюра, Он был без сознания, дыхание было редкое, типа Биота, т.е. оно было редким и глубоким. Интервалы между вдохами были так редки, что временами казалось, что оно прекратилось. Потом дыхание остановилось. Когда я вскрывал труп, то у меня возникло очень много вопросов. Причина смерти закрытая травма черепа, Перелом затылочной кости с массивным кровоизлиянием в затылочную долю мозга справа. Такое повреждение можно было получить как при ударе, так
^ СВЯТОЙ ИВАН
Я никогда бы даже предположить не мог, что буду участником создания легенды о святом. Начну с того, что я ничуть не удивился тому, что у меня на секционном столе лежит труп утопленника, молодого крепкого парня, полностью обнаженного. Уже первый взгляд на тру давал мне понять, что я имею дело с утоплением. У отверстий рта и носа располагался комочек стойкой пены, крайне характерный для утопления признак. Кожа была «с пупырышками», такая, какая бывает у человека, когда он мерзнет. На грудной клетке были пятна желто-бурого цвета, пергаментной плотности, без кровоизлияний в толще кожи и подкожной клетчатке Такие пятна образуются если растирать кожу умершего чем-то жестким. материалом. Потом, когда идут процессы подсыхания мягких тканей, и образуются подобные пятна. Трупные пятна на спине интенсивные в стадии имбибиции.
И все остальные данные, пятна Лукомского-Рассказова под плеврой, жидкая кровь в полостях тела, подтверждали мысль о том, что здесь имеет место утопление. Потом, значительно позднее в костном мозге бедренной кости был обнаружен фитопланктон – кардинальный при утоплении признак.
Обстоятельства утопления. Летний чрезвычайно жаркий день. Солдат воинской части Керченского гарнизона, расположенного вблизи жилого района «Марат» привезли купаться на Азовское море. Оно вообще мелкое, а вблизи берегов долго нужно идти вглубь моря, где глубины будут в два-три метра. Учесть еще и то обстоятельство, что имеется много мелей, Азовское море – идеальное место для купания не умеющих плавать. Правда,
море становиться крайне опасным во время штормов. Мелкий берег, наличие отмелей идеальные условия для образования бурунов. Но, в этот день волнение моря не превышало двух балов, незначительная зыбь. Солдаты быстро разделись и, разгоряченные бросились в воду. А потом Иван (фамилию его я за давностью забыл) пропал. Нашли его через какое-то время на дне. Извлекли из воды на берег и принялись интенсивно оживлять. Оживить не удалось, вот тело его и было направлено в морг. Я составил после вскрытия документ и передал военному дознавателю. Ну, и, естественно, о нем и забыл. Сколько за лето приходится вскрывать трупов. Через месяц ко мне прибыл следователь из Одесского военного округа. И тут я узнал, Что там, в западных регионах Украины из утонувшего солдата греко-католики святого сделали. Каким образом сделали? Да это очень просто можно сделать, если здорово захотеть. Отбросить прочь ту истину, что смерть произошла на глазах у десятков людей. Бурые посмертные пятна, признать за следы ожогов паяльной лампой! Наверное, люди, создававшие легенду, человеческую кожу представляют в виде свиной, когда ее обжаривают! Одним словом, пятна – следы пыток. А трупные пятна – следы побоев. А за что можно пытать, как ни за веру! Вот и новый страдалец за веру! Вот и новый святой! Мне пришлось отвечать не только на запросы прокуратуры Одесского военного округа, мне пришлось давать свидетельские показания, как человека, скрывшего правду от народа, и Генеральной прокуратуре Советского Союза. Запрос поступил из Организации Объединенных наций по жалобам верующих Суворовского р-на.
Не всякий судебно-медицинский эксперт может похвастаться тем, что он оказался в числе гонителей за веру. Одна мысль утешает меня: «Бог воздаст лгунам по заслугам!»
^ ПОСЛЕДНИЙ РАУНД
Закона мера растяжима,
Используя ее искусно,
И истина порой недостижима,
К
В глубине двора дома № 40 по ул. Пролетарской, метрах в девяти от сараев, разбросав руки, лежит труп неизвестного мужчины ( по ходу следствия будут установлены его паспортные данные) Погода зимняя, морозная, бесснежная, а на нем надеты черный добротный костюм черного цвета, белая сорочка с черным галстуком, на ногах черные кожаные туфли. Одежда и туфли соответствуют моде, но не сезону. Он без головного убора. Волосы черные, аккуратно подстриженные, в правой теменной области они обильно смочены кровью, здесь же видна рваная рана, длиной 3 см, глубиной до кости. В метре от головы лежит многоугольный камень твердой породы, на одном из углов следы крови, объем камня в два сложенных вместе кулака. На руках след от браслета часов, но самих часов нет. Карманы одежды пусты, ни денег, ни бумажника, ни бумаг – ничего. Оперативники, а попросту сыщики, пытаются меня убедить, что рану на голове неизвестный получил при падении и ударе головой об камень. Я с ними не соглашаюсь, но и не спорю. Зачем спорить, когда еще будет исследование мертвого тела. А главное, я понимаю их замысел. Боятся бесперспективности поисков преступника. Все чаще и чаще дела заходят в тупик. Что-то назревает в обществе. Говорят, происходит смена поколений. Уходят те, что в милицию пришли по зову партии, бывшие фронтовики. Они могли день и ночь, в погоду и непогоду, пешком топать в промокшей обуви по участку, знали всех проживающих на нем. Знали своих и залетных. Раскрывали то, что, казалось, не подлежит раскрытию. Сейчас транспорт в милиции появился, училища и институты окончили, а цепкости в работе нет. Ведь это они заставили меня усомниться в стоимости моей работы, кладя мои заключения под сукно. Вот и сейчас я в принципе мог бы отказаться от участия в осмотре места происшествия, поскольку вот уже полгода, как оставил должность штатного судебно-медицинского эксперта, перейдя на работу заведующим патологоанатомическим отделением второй городской больницы. Следственные органы не сумели разыскать занявшего мою прежнюю должность Ковалева, и по старой памяти, обратились ко мне. Мне не понятно, как может эксперт, куда-то уезжая, не поставить в известность прокуратуру и милицию. Я работаю по привычке не спеша, зная, что осмотр места происшествия дает эксперту шестьдесят процентов информации, которую можно использовать при обдумывании заключение. И сегодня мое несогласие с выводами следственной бригады имеют под собою самые серьезные основания. Лежащий на земле мертвец не проживал в этом дворе, никто из жильцов двора прежде его не видел. С какой целью он оказался в этом дворе? Как он сюда попал, пришел сам, или его привели? Ну, не мог же он, пусть даже и пьяный, разгуливать по городу, так легко одетым? Дом на Пролетарской никакими достопримечательностями не владеет. А куда делось содержимое карманов и часы? Расположение раны не характерно для падения и удара об этот камень. У меня уже сложилось мнение о том, что ему был нанесен удар камнем. Причем нападавший должен быть значительно более высокого роста, чем потерпевший. И еще, орудие убийства, а в этом у меня не было сомнения, позволяло думать, что к нему не готовились. Цель – ограбление. Но я молчал, ибо все эти вопросы не входили в круг компетентности эксперта. Осмотр окончен. Протокол составлен и всеми подписан. Я могу быть свободен. Однако, этим дело не закончилось, и мне пришлось подвергнуть тело исследованию По той же причине – эксперта не нашли! К тому времени неизвестный мужчина стал известным. Фамилия его Воронько Глеб Федорович, проживал и работал в Днепропетровске, женат, имеет двух детей. В Керчь приехал по производственной надобности, в командировку. В городе два дня, снимал номер в гостинице «Керчь» Вечером, накануне, его видели в ресторане гостиницы с каким-то высоким субъектом, описать его никто из опрошенных не мог. Я при исследовании трупа иных повреждений, чем рана в правой теменной области, не нашел. Это исключало возможность драки. Удара Воронько не ожидал. Рана носила прижизненный характер (в мягких тканях вокруг – кровоизлияние). Отмечался отек мозга, и множественные мелкоточечные кровоизлияния в мозговое вещество. От органов и из полостей тела ощущался запах алкоголя. Мною был взят материал для исследования на алкоголь, и кусочки внутренних органов для исследования под микроскопом. Имея свою лабораторию, часть кусочков мозга взял для личного исследования их.
Зная мой несговорчивый характер, прокурор города Гавриш, предложил появившемуся Ковалеву перевскрыть труп, что тот и сделал. Я об этом в известность не был поставлен. Не знал я и о том, что он в своем заключении причиной смерти «сделал» охлаждение. Как прекрасно, зашел Воронько невесть зачем в забытый Богом двор, незнакомого ему города, стукнулся об камень головой, раскинул руки, словно в постели находился, заснул и замерз. А видел ли Ковалев, только начавший работу после окончания института, к тому же на Юге, хотя бы позу замерзающего, свернувшегося клубочком, прячущего руки у себя на груди. Но об этом я узнал тогда, когда в Керчь прибыл Старостин, начальник танатологического отделения Крымского бюро судебно-медицинской экспертизы. А причиной послужил мой акт судебно-медицинского исследования трупа Воронько, появившийся у прокурора на столе. Причиной смерти я считал отек и набухание мозга, вызванные мелкоточечными кровоизлияниями в вещество мозга, вследствие удара камнем. Прошло еще дня три, и меня пригласили в морг. Не повезло покойному, третий раз его принялись вскрывать. На этот раз основанием для вскрытия стало разночтение причин смерти, выставленных в заключениях мною и Ковалевым.
Когда Старостин стал рассматривать уже не раз вскрытый желудок, я сказал стоящему рядом Ковалеву:
«Ты когда ни будь видел пятна Вишневского, появляющиеся в слизистой желудка? А я видел их десятки раз. Не было ни одной метели в Орловской области, которая не прихватила с собой чью-либо жизнь! А здесь, кроме набухшей и гиперемированной слизистой, характерной для употребления большого количества спиртного я ничего не вижу!»
Старостин был вынужден признать мою правоту в этом вопросе. Но, в свою очередь выдвинул в виде причины смерти – отравление алкоголем. Внутренне я был взбешен! Так открыто уходить от проблемы насильственной смерти. Но, сдержавшись, я сказал: «Ну, хорошо, отравлением алкоголем можно увести прочь рану на голове. А как Вы расцените те мелкие экстравазаты, множество которых имеется в веществе мозга? Их наличие там подтверждено гистологическим исследованием!»
На это Старостин спокойно ответил: «Мы проверим в нашей лаборатории!» Я с ним не стал вступать в конфликт, попросив все же сообщить о данных гистологического исследования кусочков органов Воронько. Позднее письменно Старостин подтвердил наличие кровоизлияний в веществе головного мозга. На, дескать, строптивый, правдолюбец, кусок истины и подавись ею! Я мог быть доволен…Но я не знал в сущности какому заключению ход дан!
Но, почему-то утвердился во мнении, что Старостину удалось найти устраивающее нашу прокуратуру и оперативников управления МВД заключение. Дело можно было сдать в архив. Что поделать, в государстве нашем, тогда шла очередная компания по профилактике правонарушений, и по высоким показателям ее судили о соответствии занимаемой должности! Нам, признаться, нормальной работе всегда мешали шумные компании. А прокурору я сказал: «Больше меня не вызывайте! Я никогда не отвечу на Вашу просьбу!»
Это был мой последний раунд в судебной медицине. Я ушел с гордо поднятой головой. Но, я не победил.
Но это была не победа, была боевая ничья, означавшая что в правовые нормы змеей вползает беспредел.
^ Закон, как маховик,
Раз раскрутив, остановить так сложно,
Хоть истина поднимет громкий крик,
Но стихнет, осуждаемая ложно.
Громы метает единица,
Когда вокруг нее нули,
Но, если чуть повыше лица,
У ног валяется, в пыли,
И голос сел, и изогнулась,
Похожа формой на вопрос,
Чуть до нуля не дотянулась,
По ветру, направляя нос.
^ Мысль вспыхнула и вверх взвилась,
На месте оставалось тело,
Меж ними связь оборвалась,
И тело тут же охладело
Мы говорим, что съела нас рутина.
Рутина – повседневный быт,
Хоть внешне безотрадная картина,
Но это ежедневно должно быть.
Болезнь ли то, или разврат?
Я думаю, болезнь, но есть насилие,
И жизнь его похожая на ад,
Живая женщина, а у него – бессилие.
^ ДОПРОС ЭКСПЕРТА
Конфликтов у меня с прокурорскими, судебными и милицейскими работниками до этой поры не было. Расхождения в оценке событий были, но они и должны быть, это – в практике вещей. Были попытки следователей свалить свои ошибки на эксперта. Как правило, это касалось сроков следствия. У милиции это был трехдневный срок, у прокуратуры десять. Следователь не укладывался в них, обвиняя эксперта в несвоевременности дачи по делу заключения. Я легко разбивал такие попытки, подшивая к копиям документов конверты со штемпелями почтовых отделений, где указывался срок получаемого мною постановления о назначении экспертизы. Но вот с одним из работников прокуратуры у меня возник настоящий конфликт. Причина его была несущественна и объяснялась четким следованием прокурорского чина букве уголовно-процессуальных норм. В Русском Броде появился новый работник прокуратуры. Нет, он не приехал издалека, он был местного производства. Секретарь суда, молодая женщина, закончившая учебу в заочном юридическом институте, перешла на работу в прокуратуру и решила показать мне ее властные возможности. Она решила меня пригласить на допрос в качестве эксперта по маловажному делу. У меня практически не бывало свободного времени, я работал на износ. Меня раздражало поведение прокурорской чиновницы, и решил ее поставить на место. Я не отвечал на ее вызовы и повестки, а она продолжала их присылать
Настойчиво приглашая меня пред ее светлые очи. Она не знала, что каждый судмедэксперт, несмотря на то, что труд его был ненормированным, вел журнал учета рабочего времени. Последняя повестка меня просто удивила, она от простого приглашения перешла к угрозам, пугая меня доставкой к ней в принудительном порядке. И вот, как-то, когда я случайно был в Русском Броде, встретился со своим старым приятелем Секретаревым и вспомнил об угрозе прокурорской мадам. Вечером мы приятно посидели за коньяком. А утром, я отправился в прокуратуру. Пом. прокурора метала молнии, громов пока не было слышно. Я, улыбаясь, сказал ехидно, что рад ее видеть во здравии. Она игнорировала мою радость и сказала грозно: «Почему Вы не приезжали на мои вызовы?»
Я ответил: « Не было времени, - и добавил, - я и сейчас прибыл сюда случайно, вовсе не думая о вашем приглашении!
Она вручила мне бланк допроса эксперта, в котором я заполнил общую часть. Потом я спросил, что мне делать дальше?»
И услышал поразительное признание: Давайте составим вопросы, на которые Вам следует ответить»
Я возмутился и начертал в бланке допроса буквально следующее: судебно-медицинский эксперт Котельников отказался от допроса…
И тут я увидел ее, полную сарказма улыбку. Поэтому я продолжил: потому что пом. прокурора был не готов к допросу и даже не сформулировал вопросов, подлежащих разрешению эксперта.
Через неделю мы были с ней в областной прокуратуре. Меня там пожурили, что я опытный судебно-медицинский эксперт не мог втолковать молодому прокурорскому работнику как ей следует работать. Ей был сделан буквальный разнос. Зам. Обл. прокурора так ей и сказал: А Вы поставьте себя на место эксперта, если Вам придется обслуживать треть области, а Вас в каждом из десяти районов будут по малозначительным делам вызвать для допросов
Я своего добился, прокурорская мадам оставила меня в покое.
^ ПОЕЗДКА В СКУРАТОВО
Расстояние до станции Скуратово верст восемь не больше. «За пару часов справлюсь»- думал Пантелей Охапков, усаживаясь в сани-розвальни. Жена перекрестила мужа на дорогу. Хоть и гражданская война закончилась, но мужички кое-когда пошаливали. Не часто бывало, а пошаливали. А сегодня задание большое – доставить на станцию уездное начальство. По какому, такому случаю, оно тут околачивалось, Пантелей не знал. Не дело крестьянину вмешиваться в то, что с самого началу непонятно. Выбор на Пантелея пал потому, что лошаденка у него получше, порезвее других. Выехали. Хоть дорога и не накатанная, но снег неглубокий, - ехать можно. Шевеля вожжами, Пантелей мучительно думал над сложным вопросом: «Война закончилась, а о земле не слышно. Говорили, землю будут давать подушно, но так, чтобы всем досталось! Может, вот этот начальник и ведает таким вопросом? Дело темное, а спросить неудобно!» Справа от дороги, метрах в 200 густые заросли кустарника. Хоть листья и опали, а просматриваются слабо. От таких мест всего ожидать можно. И, правда, неожиданно грянули выстрелы. Что-то ударило в голову, но времени не было, чтобы проверять. Пантелей настегивал лошаденку. Прорвались, тишина.
Протирая ладонью лицо, Пантелей заметил кровь. Но ее было мало, и крестьянин успокоился. Уездный начальник на поезд сел, а Пантелей, не торопясь, и с опаской домой покатил. На обратном пути все было спокойно. Приехал, распряг лошадь, корму ей подкинул, сани поставил на место и взошел в избу. Разделся, на печь полез. Арина, жена, спросила: «Может поужинаешь?»
«Да, нет, не буду,- ответил Пантелей, - голова чегось-то разболелась.
Вот уже два дня храпит Пантелей на печи, вставать бы пора, а не встает. Арина не стала будить мужа. Пусть отдыхает. Крестьянской работы зимой немного, сама справлялась. На утро третьего дня Пантелей слез с печи и стал вести и работать, как и прежде. Ничего особенного за мужем она не замечала. Да, и чего замечать у здорового, как бык, сорокалетнего крестьянина?
Прожил Пантелей 82 года, и преставился скоропостижно. Еще накануне здоровым был, а утром встали, а он холодный. Приехал следователь, велел везти старика на вскрытие. Как ни просили следователя, чтобы старого не вскрывать, согласия не дал. Арина, еще живая, на эту пору говорила, подергивая худеньким плечиком: «И зачем это делают, не понятно. Ведь стар он уже. А то, что ни разу в жизни, ни чем не болел, так это же хорошо! Понавыдумывают всяческих законов, а мужику от них не легче.
А вскрытие показало, что сердце-то и не выдержало.
Потом еще доктор приезжал, спрашивал, когда стреляли в Пантелеймона. Вспомнила Арина про ту далекую поездку, да и рассказала, что стрелять-то, стреляли, но не попали же.
А случай с Пантелеймоном Вавиловым действительно уникальным был. У него в полости черепа была обнаружена пуля, в соединительной капсуле, образовавшейся от времени. Пуля лежала на турецком седле. Как она не повредила важнейших анатомических образований – удивительно. Входным отверстием была правая надглазничная область, под верхнее веко пуля вошла. То, что она была на излете, то ясно, кинетическая энергия была небольшой. Будь иначе, она бы там иных бы дел натворила. Одно в деле не укладывается – расстояние выстрела. Да, кто ж теперь это проверит? Как мне теперь туда добраться, да искать те кусты, ведь сорок два года пролетело!