Записки судмэдэксперта что движет нами?

Вид материалаДокументы

Содержание


Убийство прокурора
Цепь ошибок
Nemo expergitus extat
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   20

^ УБИЙСТВО ПРОКУРОРА

Я приехал в Долгую вечером. Я всегда приезжал вечером. Это был с точки зрения времени самый неудобный район, потому что из Долгой поезд уходил в 5 часов утра. Чтобы мне успеть, приходилось работать в темное время суток. В 24 часа Долгая погружалась во тьму

Мне приходилось использовать керосиновые лампы. Здание, так называемого морга, представляло небольшое неотапливаемое помещение. Работал я один и весь медперсонал удивлялся, как мне не страшно одному оставаться наедине с трупом. Они не понимали, что у меня иного выхода не было, как идти в сопровождении санитарочки в морг ( она несла лампы). Я зажигал лампы, доставал инструменты и начинал вскрытие, слыша топот убегающих прочь ног. Но на этот раз присутствовать хотела следователь прокуратуры Нина Павлова. Я не понимал, чем объяснить ее желание ничем не могу, зная, что она отчаянно боится мертвых тел. Да и дело было банальное, самоубийство вследствие повешения. Часов в 12 дня мы были в Успенке, еще полтора часа понадобилось на вскрытие. К этому времени я изрядно проголодался. Будь с нами работник милиции вопрос был бы утрясен, а так…Хлеб в магазины завозили с утра, после обеда полки были пусты.

Оставались на полках надоевшие всем, до чертиков, консервы: дальневосточные крабы, да печень тресковая натуральная. Нам повезло, мы встретили прокурора Махортова, который приехал в Успенку по делам райкома партии (за ним было закреплено это село). Он также, как и мы, проголодался. Нужно было найти дом побогаче, где и пищу бы предложили получше. Метод был один – посмотреть на качество крыш. Если крыша из оцинкованного железа, значит, богат, если из соломы, значит - беден. Крышу мы определили, она была на отшибе села и ярко блестела на солнце. Шли мы гуськом по тропинке среди высоких трав и сорняков, среди которых своим красно-лиловым цветом выделялся татарник. Впереди шел прокурор, за ним Нина, замыкал шествие я со своим неизменным саквояжем. Прокурор был при всех регалиях четко видимых издали, что и сыграло с нами роковую роль. Тропинка вела к углу, потом шла вдоль фасада, к крыльцу. Напротив крыльца находился вход в погреб. Когда мы поравнялись с углом дома, мой взгляд упал в сторону погреба и я увидел ствол автомата, направленный на нас. Чисто интуитивно, я схватил за талию следователя и увлек, почти швырнув за угол. Раздалась автоматная очередь. Мы стояли беспомощные за углом дома, боясь даже выглянуть из-за него. Потом к дому стал сбегаться народ и мы вышли из-за укрытия. Прокурор был мертв, прошитый пулеметной очередью. Потом были поиски убийц, ими оказались сбежавшие из части двое солдат дезертиров. Они, как и мы, по характеру крыши пришли к дому. Хозяев дома не оказалось. Они кое-чем воспользовались там и уже собирались уходить, когда увидели нас.

Регалии прокурора испугали их ( они полагали, что идут за ними) вот и открыли огонь

Их поймали в лесу через день. Потом были похороны прокурора. А вот после этого Нину Павлову, словно подменили. Она ни за какие коврижки не желала сопровождать меня в поездках по району. За это меня ожидал коньяк и хороший ужин.


^ ЦЕПЬ ОШИБОК


Ошибки, совершив и не исправив,

Быть может, выйдешь из беды,

Есть исключения из правил,

Ты только срочно их найди.


Иван Пронин провожал в последний путь третью по счету жену. Мужик был крепок духом, еще крепче телом, но и у всякой крепости пределы есть. Он был в отчаянии, хотя хлопоты по похоронам пока отвлекали его. Но, что делать после? С чего начинать? Опять он – вдов, но теперь уже с семью детишками, еще не набравшими силу. Самому младшему, Сереже, всего два года, как исполнилось, а самому старшему, Володе – 12 с половиной. И все от разных жен. Детей ведь не бросишь, а с ними куда податься? Работу не бросишь, кормиться надо. А на работу как, когда такая кагала на шее повисло. Будь в колхозе детский садик, выкрутился бы, а так? Безысходность грудь камнем сдавила. Без бабы не обойтись! А где ж, такую возьмешь, чтоб на семерых пошла. Последняя и то временами руки опускала. Да, хоть бы девочка б была, а то – самые пацаны. Ласковая, добрая была Глаша, да лежит теперь в горнице, на лавке, холодная и чужая. Ни словечка от нее не услышишь больше. А, чтоб семью содержать в порядке, с работы ушла, как квочка с пацанятами возилась, четыре года душа в душу прожили. Ну, почему он такой невезучий? Первые две по болезни отошли, а эту, Глашу - убили. И кто убил? Племяш родной, тринадцатилетний пацан. Ну, что с ним сделаешь? Не убьешь же? Играючи убил.

Вот ведь все как складывается, ну словно кто-то за ниточки дергает, как кукол водит,

Из кусочков маленьких горе большое вышло. Надо было Степану, брату Игната, живущему тут же, рядом, берданку заряженной держать? Хоть бы был охотник, а то так, для видимости ворон пугает. А жене его, Стеше, вздумалось побелку горницы сделать, а для этого ружье со стены снять, да в сени выставить, Племянник, никогда в руки прежде ружья не бравший, на этот раз вынес его поиграть. Он еще долго, играючи, его наводил то на одного, то на другого двоюродного брата, громко выкрикивая: « Пиф – паф!» и делал вид, что стреляет. Один раз и курок взводил, и на спусковой крючок нажимал – осечка вышла. Не судьба, знать! И нужно ж было Глаше на порог выйти. Племяш, Валерка, навел на нее ствол ружья, скомандовав: «Тетя Глаша, руки вверх!» При этом на спусковой крючок нажал, а оно, возьми, да выстрели. Так весь заряд дроби в живот и угодил. Сам-то, Валерка, ружье бросил, да и сбежал, Только вчера его нашли. Ну, выпорол его Степан так, что все село слышало, а бабы к жизни не вернуть! На крики детей, взрослые прибежали, кто-то из них живот длинным полотенцем перевязал. Пока транспорт искали, пока погрузили ее, а ехали медленно, ведь ухабистая дорога, оно часа 3 времени и ушло. Раненая несколько раз сознание теряла, пока до Красной Зари доехали. В больнице ее сразу в операционную взяли. Селезенку убрали, развалилась она, куски кишечника удалили, дыры в кишках зашивали. Но не удалось спасти, умерла. Вот ведь судьба злосчастная…

Я по вызову Краснозоренской прокуратуры приехал не сразу, убийством занимался в Русском Броде. Только к обеду третьего дня попал. Встречал меня Володя Карамышев, работающий в прокуратуре Красной Зари второй год, и здорово тяготящийся своим пребыванием в захолустном, но неспокойном районе Орловской области. Он сам из Москвы, но не стал прописываться по Красной Заре, так и проживал в своем кабинете.

К нему туда и жена из Москвы каждый месяц на два, три дня приезжала. Я как-то с ней встречался, интересная женщина, невысокомерная, но и некрасивая. Не в пример, Володе.

Мужик он видный, рослый, симпатичный, один дефект – похрамывает. На этот раз, по приезду моему, сообщил неприятную новость – труп погибшей женщины родственники из больницы домой забрали, В село Верхнюю Любовшу.

«А кто разрешил, глав врач? – спросил я.

«Нет, сами забрали. Там их целая толпа приехала. Главврач и уступил! – сказал мне следователь.

«И что теперь делать будем?» - спросил я.

« Придется ехать туда, В Верхнюю Любовшу!»- сказал Карамышев.

И тут мы стали делать одну ошибку за другой, словно нами руководило бестолковье.

Первое, мы не взяли с собой представителя власти, сотрудников милиции. Я слишком понадеялся на административные права сотрудника прокуратуры. На рядовых граждан не предъявление удостоверения действует, а форма.

Автобусы по селам тогда не ходили, и мы стали искать попутный транспорт. Вот, и вторая ошибка. Нам все же повезло, мы скоро остановили грузовую автомашину, идущую в Верхнюю Любовшу, но не выяснили, кто находится в кузове ее. Третья ошибка. Ибо, узнай. Что там находятся музыканты, едущие на похороны той, которую я намеривался вскрывать, заставило бы меня изначально отказаться от своих обязанностей по данному делу. Об этом мы узнали, когда сели в кузов и увидели людей с духовыми музыкальными инструментами. Короче, ехали, понадеясь на русское авось. Дорога грунтовая, заканчивалась высоким подъемом ведущим к избе, где находилась покойница. Возле дома собралась большая толпа. Воскресенье июля. Нерабочий день. Мне показалось, что собралось все село, за исключением детей. Так оно, наверное, и было. Большинство было в хорошем подпитии. Не то чтобы здорово пьяные. На Руси говорят, если двое ведут, а третий ноги переставляет, то это только выпивши. Женщины, которые там находились, кажется в этом отношении не уступали мужчинам. Приезд судебно-медицинского эксперта и следователя не был запланирован сельским обществом. Прием был слишком неласковым

Я чувствовал себя инородным, и даже враждебным телом. Самым неприятным было то, что мы могли оттянуть время поминок. Во всяком случае, мне тогда так показалось.

Учитывая мой молодой возраст, хотя я всегда казался старше своих лет, со мной церемониться не собирались. Я и следователь вошли в большие сени, через них в горницу.

Здесь на широкой лавке, около окна, на спине лежал труп погибшей. Она была одета в одежду, на лбу венчик со словами святого писания. Я понял, что все подготовлено к погребению. Я раскрыл свой саквояж и молча стал одеваться. Надел халат, фартук, перчатки. Взял большой ампутационный нож. Дальнейшие мои действия были прерваны толпой, требовавшей выдачи свидетельства о смерти без вскрытия. И тут я совершаю еще одну ошибку, чуть не ставшую роковой. Я отказал им, да еще в резкой форме. Я стоял спиной к трупу, передо мной стояло человек пять- шесть плотных среднего возраста мужчин. Из сеней послышался голос женщины: «Мужики, бейте их, чего вы смотрите!» Теперь, по прошествии многих лет, я думаю, мне следовало им уступить, а потом – произвести эксгумацию трупа. Толпа роптала и двигалась, пока на месте, напоминая тесто, бродящее в кадке. Некоторые вооружались, вытаскивая небольшие, но увесистые колья из плетня. По счастью этими кольями затруднительно было воспользоваться в помещении горницы, слишком низкие в ней были потолки – не размахнуться. А потом в моей руке был ампутационный нож, напоминающий небольшой кинжал без ограничителя и вылитый из прекрасной стали. Где в это время находился мой Карамышев, я не знал, да и надеяться на его вмешательство не мог. Что я мог противопоставить толпе, акроме разума и речи, им подсказанной. Речь моя звучала примерно так:

« Вы что решили, что вам с рук сойдет убийство судмедэксперта и прокуратуры? Вы здорово ошибаетесь! Вот когда из вас с десяток пойдут под расстрел, а семьи останутся без отцов и кормильцев, тогда вы осознаете, что советская власть есть! И еще, вы полагаете, что я, как баран, подставлю шею. Ошибаетесь, я успею нескольких вас отправить на тот свет и буду, оправдан, так как сделал это, защищая свою жизнь!

Чего вы ждете, подходите! Не хотите начинать, тогда я вам вот, что скажу, если бы вы не были бы упрямыми, я бы уже закончил вскрытие, и вы сейчас не со мной препирались бы, а сидели бы, поминая усопшую!»

Похоже, вторая часть речи оказалась более убедительной. Они стали выходить из помещения, дав возможность мне работать. Я так и сделал, подперев дверь колом.. Кажется, я еще никогда так быстро не работал. Я управился за полчаса, успев даже и зашить труп. Мне понадобилась вода, чтобы смыть кровь, Я приоткрыл дверь и в нее вошел муж, держа в руках своих нож. С криком: «Режьте меня, или я вас тут обоих порежу», - он носился вокруг меня. А что я мог ему противопоставить, если в руках моих была анатомическая игла с ниткой. И опять меня выручило слово. Я сказал, как мог мягче: «Мужики, что же вы смотрите на товарища и не можете ему помочь, выведите на воздух, воды дайте попить!» Его вывели в сени, он сел на стул и разрыдался. Слезы великое дело, он освобождают человека от шоковых эмоций. Я закончил работу, и усталый, взмокший от пота, вышел наружу


^ NEMO EXPERGITUS EXTAT

FRIGIDA QUEM SEMEL EST YITAI PAUSA SEKUTA

Тому не пробудиться, в ком оборвалась и остыла жизнь.

( Лукреций)

Не последнее место в работе судебно-медицинского эксперта занимают отравления. В глубокой древности было накоплено много знаний по токсикологии. Уход из жизни многих известных деятелей древности был связан с отравлением. Вспомним Сократа и Сенеку, вспомним Антония и Клеопатру, вспомним жизнь Митридата Шестого Евпатора. Яды в малых дозах являлись лекарствами, и об этом люди тоже знали в древности. Люди научились синтезировать лекарственные средства, регулировать их употребление. Появились аптеки. За деятельностью их приходилось следить, и следить, поскольку участились случаи отравления лекарственными препаратами. В советское время продажа лекарств без рецепта была резко ограничена. Но, в то же время, по простым рецептам с круглой печатью отпускалось все, и, даже наркотики. Однако, как ни странно, большого количества наркоманов не было. Ими были единицы, жертвы войны. Становились наркоманами тогда, когда врачи, не веря в выздоровление раненых, накачивали их наркотиками, избавляя от мучительных болей. Наркоманы, состоя на учете, получали их в достаточном количестве, не прибегая к услугам наркодельцов, впрочем, таковых тогда просто у нас не было. Преступлений на почве наркомании почти не фиксировалось. Были, правда, случаи самоубийств. Я вспоминаю случай, которому был свидетелем, когда наркоман, бывший танкист, у которого большая часть костей свода черепа была удалена, и прямо под кожей функционировал главнейший человеческий компьютер (головной мозг), покончил с жизнью, бросившись головою в радиатор водяного отопления. Снотворные и алколойды не занимали большого места в работе эксперта. Случались отравления, пусть и редко, и тогда несли ответственность и тот, кто их назначал, и тот, кто их отпускал. Помню такой случай, происшедший в селе Октябрьском Ленинского р-на Крымской области, когда фельдшер местного медицинского пункта ( фамилию ее я умышленно не называю, ибо был ее учителем по нормальной анатомии) выписала рецепты пахикарпина трем жительницам села с целью прерывания беременности. В аптекарском пункте этот препарат был в расфасовке, вдвое превышающей выписанную дозировку, но зав. аптечным пунктом, проигнорировала требования рецепта, и выдала не по тридцать, а по шестьдесят таблеток.

И результат, две молодые женщины погибли, при чем у одной из них и беременности не было, а только временная задержка менструации. Не умерла третья лишь потому, что более мудрой оказалась, решив подождать принимать посмотрев, что будет с подругами. На скамье подсудимых оказались тогда обе, и зав. аптечным пунктом, и зав. медпунктом, и я ее бывший учитель, пусть и не по фармакологии, выступал в процессе, в должности судебного медика. Было жаль ее, только полгода поработала, и на тебе! (я ведь человек – не бревно с глазами!) Обе получили сроки тюремного заключения.

К счастью, подобные случаи встречаются крайне редко. Чаще всего приходится иметь дело со случайными отравлениями на бытовой форме. А в качестве отравляющего вещества на первом месте выступает алкоголь, суррогаты алкоголя, или жидкости, имитирующие его. Иногда такие отравления носят массовый характер. В Куйбышеве в 1953 году, осенью отравилось сразу более четырех десятков человек, употребивших вместо алкоголя, хлорэтан, только потому, что на железнодорожной цистерне, где он хранился, была надпись – СПИРТ. Мне пришлось принимать участие в этом деле, хотя я был тогда очень молод. Отравились водители машин, вывозящих этот «спирт». Выбирали те его остатки, что ниже линии кранов находились, прямо из горловины цистерны ведрами, «хлебали» - кружками. Почти никто не спасся. Горе пришло тогда во многие семьи разом.

Неуемная славянская страсть к спиртному. Нет, мы не больше пьем, в переводе на спирт, чем немцы, или британцы. Но, никто из них разом не может выпить столько, сколько русский и его кровные братья – украинец и белорус. Пришлось во время войны стать свидетелем такого случая: небольшой винный погреб, наполовину был заполнен вином, в нем уже плавает один, упившийся до смерти. Остальные, отталкивая плавающий труп, касками и пилотками черпают вино, пьют его так, что оно льется по подбородку и шее.

Никому, пожалуй, не пришла в голову мысль, избирать алкоголь средством самоубийства. Отравления обычно носят бытовой, житейский характер. А, иногда, даже помогающие органам следствия раскрыть преступление

На железнодорожной станции Керчь незадолго до Нового, 1961 года, из вагонов были похищены два ящика водки и свыше пятидесяти «головок» голландского сыра. Железнодорожной милицией похитители не были обнаружены. И вот, уже утром наступившего Нового Года я был вызван на место происшествия, в один из ветхих домов по ул. Азовской (ныне ул. Ю. Ленинцев). Глазам предстала такая картина: грязь ужасающая, в углу, на полу, скорчившись, на боку лежит труп молодого мужчины И везде, на столах, на подоконниках, и даже на полу пустые бутылки из-под спиртного. Обратила внимание особенность закуски – хамса, хлеб и голландский сыр. Последний повсюду валялся большими кусками. Странный выбор, не правда ли? Была разослана соответствующая информация, дошла она и до работников железнодорожной милиции. Группа похитителей из вагонов сыра и спиртного, кстати, действующая не один год, была арестована. Я слышал ругань и проклятия их в адрес умершего от отравления алкоголем, выпившего на спор из горлышка, без закуски 1,5 литра водки..

Были случаи и потрагичнее. Вспоминаю случай, когда сотрудник железнодорожной станции Ливны, поехал погостить в село Моногарово Ливенского р-на Орловской области.

Там, изрядно выпив, он усадил в свой тяжелый мотоцикл пятеро детей, чтобы их «покатать Провезя детей по главной улице села и, возвращаясь, не снижая скорости, он лихо развернулся, не справился с управлением, коляску занесло, и мотоцикл врезался в каменную стену сарая. Погиб сам мотоциклист и погибли все пятеро детей. Тяжкий женский вой до сих пор стоит в моих ушах. Я не снимаю вины с пьяного мотоциклиста, но, куда смотрели родители, доверяя пьяному самое дорогое и ценное, что имели! Поэтому представьте мое настроение, и настроение госавтоинспектора Ивана Мартыновича Уваренко, возвращающихся с места происшествия. Признаюсь откровенно, мы искали кого-то, на ком можно было сорвать злость. Но попытки не были удачны. Первая машина

Задержана была потому, что в кабине сидело три человека, вместо двух положенных. Лишними оказались прокурор соседнего Дросковского р-на и начальник угрозыска того же района, мой хороший друг, капитан милиции Секретарев. Те были удивлены до крайности,

Когда Уваренко отобрал талон предупреждений у водителя-милиционера, и делая в нем просечку.

«Да, ты, что, Иван Мартынович, своих не узнаешь? – воскликнул капитан.

«Сегодня я злой, у меня нет своих!» - огрызнулся Уваренко.

« Ну, ты же сам понимаешь, что нам ничего не стоит заменить пробитый талон на новый» - заметил прокурор.

«Делайте, что хотите, но только сегодня мне на глаза не попадайтесь!»

И те, узнав причину гнева автоинспектора, промолчали.

Мы стали подыскивать другую «жертву» Ею оказались две автофуры

«Не может быть, чтоб они не завернули к чайной!» - сказал Уваренко, поворачивая свой мотоцикл и пристраиваясь сзади, но так, чтобы водители автофур не видели б его.

Я с ним согласился. И мы их «повели», запомнив хорошо номера машин. Минут через десять подъехали к чайной у базарной площади. К нашему удивлению автофур не было, как под землю провалились. Объехав площадь вокруг, мы их обнаружили в небольшом тупике между двумя домами.

Водителей в кабинах не было. Мы зашли внутрь чайной. В дымном угаре питейного заведения, сидели, разыскиваемые, за столиком и ели борщ. Рядом с ними стояли два пустых граненых стакана. Мы заказали бутылку минеральной воды, и уселись за их столик. Водители были трезвы, как стеклышки. Но, поведение их на наших глазах, с течением времени менялось, они пьянели, не употребляя спиртного.

Уваренко обратился к ним с такими словами: «Трогать не стану, только скажите, когда вы успели выпить?»

« А Вы, товарищ инспектор, борщ наш попробуйте!»

Оказалось, они водку вылили в горячий борщ, и, не поморщившись, наворачивали его с хлебом.

Отравления суррогатами алкоголя, высокомолекулярными спиртами являются чаще всего следствиями ошибок, когда путают маркировку алкоголя, или место его нахождения. Вскрывая труп, я изумлялся тому, как можно спутать изоамиловый спирт с этиловым, если у изоамилового сильнейший фруктовый запах. Да и применяется в быту он только для определения жирности молока. Использование алкоголей с целью убийства встречаются редко. В моей практике такой случай был. О нем немного:

«Ваня, посмотри, идет ли вот эта брошь к моему платью?» - спросила Екатерина Савушкина своего благоверного, крутясь перед зеркалом, который уже раз

«Идет, Катя, идет! – ответил муж, равнодушно осматривая начинающую полнеть жену.

Никаких желаний сексуального характера она уже давно не вызывает. Да и она сама не слишком расположена к ним. Поспать любит. Спит везде, где кровать есть. Сегодня они приглашены на день рождения к подруге Екатерины, Марине Васильевой, женщине такого же возраста, как и Екатерина, только постройней и чуть покрасивее. А ведь еще три года было все наоборот. Напрашивается вопрос, почему женщина до замужества так строга к себе, и в выборе одежды и в определении калорийности питания. Ведь даже выйти прежде только во двор, не на улицу, без тщательного осмотра внешности не происходило. Осмотрит тщательно одежду, не выглядывает ли комбинация из-под подола платья, ровен ли шов на капроновых чулках. А уже через полгода после замужества, подол ее платья на разном уровне спереди и сзади, на юбке спереди пятна жира и соуса, швы чулок извиваются, словно змеи, при движении. Она может забыть умыться, почистить зубы Волосы давно забыли о шампунях, свалялись, серые, тусклые, сальные. Наверное, полагает, что теперь ее Ваня никуда не денется. Она его хорошо кормит, и этого достаточно. И напрасно так думает. Ухо всегда следует держать востро. Не успеешь моргнуть, как тут же уведут. Но она ничего не видит, не видит даже того, что ее Иван постоянно стремиться к друзьям. А к друзьям ли? Может и подружку уже завел?

Сборы окончены, одежда в порядке, губы подкрашены, волосы подкручены, можно выходить. На улице немного душно. Транспорта в селе нет, топать приходиться ножками, на другой конец села. Вот бы успеть до того, как начнут гнать стадо коров. Пыль тогда поднимается такая, что за километр видно. Но и эту беду миновали. Пришли. Иван, оставив жену, направился к группе мужиков, покурить с ними, да поговорить о будничных делах. О политике тут начинают говорить, когда хорошо наполнят желудки алкоголем. Хмель в голову ударит, все начнут превращаться в министров иностранных дел, бери и посылай на ассамблею Организации Объединенных наций. Достаточно покурено, обговорено, за стол зовут. Усаживались парами. Прежде главная задача Кати сводилась к тому, чтобы Иван, как все люди был, поменьше пил, да побольше б ел. Тогда не опьянеет до сроку. Сегодня она решилась сама расслабиться. Жить, так жить, выпивать, так выпивать. Она пила за столом помалу, но часто. Говорила много и громко. В совокупности выпила более стакана самогона. В голове муть плыла, когда к ней подсела Марина и предложила выпить на пару. Она протянула полстакана разведенного спирта, на вилке кусок селедки. Екатерина выпила, поморщившись, головой закрутила и сказала: «Господи, какая же только гадость! Черт знает, что пьем!» Через полчаса ее совсем развезло, она поднялась из-за стола, в глазах темно, два раза ее швырнуло от стола. Хозяйка во время подскочила, поддержала, сказав громко так, чтобы все слышали: «Эк, тебя развезло? Ну, и нализалась же ты, Катюш!» Придерживая ее за талию, а руку ее, положив себе на плечо, повела к кровати. Заботливо сняв с нее туфельки, и подложив под голову подушку, она вернулась к гостям. Екатерина мирно уснула. Когда вечер закончился, и пора была уходить домой, Иван решил разбудить жену. Но та уснула крепко, навсегда. Был вызван врач, который констатировал смерть в результате сердечного приступа. Он даже не задумался над тем, как могла умереть от сердечного приступа тридцатитрехлетняя женщина, не состоящая на учете у терапевта. Екатерину Савушкину похоронили с почестями на местном сельском кладбище. Помянули, как следует. Заявили, что сохранят о ней память, да и забыли. Но кто-то и не забыл. Поползли слухи по селу: «Не все чисто с Савушкиной. Года не прошло, а Иван уже женится на Марине Васильевой!» Поток анонимок допек прокуратуру, и та вынесла постановление об эксгумации трупа. Эксгумацию провели там же, на кладбище, где были произведены похороны. Как и положено, были вызваны те односельчане, что присутствовали на похоронах Савушкиной, чтобы была полная уверенность в том, что эксгумированный труп принадлежит действительно Екатерине. Гроб был извлечен из могилы и вскрыт, труп находился в умеренном состоянии разложения. Одежда сохранилась полностью, но внизу пропитана темной жидкостью Вся кожа была покрыта налетом белого грибка. Повреждений тела и внутренних органов не отмечалась. Я взял части внутренних органов, головного мозга и

части кишечника для определения наличия в них ядов. Весь отобранный материал был помещен в специальные банки, маркирован и послан на судебно-химический анализ.

Оставалось ждать результатов. В организме были обнаружены алкоголи всех видов, что легко объясняется гниением, при котором происходит образование не только птомаинов, но и алкоголей, Но меня поразил количественный анализ, он показал наличие 70 % метилового алкоголя. Это мне позволило предположить, умышленное отравление Екатерины Савушкиной метиловым спиртом, который во время торжеств был ей подложен. Подозрение пало на Марину Васильеву. Она недолго сопротивлялась и признала, что сделала это с целью устранения соперницы.

А вот с целью самоубийства чаще употребляются вещества покруче. Мужики к мышьяку прибегают, женщины к снотворным и кислотам. Да в таких количествах, чтоб медики и спасти могли. Да не всегда так выходит, как хочется. Или умирают в долгих мучениях от болей в желудке, и, прося Господа Бога взять их к себе поскорее, либо остаются калеками.

Одну такую пришлось мне вскрывать через два года после отравления серной кислотой.

Истощена была до того, что только кожа, да кости ею обтянутые, остались. А лицо старое, как будто ей за семьдесят, а ведь всего-то девятнадцать исполнилась. Неразделенная любовь. Эх, горе с этими влюбленными!.