Geum.ru

Записки судмэдэксперта что движет нами?

Вид материалаДокументы

Содержание


Времена года
Труп верхом на лошади
Отравление угарным газом
Гермес и афродита
Погода портилась
Я нарушаю закон
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20

^ ВРЕМЕНА ГОДА

У каждого творящего есть любимые и нелюбимые времена года. Только у одного, как мне показалось, самое прекрасное отношение ко всем временам года. Это – Петр Ильич Чайковский. Его «времена года» прекрасны. У меня, судебно-медицинского эксперта, этого нет. Имея между собой много общего, времена все же могли иметь специфические, свойственные только им черты.

Пришла весна. Тает снег на крышах, падают с кончиков сосулек чистого хрусталя капли.

На поляг снег осел, стал ноздреватым. И воздух пахнет как-то особенно, настоянный на запахах пробуждающейся природы. Появились первые проталины в лесу, а на них закивали головками подснежники, такие невысокие, сочные и удивительно сильные. Надо же холода еще какие, а они – не боятся. Появились «подснежники» и у меня. Собирают их участковые милиционеры в поле, близь сел и деревень. В картонных ящиках, завернутые в тряпки и газеты они появляются почти ежедневно.«Подснежниками» судебно медицинские эксперты называют трупы младенцев, разного пола и длины, с повреждениями и без них. Прятали их «заботливые» мамы от чужих глаз в поле, в снегу. Пока снег глубокий лежал, их не было видно, стал снег таять, и они стали то тут, то там появляться. А мне работы сразу добавилось. На каждый выкидыш, или труп ребенка акт написать, дать заключение, пусть даже и вопросы стандартные: мертвым родился, или живым, внутриутробный возраст плода, доношенный, или недоношенный, жизнеспособный или нет, и причину смерти каждого. Иногда трудно дать на какой-то вопрос, если часть тела плода съедена животными. Если у меня хоть работа на месте, то каково приходится «законникам» искать чей, кто аборт сделал, когда? Ищут женщин, создав видимую заботу о материнстве и детстве. Продекларированы их права, но не наполнены они не материальными и духовными ценностями. И моя работа с «подснежниками» безрезультатна, равна нулю. И на следующий год будут «подснежники», будут и в последующие годы. И снова я буду ломать голову над теми же вопросы, и снова буду писать длинные, предлинные акты.

Уже весна на улице, а лед еще на реках стоит. А раз он стоит, то будут и любители подледного лова, и будут их доставлять мертвыми в тяжелой, мокрой одежде. Никак не пойму, стоит ли рисковать жизнью из-за крошечного окуня?

Потом лед начинает трещать, ломаться и вешние воды разольются повсюду, реки превратятся в озера, речушки в реки, а ручейки в речушки. И новые ждут неприятности.

А неприятности – это моя работа, радостного в ней ничего изначально быть не может

Едет на санках не ухарь-купец, а сам председатель колхоза «Заветы Ильича» Ахромеев Сидор, но с замашками того же купца, о котором поется в русской народной песне. Саночки у него легкие, козырные, спереди тонкой крашеной жестью обитые. Лошадка добрая запряжена в саночки, понукать, чуть вожжами тронешь, в галоп идет, а нет – легкой рысью. И одет председатель прекрасно: на голове шапка лисья, не рыжая, а из чернобурки, и тулупчик легонький, из шкурок ягнят, а воротник – бобровый. На ножках крутеньких бурки фетровые, головки и задники из кожи красной, верх их с раструбом, не то б не влезли бы ножки в них. В хорошем настроении и в хорошем подпитии председатель, от любовницы домой едет. И поел, и попил, и погулял, и любовью насладился вдоволь.

Путь долгий, стал дремать председатель. Впереди ручей должен быть, а через него мосток из бревнышек положен, бревна, правда, не скреплены между собой. Не замечает председатель, что ручеек в неглубокую, но речку, превратился. Не захотелось ему ехать через мост обеснеженный, а рядышком с ним перемахнуть. Первый раз стегнул он лошадь кнутом, рванула она, мигом вылетела на противоположный берег. А председатель там, ва речке-то и остался, захлебнулся он. Пришла лошадка домой одна, без хозяина. Кинулись колхозники искать, нашли, домой привезли. Сам председатель Верховского райисполкома предложила место для вскрытия – местную амбулаторию. Не послушался я хозяйку района, да еще укорял ее в том, что она, будучи в прошлом фельдшером, лишает на двое суток жителей колхоза медицинской помощи. Предложил его везти в морг. По ее личному приказу повезли теперь хозяина колхоза на широких розвальнях. При вскрытии наряду с признаками смерти от утопления, резкий алкогольный запах присутствовал. Здорово набрался руководитель, должный быть образцом для рядового колхозника. Я мертвых не жалел. Сложнее было, когда я рисовал себе механизм наступления смерти. Впрочем, я испытываю беспокойство тогда, когда сижу в теплой ухоженной квартире, а за окном бушует непогода, и представляю себе ребенка, старика или женщину, одиноких, бредущих по пустынной дороге. Мне становится страшно за них.

А на следующий день в местной газете некролог читаю, что, дескать, трагически погиб, замечательный человек, член бюро райкома и обкома партии. Что поделать, и замечательные по пьянке тонут.

Вот и лето пришло красное, зеленя вокруг, колосья хлебом наливаются. Громы гремят часто, молнии сверкают. А, грозы, чего уж таить и смерть несут, Что ни гроза, то и убитые ею есть. Убивает тех, кто под большими деревьями прячется, убивает и тех кто на открытом месте стоит. Не вижу я тех фигур молний на телах погибших, о которых в учебниках по судебной медицине говорится. Вскрывал многих, а видеть не пришлось. Везет же авторам книг, сами молнии перед ними стелятся. А вот то, о чем они не пишут, видел. У всех погибших волосы на лобке оказывались опаленными, словно горящей спичкой по ним провели.

Да мне и самому пришлось грозу пережить, пусть и небольшого, но страха и неприятностей набраться.


НУ, ЭТО ЖЕ НАДО

Но самый удивительный случай поражения молнией произошел в г.Керчи, в присутствии большого числа очевидцев. Туча накатилась внезапно, огромная, лиловая, молнии засверкали, гром загремел, дождь полил. Дело происходило вблизи универсама «Митридат», что на улице Пирогова. Люди, кто в магазине отсиживались, кто под навесом у входа в стоматологическую поликлинику, а кто в павильоне автобусной остановки.

Последние увидели такую картину: По аллее, делящей проезжую часть улицы Пирогова на две половины, бежал молодой парень, за ним гнался милиционер. Между ними расстояние метров 15. И вдруг ослепительный зигзаг молнии, острие ее направлено в голову милиционера. Тот падает мертвым. Гремит раскат грома. Преступник убежал. Такое я видел и о таком нигде не читал, молния попала в кокарду фуражки, частично расплавив ее.


Лето приближается к концу, осень наступает. Идет уборка урожая. На полях техники много. Тепло еще, бригадир, уставший от беготни, улегся прямо на травку, в стороне от дороги, по которой снуют автомашины. Лицо вверх обращено, фуражкой глаза прикрыл от солнышка, посапывает. Шофер Конюхов Филипп сдал зерно на элеватор, возвращается к комбайну, видит лежащего на траве бригадира и направляет машину на него так, чтобы тело казалось между колес, но не рассчитал высоту дифференциала, ударом кости черепа в мозг вдавило. И не дернулся бригадир, как лежал, так и лежит, только не дышит. На суде Филипп говорит, что попугать только хотел. Кто поверит такой шутке? Не поверили и судьи.

Техника и обслуживающие ее люди могут чудеса творить. Зябь поднимают, тракторист делает круг за кругом, на каком-то из кругов прицепщик, уснувший, из седла вываливается. Везет ему, острие лемеха плуга в дюйме от ног прошло, не задев.

Трактор, сделав еще несколько кругов, останавливается, вылезает из него, недоумевающий тракторист, куда это мог деться прицепщик. Долго ищет его, и находит заваленным слоем земли. К великому счастью, тот и живым оказался. Он настолько глубоко спал, что не заметил, как поднятый плугом пласт земли, зарывает его ноги и тело до пояса.

А вообще, глубокая осень сопровождается чудовищной грязью и бесконечными попойками ошалевших от безделья мужиков. От пьянства драки рождаются. Дерутся за все, даже за дедов, давно ушедших в мир иной. В это время совершается самое значительное количество убийств, нелепых, бессмысленных, как принято называть блюстителями закона, убийства на бытовой почве. Не стану о них говорить, в них ничего поучительного нет. Они – омерзительны по виду, и глупы по цели своей.

Зима. Заснеженные поля. Безмолвие. Наши сани одиноки. Вокруг все неподвижно. О присутствии деревень узнаем по далеким дымкам. Животные, с которыми теперь мне приходится встречаться, в моих частых поездкам по районам, это – обыкновенные волки. Их отстреливают с самолетов, организуют отряды наземных охотников, устраивают облавы, платят хорошие деньги за их тела, а число их не уменьшается. Они часто сопровождают сани, на которых я, в сопровождении кого-то из милиции, еду для производства судебно-медицинской экспертизы. Стаи волков мне не приходилось видеть, а вот встречи с одиночками часты. Об одной такой встрече и поведаю:

Дело было в Новой Деревне. Главная улица ее тянется вдоль железнодорожного полотна до скелета огромного кирпичного здания, когда-то работавшей паровой мельницы, здесь улица заворачивает направо. На углу дом приезжих (вариант городской гостиницы) Еще через два здания и райотдел милиции. Я приезжаю сюда не раз. Поезд приходит ночью, сидеть на вокзале до утра, не слишком приятная перспектива, и я всякий раз отправляюсь в райотдел милиции, где меня ждет удобный диван в кабинете начальника. Проходя мимо дома приезжих, меня нередко заливистым лаем встречает небольшая собака. На этот раз, когда я только свернул за угол, меня встретила не она, а самый настоящий волк. Ночь была лунной, снег белый, волк от меня всего в пяти шагах. Сказать, что я испугался, значит сказать неправду, я – просто оторопел от неожиданности. Но, похоже, мозг человека в экстремальных условиях работает молниеносно. Я не даю волку взять инициативу на себя, решаю броситься самому на него первым. Выхватываю из бокового кармана длинный ампутационный нож и с криком бегу на волка. Тот отскакивает от меня шагов на 20 и останавливается, не бежит. Я не вижу светящихся глаз, а вижу широкий лоб, волчьи скулы, и вновь бегу по направлению к нему. На этот раз он длинными прыжками уходит в степь. Я уже его не вижу, но слышу, как он завыл. Сколько заунывной тоски в его вое. Издали ему начинают подвывать другие волки. Возвращаюсь к дому приезжих и вижу кусок белой собачей лапы. Больше встречать заливистым лаем мне будет некому. Как волк ее выманил? Вхожу в здание милиции, говорю о волке. Дежурный хватает оружие, выбегает на улицу, словно волк там будет его дожидаться. Волчий вой слышен, самого волка не видно.

Волки разнообразят зимний пустынный пейзаж, все ж живые твари.

Зимой в характер моей работы вмешиваются метели, теперь в отчетах моих появятся сроки о смерти через охлаждение. Метели здесь нередки. Иногда продолжаются два три дня. И приходят, как будто из никуда. Ясная погода, солнышко, и вдруг надвигается стена снега. Закрутит, света божьего не видно, в двух метрах ничего не видно. Редкая метель обходится без смерти. Причин две, либо замерзает, сбившийся с пути человек, либо умирает от большой нагрузки, когда он с трудом преодолевает сугробы. Второй вариант касается старых, с больным сердечным аппаратом лиц. Обидно, иногда человек в метель не может найти дом, находясь от него в нескольких десятках метров. Как-то метель и со мной поиграла, об этом я и вспоминаю:


^ ТРУП ВЕРХОМ НА ЛОШАДИ

Лошадка косится храпит,

Не управляет всадник ею,

По членам холодом бежит,

А возражать она не смеет.

Есть такое большое село в Ливенском районе, называемое Речицей. Там и произошел тот жизненный эпизод, о котором я хочу поведать. Отзвенело лето. Унеслись на юг перелетные птицы. Напитавшаяся за осенние мелкие, но частые дожди, земля к утру стала покрываться инеем, по краям луж образовывались кружева тонюсенького льда. Днем он таял, дороги становились непроезжими. Ни на санях, ни на телеге. Вечером накануне молодежь собралась под крышей местного колхозного клуба. Хоть колхоз и слыл богатым,

Его председатель не очень раскошеливался на культуру и досуг. В колхоз приезжали самодеятельные коллективы с песнями и танцами только по окончании уборки урожая, когда, по традиции, чествовали передовых колхозников, как правило комбайнеров и трактористов, а потом культурная жизнь замирала. Собирались девчонки и парни, чтоб потанцевать под баян, да гармошку. Летом проще, построились в два ряда, и пританцовывают под забористые частушки. Сейчас не то, да и кавалеры приходят частенько под мухой, кто для «сугрева», кто «с устатку» Сегодня среди ухажеров только прибывший после армии свой же речицкий Василий Костомаров. Он более других выпил самогонки, развезло его. Пытался драться, отговорили. К девчонке одной приставал, отбрила. Ушел часов в 22, разобидевшись. Куда, кто знает? Ночью родители Костомарова разволновались, пришли к клубу, на дверях замок висит. Походили по дружкам его, говорят раньше всех ушел, да взрослый же, куда денется? И ранним утром не пришел, а часов в девять, когда солнышко выплыло над Речицей, нашли на берегу реки замерзшего.

Я с начальником угрозыска, капитаном милиции Первушевым, до окраины села подехали на УАЗике, не тот, которым сейчас пользуются, прославленным вездеходом, а одной из первых моделей, пытающейся походить на американский полевой «Виллис», называемый у нас ДОДЖ три четверти, или по-простому «Хочу быть Виллисом». Мы добрались на своих ножках до правления колхоза, а оттуда, к реке верхом на приличных лошадях, одну лошадь вели в поводу, чтоб потом на нее взвалить поперек труп несчастного парня.

Нам выделили трех мужиков в помощь. Сначала хотели вытащить его на крутой склон реки на веревках. Но я возражал, из-за того, что опасался за множественные повреждения, которые труп получит при волочении. Поэтому, мы найдя небольшой спуск к реке, пробирались уже вдоль берега. Да, труп Костомарова был без видимых повреждений, трупные пятна ярко розового цвета, что характерно для смерти от охлаждения. Парень много курил, мы насчитали шесть свежих окурков от папирос «Беломор-канал» Одет он был слабо: нижнее армейское белье, защитного цвета гимнастерка, шерстяные брюки. Трупное окоченение было настолько сильным, что согнуть труп пополам и расположить поперек лошади было невозможно, а дожидаться сутки, когда начнется разрешение окоченения тоже не могли. Поэтому мужики усадили труп в седло, ноги пристроили в стремена, веревками хорошо прикрепили и, ведя лошадь в поводу, выбрались на верх. А там уже покойник ехал до автомашины, оставленной нами, верхом. Сопровождали нас сотни глаз. Наверное, впервые всем пришлось видеть такое диво. А вот лошадь чувствовала мертвого, фыркала и косилась в его сторону.


^ ОТРАВЛЕНИЕ УГАРНЫМ ГАЗОМ

И еще один вид смерти добавляется в холодное время года – отравление угарным газом.

Отопление печное, углем топят. Чтоб не выдувало тепло, задвижку закрывают. Закрыли рано, уголь не перегорел, комнату начинает заполнять окись углерода. Беда в том, что окись углерода соединяется с гемоглобином крови, образует стойкое химическое соединение – карбоксигемоглобин. Эритроцит, содержащий окись углерода, больше участвовать в передаче кислорода не будет. Вот и получается, при малом содержании в воздухе окиси углерода, может такое количество эритроцитов связаться с окисью углерода, что организм погибнет от недостатка кислорода. Все зависит от времени пребывания в отравленном воздухе.

Такая же беда ожидает и тех автолюбителей, которые решили греться с включенным двигателем.

Один вид умершего дает возможность заподозрить отравление, цвет кожи, и особенно трупных пятен, интенсивно розового цвета, Спектральный анализ позволяет в 100% случаев подтвердить правильность заключения о причине смерти. Такой цвет кожи и трупных пятен бывает еще и при отравлении синильной кислотой и ее химическими соединениями. Но цианиды – вещь редкая, не просто найти! И спектральный анализ не дает той картины.


^ ГЕРМЕС И АФРОДИТА

Олимпийские бог и богиня. Гермес – посланец богов, бог лжи и обмана, хитрый пройдоха, быстрый, как мысль, олицетворение мужского начала. Афродита – богиня любви и красоты, нежная, грациозная, и несколько легкомысленная, олицетворение женского начала. В пантеоне олимпийских богов между ними никогда не было связи, они не вступали меж собой в любовный сговор. Но, принявшись вдвоем за смертного, они могут создать, что-то особенное, имеющее черты обоих полов, и назовут его гермафродитом. Как об этом писал А.С.Пушкин в своей «сказке о царе Салтане»:

Родила царица в ночь

Не то сына, не то – дочь.

Вот так и родила Амелина Клава весной 1962 года в родильном отделении больницы № 1 города Керчи (было тогда такое отделение) младенца. Увидев, рожденное ею создание, мама наотрез отказалась от своего творения, возложив всю заботу о нем на сотрудников отделения. Те, в свою очередь, понимали, что не найдется ни одного человека, которой согласился б усыновить творение Гермеса и Афродиты. То, что у него было и мужские, и женские половые органы, не дающие установить пол, это полбеды. А беда была в том, что у него была тьма других уродств: заячья губа, волчья пасть, огромная грыжа белой линии живота, а главное – мозговая грыжа. И прожило это существо 1,5 года, кормили его молоком тех женщин, у кого оно было в избытке, потом смеси пошли и все прочее. Умер он от воспаления легких. Это был случай крайне редкого истинного гермафродитизма,

хотя у меня по этому поводу много сомнений было. Нужно было время, чтобы признаки функционально проявились.


^ ПОГОДА ПОРТИЛАСЬ

Погода портилась. То начинал сеять мелкий дождь, то он прекращался, сменяясь мелкой крупой, как у нас было называть мелкий колючий снег Она стояла на ветру, держа велосипед в руках, и ждала, надеясь, что вот- вот появиться знакомый и поможет накачать ей спущенное колесо. Как-то так уж получилось, что она забыла дома насос. Обычно, эта достаточно оживленная дорога, сегодня была пустынна. Но, вот там, вдали показался велосипедист. Мужчина, да еще живущий через два двора от них. Ей повезло, так казалось девчонке, еще верящей в доброту людей. Он ехал, не спеша, поскрипывало колесо и сиденье. Вот он поравнялся с нею. Одного взгляда было достаточно бросить, чтобы понять, что случилось. Но, он, как бы не замечая, спросил:

«Что, невеста, случилось? Не меня ли ждешь?»

«Да, вот, Иван Игнатьевич, беда приключилась, колесо спустило, а до дома еще километров шесть, я бы и сама справилась, так, как нарочно, дома забыла насос. Не поможете ли?»

«Почему не помочь, помогу! Соседка, как никак!»

Знать бы ей, чем обернется эта помощь, бежать бы ей по оврагам, да косогорам. Но доверчива она, ребенок еще, в десятый перешла, только. Как-то она, сама собой, оформилась в красивую, отлично сложенную девушку. И ребята есть, одноклассники, заглядываются, любовные записки на уроках пишут, подбрасывают. Она не отвечает. Да и рано ей, еще школу закончить надо, потом в сельхозтехникум на агронома пойдет. Семнадцатый годок всего-то. Иван Перфильев, мужик крепкий, кости широкой, подошел бросил свой велосипед наземь. Взглядом окинул красавицу. «Ну, и хороша девка, самой, что ни на есть, сочной спелости. Потом свежим женским от нее веет, духом девичьим» Он оглянулся по сторонам – никого. Нагнулся, как бы к колесу, а сам к ногам ее бросился. Еще движение и она лежит на земле, пытается вырваться, изворачивается, но тщетно : силен и тяжел мужик. Она уже догадывается, что дядька Иван задумал дурное, догадывается, что это такое. Не раз слышала, про такое, но никогда не думала, что такое может с ней случиться.

«Дядя Иван, отпустите меня! – взмолилась она, - я никому, никому не скажу. Христом Богом прошу!»

Ее нежный, звонкий, прерывающийся от страха голос, подстегнул Ивана. Как медведь, навалился он на трепещущее от страха девичье тело, одним махом разорвал на ней тонкие спортивные брюки. Ноги заголились, он с силой раздвигал их, пытаясь втиснуть между ними свое тело,

Она стала кричать. Он стал рукой закрывать ей рот. Девушка до крови укусила его. Взревев, он кулаком нанес ей один удар, второй, третий…

Стемнело. Дочь не вернулась домой. Такого еще не бывало в семье Прокофьевых. .

Взяв в руки карманный фонарик Николай Федорович Прокопьев пошел на поиски дочери. Обошел подруг, никто ее не видел. Пошел по дороге. В стороне от дороги слабый стон послышался. Сердце у Николая Федоровича тяжко забилось. Подошел, дочь лежала в луже крови. До слободы Беломестной километра четыре. С телом дочери на руках Прокофьев вбежал на центральную улицу слободы. Ему повезло, навстречу шла грузовая автомашина. Водитель сам остановился, не всякий раз мужики женщин ночью на руках таскают. Фары высветили лицо мужчины. Водитель узнал, да как было не узнать Прокофьева, первого силача района, который гирями, словно мячиками, играет. Подвез к самому порогу Ливенского хирургического отделения. Пострадавшую сразу поместили в приемный санпропускник, хирурга вызвали, акушер-гениколога и судебного медика. Тут же в милицию позвонили, оттуда в прокуратуру. Следственная машина заработала. Девушка находилась в шоковом состоянии, у нее было оторвано правое ухо и держалось только на мочке, перелом костей носа, она была изнасиловано, отмечался разрыв заднего свода влагалища. Требовалась срочная операция, требовались антибиотики, потому что имелись все условия для развития перитонита. Потом девушка пришла в себя и назвала имя преступника. Мне пришлось через два часа осматривать и насильника. Не знаю, кто как, а я, выполняя свою работу, лютой ненавистью ненавидел насильника. Огромный, сильный мужик, жена дома, ребенок. Но делать нечего, эмоции эмоциями, а работа – она и есть работа.

Я закончил осмотр, когда в помещение вошел Прокофьев. И я не вмешивался, когда он своими кулаками утюжил насильника. Пришлось несколько раз прерывать удары, боясь того, что он убьет Перфильева. Будь бы моя воля, я бы кастрировал бы этого мерзавца, или подвесил бы за грешный орган. Беда, что наше правосудие более милостиво к преступникам, чем к пострадавшим.


^ Я НАРУШАЮ ЗАКОН

Насилие идет из века в век,

Нам испытать его досталось,

Коль ты зовешься – человек,

То честь блюди, а это – и не малость!

Из преступлений против личности наиболее сложными являются изнасилования. Во-первых, они сложны, хотя бы потому, что здесь нет, или почти нет свидетелей. Во-вторых, женщине не просто выставлять на обзор те интимные подробности, которые ей приходится обнародовать, не просто заставить себя все переживать заново, включая систему памяти.

В-третьих, нет полной уверенности, что насильник понесет наказание. В-четвертых, общественное отношение к факту изнасилования. Мне не раз приходилось слышать шепот в зале судебного заседания, или разговоры громкие, осуждающие потерпевшую: «Такого парня засадила!» Или: «Что ей сталось, а ему – сидеть!» Ну, словно на скамье подсудимых сидит не насильник, а жертва. И что, меня всегда удивляло, так это то, что таких взглядов на данный вид преступления придерживаются женщины, и крайне редко мужчины. Женщины, сидящие в зале суда, забывают о том, что это – насилие, сопровождающееся оскорблением чувств, оставляющее неизгладимый след в душе потерпевшей, и не всегда благополучно заканчивающееся, сколько женщин убито при изнасилованиях? Сколько калек, и не только в физическом смысле этого слова? Потом следует помнить и о том, в какое время общественного развития подобное происходило. В то время, когда я работал. Семье потерпевшей очень часто приходилось менять место жительства, в селе надеяться на добрые брачные отношения в последующем не приходилось. А защитницам следует помнить и о том, что жертвами могли они стать сами, или их дочери. Однажды я сидел в кабинете заместителя начальника милиции Ливенского р-на, майора Шаповалова, на диване и перелистывал страницы иллюстрированного журнала. Внимание мое было сосредоточено на ответах сидящего перед майором задержанного. Он был подозреваемым в совершении изнасилования три недели назад. Задержали его в Орле, там же его освидетельствовали, взяли слюну и кровь для определения групповой принадлежности. Она совпала с группой спермы, мазка, взятого мной у потерпевшей. В том, что передо мной сидит преступник, я не сомневался. Так подробно потерпевшая описала его. Он лгал, изворачивался, давая показания, а у меня в душе накапливалось зло. Я вспоминал условия, при которых произошло преступление и внешний вид потерпевшей. Девушка возвращалась домой с работы. Работала она на заводе Противопожарного оборудования во второй смене. Летний вечер, а скорее ночь, поскольку время приближалось к полуночи. Дневная жара давно сменилась прохладой. Небо усеяно крупными мигающими звездами. Слабый ветерок колышет темные листья деревьев. Где-то вдалеке слышится песня, исполняемая группой ночных донжуанов. Ей не до красот, она торопится домой. Устала, хочется есть. Скорее бы в постель. Она жила на З-й Ямской. В небольшом домике. Оставалось метров тридцать, когда откуда-то, словно из под земли перед ней выросла крупная мужская фигура, схватившая ее за руку и угрожающе прошептавшая: «Крикнешь, убью!» Как ни было темно, но она узнала в нем Крашенинникова Степана, недавно вернувшегося из мест заключения. У девушки хватило ума не окликнуть его по имени и фамилии. Он повалил ее наземь, она отбивалась, изворачивалась. Он стал бить ее головой об землю… дальше она ничего не помнила. В себя пришла к рассвету.Идти самостоятельно не могла. Нашли ее вышедшие на поиски родители. Вызвали скорую помощь, доставили в гинекологическое отделение. Там ее я и освидетельствовал. На девушку было страшно смотреть, лицо было отечно, уздечка нижней губы надорвана, определялся перелом спинки носа, вокруг глаз багрового цвета «очки» Множественные ссадины на теле. Определялся перелом двух ребер. Насильник бил ее на смерть, уходил он, будучи уверенным, что она мертва. До этого она была девственница. Отмечались дефлорация девственной плевы и надрывы задней стенки влагалища. И вот сейчас я слушал ложь насильника. Я устал от его лжи и решил уходить. Проходя мимо его, я совершенно подсознательно нанес ему удар. Такого со мной никогда не было. Допрашиваемый упал со стула, крикнув: «Не бейте, я все расскажу!»

Что он говорил, я уже не слушал. Выйдя, я направился к себе, домой. На следующий день подозреваемый в насилии потребовал судебно-медицинского освидетельствования.

Милиция написала направление. Я, получив его, зашел в камеру предварительного заключения, где на нарах лежал, развалившись, Крашенинников. Увидев меня, он поднялся. Я сказал ему: « Я пришел освидетельствовать тебя! Кровоподтек под глазом я зафиксирую, не волнуйся! Я готов заплатить штраф в 300 рублей за счастье ударить тебя!»

Он был удивлен, узнав, что я врач, а не сотрудник милиции.

«За что ты меня ударил?»- спросил он.

«За ложь!» - ответил я.

Он отказался от освидетельствования. Об этом был составлен акт и подписан в присутствии понятых Крашенинниковым.