Хочу написать то, что в жизни случилось видеть и испытать, насколько все это сохранилось в памяти. Успею ли? Мне скоро минет 65 лет
| Вид материала | Документы |
- Работа ученицы 6 класса моу «Тишковская сош» Левашовой Ангелины 12 лет, 39.29kb.
- Моя мобильная жизнь…, 301.9kb.
- Л. Лечтер "Если хочешь быть богатым и счастливым, не ходи в школу", 3753.75kb.
- Прочтя книгу, все что я увидел и прочувствовал в своей рабочей жизни, откликнулось, 3376.47kb.
- Конкурс «Лучший урок письма» Письмо сочинение, 57.32kb.
- На самом деле, все это началось очень давно. Насколько давно, я даже не осмеливаюсь, 460.03kb.
- Этот рассказ вызван определенными событиями в моей жизни, после которых я решил попробовать, 229.99kb.
- Нравственность это разум сердца, 162.39kb.
- М. В. Михайлова (Санкт-Петербург) Словарь и образ жизни: о двух программа, 174.52kb.
- «Дыхании богов», 5218.49kb.
В этом деле у нас ранены три офицера, а нижних чинов раненых и убитых было до 50; убитых горцев осталось в наших руках 108 человек; раненых они унесли.
Как и в прошлом году, со вторым рейсом был высажен сводный батальон из моряком всех судов эскадры, под начальством капитана 2 ранга Путятина. Наши храбрые матросы были до того неопытны, что становились спиною к деревьям, перестреливаясь с неприятелем. У них было человека три раненых, в том числе Путятин, легко в ногу. Он считался одним из лучших офицеров Черноморского Флота и командовал Фрегатом Агатополь. [301]
На другой же день г. Раевский просил Лазарева о приказании доставить ему список лиц, которых адмирал признаёт заслуживающими представления к наградам. Я дал на все корабли форму этих представлений, но получил их в виде совершенно-своеобразном. В списках штрафованных, на вопрос : «за что были под судом и наказаны?» ответ был лаконический: за Польшу или за Рафаил. Это значило: за участие в Польском мятеже 1831 года, или за сдачу Туркам Фрегата Рафаили в 1828 году. Письменная часть не процветала в Черноморском флоте.
Дня два г. Раевский диктовал Пушкину и Антоновичу и выправлял донесение об этом, действительно горячем, деле. Когда оно было готово, и все бумаги были сданы на пароход для доставления через Керчь в Петербург, в Тифлис и в Ставрополь, Раевский призвал меня в свою палатку и приказал Пушкину прочесть вслух письмо его военному министру, которого он просил исходатайствовать у Его Императорского Величества производство меня в полковники. Письмо было ловко и хорошо написано, хотя в выражениях, которые заставили меня покраснеть. Я был уверен, что это письмо останется безо всяких последствий и был немало удивлен, когда с фельдъегерем получен был высочайший приказ о производстве меня 26 Мая в полковники. Многим это было неприятно, особливо в Тифлисе и в Ставрополе.
Когда лагерь был вполне устроен, приступили к постройке укрепления. Ровная местность позволила дать ему вид правильного четырех-бастионного форта. Неприятель, по временам, тревожил нашу передовую цепь, огражденную засекой, но ничего серьезного не предпринимал. Paeвский отправился на пароходе Колхида для осмотра укреплений Навагинского и Св. Духа, а оттуда в Абхазию, на которую он уже имел виды. Этот край, вместе с Мингрелией, Имеретией и Гурией, составлял особое управление, подчиненное непосредственно корпусному командиру. Управляющим был генерал-майор Эспехо, которого резиденция была в Кутаисе. Ему были подчинены все войска, расположенные в этих провинциях. Он имел влияние и на гражданское управление, но здесь его права и обязанности были довольно неопределенны: в Абхазии и в Мингрелии были свои наследственные владетели; им предоставлены были их традиционная власть, суд и расправа над их подданными, которые только за важные уголовные преступления судились по нашим законам военных судом. Прежде и Typция имела своего наследственного владетеля, князя Гуриеля; но по присоединении к России, по Адрианопольскому миру, она поступила в непосредственное [302] ведение правительства и от этого, конечно, только выиграла. Народонаселение в Мингрелии, Гурии и Имеретии — Грузины и христиане. Аристократия была в этом крае многочисленна и имела очень важное значение. Она издревле славилась воинственностью и храбростью, но не отличалась, как и все Грузинское племя, умственными способностями; к тому же дворяне, как и народ, были без всякого образования. Вообще это край полудикий, но вполне спокойный; народ беден и только по привычке несет тяжелый гнет власти аристократии и владетеля. Путешественник может свободно разъезжать по этому краю, не подвергаясь опасности быть убитым, ограбленным и даже обокраденным.
Владетелем Мингрелии был тогда князь Леван Дадиян, человек пожилой, ограниченный, огромного роста, знаменитый наездник и стрелок. Роду Дадиянов предоставлен был титул светлости. Леван был генерал -лейтенант и кавалер ордена Св. Александра Невского. Его сын и наследник, Давид, воспитывался в Тифлисе и был в особенной милости у барона Розена...
В 1808 году Абхазия приняла подданство России; Сухуми в 1809 году был бомбардирован Русским фрегатом Воин, и гарнизон сдался. Но долгое время еще край оставался в прежнем, враждебном к нам, положении. Этому много способствовали кровавые междоусобия в семействе владетеля, равно как и близость непокорных горских племен, с которыми Абхазцы, из боязни и по врожденному вероломству, сохраняли дружественные связи.
Владетельная фамилия в Абхазии была из рода князей Чечь, которых Грузины, а за ними и мы, называли Шервашидзе. Вероятно возвышение этого рода произошло вследствие случайных переворотов в крае, потому что некоторые княжеские фамилии в Абхазии считали себя старше родом князей Чечь; таковы например: князья Иналипа, Дзаишипа, Маршани, Анчибадзе и другие. Власть владетелей зависела исключительно от их собственного характера. В конце прошлого и в начале нынешнего столетия владетелем Абхазии быль князь Келембей, человек предприимчивый, храбрый и умный. Он распространил свое влияние к Северу на горские племена до Геленджика (по словам Абхазцев) и отнял одну провинцию у своего исконного врага Мингрельского Дадьяна. Сын его Сафар-бей покорился России и получил от Государя грамоту с золотою печатью на титул владетеля Абхазии и светлости. В сущности эта грамота была мертвою буквой: Сафар-бей не наследовал ума и характера своего отца. Он был изменнически умерщвлен своим братом, оставив сына Михаила (он же и Хамид-бей) ребенком. [303] Вообще в фамилии Шервашидзе отцеубийства, братоубийства, ядом и кинжалом, составляют события обыкновенные. Последний владетель из этой фамилии Абхазских Борджиа, Михаил, отравил своего брата Дмитрия, владельца одного из трех округов Абхазии: это был один из последних его подвигов.
По обычаю горцев, Михаил воспитывался у аталыха, Убыхского дворянина Хаджи-Берзека Дагумоко. Я уже имел случай говорить, что этот Берзек был человек храбрый, предприимчивый, большого ума и наш закоренелый враг. Из этой начальной школы Михаил перешел в другую, едва ли не худшую, в Тифлисе, где при главном штабе научился немного Русской грамоте. По смерти отца, он был послан в Абхазию, которую застал в большом волнении. Против него была сильная партия, предводимая Кацом -Маргани, дворянином, который, по уму, отчаянной храбрости и твердому характеру, имел огромное значение не только в Абхазии, но и у соседних, немирных горских племен. Это было в 1823 году. Князь Михаил, 15 летний мальчик, был осажден в своей резиденции Соуксу, в четырех верстах от берега моря. Наши военные силы в Абхазии были тогда ничтожны и при восстании всего края не могли иметь сухопутного сообщения с Грузией. В Соуксу находились две роты егерского полка, под начальством капитана Морогевского. Этот храбрый офицер не упал духом, а устроил вокруг владетельского дома укрепление, стащил туда провиант и несколько месяцев держался там против огромного скопища Абхазцев, к которым на помощь пришли их соседи Джигеты и Убыхи. В 1824 году был послан в Абхазию значительный отряд, под начальством г. м. князя Горчакова (Петра Дмитриевича, впоследствии генерал - губернатора Западной Сибири). Ман-Кац встретил его между Сухумом и Соуксу. На этом пространстве местность волнистая, прорезанная множеством речек и поросшая лесом. Князь Горчаков, при беспрерывной перестрелке, достиг Соуксу, потеряв 800 человек раненых и убитых. Порядок в Абхазии был, хотя по наружности, восстановлен, и владетель введен снова в свои права, кажется, при сильном содействии того же Кацо-Маргани, который с тех пор сделался покровителем и опекуном молодого князя и верным слугой нашего правительства. В 1839 г. я уже нашел его полковником. После экспедиции князя Горчакова в 1824 году, в Абхазии был оставлен егерский полк (кажется 40-й), которого командиру полковнику Пацовскому предоставлено было занимать край, устраивать и управлять им по его усмотрению. Выбор начальника был очень удачен. Пацовский был [304] человек умный и опытный; он построил укрепления Бамборы и Поцунду, Дранды, Илори и Гагры. В первом, в трех верстах от Соуксу, Пацовский расположил целый батальон с 4-мя полевыми орудиями и устроил свое управление. Другой батальон занял Сухум, третий остальные четыре укрепления. Из последних самое важное было Гагры, в 5 верстах к С.-З. от устья Бзыба.
Здесь горы, составляющие правый берег долины Бзыба, упираются в самое море значительными, крутыми высотами, покрытыми лесом. Укрепление построено при устье небольшой, горной речки Жоадзех, вокруг хорошо сохранившихся развалин древнего христианского храма, обращенного в пороховой погреб. Это укрепление, построенное между подошвою горы и морским прибоем, замыкало единственный, удобный проход, которым пользовались горцы для вторжения в Абхазию; обойти его можно было только по снеговому хребту. Хаджи-Берзек однажды предпринял, с партиею Убыхов, вторжение по этому дальнему и опасному направлению, но потерял несколько сот человек от снежной метели, застигшей его на вершине хребта.
Укрепления в Абхазии имели между собою и с Мингрелиею сухопутное сообщение, удобное для верховых и очень трудное для колесных экипажей. Между Пицундой и Гаграми, в 1839 году, не было сухопутного сообщения. Оно было оставлено, когда десятка два солдат, переправляясь на плоту чрез Бзыб, потонули. Замечательно, что из всех бывших на плоту, спасся один Кацо-Маргани, совсем не умеющий плавать и имевшей врожденное отвращение от воды.
Между Гаграми и землею Убыхов живут Джигеты, небольшой народ Абхазского племени, находящейся под властью трех княжеских фамилий: Арид, Чечь и Цан. Главное население жило по б. реки Мдзымты и ее притоков. В верхней части этой долины и до снегового хребта было горное общество Ахчипсоу в местах труднодоступных. Это был такой же притон беспокойных людей, как Псху. Джигеты были под сильным влиянием Убыхов и волею-неволею должны были участвовать во всех предприятиях, пока не было построено в 1837 г. при устье р. Мдзымты укрепление Св. Духа с гарнизоном одного батальона.
Абхазское племя мало разнилось от Адехе в нравах, обычаях, одежде и вооружении. Можно только сказать, что Абхазцы вероломнее и беднее своих соседей. Последнее вероятно происходило от их особенной склонности к воровству; немудрено, что владетели и многочисленная аристократия имели вредное влияние на народное [305] благосостояние. Мы считали Абхазию покорною, но это было не совсем верно. Правда, что в этом крае не составлялось партий, против которых войска должны бы были действовать оружием, но разбои и убийство были очень часты: одиночных солдат изменнически убивали и брали в виду укрепления и особливо близ Сухума. Там была главная стоянка крейсирующей эскадры. Матросов трудно был вразумить, что в этом крае нельзя бродить по одиночке и особливо в лесных местах. Все такие случаи, называвшиеся шалостями, оставались безнаказанными; виновных не находили и все сваливали на Убыхов и на горных жителей Псху и Ахчипсоу.
Берег Черного моря от Анапы до границ Азиятской Турции вообще не пользуется хорошим климатом. Особливо к Югу от Шапсухо, природа принимает характер жарких стран: в Абхазии, Мингрелии, Гурии, дикий виноград переплетает леса ветвями огромной толщины, которые перебрасываются с одного дерева на другое на большие расстояния. Во многих местах нельзя проходить чрез леса без дорог иначе, как прорубая топором чащу, переплетенную ползучими растениями. Липы и орешник достигают гигантских размеров, так что под одним деревом рота могла находить тень и ночлег. В Абхазии дико растут фиговые, в Мингрелии и Гурии гранатовые деревья, целые рощи рододендронов, азалии и лавровых деревьев беспрестанно встречаются. Рододендроны достигают в Мингрелии и Гурии необычайной толщины; апельсины и лимоны в некоторых укрытых местах зимуют в грунте и приносят плоды. Были делаемы попытки разводить индиго в Гурии. Среди этой роскошной природы царствует знаменитая Абхазская лихорадка, которая уносила во сто раз более жертв, чем все военные действия и другие болезни. Природные жители этого края от нее столько же страдали бы, как и наши войска, если бы они не удаляли жилищ своих от берега моря в более возвышенные места, освежаемые горными ветрами. В сороковых годах мы считали в 16% потребность ежегодного укомплектования Сухумского гарнизона. Это было одно из самых нездоровых мест на восточном берегу Черного моря.
В 1839 г. командующим войсками в Абхазии был подполковник Козловский, который впоследствии играл важную роль на Кавказе. Тогда положение его было довольно скромно. Он был подчинен генералу Эспехо и имел пребывание в укр. Бомборах, в 3-х верстах от Соуксу. Под его начальством были линейные батальоны, содержащие постоянный гарнизон Абхазских укреплений. [306]
Вот почти все, что я могу сказать о положении, в котором мы нашли Абхазию в 1839 году.
Первое место, которое мы посетили в Абхазии — Гагры. Встреча была нерадушная. Г. Раевский, в своем обыкновенном костюме, с двумя линейными казаками позади, вышел на берег; мы за ним. Вдруг, со всех сторон, бросилось множество собак и если бы не прибежавшие солдаты, они бы разорвали казаков. Оказалось, что гарнизон держит и кормит эту стаю псов крупной породы для лучшего охранения укрепления от ночного нападения горцев. Эти доблестные стражи приняли казаков за горцев. Такая оригинальная охрана была необходима для укрепления, построенного у самой подошвы горы и близ тесного ущелья. Гарнизон состоял из одной роты, которая ни днем, ни ночью не имела покоя. Горцы стреляли и бросали камни с горы; внутри укрепления не было места, которое бы укрыто было от этих выстрелов. Днем люди могли отходить только на сотню сажен к стороне Абхазии. Продовольствие войск было скудно в сравнении с нашими приморскими укреплениями, получавшими его по усиленному морскому положению. Очень часто нижние чины не имели свежего мяса. Стеснение, скука, лишения и тревога при вредном климате опустошали гарнизон Абхазскою лихорадкою и цингою. Гагры были ссылочным местом. Бестужев (Марлинский) был произведен в прапорщики с назначением именно в Гагры. В Пицунде мы любовались древним христианским храмом, которого живописные развалины, впрочем, хорошо сохранившиеся, обросли плющем, а на сводах росли гранатовые и фиговые деревья. Внутри храма сохранились некоторые фрески, и многие детали, свидетельствовавшие о глубокой древности.
В Бомборах мы не застали подполковника Козловского. Он поехал встречать своего начальника, генерала Эспехо. Это не помешало нам расположиться в его доме. Это было нашествие иноплеменных. Г. Раевского всегда сопровождала толпа молодежи, которую ему присылали из Петербурга для участвования в экспедиции. Раевский любил с ними болтать и шутить; но нужно сказать, что он умел при этом быть строгим и что в его обществе никто из молодых людей не мог забыть своих служебных отношений. На этот раз князь Меньшиков прислал трех своих адъютантов: Краббе, Рындина и Баумгартена. Особенно Краббе забавлял общество разными фарсами более или менее остроумными. Ночевали мы, кроме г. Раевского, все в большом зале на сене, посланном на полу. Далеко за полночь веселая компания не давала мне спать. Краббе, став посреди комнаты на голову и подняв ноги, делал ими [307] разные телеграфические фигуры, как бы передавая депешу: «Генерал Эспехо приехал в Кутаис, съел кусочек рыбки и заболел лихорадкой». Бедный Эспехо действительно был изнурен этой болезнью и если утром не принимал хинной соли, мог быть уверен, что к вечеру у него будет пароксизм. Ночью он прибыл в Бомборы вместе с Козловским и кое-как переночевал в одной маленькой комнате, а хозяину досталась еще худшая доля.
Утром мы отправились верхом в Соуксу сделать визит владетелю. Генерал-майор князь Михаил Шервашидзе (он же и Хамид-бей), довольно красивый мужчина, лет около тридцати, высокого роста, но с фальшивым выражением глаз. Он хорошо говорит по-русски и встретил нас в генеральском сюртуке. Его новый дом, в Европейском вкусе, еще не был готов, и он посадил нас и угостил кофе на крытой террасе старого деревянного дома, спрятавшегося в густой, роскошной зелени. Вид отсюда прекрасный, растительность великолепная, и только яркие лохмотья в толпе народа, сбежавшегося поглазеть на гостей, портили картину. Между зрителями были и совсем нагие, прикрытые дырявой буркою. Женщины с закутанными лицами стояли группами гораздо далее мужчин. Генерал Раевский много расспрашивал владетеля, показывал ему большое участье и совершенно его очаровал.
Вечером мы возвратились на пароход, а рано утром бросили якорь в Сухумской бухте, саженях в 15 от берега и крепости. Сухумская бухта открыта от S. О. до W., но сильные морские ветры сюда редко доходят, а разражаются дождями. На восточном берегу эта бухта считается лучшею, хотя имеет одно большое неудобство: морское дно слишком быстро углубляется, начиная от самого берега, так что при скорой перемене ветра судно может быть выкинуто на берег оставаясь на якоре.
Сухум имел очень печальный вид. Высокие, каменные стены, подмываемые морским прибоем, были очень повреждены со стороны моря, внутреннее пространство занято деревянными помещеньями гарнизона и службами. Все это было ветхо, гнило, грязно. Жители имели вид болезненный, изнуренный, апатичный. Форштат состоял из нескольких духанов, где Армянские торгаши продавали водку, чихирь, табак и другие подобные товары, необходимые для солдат. Тут -же можно было купить Турецкий ситец Английского изделия, не смотря на то, что тут -же были и карантин и таможенная застава. Но главные притоны контрабанды были в Келасурах, в 6 верстах к Югу от Сухума и в Оченчирах, еще южнее. В первом эта торговля процветала под покровительством владельца Абхазского [308] округа князя Дмитрия, а второй принадлежал в собственность самому владетелю Абхазии. Эта торговля приносила им значительный доход и служила яблоком раздора между ними. Торговцы прежде платили подать и владетелю, и князю Дмитрию; мало по малу последнему, при содействии Тифлисского начальства, удалось устранить владетеля в Келасурах. Князь Дмитрий был жадный и вероломный человек. Под рукой он много делал вреда владетелю. Скрытная вражда между ними все более разгоралась и кончилась тем, что князь Михаил отравил своего двоюродного брата в конце пятидесятых годов.
Между Сухумом и Келасурами дорога идет по лавровой роще. В 1836 г. граф Воронцов приходил в Сухум на корвете Ифигении и пароходе Колхиде. Узнав, что в окрестностях есть лавровые деревья, он попросил коменданта приказать наломать ему несколько веток и отправить на пароход. Возвратясь туда из крепости часа через два, граф Воронцов и его комиссия были удивлены, найдя на палубе целый воз лавровых ветвей с листьями. В Сухуме солдаты употребляют эти ветви на веники и порадели графу, думая, что и он хочет сделать из них тоже употребление.
Возвращаясь в отряд, генерал Раевский принялся за описание своего путешествия по всему восточному берегу от Анапы до Мингрелии. Это описание имело вид рассказа. Такая форма давала, возможность, при всяком удобном случае, касаться разных предметов, не стесняясь однообразным содержанием. Такое обозрение г. Раевский предположил делать после каждого посещения своего края. Он сам диктовал их Антоновичу или Пушкину, и после многих переправок обыкновенно выходила очень интересная и разнообразная статья, написанная эффектно и бойким слогом. После мы узнали, что Государь читал эти обозрения с особенным удовольствием, часто показывал Императрице, смеялся над некоторыми искусно вставленными остротами и сарказмами и всегда немедленно разрешал все, чего испрашивал Раевский. Фельдъегерь скакал уже в Керчь с этими высочайшими разрешениями, когда в Тифлисе только что были получаемы наши донесения, и там еще не собирались делать своих обычных возражений.
На этот раз обозрение было особенно интересно и заключало в себе рассказ о весьма удачном действии наших Азовских казаков против Убыхских вооруженных галер. Прежде нежели рассказать это происшествие, я должен сказать о самих Азовских казаках и об их службе на Береговой Линии. [309]
Известно, что Азовское войско составилось из Запорожцев, перешедших к нам из Турции в 1829 г. и из переселившихся к казакам Малороссиян. Известно также, что Государь Николай Павлович в Сатунове переехал через Дунай на лодке, где гребцами были только вышедшие к нам Запорожцы. Рулевым был Осип Гладкий. Он же и был сделан наказным атаманом этого нового войска, получившего земли около Бердянска. Гладкий был безграмотен, но смышленый и хитрый хохол; старые его казаки Запорожцы промышляли в Турции грабежом и разбоем на сухом пути и на море. Они были смелые и искусные моряки. Назначением их команд на Береговую Линию мы обязаны адмиралу Лазареву. Он очень хорошо понял, что разрозненные, не имеющие сухопутного сообщения укрепления не могут достигнуть цели, т. е. занятия восточного берега Черного моря для прекращения сообщений горцев с Турцией. С другой стороны, Лазарев знал, что крейсирующая эскадра, состоящая из семи парусных судов, совершенно не может прекратить прихода контрабандных судов к этому враждебному нам краю, не имеющему удобных портов от устья Кубани до Батума. Турецкие кочермы, почти плоскодонные суда, но ходящие быстро с попутным ветром, выжидают в море прохода нашего крейсера и тотчас пускаются прямо на берег, где их ожидают защита и гостеприимство горцев. Такие суда издревле плавали вдоль этого берега и были описаны еще Страбоном под именем камары. Турки очень ловко ими управляют. Крейсер наш может овладеть таким судном только в особенно-благоприятных обстоятельствах, которые могут весьма редко встречаться, тем более что, по международному праву, крейсер мог брать контрабандные суда только ближе трех миль от берега, объявленного в блокаде. Нередко случалось, что крейсер бывал принужден прекратить преследование кочермы, потому что состояние моря не позволяло ему без большого риска приближаться к берегу, и он довольствовался только несколькими безвредными пушечными выстрелами. Лазарев предложил завести в каждом береговом укреплении по одному и по два Мальтийских баркаса, вооруженных на носу фальконетом или каронадою. Эти суда хорошо держатся в море и безопасно могут переходить 25 и до 30 миль, между укреплениями. Баркасы требуют от 8 до 12 пар гребцов и могут, сверх того, поднимать до 40 человек десанта. Taкиe баркасы могли предпринимать внезапные высадки на неприятельский берег и там уничтожать Турецкие суда. Таким образом представился прекрасный случай извлечь большую пользу из морской опытности и предприимчивости Азовских