Хочу написать то, что в жизни случилось видеть и испытать, насколько все это сохранилось в памяти. Успею ли? Мне скоро минет 65 лет

Вид материалаДокументы

Содержание


Воспоминания о Г. И. Филипсоне с 1848 по 1883 год.
Девятая кампания
Десятая кампания
Пояснение 1-е
Пояснение 2-е.
К запискам г. и. филипсона.
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   26

^ Воспоминания о Г. И. Филипсоне с 1848 по 1883 год.

Нельзя не пожалеть, что Г. И. Филипсон не успел окончить своих Воспоминаний за время службы на Кавказе, т. е. до 1861 г., тем более, что самым любопытным эпизодом этой службы было конечно начало завоевания западного Кавказа, которое до Сентября 1860 г. было вверено его руководству по званию командующего войсками правого крыла Кавказской линии. «Русский Архив» принимал зависевшие от него меры для получения сведений о служебной деятельности Г. И. Филипсона после 1847 года, но не имел в этом успеха, а потому ограничивается выпискою из составленного в 1861 г. об его службе формулярного списка, с некоторыми пояснениями, основанными на сведениях, доставленных лицом хорошо знавшим Г. И. Филипсона.

В Августе 1849 г. Филипсон назначен состоять при департаменте генерального штаба и в распоряжении военного министра и генерал-квартирмейстера главного штаба Его Императорского Величества; в Сентябре начальником штаба 4-го пехотного корпуса, а в Октябре 1849 г. уволен, за болезнью, от службы с мундиром и пенсионом полного жалованья.

В 1850 году, Сентября 15 дня, объявлено ему монаршее благоволение за отличный порядок и примерное во всех отношениях состояние войск 4-го пехотного корпуса, а в 21 день Февраля 1851 г., за отлично-усердную и примерно-ревностную службу в звании начальника штаба сего корпуса, пожалован орден Св. Анны 1-й ст.

В Июне 1855 г. генерал-майор Филипсон определен вновь на службу в генеральный штаб с назначением состоять в распоряжении наказного атамана войска Донского, генерал-адъютанта Хомутова; в июле того же года назначен наказным атаманом Черноморского казачьего войска, а в Августе 1856 г. — командиром бывшей 1-й бригады 19-й пехотной дивизии, с оставлением и наказным атаманом. В этом же году, за отлично-ревностную службу, благоразумную распорядительность и труды, перенесенные, в 1855 г., при охранении вверенного ему пространства от неприятельского вторжения, пожалован кавалером ордена Св. Анны 1-й степени с Императорскою короною и мечами.

В формулярном списке Филипсона значится, что он находился в десяти кампаниях; из них первые восемь описаны в его Воспоминаниях, а остальные были:

^ Девятая кампания. В 1856 году, с 3 Июня по 11 Ноября, в экспедиции для занятия и возобновления крепости Анапы. В продолжение этого [122] времени Филипсон находился в следующих стычках и перестрелках с неприятелем: 1 Августа, на ручье, за бывшею станицею Николаевскою, во время движения части отряда на фуражировку; 8 Августа, во время движения части отряда для заготовления дров; 22 Августа, за бывшим Нашебургским фортом; 24 Августа, на Керчигеевских высотах; 26 Августа, близ бывшей станицы Николаевской; 28 и 29 Августа, на Керчигеевских высотах и близ временного укрепления у станицы Витязевой; 1 Сентября, близ бывшей станицы Николаевской; 8 Сентября, за высотою Сохто, при рубке леса; 27 Сентября, близ Куматырской долины; 6 Октября, при движении части отряда на фуражировку к аулу Мескега, при совершенном разорении аула и при возвращении в лагерь; 18 Октября, во время производства съемки в 11-ти верстах от Анапы по направлению к бывшему форту Раевскому; 2 Ноября, при движении части отряда от Андреевского поста к форту Раевскому; 3 Ноября, во время движения от форта Раевского к укреплению Новороссийску; 4 Ноября, при рекогносцировке в Цемесском ущельи и у Суджукской бухты, причем было взято в последней 18 Турецких контрабандных судов; 5 Ноября, на р. Цемесе, при обратном движении отряда к форту Раевскому; 6 Ноября, при движении от форта Раевского к Анапе.

^ Десятая кампания. В 1857 году, с 7 Апреля по 3 Декабря, в экспедиции за Кубанью, при постройке в низовьях долины Адагума укрепления, названного Адагумским. — В течение этого времени были следующие стычки и перестрелки: 27 Апреля, при устройстве переправы через Адагум; 29 Апреля, в лесу Тляхобундж; 30-го, — близ лагеря; 7 Мая, при рубке леса близ лагеря; 8-го, при рубке леса и устройстве моста через лиман, протекающий против южного фаса лагеря; 17 и 19, на работах по возведение укрепления; 5 и 20 Июня и 5 Августа, при нападении пластунов из засады, близ лагеря, на горцев; 5 Июля, набег части отряда к аулу Хахохуко-Хабль, на р. Псебепс; 7 Августа, при истреблении горских запасов сена в окрестностях лагеря; 29 и 30 Сентября, при нападении пластунов на горский пикет, близ лагеря; 20 Октября, при канонаде неприятелем лагеря; 28 Октября, при рубке леса против юго-восточного фаса укрепления; 2 Ноября, при движении части отряда для истребления неприятельских запасов сена близ аула Зарчетук; 6 Ноября, при истреблении пластунами одного небольшого горского аула близ укрепления, против его юго-восточного фаса; 8-го, при истреблении аулов, расположенных в юго-западном направлении от лагеря; 10-го, при движении части отряда для рекогносцировки долины Адагума, причем, истреблены аулы Адагум и Нуазетут; 15, при фуражировке в северо-восточном направлении от лагеря; 16, при возвращении фуражиров от разоренного аула на р. Мекеретут; 17, при занятии другого аула на этой же речке, выше по течению ее и при отступлении к лагерю; 20, при фуражировке в аулах, расположенных при устье р. [123] Худако и при отступлении к лагерю; 22, при возвращении с фуражировки в ауле, расположенном в пяти верстах от лагеря, вниз по течению реки Адагум; 25, при отступлении части отряда, фуражировавшей на Гечепсинской плоскости; 27, при движении части отряда на фуражировку в верховьях р. Адагума и в долине р. Шипс; того же числа, при фуражировке другой части в долине Гечепсина; 30, при истреблении аулов Шапсугов в низовьях p.p. Адагума и Шипса.

За военные отличия в делах против горцев Филипсон произведен 23 Сентября 1857 г., в генерал-лейтенанты. 12 Июля 1858 г. он назначен командующим войсками правого крыла Кавказской линии, а за благоразумную распорядительность и отличия, оказанные им в вышеозначенных делах с горцами при устройстве новой линии по р. Адагуму, получил монаршую благодарность и пожалован в 9-й день Октября того же 1858 г. орденом Св. Владимира 2 ст. с мечами; в 15 день Октября 1859 г., за отлично-усердную службу и боевую распорядительность, оказанные во время экспедиции, осенью 1858 г., между p.p. Лабою и Белою, пожалован орденом Белаго Орла с мечами и 6 Декабря того же года, за долговременную постоянно отличную службу и важные заслуги, оказанные на пользу Кавказского края, орденом Св. Александра Невского с мечами.

В Октябре 1860 г. Филипсон назначен начальником главного штаба Кавказской армии.

^ Пояснение 1-е. В бытность Г. И. Филипсона начальником штаба 4-го пехотного корпуса, командиром этого корпуса был генерал-адъютант Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен, известный фронтовик, которого требования относительно тогдашнего обучения маршировке и ружейным приемам доходили до крайности, а взыскания с нижних чинов были не только строги, но даже жестоки. Г. И. Филипсон, хотя ценил многие достоинства генерала Остен-Сакена, но не мог после продолжительной службы на Кавказе оставаться в должности начальника штаба командуемого им корпуса и, имея в виду, с увеличением семейства, необходимость устроить имение, принадлежавшее его жене в земле Донского войска, в Октябре 1850 г. вышел в отставку. Остен-Сакен, сожалея о потере хорошего помощника, представил его к ордену Св. Анны 1-й ст., которым Филипсон пожалован спустя три месяца по оставлении им службы. Почти пять лет Филипсон прожил в своем имении, не располагая более возобновлять свое служебное поприще; но в 1855 г., по настояниям вновь назначенного главнокомандующим Кавказскою армиею генерал-адъютанта Николая Николаевича Муравьева, которому известна была деятельность Филипсона на Черноморской береговой [124] линии, и в виду тогдашних военных действий, он согласился вновь вступить на службу.

^ Пояснение 2-е. Назначенный в 1856 г. главнокомандующим Кавказскою армиею князь А. И. Барятинский оценил способности и деятельность Г. И. Филипсона и представлял его к наградам.

Эти значительные награды, полученные Филипсоном в столь короткое время, а равно назначение его в 1858 году командующим войсками правого крыла Кавказской линии, служат доказательством его способностей к исполнению порученных ему дел и расположения к нему князя Барятинского, но вместе с тем могли быть поводом к разным против него интригам. Летом 1859 г. войсками предводительствуемыми князем Барятинским был покорен западный Кавказ, и взятый в плен Шамиль отправлен в Петербург. Осенью того же 1859 г., вследствие действий войск, состоявших под начальством Филипсона, присягнули Русскому Императору Абадзехи, многочисленное воинственное племя восточного Кавказа; имевший же в этой части Кавказа весьма большое значение Магомет-Аминь отослан в Петербург. Это и была та важная заслуга Филипсона Кавказскому краю, о которой упоминается в данной ему грамоте на орден Св. Александра Невского. Князь Барятинский, после покорения западного Кавказа, спешил окончить покорение всех племен, обитавших на восточном Кавказе; Филипсон, как командующий войсками правого (восточного) крыла Кавказской линии, составил проект этого покорения, на котором князь Барятинский 26 Февраля 1860 г. написал: «кажется, дельно; увидим, как исполнится». Эта надпись уже показывает неполную уверенность князя Барятинского в том, что Филипсон может привести с требовавшеюся энергией к скорому окончанию покорение восточного Кавказа, и в Сентябре 1860 г., пользуясь назначением начальника главного штаба Кавказской армии г.-а. Милютина товарищем военного министра, князь Барятинский назначил на его место Филипсона, а последнего заменил г.-а. Евдокимовым, энергически действовавшим при покорении западного Кавказа.

В № 244-м «Московских Ведомостей» 7 Ноября 1864 г. было напечатано письмо г.-м. Фадеева, в последствии известного политического писателя, в котором он обвиняет Филипсона, между прочим, в заключении с Абадзехами слишком льготного для них договора. Собственно, договора заключаемо не было, а Абадзехи подписали присяжный лист, в котором клялись в верности Императору Всероссийскому на вечные времена, и в этом листе были прописаны даруемые им льготы по тому образцу, который был одобрен предварительно высшим Кавказским начальством. [125]

В № 256-м «Московских Ведомостей» 21 Ноября 1864 г. Г. И. Филипсон, в письме к издателям этих ведомостей, весьма энергично опроверг изложенное в письме Фадеева.

Не входя в разбирательство этих пререканий, можно утвердительно сказать, что действиями Филипсона к концу 1859 г. и в первой половине 1860 г. были достигнуты важные результаты на западном Кавказе и сделаны значительные приготовления, в последствии облегчившие его окончательное покорение. В упомянутом письме Фадеева намекается, что князь Барятинский не был доволен предоставлением Абадзехам льгот, изложенных в их присяжном листе; но это опровергается тем, что князь, за покорение Абадзехов, доставил Филипсону орден Св. Александра Невского, несмотря на то, что сей последний получил орден Белого Орла только в Октябре того же 1859 г. В Петербурге также видели в покорении Абадзехов замечательный успех: около этого времени князь Барятинский произведен в генерал-фельдмаршалы, а в грамоте Филипсону на орден Св. Александра Невского сказано, что орден жалуется за важные заслуги, оказанный Кавказскому краю. К этому надо присовокупить, что в 1859 г. войсками, под предводительством Филипсона, были покорены и другие племена, а именно: Бжедухи, Темиргои, Мохоши, Егерукаи, Бесленеи, Залабинские Кабардинцы и все Абхазские племена между Лабою и Белою; а в первых числах Января 1860 г. покорились Натухайцы.

Г. И. Филипсон впрочем постоянно отдавал полную справедливость военным действиям графа Евдокимова, и это подтверждается следующею выпиской из упомянутого его письма к редакторам «Московских Ведомостей».

«Спешу удостоверить, что покорение этого края (западного Кавказа) и окончание там войны я считаю событием, которого мы, как современники, даже не вполне оцениваем всю громадную важность, что такой исход войны есть самый счастливый для России, что энергия, с которою веден был последний акт этой кровавой драмы, возбуждает во мне только удивление к доблестям августейшего главнокомандующего, графа Евдокимова и их славных сотрудников, и что я вполне уверен, что если бы я оставался в западном Кавказе главным местным начальником, мы не достигли бы тех результатов, которые довершили завоевание этого края, устраняя всякую возможность возобновления здесь войны или возмущения».

Остается передать полученный Р. Архивом весьма немногие сведения об остальных 23-х годах жизни Григория Ивановича.

Назначенный в 1860 г. начальником Главного Штаба Кавказкой армии, он мог в делах Штаба увидать, что увольнение его [126] от командования войсками на западном Кавказе было уже предрешено заранее и что ему единственною поддержкой служил князь Барятинский, постоянно к нему благоволивший. Но было очевидно, что князь, по нездоровью, не долго останется на Кавказе, а потому Филипсон в начале 1861 года начал хлопотать о новом служебном назначении.

В конце июля 1861 г. Филипсон был уже сенатором в Петербурге, получив при увольнении от последней его должности бриллиантовые знаки ордена Св. Александра Невского. Он был уверен, что кроме присутствования в Сенате не будет более привлечен ни к какой служебной деятельности. Но в самом начале Августа старый его знакомец по службе на Береговой линии, граф Путятин, назначенный весной 1861 г. министром народного просвещения, упросил его принять место попечителя С.-Петербургского учебного округа и требовал немедленного согласия в виду предполагавшегося на другой день отъезда Государя из С.-Петербурга. Филипсон согласился, в полной надежде быть полезным учащемуся юношеству и, сверх того, имея в виду, что познакомится на этом месте с Петербургскими учителями и может выбрать лучших из них для преподавания наук его детям. В Сентябре, в начале университетских курсов, студенты, не желая подчиниться некоторым строгостям, которые вводил новый министр, произвели беспорядки, и впоследствии многие из них понесли за это наказание. Можно утвердительно сказать, что Филипсон не был виною этих беспорядков и, как чадолюбивый отец большого семейства, старался по возможности облегчить участь заблудившихся юношей.

В начале весны 1862 года, он оставил место попечителя учебного округа и все лето путешествовал по Европе. Возвратясь к осени в Петербург, он назначен был присутствовать в Департаменте Герольдии и в первом общем собрании Правительствующего Сената. Эти занятия продолжались до начала 1878 г., когда он, получив годовой заграничный отпуск, по случаю слабого здоровья его младших дочерей, уехал во Флоренцию. В 1879 г. ему продолжили этот отпуск еще на год, а в 1880 г. он освобожден от присутствия в Сенате с оставлением в звании сенатора. В промежуток времени между 1862 г. и 1878 г. он вакационные в Сенате месяцы неоднократно проводил за границей.

В Октябре 1880 г. минуло 50 лет службы Филипсона в офицерских чинах (за исключением времени, проведенного им в отставке;) в день его пятидесятилетнего юбилея он произведен в [127] генералы от инфантерии, с оставлением по Генеральному Штабу и в звании сенатора.

В 1881 г. он возвратился в Петербург и лето 1882 г. прожил в с. Пушкине, на Московско-Ярославской железной дороге. Свободное от служебных занятий время Филипсон всецело посвящал своему семейству; сверх того он много читал и продолжал весь век учиться. Кроме своих Воспоминаний он написал большие статьи о религии, об управлении государством и несколько занимательных исторических и других рассказов, которые не были напечатаны и остались в рукописях.

Вечер под новый 1883-й год Филипсон с двумя младшими дочерьми провел в доме своих хороших знакомых. За ужином, при взаимных поздравлениях с Новым годом, поздравления в особенности относились к нему, так как 1-го Января был день его рождения; ему минуло 74 года. Он был необыкновенно весел, рассказал несколько смешных анекдотов, читал много стихов, написанных в 20-х и 30-х годах нашего столетия. Нельзя было не удивляться необычайной памяти бодрого старика с замечательно-правильными чертами лица. Живя на одной улице (Невском проспекте) с знакомыми, у которых встретил Новый год, он пошел домой пешком и при переходе на другую сторону улицы был сшиблен с ног скакавшею четверней почтовых лошадей, запряженных в сани. В последствии оказалось, что эти сани были наняты для прогулки, что лошадьми управляли сидевшие в санях, так как пьяный кучер свалился с козел, не доезжая до места, где они наехали на Филипсона, которого поднял полицейский. Филипсон просил последнего отвести его в дом, но называл квартиры, в которых он живал прежде. Полицейский, после долгих разъездов, видя ошибочность назначений Филипсона, отвез его в Мариинскую больницу, откуда в этот же день он был отнесен на свою квартиру. Медики нашли, что раны были не очень значительны, но было сильное потрясение мозга при падении, простуда и потеря крови при долгих разъездах перед привозом в больницу. Медицинские пособия и уход двух младших дочерей и доктора, его родственника, не оставлявшего больного во все время болезни, могли только несколько уменьшить сильные страдания. 14 Января Г. И. Филипсон скончался, а 17 тело его отвезено в Москву и на другой день похоронено в Алексеевском монастыре близ могилы, в которой положено тело его жены, умершей в 1875 году.

Текст воспроизведен по изданию: Воспоминания о Г. И. Филипсоне с 1848 по 1883 год // Русский архив, № 3. 1884

^ К ЗАПИСКАМ Г. И. ФИЛИПСОНА.

С особенным удовольствием читаю Записки покойного Г. И. Филипсона. Как старый Кавказец, лично знавший и автора, и большинство лиц им упоминаемых, я однако не могу не замечать тех ошибок, которые делает покойный Григорий Иванович, само собою по забывчивости или недостаточному знакомству с делами Восточного Кавказа, на котором он сам никогда не служил и о котором знал только по рассказам других и по слухам.

Я уверен, что указанием на некоторые подобные ошибки ничуть не затрону памяти покойника: если бы я мог их указать ему при жизни, то, нет сомнения, он только был бы благодарен. За это ручается его прямой характер, снискавший ему общее уважение. Между тем указание ошибок небесполезно в том отношении, что подобные Записки могут иметь значение исторического материала, кроме временного интереса читателей.

В последней (2-й) книжке “Русского Архива" покойный говорит, что взятый в 1839 году в Ахульго заложником сын Шамиля явился нашим противником в чине Турецкого генерала в последнюю войну с Турками в 1877 году. Автор ошибся: взятый в 1839 году сын Шамиля Джемал-Эдин воспитывался в 1-м кадетском корпусе, служил во Владимирском уланском полку и в 1855 году был возвращен отцу в обмен на пленных Грузинских княгинь Чавчавадче и Орбельяни, в придачу к 40,000 серебрянных рублей. Привыкший с детства к нашему образу жизни, чуждый всему встреченному в горах, постоянно подозреваемый в сочувствии к Русским, он затосковал, заболел и в 1858 году, в Июне месяце, от чахотки умер в ауле Карата. Посланный, по просьбе отца, наш доктор Петровский нашел Джемал-Эдина безнадежно больным; помощь оказалась запоздалою. В рядах же Турок в 1877 году явился второй сын Шамиля, Кази-Магома, отпущенный из Калуги (где все [220] семейство Шамиля жило после взятия их в Гунибе) на житье в Константинополь; он получал от нас по 5,000 р. пенсии. Турки надеялись через него повлиять на мусульманское население Кавказа и поднять его против нас. Кази-Магома осаждал наших героев в Баязете, писал им письма о сдаче и проч., но должен был уйти, не солоно хлебавши. Никаких отличий он не оказал и живет теперь в Стамбуле без всякого значения.

Автор говорит дальше, что под Ахульго мы потеряли 5,000 человек убитых и раненых, а войска потеряли доверие к генералу Граббе. Потеря наша составляла едва половину, потому что всех войск там действовавших было менее 9,000, и потерять 5,000 значило бы лишиться более половины всего отряда. Как ни кровавы были дела при взятии штурмом Аргуани и Ахульго, как геройски ни защищались тут горцы, но и наши войска высказали столько искусства, мужества и доблести, что никакою критикою умалить значения этих дел невозможно, а доверие к генералу Граббе, напротив, только укрепилось действиями 1839 года. Об них граф Д. А. Милютин рассказал с увлекательным красноречием в особой брошюре. Интересующиеся этими событиями могут найти подробное их описание во II-м томе моей «Истории Кабардинского полка». Подвиги отряда г. Граббе были по достоинству оценены, и в память их всем участникам пожалована особая медаль. Доверие к генералу Граббе пошатнулось только в 1842 году, по другому случаю.

Волнения Чечни начались в Марте 1840 года, а не в 1841 — 42 гг., как пишет Г. И. Филипсон. О вырубании лесов он отзывается как о бесполезном деле, потому что они вновь зарастали; между тем, именно рубка лесов была почти единственная действительная мера, приведшая к покорению всех предгорных плоскостей и отрогов Кавказских лесистых гор. Постройку множества укреплений покойный автор считает бесполезною, тогда как, напротив, большинство их, особенно в Чечне, послужило единственною прочною опорою при завоевании страны, и без них успехи были бы немыслимы. Бесполезными можно было считать лишь мелкие укрепления в горах Дагестана, на Лезгинской линии, и в особенности на берегу Черного моря. Уничтожение ряда укреплений в Дагестане произошло в 1843 году, осенью, а не в 1841—42, как сказано в Записках. Что Шамиль угрожал тогда Тифлису, — это просто риторическая фигура для усиления критического эффекта. Как свидетель этих событий, могу заверить, что в Тифлисе спали тогда совершенно спокойно...

Неудачная экспедиция генерала Граббе в 1842 году через Ичкеринские леса к Дарго стоила нам около 1,200 человек, но не 4,000, и донесение свое Государю генерал написал не совсем так, как приводит покойный автор Записок. [221]

Осенью 1843 года генерал Гурко двинулся из Чечни на помощь Дагестану не с 15, а с четырьмя батальонами; в Шуре, где Шамиль нас блокировал, не было и четырех, да и то слабых, едва составлявших с деньщиками и писарями до 2,000 человек. Конины там не ели и особой нужды в продовольствии не испытывали; это было в укреплении Зыряны, где отрядец Пассека был окружен горцами, отрезавшими все сообщения.

Вообще, упоминая обо всех этих событиях, в которых никто не будет оспаривать многих ошибочных действий тогдашних властей, автор не чужд некоторого критического преувеличения, создавшегося очевидно под впечатлением разных зловещих глашатаев и хулителей, гнездившихся преимущественно в Ставрополе, где штаб командующего войсками был крайне недоволен, что в Чечне его игнорировали, и он никакой роли там не играл, хотя считался начальством всей Кавказской линии. Обширные подробности этой эпохи Кавказской войны можно найти в той же «Истории Кабардинского полка».

Упоминая о генерале Цакни (стр. 363), Филипсон говорит, что, выслужив пенсию и не получив назначения интендантом, он вышел в бессрочный отпуск. Тут ошибка. После несостоявшегося назначения интендантом, г. Цакни был назначен помощником наказного атамана Кубанского казачьего войска, затем атаманом и начальником этой области исполняя в течение нескольких лет важные обязанности со свойственным ему знанием дела и бескорыстием, он был произведен в генерал-лейтенанты и после уже, в 1874 году, должен был оставить свой пост по неудовольствиям, возникшим вследствие беспорядков в станице Полтавской, где казаки воспротивились распоряжениям по отмежеванию земель и выселению части их в горы.

Упоминая о кровавом деле 1840 года на Валерике, так поэтически описанном Лермонтовым, автор Записок говорит, что оно было затеяно ради отличий. В интересах истины должен сказать, что это не так. На Кавказе действительно нередко предпринимались набеги с целью доставить случай какому нибудь столичному франту или прихвостню высокопоставленных лиц послушать свист пуль и попасть в реляцию в качестве оказавшего «примерное мужество» и проч.; но дело на Валерике было вынуждено обстоятельствами. А почему оно кончилось неудачно для нас, это уже другой вопрос, на который читатель может найти ответ все в той же моей «Истории Кабардинского полка».

Подобных ошибок встречается и еще несколько в Записках Г. И. Филипсона; но, повторяю, это не отнимает у них ни интереса, ни значения исторического материала, особенно относительно эпохи занятий нами Восточного берега Черного моря. [222]

Кстати, при этом случае, не могу не коснуться равнодушия, с которым у нас общество и печать относятся к большинству видных государственных деятелей.

14-го Января 1883 года скончался Г. И. Филипсон вследствие несчастного приключения (его раздавили в Петербурге на улице скакавшие лошади). Кроме казенного некролога в «Русском Инвалиде», да траурных объявлений, ни в одной из здешних газет никто не обмолвился и словом в память покойному. Между тем он, в продолжении около 30 лет Кавказской службы, оказал немало пользы, особенно на Восточном берегу Черного моря и в приготовительных действиях к окончательному покорению Западного Кавказа, отличаясь редким в то время качеством: бескорыстием. Ни товарищи, ни подчиненные никогда не относились к нему иначе как с полным уважением, которого он вполне заслуживал. Когда настала минута решительных действий в Закубанском крае, главнокомандующий князь Барятинский был вынужден передать дело в энергические руки генерала Евдокимова, только что довершившего борьбу с Шамилем на Восточном Кавказе. При всем уважении к г. Филипсону, князь Барятинский не мог не видеть, что в течении 1860—1861 г. весьма значительные военные средства, данные в распоряжение Филипсона, не привели к тем результатам, каких следовало ожидать; а произошло это от излишнего доверия покойного Филипсона к псевдо-талантам его помощника генерала Рудановского, которому он передал главные действия в 1860 году за Кубанью. Тем не менее четырехлетнее командование Филипсона на Западном Кавказе, как я уже сказал, было важным подготовительным периодом для окончательного покорения Кавказа.

А. Зиссерман.

Текст воспроизведен по изданию: К запискам Г. И. Филипсона // Русский архив, № 3. 1884