О. А. Яремчук (Россия, г. Чита)
| Вид материала | Документы |
- С. В. Борзенко Институт природных ресурсов, экологии и криологии со ран, Чита, Россия, 1421.78kb.
- Граничных регионов россии-китая-монголии материалы научно-практической конференции, 2451.67kb.
- Извещение о проведении открытого аукциона, 63.52kb.
- Начальник му «Управление культуры администрации городского округа «Город Чита», 2403.34kb.
- Ч. III содержание воспитания в условиях регионализации образования Сборник материалов, 1722.59kb.
- Ч. II обновление содержания образования в условиях регионализации образования Сборник, 1710.8kb.
- Учебное пособие Чита 2011 удк 351/354 (075) ббк 65. 2912я7, 1518.89kb.
- Ежеквартальный отчет открытое акционерное общество «Читинская энергосбытовая компания», 3161.48kb.
- Ежеквартальный отчет открытое акционерное общество «Читинская энергосбытовая компания», 1386.05kb.
- Программа конгресса ассоциации кардиологов стран СНГ (18-20 сентября 2003 года, Санкт-Петербург,, 609.91kb.
Е.В. Ковычев, О.А. Яремчук
(Россия, г. Чита)
Древние монголы и проблема Эргунэ-Кун
Роль Чингисхана в процессе объединения древнемонгольских племен и в образовании единого общемонгольского государства неоспорима. Она признается всеми без исключения историками, изучающими деятельность этой незаурядной и талантливой личности. При этом жизнь самого Чингисхана, а также его родственников и ближайшего окружения в письменных источниках освещена достаточно подробно. Гораздо меньше таких сведений о ранней истории монголов, месте их обитания в I тыс. н.э., а более всего – относительно преемственности их от племен сяньби и ухуань. Письменные источники приводят лишь полумифическое предание о прародине монголов - Эргунэ-Кун, помещенное в «Сборнике летописей» Рашид-ад-дина (9, с. 155) и противоречивые сведения о народе «мэнгу» («мэнву», «мэнгули», «монгол»), который фиксировался в танскую эпоху среди двадцати племен шивэй (6, с. 137), а позднее стал серьезным противником государства Цзинь (8, с. 163). С этим народом и с этой местностью напрямую была связана история правящего рода борчжигин, к которому принадлежал Чингисхан и родоначальником которого считался Бодончар - сын легендарной Алан-гоа и небесного духа в виде светло-русого человека (10, с. 14, 17). От времени рождения Чингисхана эта история насчитывала уже около 400 лет (6, с. 139) и приходилась на тот период времени, когда на территории Восточного Забайкалья и Северо-Восточной Маньчжурии проживали монголоязычные племена шивэй.
Локализуя племя «мэнву» среди шивэй, Е.И. Кычанов указывал, что оно обитало к югу от р. Шицзяньхэ (под таким названием известно среднее и верхнее течение р. Амур), вытекавшей из озера Цзюйлунь (Далайнор) (6, с. 137-138). Следовательно, легендарная местность Эргунэ-Кун неминуемо должна была находиться к северу от оз. Далайнор, или в бассейне р. Аргуни, с чем были согласны многие отечественные и зарубежные исследователи (6, с. 140; 5, с. 174; 1, с. 106-113; и др.). При этом уход монголов в Эргунэ-Кун обычно датировался ими VII – VIII вв. н.э., хотя Л. Билэгт предлагал за точку отсчета брать первую половину IV в., отвергая другие датировки, вытекающие из хронологии «Сборника летописей» Рашид-ад-дина (1, с. 113). В поддержку своей версии он рассматривал широкий круг вопросов, связанных с историей написания «Сборника летописей», но в то же время не отвергал и «рациональное зерно», заключенное в дате, приводимой Рашид-ад-дином, – 700 г. до н.э. Просто с этой даты, предположил он, летописец начинал историю не какого-то одного монгольского племени, а всех монголов вообще, почерпнутую из старинных китайских хроник (1, с. 111).
Бурятскими и монгольскими историками в последнее время обосновывается и другая точка зрения по поводу локализации Эргунэ-Кун. Так, опираясь на текст «Сокровенного сказания» и ту его часть, где говорится о Бортэ-Чино, монгольские ученые Чиндамани и Ч. Далая высказали гипотезу о нахождении Эргунэ-Кун в Саянах, в районе хребта Танну-Урянха в Туве (2, с. 20), а С.Ш. Чагдуров высказал мнение о локализации Эргунэ-Кун в Горной Бурятии. Он подошел к данному вопросу как филолог, попытавшись лингвистически обосновать топоним «Эргунэ-Кун» и имена героев легенды – Бортэ-Чино, Кияна и Нукуса, связывая с этнонимическими и топонимическими реалиями Восточно-Саянского и Хамар-Дабанского горного узла, названного им Горной Бурятией. С.Ш. Чагдуров впервые среди исследователей обратил внимание на целый ряд антропо-этно-топонимистических соответствий в исторических источниках и эпосе «Гэсэр» географической номенклатуре современного Околобайкалья (4, с. 122-123). П.Б. Коновалов также поддерживает западное направление поиска Эргунэ-Кун. Он приходит к выводу, что местность Эргунэ-Кун, которая находилась, по признанию самих создателей легенды, в чужой земле и которую, кстати, лишь условно следует называть прародиной монголов, может быть отнесена к западу от Байкала, в районы горнотаежных котловин Прихубсугулья и Восьмиречья или, даже возможно, Тувинской котловины (4, с. 188-189).
Однако данная позиция не представляется достаточно убедительной, поскольку не подтверждается совокупностью исторических источников и прежде всего археологическими материалами. Дело в том, что в группу древних монголов, с которыми были связаны вышеуказанные события, исследователи включают, племена дунху и их потомков – сяньби и шивэй.
Историкам Поднебесной племена дунху и сяньби становятся известны в I тыс. до н.э., и информаторы Рашид-ад-дина были не так далеки от истины, указывая точку отсчета с 700 г. до н.э. Но в китайских источниках эта дата никак не зафиксирована, хотя с ней, возможно, были связаны какие-то события, не сохранившиеся в исторической памяти.
Первое датированное упоминание об этнической группе дунху относится только к 307 г., а о сяньби – к концу III в. до н.э., когда дунху потерпели поражение от хунну. После бегства часть дунху под именем ухуань расселилась в южных районах Маньчжурии, а местонахождением другой их части – сяньби – стала территория северной и северо-западной Маньчжурии, а также, как теперь становится ясным, часть юго-восточного Забайкалья, включая районы Приаргунья. Именно здесь Верхнеамурской археологической экспедицией были исследованы первые на территории России могильные комплексы сяньби, датируемые рубежом нашей эры и условно объединенные в Зоргольскую археологическую культуру (3, с. 17-18).
Можно полагать, что принадлежали они сяньбийскому племени Тоба («косоплетам»), отброшенным хунну «дальше всех на север». Не случайно поэтому правители племени Тоба, создавшие в конце IV в. государство Тоба-Вэй (Северная Вэй), продолжали считать земли в верховьях Амура своей исконной территорией. Здесь находилась священная гора ухуань-сяньбийцев Чишань (11, с. 53) и здесь же располагался каменный храм предков династии Тоба-Вэй (7, с. 43). Несмотря на то, что материалы аргунских погребений имеют многочисленные аналогии в культуре забайкальских и монгольских хунну, мы отмечаем многие самобытные черты, присущие только памятникам сяньби. В погребальном инвентаре это прежде всего особые формы глиняной посуды, подпружные пряжки, берестяные кружки и костяные застежки, а в погребальном обряде – невыразительные надмогильные выкладки, подбои в боковых стенах, сложные внутримогильные сооружения, состоящие из гробовищ и комбинированных настилов. Но самыми замечательными находками являются узкогорлые берестяные туески, украшенные аппликацией и многочисленными резными рисунками-граффити, передающими сцены перекочевок, облавных охот, фигуры людей и животных; рисунки различных по типу юрт, кибиток и жилых сооружений, установленных на платформы. На днище туеска, найденного в погребении № 21 у с. Зоргол, был представлен также план кочевого поселка-куреня, с высокой юртой в центре и группой жилищ, расположенных по кругу. Внутри круга были изображены животные и люди и даже шаман в специфическом одеянии с птичьим клювом на головном уборе.
Обращает на себя внимание прежде всего сюжет перекочевки куреня, постоянно повторяющийся на берестяных туесках, происходящих из разных погребений и даже из разных могильников. Важно отметить здесь именно то, что эти могильники, в частности Зоргол-1 и Большая Канга_1, не только отделены друг от друга большим расстоянием (почти 80 км), но и значительным промежутком времени. Зоргольский могильник датируется нами I в. до н.э. – I в. н.э., а могильник Большая Канга-1 – II – IV вв. н.э.
Думается, что в художественной форме местные мастера стремились передать общеизвестный факт перекочевки (бегства) от хунну группы монголоязычных племен, входивших в состав группировки дунху. Мы считаем, что именно тогда появилось предание об Эргунэ-Кун и именно тогда монголоязычные сяньби (Тоба) появились в бассейне р. Аргуни. Эргунэ-Кун приняла беглецов и обеспечила их необходимыми условиями существования (охотой, рыбной ловлей, скотоводством и т.д.). Все эти виды занятий фиксируются по материалам сяньбийских погребений Приаргунья. Однако время обитания каждой из групп сяньби в Эргунэ-кун, а в целом на территории юго-восточного Забайкалья и Северной Маньчжурии было различным. Одни из них вырвались на просторы монгольских степей уже в первой половине II в. вместе с ханом Таньшихуаем; другие (тоба) во главе со старейшиной Туйинем в конце II в. переселились на юг к Большому озеру (Далайнору?), а в III в. заняли земли хуннов к северо-востоку от большой излучины Хуанхэ. Остальная же часть сяньбийских родов осталась в местах прежнего обитания, пережидая бурное время тюркских завоеваний. Именно эта часть древних монголов и составила во второй половине I тыс. н.э. этноплеменную группировку шивэй (отуз-татар), враждебную тюркским ханам, но союзную их противникам (3, с. 18-19). С частью указанных племен шивэй связаны на территории Восточного Забайкалья памятники борхотуйской археологической культуры (VI-X вв.). В погребениях этой культуры фиксируются многие черты, свойственные культуре ранних сяньби, но вместе с тем проявляются элементы, обусловленные, с одной стороны, специфическими условиями обитания в горно-таежной местности (с особой фауной и флорой), а с другой - долговременными контактами с тунгусоязычными племенами Приамурья и тюркоязычными племенами Западного Забайкалья и Монголии. Именно эти черты были присущи многим монгольским родам до выхода основной части их в XI в. на просторы монгольских степей.
Это был уже второй выход монголов из Эргунэ-Кун, совпавший по времени с активизацией монголоязычных племен киданей и образованием в этом районе монгольских государств (улусов). Но тогда же наметился и серьезный раскол внутри монголоязычного мира. Дело в том, что активная внешняя политика Ляо по отношению даже к своим ближайшим сородичам привела к длительной вражде между киданями и «дикими» монголами, обитавшими в северо-западной Маньчжурии и в Эргунэ-Кун. Последние были фактически вытеснены в горные районы Большого Хингана и Восточного Забайкалья, а для ограждения нападений с их стороны кидане построили на северо-западных границах своего государства защитную фортификационную линию: высокий вал со рвом и частоколом и серию укрепленных пограничных городков-фортпостов, располагавшихся с южной стороны от вала на расстоянии 20-25 км друг от друга. Эта укрепленная полоса протянулась от верховий Онона до среднего течения р. Аргуни и известна у местных жителей под названием «вал Чингисхана». Наши работы на этих памятниках в начале 90-х гг. прошлого века доказали их киданьскую принадлежность.
В распоряжении «диких» монголов по-прежнему оставались, таким образом, районы северо-западной Маньчжурии, среднее и нижнее течение р. Аргуни (Эргунэ-Кун), а также степные и лесостепные районы Забайкалья, освобождавшиеся от тюркоязычных элементов. Такая ситуация сохранялась до известных событий второй половины XII в., обусловивших образование монгольского государства во главе с Чингисханом.